RastaJems

Сегодня я проснулся. Нет, не то что встал с кровати и открыл глаза. Я проснулся. Ведь, если человек может проснутся в другом месте, в другое время, в другой одежде – почему он не может проснутся другим человеком? Может. Есть расхожее мнение что люди не меняются – нет, они меняются. Только делают это они это редко, а многие вообще никогда. И для этих изменений, не нужны какие-либо сильные эмоциональные потрясения, нет. В один прекрасный момент можно все осознать, понять. А можно спать всю жизнь – тут как повезет, как сможешь.
Честно, я не очень хороший человек. Я делал много вещей, которыми я не горжусь и не могу гордится. Вещи, которых я стыжусь. Меня нельзя назвать ролевой моделью и примером для поведения. Я один из тех людей на чьих похоронах не будут плакать.
И не так важно, что было в моей жизни, или в вашей. Многие говорят, что их побила жизнь и они теперь такие. Я сам так говорил. И все эти обстоятельства, которые загоняют нас куда-либо и ломают. Ведь так просто сказать – что так получилось, и я ничего не мог с этим поделать. Переложит вину на что-то всемогущие, и не подконтрольное тебе.
Курильщики говорят что не могут бросить, потому что зависимы. Бред. Они могут. Но проще сказать что это обстоятельства, или всемогущая зависимость. Легко говорить что у тебя нет тех условий что есть у других. Но ведь никто не обещал тебе жизнь на равных условиях. Никто не говорил что все будет просто, все будет справедливо, нет. Так откуда такая уверенность?
Жалость, дорогой друг. Жалость. Жалость к самому себе. Вот в чем проблема. Не твоя, не моя, нет – проблема всех. Слишком удобно и хорошо жалеть себя. Слишком комфортная позиция. Когда Фрейд написал что мы все хотим одного, я же говорю что все наши проблемы от одного.
Надо просто уметь принимать, и уметь мирится с тем что происходит. Некоторые вещи иногда случаются. Но это не повод жалеть себя. Жалость – дурацкое детское чувство, которое преследует нас всю жизнь. Просто ребенок жалеет себя, что не может что-то сделать. Я не могу полететь в космос, но вырасту и обязательно полечу. Дурацкое чувство жалости к себе. Как много оно хорошего загубила, о чем мы с тобой никогда не услышим.
И что бы все это понять не нужно никаких эмоциональных потрясений, или чего-то подобного, нет. Я понял все это за те секунды что катился кубарем с горы. Вот так, за одну секунду, пелена спала с глаз. И вот я сижу тут, у подножья медленно покуриваю сигарету трясущимися руками. Как на самом деле было все просто, все это время. И у меня есть шанс и возможность так многое сделать. Так многое исправить. И конечно увидеть рассвет. Абсолютно новый рассвет. Сегодня я проснулся.

Я лежал с трудом дыша. Кровь била в виски. Я чувствовал свое сердцебиенье, наверное, ударов 130 в минуту. Не знаю возможно ли такое для человека, я не врач. Но в тот момент я думал, что погиб. Но, к сожалению, я ошибался. Старуха смерть не спешила меня забирать, не смотря на все мои старания. Видимо я удачлив. Даже слишком удачлив.
- Макс, Макс, очнись! Ты живой?
Я открыл глаза. Это был Бездомный, мой друг, хороший человек, пуская и познакомились мы с ним всего три месяца назад. Вообще, его звали Вася, Василий, но всего его просто звали Бездомный. А бездомный он потому что дом потерял, со всей семьей вместе. Один из первых потерял. Но духа так и не лишился, это ему лишь злобы прибавило.
- Все в порядке Вась – выдохнул я садясь по-турецки – все кончено?
- Да Макс. Эх, не пугай меня так больше, ладно? Я так волновался когда тебя среди живых не увидел. Думал ты уже того. Ладно, оправляйся, я тебя в палатке жду.
Я достал флягу и отхлебнул воды, противно теплой, и оглянулся во круг себя. Был рассвет. Кроваво-красный рассвет, солнце прямо ослепляло глаза. Воздух был необычайно прохладным, для середины лета, но все равно было ужасно жарко. Наверное это из-за того что случилось. Всю ночь, всю ночь мы отбивались, отбивались из последних сил, до последнего патрона. Никто не думал что мы выдержим, прорвемся, а мы прорвались. Выдержали. Не сдались. Даже не верится как-то.
Война? Война никогда не меняется. Что наши отцы воевали в Афганистане, а деды в Берлине, а прадеды, где-то на полях первой мировой. Все тоже самое, хотите верьте, хотите нет. Всегда было так, одна и тоже. Позади Москва – отступать нельзя, только вперед. Я никогда не был военным человеком. Но когда враги пришли к нам, отобрали все что у нас было, я понял что выбора особого и нет. Нужно биться, кем бы не был враг, хоть самим дьяволом. И так три месяца. И сколько раз уже должен был погибнуть, а нет. Везет. Необычайно везет.
Война меняет людей, раз и на всегда. Тут среди нас все – русские, армяне, дагестанцы, белорусы, азербайджане – все. И все мы как один. Не важно кто ты, откуда ты и во что ты веришь. Они твои друзья, хочешь того ты или нет. Вот так просто. Еще вчера ты с друзьями весело избивал таджиков на рынке – а сегодня они с тобой в одной окопе, и умирать не хочется вам обоим абсолютно одинаково.
Все помнят свое первое убийство. Абсолютно все, такого не забудешь. Я сам потом три дня спать не мог, мучился, а потом привык. Вначале тебе тяжело, а потом привыкаешь. Привыкаешь убивать – и совсем не чувствуешь угрызений совести. Только холодное, подлое безразличие. Смотришь на людей как на мишени. Вот так просто. На войне все вообще очень просто.
Я встал и убрал автомат за спину. Ну что же, я выжил. Значит у меня есть еще пара часов подышать воздухом, и посмотреть на рассвет, пока на нас не нападут снова. Необычайно красивый рассвет. Последний, вполне возможно. Я закурил, последнею сигарету, и направился в палатку, выпить с Бездомным водки, в последний раз. Потому что в следующий раз может не повезти. И все делаешь как в последний раз. Война? Война никогда не меняется.