На кладбище тихо, уныло, тоскливо –
Здесь старт в безвозвратный вояж,
И шмыгая носом, лиловым как слива,
Сшибает рюмашки алкаш.
Он водки всадил, закусил печенюшкой,
Присел у оградки за стол,
И тут ебануло с небес, как из пушки,
И дождь ахуенный пошел.
А метрах в пяти оказалась могила,
По признакам вроде пуста,
Большая дыра в темноту уходила
И крышей свисала плита.
Алкаш завалился в дыру без сомненья,
Не мокнуть же цуциком блять,
С собой прихватил он бухло и печенье
И дождик решил переждать.
Сидит, наслаждается, чешет в бородке,
Плюется в дождливую тьму,
Но что-то башка заболела от водки,
И спать захотелось ему.
Алкаш растянулся, как в люксе-отеле,
И к глиняной стенке приник.
Вдруг голос раздался чужой в подземелье:
- Эй ты! Не толкайся, мужик!
Алкаш протрезвел, обосрался (а хули?
Кишечник сработал на страх),
Под дождь из могилы он вылетел пулей
И скрылся в ближайших кустах.
Быстрее гепарда бежал от кошмара
Подальше в кладбищенский лес.
(А в яме сидел одинокий бомжара,
Он просто пораньше залез).
***
Вы ржете, наверное, это отлично,
Но байка вам правду несет –
Алкаш с той поры стал мужчиной приличным
И больше ни грамма не пьет!