В позднесоветские времена (вы сами их наверняка хорошо помните) жизнь была однообразной и вялотекущей. Один день менялся на другой, а все оставалось абсолютно одинаковым — можно было с полной уверенностью сказать, что завтра мой сосед откроет дверь в 7:30 утра и пойдет на работу, а в 13:10 он придет на перерыв домой съесть тарелку борща. Также с полной уверенностью было известно нам всем, что после 14:00 все бабушки нашего двора выйдут из своих «хрущевок», усядутся на лавочки, которые в те времена стояли возле каждого подъезда, и начнут клевать семечки и обсуждать соседей.
День, о котором я хочу расказать вам, был таким же самым типичным советским днем. Был август 1989 года, мне в то время было 18 лет, а моей младшей сестренке было всего-то 13 от роду. Дети в те времена (особенно в каникулы) гуляли с самого утра до самой поздней ночи, и часов так в девять все матери дружно кричали со своих балконов: «Бегом домой!».
Я и мой друг сидели в моей комнате и о чем-то разговаривали, отец уже пришел с работы и чем-то занимался, моя младшая сестра гуляла с подругами на улице, а мать после работы, видимо, зашла в магазин и поэтому задержалась. На тот момент время было примерно семь-восемь часов вечера.
Вдруг распахнулась входная дверь, забежала моя мама и закричала: «Саша, Саша! (так зовут моего отца) Где Лена?! (это моя сестра) Бегом, её надо увести с улицы!».
Мой отец был очень уважаемым человеком (директором базы «Союзторгоборудование») и никто не имел права на него так кричать, но в тот момент он не рассердился на визг мамы, потому что в ее глазах был животный ужас.
От этого крика я и мой товарищ вышли из комнаты. Дальше события развивались так: отец спокойно спросил ее, что случилось, а она не могла прийти в себя и все время кричала, что Лену нужно привести домой. А потом сказала: «Там смерть стоит».
Я был спортсменом, как мой отец и мой друг, и вот мы выходим на улицу. Возле каждого подъезда на лавочках сидят бабушки — замечу, было еще светло. Мы в то время жили в третьем подъезде и видим, что возле первого подъезда стоит старушка. Она была одета в белый халатик, разукрашенный зелеными перчиками (это был стандартный рисунок в советские времена — такие халаты продавались в каждом промтоварном магазине), на ногах были белые кожаные тапочки, на голове белый платок.
Мы подошли ближе. Она стояла лицом к окну (первый подъезд дома расположен очень низко относительно земли), ее ноги были абсолютно прямыми в коленях, она раскачивалась в разные стороны, не сгибая колен. Я не сразу обратил внимания на ее кожу, потому что внимание было устремлено на нее в целом. Возле этого подъезда в тот момент не было ни одной бабки, хотя возле остальных их было полно и они сидели, мирно ворковали. Отец позвал эту женщину, и она (замечу — по-прежнему не сгибая ноги в коленях, а раскачиваясь) повернулась к нам лицом, если это можно так назвать. Когда я увидел это, мои волосы встали дыбом. Она потихоньку, раскачиваясь, начала приближаться к нам. Отец сказал нам с другом отходить, и мы беспрекословно начали пятиться спиной назад.
Я несколько раз пытался посмотреть на ее лицо, но более пары секунд не мог зафиксировать свой взгляд на ее лице. Что четко было видно, так это то, что глазные яблоки полностью провалены в череп (как у трупа через долгое время после смерти). Кожа ее имела бронзовый цвет, череп полностью обтянут высохшей кожей, но это не мешало ей постоянно и очень проворно поправлять платок. Ее одежда была совершенно новой, будто только что из магазина, и она потихоньку приближалась к отцу. Как я уже говорил, мы с другом отошли назад, а отец стоял, она же приближалась. И вот, когда она уже была от него примерно на расстоянии двух метров, я увидел, что отца охватила жуть, и он ее перекрестил и громко произнёс молитву.
Чудовище останавливается как вкопанное, но все равно раскачивается с ноги на ногу, и вдруг начинает издавать звуки, напоминающие стон. Так продолжалось долгое время, потом отец развернулся, встал на бордюр и пошёл к нам. Это дряхлое нечто тоже встало на бордюр и, раскачиваясь, уверенно пошло за ним. Так они шли несколько метров. Происходящее видели все бабки, о которых я уже упоминал. Мы медленно шли вдоль домов и, как только мы приближались к очередному подъезду, старухи с воплями разбегались по домам. Так прошло несколько часов: мы шли всё дальше и дальше, а «бабка» следовала за нами. Я обратил внимание на то, что она ступала точно на наши следы, но при этом не смотрела на дорогу, и голова ее была всегда в одном положении. Руками она постоянно поправляла платок. Концы платка не были завязаны, она держала руками.
Скоро стемнело (было, наверное, часов 11-12), а эта тварь все шла за нами. И вдруг в один момент всеми нами троими овладел животный ужас, и мы, не сговариваясь, начали быстро бежать. Я обернулся — а тварь не отстает и ноги по-прежнему в коленях не cгибает. Выдыхаемся полностью, переходим на медленный шаг. Смотрю на нее, а она по-прежнему аккуратно ступает на наши следы.
Мы шли дальше, и тут навстречу нам попалась компания из нескольких человек. Эти люди, увидев ее, разбежались в разные стороны от испуга (замечу, что даже в темноте они поняли, что с ней что-то не так). Она же резко развернулась в сторону, куда они убежали, а мы, пользуясь моментом, побежали в другую сторону — в кусты. Тут она начала на месте крутиться, и уже явно было видно, что она ногами следы ищет. Так она вертелась несколько минут — голова всегда в одном положении у нее была — и вскоре медленно пошла в другую сторону, пока не скрылась в ночной тьме.
