Грозовой плащ, защитник сирых и убогих! :D
–Шаааа!!! – тень, завернутая с ног до головы в темно–голубую ткань на манер плаща, скользит по начищенным каменным плитам Синего дворца, – Шааааааа!
Обессиленная Элисиф Прекрасная лежит на полу, раскрыв мучительно рот. Её преданный помощник Фолк Огнебород, украдкой стирая подступающие слезы, пытается поднять свою госпожу. Рядом, с совершенно красным лицом, стоит Довакин, растерянный и подавленный.
–Уууу!!! Шаааа! – вопит тень, и пролетает мимо, вызывая у Элисиф ещё одну истерику.
–Уберитееее…..ааааахааахаааа…аааа..ааааааа….. умруууу…живооот….надорвала….оооооооо….
Фолк Огнебород не выдерживает, и валится от смеха на пол рядом с ней. Хмурые и бледные Братья Бури стараются не смотреть на темно–голубое нечто, а Довакин прячет своё лицо в ладонях.
–Братья, – наконец объявляет он, устало сжимая переносицу, – Галмар такого не сможет пережить, у него сердце слабое, поэтому, не пускайте его сюда. Просто скажите, что Ульфрик резко захотел побеседовать с Элисиф на неприличные темы, а она не рассчитала силу и ночным горшком по голове…эээ… В общем, Ралоф, объяснишь.
Один из солдат хмуро кивает, и выходит за дверь.
Довакин подходит к Ульфрику Буревестнику, который хитро посмеивается и грозит мечом огромной вазе с высаженным в неё снежноягодником, и тихо зовет:
–Мой ярл, вы меня слышите? Ульфрик?
–Я не твой ярл, – Ульфрик резко оборачивается и прячет нижнюю часть лица в складках голубой занавески, что была полчаса назад нагло украдена им из покоев Элисиф, – меня зовут не так.
–Как же вас зовут, ярл?
–Зови меня, – Ульфрик делает торжественную паузу и выдыхает, – зови меня Грозовой Плащ!
Довакин несколько минут во все глаза таращится на спятившего ярла Виндхельма, не в силах вымолвить ни слова.
–Нам трындец, – наконец вздыхает победитель Алдуина и бредет прочь.
Полная луна освещает тихий, скрытый пышными кустами, берег реки. Вода задорно журчит; лепестки горноцвета, обрываемые нежной женской ручкой, плывут вниз по течению. Сквозь мягкий посвист сверчков слышится легкое дыхание, изредка прерываемое звуками поцелуев и тихим, словно звон колокольчиков, женским смехом. Юная зеленоглазая нордка с тяжелой, до пояса, косой, сидит в объятиях молодого бравого бретонца.
–Эй, смотри, какая девка сочная! – из кустов высунулись три нагло ухмыляющиеся небритые рожи, а через мгновение перед парочкой появились три тощих оборванных разбойника, с топориками наперевес.
Парень нахмурился, отсадил в сторону ойкнувшую девушку и закатал рукава простой хлопковой рубахи.
Послышались звуки ударов, и во все стороны полетели бандитские зубы.
–Стой, злодей! – громовой раскатистый бас прокатился по берегу реки, словно штормовой порыв, да такой силы, что даже сверчки затихли, – кто ты таков, злодей, что поднял руку на честных нордов?!
На полянке установилась полнейшая тишина.
–Это кто? И вообще, где? – шепотом спросил один из разбойников, повиснув на бретонце, словно тухлый заяц на плетне.
–Я здесь! – из всё тех же кустов вышел человек, закутанный в темно–голубой плащ. На голове у него была надета то ли зубчатая корона из торчащих во все стороны клыков хоркера, то ли драконий шлем, сделанный на тот же манер, – Я – защитник скайримской земли! Отпусти этих нордов, злодей!
–Да они на нас напасть хотели! – возмутился было парень, но крепкий кулак незнакомца заставил его отлететь на несколько метров в сторону и затихнуть. Девица заголосила дурным голосом и кинулась к любимому, а «честные норды», боясь отхватить за компанию, спешно скрылись.
–Да нет же, как ты меч держишь?! – Вилкас уже в который раз хватался поочередно сначала за голову, потом за сердце, – Это же не гигантская ложка, ну кудааа?
Новички Соратников в этом году были не просто плохи, а отвратительны. Они не умели делать вообще ничего, кроме пресловутой ложки в руках ничего не могли держать, а своей непосредственностью доводили старших Соратников до белого каления. Чего только стоит просьба постирать паренькам штаны, адресованная Эйле? Сдержать женщину, уже начавшую от гнева превращаться в вервольфа, удалось только чудом.
И вот сейчас, вместо тренировок с манекенами получалось что–то невообразимое. Мечи падали на пол, улетали за ограждение, приземлялись в Небесной Кузнице, но по соломенным манекенам не попадал ни один из новичков.
–Отойдите, норды, – с крыши Йорваскра послышался басовитый голос, – эти соломенные идолы – приспешники даэдра, они поглотят ваши души.
–Ах ты ж мать моя честная нордка! – Вилкас оглянулся на крышу и с ужасом узнал в восседавшем там типе Ульфрика Буревестника, – Фаркас! Ты посмотри, что у нас на крыше сидит! Как он залез туда?!
Брат Вилкаса поднял взгляд, флегматично осмотрел гордую посадку бывшего ярла Виндхельма, и пожал плечами:
–Ну, наверное ногами залез. Пусть сидит, чего уж там, мне не жалко.
Однако, когда вечером того же дня Фаркасу пришлось сооружать новые манекены, взамен порубленных Ульфриком в щёпки, он был уже другого мнения.
–А я тебе говорю, Шурна, надо было послать молоденькую девочку, она бы вмиг этих молодцев к нам привела. Вот тебе и сердце, и плоть, – старая ворожея шумно дышала и помешивала в котелке зелье.
–Да ты что, не видела их оружия? – возражала вторая, более старая и осторожная, – Нас бы вмиг ощипали! По два кинжала на поясе, по два в сапоге, и у одного еще что–то сзади торчало.
–Дура старая, это стрела у одного торчала, да из мягкого места! После боя шли, скрутить их было легче легкого!
–Сударыни, – внезапно раздавшийся спокойный голос заставил ворожей подскочить на месте от неожиданности, – я пришел объявить, что намерен вызвать вас на бой, ибо вы, отродье поганое, Изгоям мерзким помогаете в Пределе безобразничать, да и вообще, уж очень вида мерзостного.
Ворожеи помолчали, во все глаза рассматривая чудака в голубом плаще.
–Шурна, – неуверенно начала одна, – а не помешавшийся ли это Ульфрик Буревестник? Больно рожа у него такая, прямо нордская.
–Ты, Ренва, сама помешалась. Ульфрик ходит и вопит, что нордов спасает от всяческих вражин. А этот только нас убить хочет, как и все.
–Прошу прощения, сударыни облезлые, – негодующе вклинился Ульфрик, – Попрошу меня звать Грозовой плащ! Я – защитник обездоленных и сирых, убогих и несчастных, обиженных и удрученных!
–Ну, нордов же, я так и сказала, – обрадовалась Ренва, – я ж говорю – морда у него шибко нордская! Грязная такая, неумытая.
–А ты представь, какие у него ножные обмотки, раз рожа грязная такая? Умыться–то всяко легче и проще, чем одёжу постирать.
–Ну не скажи. Сама посуди, обмотки или трусы те же, они сверху одёжей прикрыты. А рожа–то нет. Вот пыль сразу на ней оседает, а одёжа всё остальное прикрывает, от пыли и грязи защищает. Так что может быть сверху грязно, а внизу – чище.
–Да не может такого быть! Раз рожа в грязи – и остальное тоже!
–Ну, давай проверим. Эй, Ульфрик Бурепомешанный, али как тебя там? Поди–ка сюда. Эй, эй, куда же ты, куда побежал?!
Обессиленная Элисиф Прекрасная лежит на полу, раскрыв мучительно рот. Её преданный помощник Фолк Огнебород, украдкой стирая подступающие слезы, пытается поднять свою госпожу. Рядом, с совершенно красным лицом, стоит Довакин, растерянный и подавленный.
–Уууу!!! Шаааа! – вопит тень, и пролетает мимо, вызывая у Элисиф ещё одну истерику.
–Уберитееее…..ааааахааахаааа…аааа..ааааааа….. умруууу…живооот….надорвала….оооооооо….
Фолк Огнебород не выдерживает, и валится от смеха на пол рядом с ней. Хмурые и бледные Братья Бури стараются не смотреть на темно–голубое нечто, а Довакин прячет своё лицо в ладонях.
–Братья, – наконец объявляет он, устало сжимая переносицу, – Галмар такого не сможет пережить, у него сердце слабое, поэтому, не пускайте его сюда. Просто скажите, что Ульфрик резко захотел побеседовать с Элисиф на неприличные темы, а она не рассчитала силу и ночным горшком по голове…эээ… В общем, Ралоф, объяснишь.
Один из солдат хмуро кивает, и выходит за дверь.
Довакин подходит к Ульфрику Буревестнику, который хитро посмеивается и грозит мечом огромной вазе с высаженным в неё снежноягодником, и тихо зовет:
–Мой ярл, вы меня слышите? Ульфрик?
–Я не твой ярл, – Ульфрик резко оборачивается и прячет нижнюю часть лица в складках голубой занавески, что была полчаса назад нагло украдена им из покоев Элисиф, – меня зовут не так.
–Как же вас зовут, ярл?
–Зови меня, – Ульфрик делает торжественную паузу и выдыхает, – зови меня Грозовой Плащ!
Довакин несколько минут во все глаза таращится на спятившего ярла Виндхельма, не в силах вымолвить ни слова.
–Нам трындец, – наконец вздыхает победитель Алдуина и бредет прочь.
Полная луна освещает тихий, скрытый пышными кустами, берег реки. Вода задорно журчит; лепестки горноцвета, обрываемые нежной женской ручкой, плывут вниз по течению. Сквозь мягкий посвист сверчков слышится легкое дыхание, изредка прерываемое звуками поцелуев и тихим, словно звон колокольчиков, женским смехом. Юная зеленоглазая нордка с тяжелой, до пояса, косой, сидит в объятиях молодого бравого бретонца.
–Эй, смотри, какая девка сочная! – из кустов высунулись три нагло ухмыляющиеся небритые рожи, а через мгновение перед парочкой появились три тощих оборванных разбойника, с топориками наперевес.
Парень нахмурился, отсадил в сторону ойкнувшую девушку и закатал рукава простой хлопковой рубахи.
Послышались звуки ударов, и во все стороны полетели бандитские зубы.
–Стой, злодей! – громовой раскатистый бас прокатился по берегу реки, словно штормовой порыв, да такой силы, что даже сверчки затихли, – кто ты таков, злодей, что поднял руку на честных нордов?!
На полянке установилась полнейшая тишина.
–Это кто? И вообще, где? – шепотом спросил один из разбойников, повиснув на бретонце, словно тухлый заяц на плетне.
–Я здесь! – из всё тех же кустов вышел человек, закутанный в темно–голубой плащ. На голове у него была надета то ли зубчатая корона из торчащих во все стороны клыков хоркера, то ли драконий шлем, сделанный на тот же манер, – Я – защитник скайримской земли! Отпусти этих нордов, злодей!
–Да они на нас напасть хотели! – возмутился было парень, но крепкий кулак незнакомца заставил его отлететь на несколько метров в сторону и затихнуть. Девица заголосила дурным голосом и кинулась к любимому, а «честные норды», боясь отхватить за компанию, спешно скрылись.
–Да нет же, как ты меч держишь?! – Вилкас уже в который раз хватался поочередно сначала за голову, потом за сердце, – Это же не гигантская ложка, ну кудааа?
Новички Соратников в этом году были не просто плохи, а отвратительны. Они не умели делать вообще ничего, кроме пресловутой ложки в руках ничего не могли держать, а своей непосредственностью доводили старших Соратников до белого каления. Чего только стоит просьба постирать паренькам штаны, адресованная Эйле? Сдержать женщину, уже начавшую от гнева превращаться в вервольфа, удалось только чудом.
И вот сейчас, вместо тренировок с манекенами получалось что–то невообразимое. Мечи падали на пол, улетали за ограждение, приземлялись в Небесной Кузнице, но по соломенным манекенам не попадал ни один из новичков.
–Отойдите, норды, – с крыши Йорваскра послышался басовитый голос, – эти соломенные идолы – приспешники даэдра, они поглотят ваши души.
–Ах ты ж мать моя честная нордка! – Вилкас оглянулся на крышу и с ужасом узнал в восседавшем там типе Ульфрика Буревестника, – Фаркас! Ты посмотри, что у нас на крыше сидит! Как он залез туда?!
Брат Вилкаса поднял взгляд, флегматично осмотрел гордую посадку бывшего ярла Виндхельма, и пожал плечами:
–Ну, наверное ногами залез. Пусть сидит, чего уж там, мне не жалко.
Однако, когда вечером того же дня Фаркасу пришлось сооружать новые манекены, взамен порубленных Ульфриком в щёпки, он был уже другого мнения.
–А я тебе говорю, Шурна, надо было послать молоденькую девочку, она бы вмиг этих молодцев к нам привела. Вот тебе и сердце, и плоть, – старая ворожея шумно дышала и помешивала в котелке зелье.
–Да ты что, не видела их оружия? – возражала вторая, более старая и осторожная, – Нас бы вмиг ощипали! По два кинжала на поясе, по два в сапоге, и у одного еще что–то сзади торчало.
–Дура старая, это стрела у одного торчала, да из мягкого места! После боя шли, скрутить их было легче легкого!
–Сударыни, – внезапно раздавшийся спокойный голос заставил ворожей подскочить на месте от неожиданности, – я пришел объявить, что намерен вызвать вас на бой, ибо вы, отродье поганое, Изгоям мерзким помогаете в Пределе безобразничать, да и вообще, уж очень вида мерзостного.
Ворожеи помолчали, во все глаза рассматривая чудака в голубом плаще.
–Шурна, – неуверенно начала одна, – а не помешавшийся ли это Ульфрик Буревестник? Больно рожа у него такая, прямо нордская.
–Ты, Ренва, сама помешалась. Ульфрик ходит и вопит, что нордов спасает от всяческих вражин. А этот только нас убить хочет, как и все.
–Прошу прощения, сударыни облезлые, – негодующе вклинился Ульфрик, – Попрошу меня звать Грозовой плащ! Я – защитник обездоленных и сирых, убогих и несчастных, обиженных и удрученных!
–Ну, нордов же, я так и сказала, – обрадовалась Ренва, – я ж говорю – морда у него шибко нордская! Грязная такая, неумытая.
–А ты представь, какие у него ножные обмотки, раз рожа грязная такая? Умыться–то всяко легче и проще, чем одёжу постирать.
–Ну не скажи. Сама посуди, обмотки или трусы те же, они сверху одёжей прикрыты. А рожа–то нет. Вот пыль сразу на ней оседает, а одёжа всё остальное прикрывает, от пыли и грязи защищает. Так что может быть сверху грязно, а внизу – чище.
–Да не может такого быть! Раз рожа в грязи – и остальное тоже!
–Ну, давай проверим. Эй, Ульфрик Бурепомешанный, али как тебя там? Поди–ка сюда. Эй, эй, куда же ты, куда побежал?!
