ПРОСТИ, РОДИНА!
Прости меня, Родина, чье святое
Имя не раз повторял я в бою,
Прости за то, что с последним вздохом
Не отдал я жизнь во славу твою.
О нет, я тебя ни на миг не предал
Во имя пылинки -жизни моей.
Волхов - свидетель: священной присяге
Я верен был до последних дней.
Не трусил я, видя, как рвутся бомбы,
Как сыплются пули свинцовым дождем,
Не дрогнул душой, когда кровь и трупы
Только и были видны кругом.
Хоть сзади и спереди, слева и справа
Отрезан был путь, хоть пылала грудь,
Облитая кровью, - не лил я слезы,
Ослаб, но душой не слабел ничуть.
Тень смерти костлявой, неотвратимой
Ко мне приближалась, - и думал я:
Не я ли писал моей спутнице жизни:
Не я ли пламенными стихами
В кровавом бою возглашал:
Писал я:
Писал я:
Поверь мне, Отчизна: горящим сердцем
Твердил я клятву эту одну!
Но зло надо мною судьба посмеялась,
И смерть меня не коснулась, нет...
Что мог я поделать, если нежданно
В последний миг отказал пистолет?
Себя скорпион беспощадно жалит,
Увидев, что он окружен огнем,
Орел умирает, с утеса бросаясь,
А я разве не был таким орлом?
Да, Родина, верь: был орлом я смелым,
И чтоб не попасться во вражью сеть,
Хотел я расправить гордые крылья,
С утеса броситься - и умереть.
Хотел, но не смог... От последнего слова
Решил отказаться друг-пистолет...
А враг мне сковал ослабелые руки,
Погнал по дороге жестоких бед.
Теперь я в неволе... Каждое утро
Гляжу на восток, где заря взошла,
И пламя мщенья стихами рвется
Из сердца израненного орла.
Восток - словно знамя в руках друзей -
Огнем по утрам небеса багрит...
О если б, друзья дорогие, вы знали:
Не болью пробитой груди, не печалью,
А яростью пленное сердце горит!
Одна лишь надежда: бежать поможет
Мне черная августовская ночь.
Священный гнев и любовь к Отчизне
Разрушить неволю должны помочь!
Одна лишь надежда, друзья, что скоро
Опять я примкну к рядам боевым
Израненным, но не смирившимся
в рабстве,
Ничем не запятнанным сердцем моим.
Муса Джалиль Июль 1942