Rinochek

"1% взрослого населения планеты владеет 40% глобальных активов, 10% владеют 85% всех богатств мира, совокупное богатство одной тысячи самых богатых людей вдвое превышает средства, имеющиеся у 2,5 миллиардов самых бедных людей, верхний 1% в две тысячи раз богаче нижних 50% мирового населения, 3 миллиарда живут ниже черты бедности (2 доллара в день), богатейшие 20% потребляют 90% всех производимых благ, а беднейшие 20% потребляют 1%"

Излюбленный риторический прием левых. Но, что самое интересное, они обычно просто выдают такую статистику, сопровождая патетическими завываниями и заламываем рук: "неужто эти люди, настолько полезны для общества?!" Но без пояснения, как мы можем преодолеть эту вопиющую якобы несправедливость. А ведь это как раз самое важное.

Был хороший пример у Нозика, который я немного видоизменю для пущей понятности. Вот есть такая стримерша Карина: лет в 17 она начала делать трансляции на ютуб того, как она играет в Доту. При этом за небольшую плату можно написать ей коммент, который будет зачитан роботом. Подписчики в основном пишут ей всякие гадости - Карина эпично материт их в ответ. Все довольны, всем весело. У Карины более 500 тыс. подписчиков, но самое главное - Карина стала миллионершей.

Так Карина вошла в 1% богатейших молодых телочек мира, которые потребляют 90% всех производимых благ, тогда как беднейшие телочки Судана и Эфиопии живут на 2 доллара в день и потребляют меньше 1% произведенных благ. Чем Карина заслужила такое изобилие, что полезного сделала для общества? Что же с ней такой плохой делать?

Можно пойти по соцдем пути - обложить ее налогом и отдать все врачам, учителям, брюссельским бюрократам и прочим условно полезным людям. Но все равно придется оставить ей возможность разбогатеть - иначе какой ей прок пилить стримы?

Тогда она все равно войдет пусть не в 1%, но в 3% богатейших молодых телочек мира - и у леваков все равно будет повод для того, чтобы заламывать руки и кричать о несправедливости. Для наведения справедливости придется все-таки все отнять и поделить. Пускай при этом рухнет вся мировая экономика, мы вернемся на уровень потребления средних веков, а каждый получит примерно 3 доллара на рыло. Зато справедливо.

Но ведь завтра публика снова добровольно понесет свои кровные Карине, как несли раньше! Значит единственный способ уничтожить несправедливое богатство Карины - это запретить людям давать ей деньги. Причем полностью т.к. ее кэшфлоу складывается из мелким сумм вроде 10р. То есть, для предотвращения формирования 1% нужно запретить ВСЕМ распоряжаться деньгами, плодами своего труда - проще говоря, сделать всех рабами. Именно этот единственно возможный путь и предлагают левые (предпочитая его особо не афишировать)."

Успех стран Скандинавии является предметом зависти для многих левых и левоцентристских политиков, на Скандинавию молятся многие интеллектуалы, селебритис и сочувствующая им публика. Брюс Спрингстин во время своего визита в Париж заявил, что он мечтает о том, чтобы в США была принята модель государства всеобщего благосостояния (“welfare state”), подобная шведской. Известный музыкант далеко не одинок в своих мечтаниях. Сторонники социал-демократических идей рассматривают эти страны как успешные примеры государств с высоким налогообложением и щедрыми социальными выплатами. Эти чаяния часто разделяет широкая публика, рассматривая эти страны как идеал, причём зачастую симпатии к нордической модели социал-демократии можно услышать даже от тех, кто не считает себя сторонником социал-демократии и левых идей в принципе.

Этот восторг не является беспочвенным. Скандинавские страны являются успешными, даже уникально успешными. Высокий уровень жизни, низкий уровень преступности, высокая продолжительность жизни и относительно равное распределение доходов. Различные международные рейтинги регулярно включают страны Скандинавии в список одних из лучших, если не лучших мест для жизни. К примеру, в “Better life index” от ОЭСР Швеция, Норвегия, Дания, Исландия и Финляндия занимают 2, 3, 5, 9 и 10 места соответственно. Или, например, в Mothers’ Index Rankings, где сравниваются экономические условия для детей и матерей, первые пять мест занимают Норвегия, Финляндия, Дания, Швеция и Исландия.

Если не задумываться о причинах подобного положения, то ответ на вопрос стоит ли адаптировать нордическую экономическую модель в других странах становится очевидным. Скандинавские страны, в частности Швеция, имеют огромное государство всеобщего благосостояния и крайне успешны. Часто это выдаётся за доказательство того, что политика “третьего пути” между социализмом и капитализмом прекрасно работает, и что другие страны могли бы достичь подобного успеха в случае изменения своей экономической политики на манер Скандинавии. Однако, если внимательно изучить историю и общество Скандинавии, этот аргумент не выдерживает критики.

Прежде всего, надо понять по каким причинам Скандинавия является уникальной, и эта причина отнюдь не в раздутом “welfare state”, в котором на самом деле нет ничего уникального. Скандинавские страны отличаются гомогенным населением, высокими уровнями социального доверия, общественного участия и сплочённости, культурой индивидуальной ответственности и сильной рабочей этикой. Все они предшествовали появлению welfare state. Эти социальные институты, в частности, сыграли важную роль в быстром экономическом росте Дании, Швеции и Норвегии, которые из бедного аграрного захолустья превратились в одни из самых богатых стран мира. Сильная рабочая этика и высокий уровень социального доверия позволили поднять налоги и щедро раздавать деньги, позволяя не опасаться за злоупотребления и прочие нежелательные эффекты. Важно понимать, что накопление социального капитала — это очень долгий процесс, но это работает и в другую сторону — должно было пройти достаточно большое количество времени, чтобы эффект разложения социального капитала благодаря щедрым подачкам со стороны государства начал себя проявлять. Даже в таких хорошо функционирующих обществах, как скандинавские страны, проблемы “культуры зависимости” и высоких налогов, подрывающих любые инициативы, начинают проявляться в долгосрочной перспективе, но об этом чуть ниже.

Как так получилось, что у скандинавских стран наличествуют сильный акцент на индивидуальную ответственность и мощный социальный капитал? Религия, климат и история сыграли в этом свою роль. Можно вспомнить пресловутую “протестантскую рабочую этику”, однако она является не единственным фактором. Согласно шведскому экономисту Ассару Линдбеку, шведским земледельцам было крайне сложно выжить в агрессивной среде холодного климата без упорной работы. Из этой необходимости развилась культура с сильным фокусом на упорный труд и индивидуальную ответственность. Однако, Скандинавия уникальна не только своим холодным климатом, но и тем, что большую часть истории среди населения большую часть составляли независимые крестьяне, в то время как в остальной Европе доминировала феодальная система, где крестьяне не владели землёй. За исключением Дании, феодализм вместе с крепостным правом не получили особого распространения в Скандинавии. Таким образом, тяжелая работа была не только необходимостью для выживания, но и получала позволять награду за свои труды из-за повсеместного владения землёй. Также в Скандинавии развился высокий уровень социальной сплоченности, что позволило иметь самый высокий уровень доверия в мире.

Социальный капитал является весьма важным фактором. К примеру, высокий уровень социального доверия повышает экономический рост и снижает напряженность в обществе. Мы можем понять, что простое расширение правительственных расходов не ведёт к благополучию на подобие того, что мы видим в Скандинавии, взглянув на простые примеры. Правительственные расходы составляют 51.2% ВВП в Швеции и 51.9% в Греции. При всём при этом, Греция является аутсайдером Европы, находящимся в глубоком экономическом кризисе. У Италии этот показатель составляет 49.8%, во Франции - 56.1%. Хоть эти страны по-прежнему являются развитыми, состояние их экономик далеко от благополучного, и общий результат по-прежнему не может сравниться со странами Скандинавии. Ещё одно сравнение - гос. расходы составляют 43.9% ВВП Норвегии, в/на Украине - 45.6%. Как видим, простая накачка бюджета деньгами не приводит к магическому превращению страны в Скандинавию. Если мы что и можем выучить из истории скандинавского общества так это то, что вещь, широко определяемая как “культура”, весьма важна. Исследования подтверждают этот тезис - к примеру, страны с более высоким уровнем доверия могут увеличивать гос. сектор с меньшим уроном для экономики. Скандинавия в этом плане является действительно уникальной - накопленный ею социальный капитал позволил сначала продемонстрировать феноменальный экономический рост (естественно, социальный капитал НЕ является единственным фактором), а затем и внедрить концепцию “welfare state” с гораздо меньшим уроном для экономики. Впрочем, законы экономики всегда берут свои, и это помогло лишь отложить неизбежное.

Вопреки сложившемуся за последние десятилетия мнению, на протяжении большей части современной истории Швеция поддерживала благоприятную обстановку для бизнеса. Единственным исключением стал период 1970-95, который характеризовался наиболее обширной политикой “welfare state” и заигрыванием с попытками построить рыночный социализм. Как и полагается, данный период характеризуется экономической стагнацией, в частности экономического роста и создания рабочих мест. С 1950 население Швеции увеличилось с 7 до 9 миллионов, однако за это время было создано практически ноль (!) рабочих мест в частном секторе. История других скандинавских стран в этом плане примерно такая же.

Это правда, что Скандинавия поддерживает высокий уровень жизни, несмотря на высокий уровень налогообложения, однако это вовсе не означает, что высокие налоги не вредят экономике. Существуют многочисленные исследования, показывающие, что высокие налоги вредят экономическому росту. Однако скандинавские страны,за исключением периода, упомянутого выше, сочетали политику свободы бизнеса и свободы торговли с высокими налогами, что позволяло смягчить снижение. Надо понимать, что при прочих равных факторах экономический рост в системе с высокими налогами всегда будет ниже, чем в системе с более низкими. Так, согласно исследованию Европейского ЦБ, увеличение налогообложения на 1% ВВП в долгосрочной перспективе снижает ВВП на душу населения на 0.5-1%. Подобных исследований много, но самое интересное - это исследование от датских экономистов, которые говорят о неэффективности модели с высокими налогами, считая более разумной модель с низкими налогами, приводя в пример США. Иными словами, да, Скандинавия — богатый регион, но они могли бы быть ещё богаче, не будь у них высоких налогов.

Впрочем, частично разворот от “welfare state” уже произошёл — Финляндия, Норвегия и Швеция провели значительные экономические реформы, включая либерализацию торговли, снижение налогового бремени, частичную приватизацию пенсионной системы и предоставление социальных услуг частными компаниями, а в Дании даже либерализовали рынок труда. В некоторых аспектах реформы зашли настолько далеко, что даже могут превзойти американскую систему. Например, в Швеции были введены школьные ваучеры. Уровень государственных расходов в Швеции был значительно сокращён - с более 70% ВВП в начале 90ых до 51-53% в 2000ых. В Норвегии - с 56% до 45%.

Но как вообще сложилось так, что скандинавские страны являются одними из самых развитых на планете?

Согласно общераспространённому мнению, скандинавские страны, вопреки всем экономическим законам, имея огромные социальные расходы, высокие налоги и высокую степень вмешательства в экономику, умудряются процветать. Бывший премьер-министр Швеции Ханс Йоран Перрсон даже сравнил экономику своей страны со шмелём: “С его невероятно тяжелым телом и небольшими крыльями он не должен быть способен летать - но он может”. Более того, залог экономического процветания этих стран предписывается мудрой социал-демократической политике. Однако ничего таинственного в развитии скандинавских стран нет. Фундамент процветания был заложен ещё во времена, характеризуемые наличием свободной рыночной экономики, низкими налогами и ограниченным вмешательством государства в экономику.

Ещё в 1943 году ирландский экономист Джеймс Бедди в своём исследовании задавался вопросом - почему Дания богаче, чем Ирландия? Средний доход в Дании был на 50% больше, но естественные условия были не в её пользу - по факторам вроде средней температуры, числу солнечных дней, плодородности земли и наличию полезных ископаемых Дания явно проигрывала Ирландии. Ответом явно не мог быть welfare state - в то время данная концепция находилась лишь в зачаточной стадии. В своей работе Бедди пишет: “Дания не только меньше, чем Ирландия, но и её климат менее благоприятный, её почвы в среднем легче и беднее, у неё нет угля для производства электроэнергии или водных ресурсов, чтобы компенсировать его отсутствие, у неё нет железной руды или других металлов, которые служат базисом для индустриализации. Однако, при всём при этом, при сравнении с Ирландией, в Дании больше население, в ней производится больше сельхоз продукции, у неё больше промышленность, больший объём международной торговли, более высокие доходы населения, а государственный долг, напротив, меньше.” Бедди приходит к выводу, что главная причина успеха Дании - это отличная от Ирландии экономическая система, которая куда больше полагалась на рыночные силы.

Более чем через полвека профессор экономической истории Кевин О’Рурк развил его работу. Согласно его работе, успех Дании заключался в нескольких факторах. Дания имела гомогенную культуру вкупе с политической стабильностью, в то время как Ирландия была культурно и политически разделена. Кроме всего прочего, Дания имела высокий уровень социального доверия и социального капитала (опять же). Дания также намного раньше перешла к системе частного землевладения, а датские фермеры, в отличие от ирландских, почти всегда имели доступ к кредитованию. В другой своей работе О’Рурк рассматривал проблему технологического отставания Ирландии на примере молочной индустрии (на тот момент она одной из ключевых для обеих стран):

“Технологические новшества распространяются в Дании намного быстрее чем в Ирландии, несмотря на тот факт, что обе страны являются крупными производителями молочной продукции, обе расположены в северо-западной Европе и продают свою продукцию на одном и том же рынке (Великобритании). Права частной собственности и социальный капитал сыграли ключевую роль в распространении новых технологий: недостаток социально-политической сплоченности, неопределенность с правами собственности и культурные факторы помогают объяснить причины [технологического] отставания Ирландии от Дании в этот период”.

Пример Дании отлично показывает, что свободная рыночная экономика и уникальная скандинавская культура вместе представляют собой прекрасное сочетание. Уже в конце 19го века Дания процветала - в ней конкурировали как и большие фирмы, так и небольшие ремесленные производства и кооперативы. К 1900 году Дания была одной из самых богатых стран в Европе, опережая страны вроде Франции и Германии.

Её ближайший северный сосед, Швеция, однако, была страной поздней индустриализации. Что крайне иронично, мало какая страна настолько ярко продемонстрировала феноменальный экономический рост после принятия рыночной экономики. До 1870ых Швеция была крайне бедной аграрной страной, огромное число её жителей иммигрировало в США. По мере того, как аграрное общество постепенно трансформировалось в промышленное капиталистическое, страна становилась богаче. В Швеции были крайне низкий уровень налогообложения, низкий уровень вмешательства в экономику и благоприятствующие развитию факторы - уже вышеупомянутый социальный капитал, большое число высокообразованных инженеров и предпринимателей, что дало невероятный результат. За период 1870-1936 Швеция была самой быстрорастущей развитой страной в мире, и этот феноменальный рост продолжался вплоть до 1970ых. К 1970 Швеция стала самой богатой страной Западной Европы после Швейцарии. Если в 1870 ВВП на душу населения Швеции был на 57% ниже британского, то в 1970 уже на 21% выше. За это “золотое столетие” были основаны знаменитые шведские компании вроде Volvo, IKEA, Tetra Pak, Alfa Laval, H&M и Ericsson.

Тем не менее, после наступления социал-демократической эры, рост существенно замедлился. Если за период 1870-1936 Швеция была первой среди развитых стран по экономическому росту, то за период 1936-2008 лишь 13 из 28. Надо понимать, однако, что трансформация происходила медленно. С условного начала господства социал-демократов в 1936, в течение десятилетий Швеция по-прежнему оставалась страной с довольно свободной экономикой, и лишь к 1970ым уровень правительственных расходов и налогообложения начал более-менее значительно обгонять остальные развитые страны.

У Дании случилась похожая история. С 1870 по 1924 имела 6ое место среди развитых стран по темпам экономического развития. Однако, за период с 1924 по 2008 уже лишь шестнадцатое. Как и в Швеции, датские социал-демократы изначально занимали прагматичную позицию и достаточно медленно принимали свою политику. Переход к модели высокого налогообложения случился в 70ых, и именно с 70ых Дания начала вместе с Швецией отставать от других развитых стран по темпам экономического роста.

В 1955 году уровень налогообложения в Швеции, Дании, Финляндии и Норвегии составлял 24%, 23%, 27% и 28% ВВП соответственно. Для сравнения - в Британии он тогда составлял 30%. В 1965 разница почти исчезла - в Швеции уровень налогообложения составил 31% ВВП, в Дании, Норвегии и Финляндии - 30%, в Британии - 29%. Как видим, ничего уникального в фискальной политике скандинавских стран вплоть до 1970ых не было. Тем не менее, несмотря на меньший объём социальных программ и скромный уровень налогообложения, скандинавские страны сумели стать образцово-показательными странами Европы.

Тем не менее, в 1960ые, наряду с популяризацией радикальных социалистических идей в Европе, скандинавские социал-демократические партии, прежде характеризовавшиеся прагматическим подходом к политике, радикально сдвинулись влево. Наибольшим образом это проявилось в Швеции, где была выработана так называемая концепция “третьего пути”. Основная идея состояла в том, чтобы заменить рыночную экономику на нечто более близкое к плановой экономике. Однако, новая модель, полагавшаяся на сильное вмешательство государства в экономику, оказалась полным провалом, так как она попросту не могла обеспечить устойчивое экономическое развитие. Швеция не смогла избежать суровой реальности экономических законов. Но об этом в следующей части.

http://www.oecdbetterlifeindex.org/#/11111111111

http://www.savethechildren.org/atf/cf/%7B9def2ebe-10ae-432c-...

http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2211857

http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.4284/0038-4038-78.4.13...

http://www.ecb.europa.eu/events/pdf/conferences/ws_pubfinanc...

https://journalistsresource.org/wp-content/uploads/2011/08/G...

http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2457349

https://www.researchgate.net/publication/235932972_Where_You...

http://mzwvl.acw.be/attachments/article/677/Delhey.pdf

https://www.econstor.eu/bitstream/10419/76313/1/cesifo_wp976...

http://www.ifn.se/wfiles/wp/wp428.pdf 

После развала СССР и Организации Варшавского договора появился анекдот: единственное место, где коммунизм до сих пор процветает — это гарвардский факультет политологии. Действительно, в академической среде левые идеи распространены куда более, чем где-либо ещё. Почему интеллектуалы поддерживают социализм, государственное вмешательство в экономику и прогрессивную шкалу налогообложения?

В 1989 году Carnegie Foundation for the Advancement of Teaching провели опрос, согласно которому 70% профессоров колледжей и университетов назвали себя либералами (в современном значении, а не в классическом — т.е., социалистами), и только менее 20% — консерваторами. [1]

Едва ли лучше ситуация со студентами. Кристофер Кардифф и Дэниэл Кляйн провели опрос в 11 калифорнийских университетах, затрагивающий политические предпочтения учащихся. Среднее соотношение демократов к республиканцам — 5:1, в некоторых университетах оно доходило до 11:1. Однако в бизнес-колледжах и на экономических факультетах данное соотношение в среднем составляло 2.8:1, что неудивительно — чем больше ты понимаешь в экономике, тем менее ты симпатизируешь левым идеям. К сожалению, ни в одном из университетов число «республиканцев» не превышало число «демократов». [2]

И это действительно пугает, потому что интеллектуальная элита всегда являлась проводником идей к государству и народу. Октябрьская революция не случилась сразу: её полвека готовили русские революционные демократы: разночинцы, народники, писатели вроде Герцена, Чернышевского, Некрасова и т. д.

Неужели чем более ты образован, тем сильнее ты склоняешься к социализму? В своём эссе «Интеллектуалы и социализм» [3] Хайек описал, почему левые идеи так популрны в академических кругах. Дело в том, что правые интеллектуалы после завершения образования пытаются реализовать себя в бизнесе или иной профессиональной сфере, в то время как левые не могут выжить за пределами своих университетов и остаются работать там. Именно так высшие учебные заведения стали рассадником левых.

Но почему не глупые, в общем-то, люди стали поддерживать социализм?

Первая причина — экономическая. Не секрет, что многие университеты зависимы от государственного финансирования. От 20% доходов в частных университетах и до 50% в государственных — это федеральные субсидии. Треть всех студентов получает финансовую помощь от государства. [4] Поэтому неудивительно, почему интеллектуальная элита заинтересована в «государстве всеобщего благоденствия».

Вторая причина — психологическая. Студенты и профессоры нередко считают себя умнее простого народа, поэтому они самоуверенно полагают, что именно их идеи верные и именно им суждено преобразовать общество. Существует также забавное предположение Роберта Нозика: профессора предпочитают коллективизм и авторитаризм, потому что именно по этим принципам работают милые их сердцу университеты и колледжи [5].

Но не всё так пессимистично. Интеллектуальная монополия университетов подорвана из-за развития Интернета и прочих средств коммуникации. Кроме того, самые быстро развивающиеся университеты в США — это University of Phoenix и DeVry University, которые выпускают специалистов, заточенных на практику, а не оторванных от реальности левых мыслителей.

По статье https://mises.org/library/why-intellectuals-still-support-so...

[1] Cited in Dwight Lee, "Go to Harvard and Turn Left: The Rise of Socialist Ideology in Higher Education," in T. William Boxx and Gary M. Quinlivan, eds., The Cultural Context of Economics and Politics (Lanham, MA: University Press of America, 1994), pp. 15–26.

[2] http://www.criticalreview.com/2004/pdfs/cardiff_klein.pdf

[3] https://mises.org/etexts/hayekintellectuals.pdf

[4] US Department of Education, National Center for Education Statistics, "Financial Statistics of Institutions of Higher Education" surveys; and Integrated Postsecondary Education Data System (IPEDS), "Finance" surveys, as reported in 1996 Digest of Education Statistics (Washington, D.C.: National Center for Education Statistics, 1996).

[5] https://www.libertarianism.org/publications/essays/why-do-in...

Автор: Борис Вербин

В начале 21 века немецкая экономика была не в лучшей форме: около-нулевой рост ВВП, безработица, стабильно находившаяся в районе 10%, огромные средства были потрачены на воссоединение двух Германий (всего $1.9 триллиона [1]). Пресса называла Германию «больным человеком Европы». Особенные проблемы были на рынке труда: щедрая система социальной помощи отбивала у безработных всякое желание идти работать, а эксплуатация этой системы стала чем-то вроде национального спорта [2]. Однако, в 2005 ВВП всё-таки начал расти, а в 2006 началось резкое снижение безработицы, которая в 2015 достигла своего двадцатилетнего минимума [3]. Данный феномен разительно отличался от общеевропейских тенденций, поэтому получил название «чуда» (Jobwunder). Что же стало его причиной? Действительно ли это произошло благодаря правительственным реформам Agenda 2010?

Чтобы понимать процессы на рынке труда, нужно иметь инструменты для его анализа. Наилучшим таким инструментом является модель спроса и предложения. Эта простая модель описывает общие тенденции изменения зарплат и безработицы и, в общем, есть «рабочей лошадкой» всего анализа рынка труда. Изменения в зарплатах/занятости возникают из-за сдвигов кривой спроса на труд, или сдвигов кривой предложения труда. Сдвиги спроса возникают из-за технического прогресса, торговли, глобализации, а также изменений цены труда. Сдвиги предложения возникают из-за демографических изменений, изменения поведения домохозяйств, изменение системы социальных выплат и велфера. Немецкие реформы относятся как раз к последнему типу. Также, нельзя забывать о том, что профсоюзы и ассоциации работодателей влияют на установление зарплат (и, соответственно, уровня занятости) и держат их на уровне, отличном от оптимального [4].

Что же такое Agenda 2010? В 2003 необходимость реформ стала очевидна всем. Канцлер Германии Герхард Шрёдер выступил перед Бундестагом с общим планом реформ, целью которых было стимулировать экономический рост и снизить безработицу. Эти реформы были очень непопулярны среди партий левого толка и немецкого населения в целом, поскольку они предполагали снижение налогов, снижение расходов на медицину, снижение пенсионных выплат, и самое главное, серьезное урезание помощи безработным. Программа реформ велфера проходила в 4 этапа, которые назывались Hartz I, Hartz II, Hartz III и Hartz IV. Наибольшую известность получил последний этап, который объединил бывшие долгосрочные выплаты безработным ('Arbeitslosenhilfe') и социальную помощь ('Sozialhilfe'), урезав их до €374/месяц. Также, были объединены федеральные и местные агентства занятости, что уменьшило бюрократию и обеспечило более персонифицированный подход к безработным[5], [6]. Реформы, несмотря на недовольство общественности и увеличение неравенства в зарплатах, имели оглушительный успех, ведь безработица снизилась почти вдвое.

Стоит заметить, что на немецком рынке труда в девяностых-нулевых происходило много различных процессов: растущая популярность временного трудоустройства (part-time jobs) и «мини-работ» (mini-jobs), связанная с дерегуляцией рынка подобных работ; повышение неравенства в верхней части распределения зарплат, связанное с неравенством прибыли в разных секторах экономики; снижение стоимости труда. Однако именно реформы Хартца убрали ключевой барьер (щедрый велфер), мешавший оптимальному распределению зарплат (и, соответственно, уровня занятости) в нижней части распределения, а также повысили давление на безработных, чтобы те искали работу и более охотно принимали предложения на работу [4].

Любопытно, что свободный рынок труда не вызывает симпатии у немцев. Так, профсоюзы ведут успешную политическую борьбу против временного трудоустройства и «сомнительных» форм трудоустройства, а опросы показывают, что 80-85% граждан одобряют гарантированную законом минимальную зарплату [4].

Таким образом, рецепт понижения безработицы в развитых странах прост: дерегуляция рынка труда и урезание велфера. Об этом нам говорит классическая экономика и это подтверждается прекрасным опытом Германии.

Источники:

[1] - http://www.reuters.com/article/us-germany-wall-idUSTRE5A613B...

[2] - The Boston Globe, October 12, 1997, p. F1.

[3] - http://www.statista.com/statistics/227005/unemployment-rate-...

[4] - http://sfb649.wiwi.hu-berlin.de/papers/pdf/SFB649DP2016-005....

[5] — https://en.wikipedia.org/wiki/Agenda_2010

[6] — https://en.wikipedia.org/wiki/Hartz_concept

График — http://www.statista.com/statistics/227005/unemployment-rate-...  

В левом секторе твиттера недавно начал набирать популярность хэштэг #ResistCapitalism. Набранные с айфонов твиты повествовали об аморальной, разрушительной и несправедливой системе. Согласно прогрессивной популистке (а ныне и папской советнице) Наоми Кляйн, с начала 90-ых капитализм принял наиболее “хищническую” форму. И правда, распространение капитализма и свободной торговли вызвало эру беспрецедентно низкого экономического роста, высокой безработицы и бедности, и стремительно растущего неравенства.

Шучу. На самом деле всё ровно наоборот. Среднемировое качество жизни стремительно улучшается. Если в 1990 целых 37% населения мира жили меньше, чем на $1.9 в день, то к 2012 эта цифра уменьшилась уже до 12.8%. В 2015 она упала ниже 10%. Это результат не перераспределения благосостояния, как бы там не хотелось многим. Это - результат массивного его увеличения.

Экономисты Давид Доллар и Аарт Край, используя данные более 100 стран, обнаружили, что рост доходов нижних 40% населения высоко коррелирует с показателями экономического роста. В то же время, снижение неравенства повлияло на их благосостояние лишь в незначительной мере.

Однако, несмотря на всё это, у глобализации существует гигантское количество противников. Их точка зрения заключается в том, что страны первого мира нещадно эксплуатируют страны третьего мира, где люди трудятся в полурабских условиях, а международные корпорации высасывают все ресурсы, не давая ничего взамен.

Некоторые даже предлагают ограничить, а то и вовсе запретить торговлю со странами, где трудовые условия не отвечают определенным нормам. Однако, с этой идеей, при всех её благих намерениях, существует много проблем. Для начала надо понимать почему в странах третьего мира платят столь малые суммы. Происходит это отнюдь не из-за жадности работодателей (хотя, конечно, существуют и исключения), а из-за крайне низкой производительности труда. Рост производительности достигается при помощи развития инфраструктуры, образования, инвестиций, улучшения организации работы, внедрения новой техники и так далее. К сожалению, очень многие забыли, что хорошие условия труда в развитых странах - это не данность, а достижение, заработанное десятилетиями труда. Мы, конечно, можем потребовать увеличения зарплат в развивающихся странах - но тогда местные фирмы попросту не выдержат конкуренции с развитыми странами, где производительность труда выше. Таким образом, в бедных странах вырастет безработица. Известный экономист Пол Кругман назвал подобную идею улучшением условий труда в теории и безработицы на практике. Посол Мексики в США отметил, что в бедных странах альтернативой низкооплачиваемой работе является не высокооплачиваемая работа, а её отсутствие. Возведение дополнительных торговых барьеров усугубит проблему бедности. Уже существующие барьеры сдерживают рост развивающихся стран на 0.6-1.6% ежегодно.

Но что куда более интересно, иностранные фирмы в странах третьего мира предлагают намного лучшую альтернативу местной работе. Так, например, зарплаты в швейной промышленности Бангладеша, Китая и Вьетнама значительно выше средних по стране. В Центральной Америке эта разница составляет 3-7 раз.

Другое исследование, опубликованное в Journal of Development Economics, выявило, что расширение швейной индустрии в Бангладеше помогло увеличить занятность и доход молодых женщин, благодаря чему они могут позволить себе траты на обучение. Более того, развитие промышленности в итоге сыграло больший эффект в повышении уровня образования женщин, чем правительственные программы, его поощряющие.

Неудивительно, что 85% людей, живущих в развивающихся странах, верят, что строительство фабрик иностранными компаниями является хорошим явлением. Несмотря на все разговоры, исследования показывают, что мультинациональные компании предоставляют рабочим странам третьего мира в среднем более высокие зарплаты и лучшие условия работы, по сравнению с местными альтернативами.

Ко всему прочему, строительство заводов иностранными компаниями увеличивает спрос на низкоквалифицированную силу, что вызывает рост зарплат для местных рабочих. Это подтверждается эмпирическими исследованиями — иностранные инвестиции снижают неравенство и бедность благодаря росту доходов низкоквалифицированных работников.

Помимо роста дохода иностранные компании могут улучшить благосостояние местного населения, предоставляя недорогую продукцию. Недавнее исследование национального бюро экономических исследований показало, что распространение иностранных торговых сетей вроде Wal-Mart значительно снижает стоимость жизни как для бедных, так и для богатых, улучшая положение всех категорий населения, вне зависимости от категории дохода.

Разумеется, глобализация не лишена своих изъянов. Однако господствующее однобокое представление об “эксплуатации” и “угнетении”, не признающее практически никаких позитивных (и, замечу, значительных) достижений является в корне неверным, и скорее даже невежественным. В нём не находится места сомнению - хотя все свидетельства говорят против.