Gestell

Мне страшно. Все равно я скоро окончательно чокнусь, да и то будет верить словам поехавшего? Я видел Его там, в поле, через дорогу от моего дома. Будто поджидал, когда я выйду из дома, в глухую ночь, отделённый от Него лишь полосой асфальта. Тогда я вышел из дома, мне показалось будто с цепи сорвался мой пёс. Я оделся, взял фонарь и вышел во двор. Темно, холодно, а собачья будка пуста. Рядом с будкой - удушенный псиной сурок , с вывернутыми наружу кишками, в которого ты наступаешь сандалией. Я вышел на дорогу и стал звать пса. Ни фонарей, ни света от луны - тьма кромешная. И тут я застыл на месте. Там, в поле, в нескольких метрах от меня стоял Он. Высокий, одетый во что-то чёрное, которое полностью было противопоставлено его белой голове. А голова его была пародией на человеческое лицо, ибо на месте глаз были две бездонные ямы, а вместо рта был разверзнутый мешок. Он зачем-то опирался на множество тростей, в каждой руке. И только потом я понял, что это не трости. Он поднял руки в воздух, как будто желал обнять, и я увидел, что семипалые его руки заканчиваются полуметровыми когтями. Я не мог сдвинуться с дороги, он приближался ко мне, даже не шагая. Наверное там, откуда Он, не ходят. Мой рот раскрылся в крике, но я не мог даже заорать. Тварь улыбнулась, если это можно назвать улыбкой. Он уже на краю дороги, лицом к лицу со мной. Его лицо искажается ненавистью, ибо он не может перейти невидимый барьер дороги. Но вот его когти могли меня достать. Замахивается лапищей, и тут мимо меня пролетает какой-то лихач на шестёрке, сигналит. Сигнал вывел меня из этого кошмара, и я что есть мочи рванул домой. Я запер калитку, занавесил окна и закрыл все двери. Затем, как маленький ребёнок спрятался под одеяла и не спал до самого рассвета. Наконец днём я вышел на улицу. Оглядел то место, где Он стоял. Пусто. Я начал верить тому, что схожу с ума. А собака так и не вернулась. Я остался один, в этом посёлке, одинокий и никому не нужный. Говорят, одиночество способствует безумию, поэтому я редко сейчас бываю дома. Гуляю, общаюсь с людьми. Стараюсь приезжать домой как можно раньше до заката. И никогда не смотрю в вечно занавешенное и закрытое окно, выходящее на сторону поля. Особенно ночью. Временами мне кажется, что там, за шторами, за стеклянной границей мелькает тень. Иногда ,зимней ночью, кто-то шарахает чем-то острым по калитке. Не стучит, а именно шарахает. Я боюсь, я стараюсь продать этот чёртов кусок кирпичей. Но нет. Машины здесь больше не ездят. Асфальт на поселковой дороге всё хуже и хуже, постепенно из него пробивается зелёный росток полевой травы. Я тщетно пытаюсь залить испорченную дорогу цементным раствором с гравием, но он этой зелени только на пользу. Дороги не станет. Не поминайте лихом.

Я не помню когда я в последний раз был в церкви, крест уже давно не ношу.
Был сон, где я убивал альфача из нашей группы. Я сидел у него на плечах, как панночка из Вия, и чем-то острым (ножом?) бил его по макушке , лицу, глазам, носу. Потом был сон, где я убивал самого себя. Почему то всё было смутно, какие-то тени, страшные рожи мерещились мне. А потом снилось , как я стою перед своей группой в одуванчиковом поле, и они ржут все надо мной. Я поворачиваюсь к ним спиной и вижу лес, какой-то нарисованный что ли. Из губ моих раздаётся: Сатанааа!!!
Руками, магическим жестом я развожу в разные стороны рисованные деревья, как будто раскрывал оконные шторки.
И оттуда, из тьмы рисованного леса, тьмы слишком живой для нашего мира, рвётся шквалистый ветер. И будто не он сам дует , а я его выдуваю. Одуванчиковое поле всё в летающих семенах, ничего не видно, как в метель. Этих сволочей я не вижу, слышу лишь крики и приглушающийся смех, как будто одна мелодия сменяет другую. И чувствую присутствие. А посреди метели - тёмный силуэт в полнеба этого мира снов.
Часто я видел такие неприятные, истощающие и страшные сны, что даже мой мозг отказывался их вспоминать.
Помню, альфач довёл меня до того, что я поехал на дачу, и начал рыться в вещах прадеда. Там была книга, на украинском языке, почти старославянском, большая, чёрно-зелёная и ужасно пыльная. Однажды я, дурак, тогда ещё школьник, вычитал оттуда парочку словечек, от которых ночью чёртики в зеркалах прыгали, и сказал их однокласснице. Она побледнела и упала в обморок. У неё из носа текла кровь. Подумали на меня, что в нос ей со всей силы дал, даже родители её на меня чуть жалобу не написали.
И вот кое-что я нарыл в этой книге.
Проследил за этим выродком , взял кусок земли там , где он шёл. Оторвал ткань от его майки, пока ублюдок был на своей тренировке. Волос его таки тоже достал. Слепил из глины куклу, надел на неё кусочек майки и в сердцевину залепил волос.
Потом дождался безлунной субботней ночи и приготовился к Делу.
Взывал к Чернобогу, Вию, Кулле, водил чёрной восковой свечой вокруг глиняной куклы. В квартире начались шорохи, что-то стукало в стенку ванной. В подъезде кто-то ржал(или кашлял) так, что от такого смеха можно было блевать кровью. Затем, я достал иголки. Старые ржавые иголки с дачи, которыми мой прадед протыкал глаза весенних гадюк. Воткнул кукле в "бедро" , чтобы иссох член, затем в "живот", чтобы утроба наизнанку вышла и макушку куклы, чтобы окончательно сотворить то, что намечал.И тут началось. Дверь на балкон содрогалась от бесконечных ударов, в ванной - звук разбившегося к хуям стекла.
Тени в углах начали оживать и кривить рожами.
Я рванул из квартиры и всё время чувствовал их за спиной. Всю ночь субботы я бродил по городу и видел их в тёмных подворотнях.Улыбались, подползали ближе, но фонари их отпугивали и они уходили туда , откуда пришли. А потом я свернул в полутёмный закоулок. И увидел его. Высокий , бледный, в смокинге и цилиндре, сжимал в руке трость. Лицо худое, да и лицо ли?
Я не пытался бежать, это было бы бесполезно. Он подошёл ко мне , оглядел с головы до ног(если можно что-то видеть чёрными впадинами), поправил цилиндр.
- Ваш христианский бог за этого выродка сильно заступился.
Я хотел что-то сказать , но мой язык будто залило свинцом.
- Смотри, hombre, не читай больше длинных книжек на ночь.
И ушёл в темноту.
Я вернулся в квартиру под утро. Всё было перевёрнуто, посреди гостиной был лютый смрад. Кукла превратилась в грязевую пыль, а из крана потом неделю лила вода цвета крови. Альфача я больше не видел. Исчез. Говорили , перевёлся. Но я то понял, чья кровь у меня в кране текла.