HyiZnaetKto

HyiZnaetKto

На Пикабу
поставил 28 плюсов и 0 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
10 лет на ПикабуЗа серию постов «Отличницы тоже плачут»более 1000 подписчиков
46К рейтинг 9216 подписчиков 0 подписок 25 постов 0 в горячем

Отличники тоже плачут - 16

Накануне побега мне приснился неприятный сон – давно забытая сцена из раннего детства.
Мне семь лет, мама встречает меня из школы.
- Ну что, ты сегодня пятерки получила? Тебя учительница похвалила? – с горящими глазами, полными нетерпеливого ожидания, спросила она.
- Нет, сегодня оценок не ставили, - виновато ответила я, глядя на свои сандалики.
- Ну хоть похвалили? – я отрицательно покачала головой.
Мама разочарованно отвернулась, и я молча побрела за ней домой, отчаянно жалея, что не смогла ее порадовать. Она вообще хвалила меня только за пятерки, в остальное же время была довольно холодна или же наказывала магнитофонным шнуром за какие-нибудь детские капризы. Она вообще довольно сдержанная в эмоциях женщина, неласковая. Ну не то, что грубая (наоборот, обычно разговаривает со всеми доброжелательно и даже кажется приятной женщиной), просто никогда лишний раз не обнимет, не приласкает (и папа, как я позже поняла, сильно страдал от недостатка любви и внимания, которого стало еще меньше с появлением детей, отчего и бывали у него редкие вспышки гнева). И я была готова таскать ей эти пятерки ведрами, лишь бы она меня любила.
Потом другая сцена. У нас гости, какой-то праздник. Мама гордо показывает за столом мои грамоты и рисунки, хвастаясь успехами дочери, искренне считая достижения своими собственными. А я почему-то сгораю от стыда под одобрительными взглядами взрослых, чувствуя себя музейным экспонатом.
- Вот, Антоша, смотри какая девочка хорошая, и маму слушается, и учится хорошо, - назидательно говорит тетя Наташа своему хулигану-сыну.
Мама в этот момент просто расцветает от гордости, а Антоша гневно смотрит на меня.
Я проснулась с неприятным ощущением, как будто меня обманули в чем-то. Тут же поплыла череда других воспоминаний.
Я в третьем классе, новая школа, ребята не спешат со мной дружить. И ненавистный танцевальный, где на меня вечно орут из-за скромных успехов. Мама привела меня зареванную домой и сразу стала жаловаться папе:
- Что она сегодня устроила! Такую истерику закатила, не хотела в танцевальный идти! Опозорила меня перед всеми родителями, ты бы видел, как она брыкалась и вопила!
- Ну разве можно так себя вести, маму изводить, - осуждающе говорит мне папа, - придется наказывать, - и он разочарованно вздохнул.
- Папочка, ну не надо, я больше не буду! – умоляю я.
А папиной тяжелой руки я боялась еще больше, чем маминого шнура. После нескольких шлепков ремнем по попе (даже не знаю, что хуже – физическая боль или бессильное унижение) меня, зареванную, отправляют в свою комнату, откуда я краем уха слышу их разговор.
- Слушай, ну может не надо ее во все эти кружки пихать? Может, пусть живет себе спокойно, как все дети? – засомневался папа.
- Как не надо? Чтоб она потом наркоманкой выросла или продавщицей работала? – возмущается мама, - потом еще спасибо скажет, для ее же пользы все. Меня вот если б родители развивали в свое время, я бы совсем другим человеком была сейчас, а они мной вообще не занимались, - мама, будучи когда-то способной девочкой, но не сумевшая реализовать свой потенциал, тоже таила обиду на своих родителей, которым было совсем не до воспитания. И папа, как всегда, не стал спорить с мудрой мамой, которая всегда умела настоять на своем.
От всех этих воспоминаний я возненавидела родителей еще больше, жалея маленькую девочку, которой была когда-то. «Я лучше сдохну в подворотне, чем позволю вам и дальше над собой издеваться», - думала я.
По дороге в школу мама пыталась завести со мной разговор, я же молча ее бойкотировала. План побега был прост, теперь осталось уговорить бывшую подругу Олю, чтобы помогла мне.
- Оля, ну пожалуйста, ну сделай, что я прошу, - умоляла я на перемене пай-девочку, отличницу и гордость школы, которая никак не хотела поддаваться уговорам.
- Да, меня же мама убьет! – негодовала она, а мама у нее была действительно строгой и жестокой, еще хуже моей, - да и вообще, ты же только хуже сделаешь, и куда ты вообще пойдешь, что с тобой будет?
- Слушай, Оль, я все равно сбегу. Или так – или на тот свет, - угрожала я своим самоубийством.
После долгих уговоров она наконец сдалась, и мы пошли в туалет меняться одеждой. Оля, которую мама всегда хорошо и стильно одевала в секонде, брезгливо натягивала мои джинсы и кофту, одежка явно была ей маловата. Еще удалось уломать троечника-одноклассника (соседа по парте, с которым у нас сложились приятельские отношения) одолжить мне бейсболку. Также Оля вручила мне свой цветастый пуховичок, взяв его из раздевалки.
В этом прикиде (просто ужасном, по моим представлениям), оставив школьные принадлежности в классе, в сопровождении нескольких хулиганов, направляющихся покурить на улицу, мне и удалось проскользнуть мимо бдительной мамы, которая несла караул в холле. Как билось мое сердце, как я боялась, что план провалится! Но план сработал.
Оказавшись на улице, я побежала со всех ног, пока коленки не стали подкашиваться. Куда идти, я пока не придумала, и решила отправиться к своей собутыльнице Эльзе.
- Ну можно я до библиотеки доеду, ну пожалуйста! – уговаривала я неповоротливую пожилую кондукторшу.
Та проворчала что-то, но выгонять из троллейбуса не стала.
Эльза оказалась дома, она прогуливала техникум.
- О, какие люди! Давно тебя не видно, че на тусовку не ходишь? И че это за прикид у тебя? – удивилась она моему нежданному визиту.
- Да предки дома заперли, а я сбежала, можно у тебя перекантоваться? – спросила я, все еще дрожа от волнения после своего дерзкого побега.
- Но только пока мама не придет, она ругаться будет, - ответила Эльза.
Мы тупо сидели у нее дома, поедая бутерброды с колбасой, она рассказывала новые сплетни. Соваться на тусовку было рискованно – там меня сразу вычислят родители, а они уже наверняка скоро начнут поиски, обнаружив пропажу. Да и вообще лучше, чтобы поменьше людей знало, где я нахожусь.
За полчаса до возвращения мамы Эльза выставила меня за порог. Так я и осталась у нее в подъезде этажом выше, не зная, куда идти. Там же и заночевала.
Ступеньки были холодными и жесткими, и я тщетно старалась найти удобное положение, свернувшись клубочком. Удалось даже задремать – это был короткий тревожный сон, я взрагивала от каждого шороха. А вдруг наркоманы придут? А если меня кто-нибудь выгонит отсюда, куда я пойду? Пару раз в подъезд украдкой выглядывала Эльза – передавала мне бутерброды. Как я ей завидовала в тот момент! Лежит в своей уютной постельке, а у меня тут зуб на зуб не попадает от холода.
Утром люди пошли на работу. Я боялась открыть глаза, притворяясь спящей, чтобы не вступать с ними в разговоры. Какая-то благородная дама брезгливо перешагивала через меня, презрительно бросив при этом привычное «наркоманы проклятые», после чего я отправилась мерзнуть во двор, карауля Эльзу.
На следующий день меня приютил еще какой-то малознакомый неформал – Эльза договорилась. Я сидела у него в комнате, боясь лишний раз высунуться, а его мама принесла тарелку жареной картошки и стакан молока. Я жадно набросилась на еду.
Но оставаться у него еще на день не было возможности – он и так с трудом уговорил родителей на ночевку.
Тогда я вспомнила номер подзабытой подруги Вики. К счастью, она оказалась дома, прогуливая школу, и сразу взяла трубку. Я обрисовала ей ситуацию.
- Ты это, щас встретимся с тобой, посмотрим, что можно сделать, - обнадежила она.

Продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 15

Эльза была действительно безобразной, соответствуя песне Крематория. Одуловатое лицо, бесцветные волосешки до плеч, некрасивые очки для зрения. И вся какая-то бесформенная, неуклюжая чтоли. Зато она была старше на пару лет, что немного вызывало уважение.
Ярким прикидом, да и дикими выходками она не отличалась – лишь пара нашивок, мужские ботинки и бэг говорили о ее принадлежности к числу неформалов. Но настоящее уродство таилось в ее мелкой, трусливой душонке, о чем я, конечно же, не догадывалась.
Нет, ничего плохого она мне не сделала, смелости бы не хватило с кем-то конфликтовать. Эльза банально была малодушным человеком. Не знаю, как мы сдружились. Просто она, никому не нужная и не интересная, как-то сама прицепилась ко мне – бесхозному отщепенцу, который даже на, казалось бы, самой безбашенной тусовке, где можно все, вызывал у многих брезгливость, поражая своими выходками. Я же честно старалась соответствовать званию «настоящего панка». Лишь единицы уважительно относились ко мне, несмотря на всю ту грязь, по достоинству оценив «широту» моих поступков. Я же об этом даже не догадывалась, а наоборот - наивно полагала, что чем омерзительнее – тем лучше, и неустанно эпатировала публику, стараясь привлечь внимание. Подростки доверчивы и все принимают за чистую монету.
Мотильда тем временем куда-то пропала. Как выяснилось позже, ботулизм ее уже совсем доканал, и бабушке удалось уложить ее в больницу.
Теперь мы с Эльзой время от времени таскались по впискам и подъездам, бухали и слонялись без дела.
Однажды Эльза позвала отведать домашнюю брагу, приготовленную ее родителями. Мы еще с несколькими ребятами забурились в подъезд многоэтажки, где и приступили к дегустации чудесного напитка.
Вскоре меня совсем накрыло, и я начала слизывать снег с перилл балконного подъезда. Язык мой, разумеется, прилип. Помню, как отрывала его от холодного железа и потом долго плевалась кровью, загадив всю площадку. Этой же кровью я выводила знак анархии на стенах. Эльза находила это очень смешным, и ее смех подбадривал – мне опять удалось произвести впечатление, привлечь к себе внимание.
Вскоре ребята разбрелись, и мы с Эльзой тоже двинулись на улицу. Было уже совсем темно, и транспорт не ходил, а я уже витала где-то в других измерениях, будучи абсолютно невменяемой.
И что бы вы думали? Эта сучка Эльза (а она была еще более-менее трезвой из-за своей крупной комплекции, меня же, маленькую и худенькую, совсем размотало) просто бросила меня в таком беспомощном состоянии на безлюдной холодной улице.
- Мне домой надо, родители наругают, я сегодня не отпрашивалась, - отмазалась она и быстро исчезла. Даже оторва Мотильда, да что там говорить – даже школьные гопы меня не бросали вот так! А эта…Еще «подруга» называется.
Я бы так и замерзла в сугробе или захлебнулась бы рвотой, но спас случай.
Ко мне подошел какой-то бомж, приподнял за руки и куда-то потащил, приговаривая:
- Ты че так палишься, щас же менты заберут, они тут часто шерстят. - Я не сопротивлялась, видя в нем настоящего спасителя от «злых мусоров».
Не знаю, куда бы затащил меня этот бродяга и на что он рассчитывал. К счастью, этого мне так и не довелось узнать. На мою удачу (но тогда я думала, что это проклятье и жуткое невезение) неподалеку проезжал мусорской УАЗик. Когда он остановился рядом с нами, бомж спешно скрылся в темноте дворов, а меня погрузили в машину, взяв под белы рученьки.
В отделении милиции меня закрыли в заблеванный обезьянник с парой-тройкой еще каких-то беспризорников, будто настоящую преступницу, чем я сильно гордилась.
- Тебя за что? - спросил один из них.
- Да не за что вообще! Менты - козлы! - орала я во весь голос, насыкаясь на неприятности.
Потом помню, как дежурный водил меня по каким-то кабинетам, показывая своим коллегам, словно музейный экспонат.
- Смотри, какой причесон, - и они весело гоготали.
А потом приехали родители.
Они долго разговаривали с дежурным, умоляя не отмечать нигде мое задержание. Тот, глядя на их отчаяние, согласился. В принципе-то, ничего криминального я не сделала.
- Ну что нам с ней делать, совсем от рук отбилась, - плакала мама.
-Ремнем ее драть надо, как сидорову козу, - наставлял дежурный.
- Да пробовали уже, не помогает, - разводил руками папа.
- Плохо били, значит, в следующий раз мы вот не успеем вовремя, и ее кто-нибудь утащит по-хлеще того бомжа, - не унимался милиционер.
Родители покорно кивали, испытывая огромную благодарность к стражам порядка.
Дома меня не стали сильно ругать, дали спокойно проспаться. Зато на следующий день ждал серьезный разговор.
- Доченька, что же ты делаешь, - начала заплаканная мама. Я ее, конечно, ненавидела от всей души, но от ее слез стало как-то не по себе, - учебу забросила, а скоро же экзамены, и в художке тоже выпускной, ты что на итоговом просмотре показывать будешь, тебе же аттестат не выдадут!
На все эти аттестаты мне было глубоко плевать. Но, чтобы утешить маму, я пообещала все сдать.
- Да че ты панику наводишь, все я сдам, - уверяла я, даже не сомневаясь в своих способностях.
- Мы с папой вот что решили, - неуверенно продолжала мама, - Гулять ты теперь не будешь. Я тебя буду отводить в школу и домой, а папа после работы – в художку.
Такая унизительная перспектива меня просто взбесила. Я билась в истериках, от души проклинала родителей, но спорить было бесполезно. Как я не старалась переубедить маму, прибегая и к угрозам, и к мольбам – она была непреклонна.
Папа соорудил мощную щеколду на дверь со внутренней стороны – специально выточил ее на своем заводе, которая фиксировалась навесным замком. Конечно, ключ мне не выдали, превратив собственный дом в тюрьму.
Меня заставили помыться и зачесать ирокез, чтобы бритые виски не так бросались в глаза.
Уже на следующий день я обреченно брела в школу, сопровождаемая бдительной мамой. Мой внешний вид без всех этих железок, ирокеза и черной подводки для глаз казался мне просто омерзительным. А это унижение - ходить за ручку с родителями? Мама ждала меня в холле все уроки. Если с ней я еще предпринимала какие-то попытки вырваться (которые сразу пресекались, она мертвой хваткой цеплялась за меня, готовая биться насмерть. Ну не драться же с ней? Даже для меня было немыслимо поднять руку на маму), то с папой это было вообще бесполезно. Он сильнее все-таки.
Помню, как одним холодным вечером он вел меня в художку, путь пролегал через высокий мост над городской рекой. Я было хотела сигануть вниз, но он вовремя спохватился и успел одернуть. С тех пор он водил меня, держа за шиворот.
- Тамара Львовна, ну почему у меня родаки такие звери? – плакала я в классе художки, сидя на полу, прислонившись к стене, - ну почему они ничего не понимают? Ведь нельзя же так с человеком, я ведь не их собственность!
Мудрая преподавательница лишь гладила меня по голове –она никогда никого не осуждала.
- Ты потерпи немного, все наладится. Всегда все бывает только хорошо, все в этой жизни происходит только к лучшему, ты поверь, - утешала она.
Так я сидела в своем заточении, лишь изредка навещаемая Василисой, которая неизменно пыталась подбодрить меня и успокоить родителей.
Это унижение было невыносимо. И вот в один из дней я все же решилась на дерзкий побег – первый настоящий побег из дома.
Показать полностью

Отличники тоже плачут -14

Останавливаться после побоев я и не думала, продолжая как ни в чем не бывало носить свою умопомрачительную прическу и по-прежнему прогуливая школу. Мама как всегда сумела смягчить папины вспышки гнева (вообще-то, он очень добрый человек, только иногда вспыльчивый до такой степени, что теряет над собой контроль). Я победоносно глядела на него, а он лишь гневно зыркал в мою сторону, сдерживая негодование.
Мне даже удалось вытребовать право без уговоров ходить на вписки и сейшены, наевшись тараканьей отравы после очередного запрета и выволочки.
Я искренне полагала, что это убьет меня, и родители будут горько плакать, но меня лишь основательно прополоскало.
- Я не ваша собственность! – гневно кричала я растерявшейся маме, искренне ненавидя обоих родителей от всей своей подростковой души.
После того случая родители вроде сдались. Было лишь условие, чтобы я говорила свой адрес пребывания. Мама, которая уже научилась идти на диалог (видя его единственным приемлемым способом воздействия, т.к. взбучки делали только хуже), сумела убедить, что это для моей же безопасности: если что случится, чтоб знали, где меня искать. Тогда я согласилась с доводами разума.
Уже стала почти своей на тусовке, перезнакомилась с основным составом и изредка участвовала в ролевых играх.
За Вадиком, будучи влюбленной по уши, я откровенно бегала. Часто заходила к нему в гости вместо школы, по пьяни приставала с поцелуями (трезвой у меня не хватило бы на это смелости). А он, будучи слишком добрым парнем, не посылал меня открыто, стараясь просто мягко отмазаться. Это было мучительно, мои неумелые попытки завоевать его сердце были настоящим актом мазохизма. Но я не могла ничего с собой поделать: слишком сильно влекло к нему.
Тем временем основной моей задачей было стать «настоящим панком», какое-то самоопределение, принадлежность к особой культуре виделась мне жизненной необходимостью (неужто недостаточно быть просто человеком? Тогда было недостаточно). Кто такие панки, я не до конца понимала. Знала лишь общие (наверняка выдуманные кем-то) характеристики: нужно было слушать определенную музыку (Sex Pistols, Exploited, Гражданскую Оборону, на крайний случай Короля и Шута, также в почете был Сектор Газа). Считалось, что панк обязан быть анархистом, что это такое – я смутно представляла, вроде как отказ от всех правил и норм поведения, отрицание любой власти (например, родительской). Еще был стереотип, что панк не должен мыться и вообще обязан склоняться к дивиантному поведению. И, конечно, определенный дресс-код отличал панков от простых смертных.
Все эти догмы я принимала за чистую монету, и, считая образцом поведения, старалась соответствовать, как всегда действуя от души: честно ходила грязной, избегая душа, пила не просыхая, гадила в подъездах, не брезговала бычками, найденными на улице, когда сигарет не было. Я искренне верила, что так и надо себя вести, часто перешагивая через брезгливость. Неудивительно, что у Вадика я вызывала отвращение, хотя тогда не понимала этого. Мне казалось, что такая «безбашенность» наоборот должна нравится на тусовке всем без исключения. Ну не идиотка ли?
Тем временем Оля с Викой от меня потихоньку отдалялись: даже для них мое поведение начинало казаться странным. Вика продолжала тусоваться с фанатами Мумий Тролля и Земфиры, а Оля нашла новую подружку в школе – быдловатую и самоуверенную мажорку Юлю, а я ревновала и в душе обижалась: «Оля, ну как ты могла променять меня, непонятую и глубокую, на это хабалку?»
- Прикинь, мне химичка такая говорит, - гордо рассказывала эта кошмарная Юля в школьной курилке, - типа двойку тебе за контрольную. А я ей, типа вы не боитесь домой-то ходить, мало ли что с вами может случиться, - перед всем классом намекала она на расправу над учительницей. Мне же от ее слов было как-то противно, даже для меня подобные угрозы учителю были немыслимы. Оля же уверяла, что у Юли очень добрая и ранимая душа, во что верилось с трудом.
В школе тогда появилось новое веяние среди «элиты»: героин - это считалось невероятно круто. Героин был прерогативой «гоповского» мира, среди ниферов же он не сыскал популярности (видимо, из-за относительной дороговизны), у нас властвовал «демон-алкоголь». А моя недавняя защитница Катя, являясь самой авторитетной фигурой школы, просто не могла остаться в стороне от новой моды. Но пока она ширялась лишь от случая к случаю.
Одновременно мы начали немного сближаться с Василисой, несмотря на огромную разницу в возрасте: оказалось, что она живет неподалеку, мы часто возвращались с игр вместе, а иногда она просила выгулять своего бурят-монгольского волкодава Бьёрна. Я с детства до смерти боялась собак (лет в пять покусала овчарка), но с Бьёрном , к моему удивлению, мы сдружились. А он даже Василисину маму к себе не подпускал, но ко мне отнесся покровительственно, считая несмышленым ребенком. Эта была единственная собака-друг в моей жизни.
- Вот знаешь, за что я тебя люблю, - призналась как-то Василиса. Я была сильно удивлена подобным заявлением, - ты на меня в детстве похожа.
Как же похожа? Василиса могла заткнуть за пояс любого – не то, что я. Хоть в тусовке она уже и считалась «старухой», и практически не появлялась нигде, кроме игр, о ней до сих пор ходила молва: она слыла задирой и агрессором, некоторые помнили ее жестокие расправы над несогласными, за что «молодняк» ее побаивался и ненавидел. Честно говоря, я тоже ее побаивалась, но больше уважала. Она была для меня непререкаемым авторитетом. Восхищали ее живой ум и умение зрить в корень, понимать суть вещей, ироничность и остроумие. Общаясь с ней, я казалась себе непроходимой тупицей и неудачницей, не умевшей завоевать уважение окружающих.
- Эх, да какие вы панки, - насмешливо говорила она, поедая соленую мойву, на которую я брезгливо морщилась, - че ты ее так берешь двумя пальцами? А что это у тебя за нарочно порванные джинсы? Сильно старалась, небось? Вот мы-то джинсы до дыр занашивали, а не рвали специально, - в ее голосе послышались ностальгические нотки. А я дико засмущалась, что опытная Василиса усомнилась в моей истиной принадлежности к панк-культуре.

продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 13

Тем временем уютная осень как-то резко скурвилась, градус заметно понизился, и уже зима вступила в свои владения, сразу расщедрившись на обильные снегопады.
Я шла на концерт, а сердце мое ликовало: наконец-то я познакомлюсь с вожделенной тусовкой «настоящих» неформалов.
У входа во дворец культуры уже было не протолкнуться: человек пятьдесят ждали, когда, наконец, откроют двери. Я сначала растерялась от множества незнакомых лиц, и некоторые разглядывали меня с любопытством, еще бы: новый персонаж. А там уже практически все друг друга знали.
Найти Вадика не составило труда: как я уже говорила, в эпоху без сотовых у многих была какая-то особая чуйка друг на друга. Он стоял в окружении нескольких ребят, они о чем-то весело и непринужденно болтали. Его вообще везде любили, видимо, за искренность и благодушие, за природное обаяние.
- О, здорова! – приветствовал меня он, попутно представив остальным и протягивая бутылку семьдесят второго портвейна.
Вскоре мы уже весело резвились в сугробе, кидались снежками и хохотали, распаленные алкоголем. Когда мы, запыхавшись, сели с Вадиком передохнуть, среди приятельской болтовни меня вдруг понесло сетовать на жизнь – видимо, подначивал выпитый портвейн.
- Вадик, меня никто не любит и не понимает, - тоскливо призналась я в своей «беде», главной проблеме всех подростков.
- Как никто? А как же я? – при этих словах Вадик по-дружески приобнял меня. Конечно, он не имел ввиду любовь к девочке, подразумевая лишь хорошее человеческое отношение. Но я тогда все поняла буквально, и никто раньше не говорил мне таких слов. А сама уже осознала, что влюблена в Вадика по уши.
Наконец тяжелые двери отворились, и часть толпы двинулась ко входу, предъявляя билеты охране. Вадик же повлек меня совсем в другую сторону, куда отправилось еще несколько человек. Там, с обратной стороны дворца культуры, располагалось окно в туалет, железная решетка которого была заботливо отогнута сердобольными скинами.
Я чувствовала себя партизаном, пролезая между прутьями решетки. Наконец, мы проникли в зал.
На сцене горланил какой-то бородатый хайратый мужик в некрасивых очках, явно нетрезвый, аккомпанируя себе на расстроенной гитаре. Конечно, мой детский ум тогда был не в состоянии воспринять творчество одного из величайших поэтов двадцатого века – Егора Летова.
Зато тогда мне понравилось новое развлечение: хаотично прыгать и толкаться на площадке для стоячих мест в окружении обезумевшей толпы. Немного устав от таких упражнений, я присела отдохнуть в кресло. Тогда мне сразу протянул бутылку водки какой-то скинхед.
- О, панкушка, - благодаря моему внешнему виду все решили, будто я именно панкушка, что мне очень льстило, - хлебни.
Пока я заливала в себя огненную воду прям из горла, стараясь не морщиться, парень расшнуровывал ботинки. Скины носили те же берцы, только шнуровали их определенным образом, без перекрещивания, поперечным способом, и обязательно белыми шнурками. Дизель (так его звали) снял берцы в надежде просушить шерстяные носки (видимо, связанные заботливой бабушкой).
После концерта меня нашел Вадик.
- Пошли на вписку, сегодня у Джона хата свободна.
По дороге на «вписку» я все же остановилась у телефона-автомата, Вадик меня подождал. В глубине души мне было жалко маму, беспомощно наблюдающую за моими прогулами и гулянками допоздна.
- Мам, я сегодня не приду, в гостях буду, - это был первый случай, когда я ушла на ночь без спроса.
- Доча, ты с кем? Куда ты? Давай домой!
Я бросила трубку, не став объяснять, куда направляюсь.
В «гостях» были уже совсем другие «угощения». Видимо, приличные напитки – водка и портвейн – у всех уже закончились, и мы стали бадяжить косметический спирт «Троя». Он был одной из самых популярных жидкостей, благодаря своей дешевизне (стоил семнадцать рублей). «Троя» отдавала какими-то не то огурцами, не то травой.
Вместо закусона мы просто закуривали или занюхивали волосами ближнего.
Надо сказать, в компании я немного терялась: они были для меня какими-то небожителями, я так давно любовалась ими издали, робея подойти.
Вскоре алкоголь совсем затмил разум, и я полезла целоваться к Вадику. Он, нетрезвый, был не против. Как-то незаметно мы перешли к легкому петтингу – совершенно новому для меня удовольствию, не стесняясь сидевших в той же комнате товарищей. Никто особо не обращал на это внимания.
И тут громкий стук в дверь прервал наше веселье. Хозяин квартиры пошел открывать, и вскоре в «хату» ворвались нежданные взрослые, заставшие меня за любовными утехами с Вадиком. Это были мои родители.
Позже я ни раз удивлялась детективным способностям мамы. Стоило ей иметь хотя бы одну зацепку, отправную точку, хоть один номер телефона кого-то из моих знакомых – и она при желании могла найти меня практически на любой вписке, любом сейшене, и даже в других городах, выстраивая сложную цепочку, ведущую ко мне. А ее искреннее отчаяние, похоже, не могло оставить равнодушным даже самые черствые сердца, и после долгих уговоров и слез даже полные отморозки помогали ей выйти на мой след. Вот и тогда она отправилась к дворцу культуры, где недавно проходил концерт. Видимо, найдя каких-то ниферов, что до сих пор околачивались неподалеку, она и сумела расспросить о вписке.
А в тот момент я сгорала от стыда. Вдруг меня все примут за маменькину дочурку, и они не захотят иметь со мной дело? Я ненавидела родителей за это унижение от всей своей подростковой души.
Тем временем папа грубо схватил меня за шиворот, и, несмотря на активное сопротивление, поволок на улицу, подгоняя пинками и подзатыльниками, а в квартире повисла гнетущая тишина, в которой послышался чей-то короткий смешок, что было еще унизительней.
- На поляну приходи, - украдкой шепнул мне кто-то. Поляной они называли свой излюбленный живописный скверик, служивший местом встреч.

Продолжение - в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 12

Я продолжала ходить на тусовку, уже просто по инерции, не испытывая огромной радости при встрече с «друзьями». С Ромашкой все как-то тоже само собой сошло на нет: не было официального разрыва, просто постепенно стали общаться все меньше. Теперь мои приятельские отношения сводились лишь к узкому кругу: одноклассница Оля да разгильдяйка Вика, с которой мы по-прежнему вместе прогуливали уроки и слонялись без дела по городу в поисках приключений, иногда заходили в гости к каким-нибудь знакомым в надежде опустошить холодильник.
Был один парень – Паша. Он особо не тусовался ни с кем, лишь изредка навещая наше «благородное собрание». Его настоящей страстью была музыка, и все свободное время он посвящал разучиванию сложных партий на гитаре у себя дома. Вот у него-то мы чаще всего и гостили.
Конечно, в душе он тоже был проблемным подростком. Но если нам с Викой удавалось сбегать с уроков без всяких зазрений совести и не получая нагоняй от родителей, за Пашей строго следили. Но, в отличие от нас, с одноклассниками у него отношения складывались наихудшим образом, он был предметом насмешек и нередко отхватывал люлей, не умев постоять за себя, будучи слишком добродушным для разборок парнем. Поэтому причины для прогулов у него были гораздо более весомые.
Однажды он тоже взорвался. Одним хмурым утром, не желая идти в школу, при этом выслушивая очередные нотации от мамы, он с отрешенным взглядом пошел в ванную. Вскоре благородная родительница нашла там свое чадо с разбитой в кровь головой, распростертым на полу. Парень просто с разбегу ударился башкой о кафельную стену. Это был какой-то дикий протест, крик отчаяния. Теперь мы с Викой навещали Пашу только в больнице.
Так и проходили наши будни. Волосы тем временем потихоньку отрастали некрасивыми лохмотьями, забривать голову уже надоело. Чтобы хоть как-то приукрасить свой образ, я придумала (а точнее, подсмотрела где-то) новую прическу: мультяшные колючки, торчащие в разные стороны (нечто подобное было у Горшка из Короля и Шута). Прибавился еще и яркий макияж: густая черная обводка вокруг глаз. В придачу я накреативила с джинсами: так художественно их изорвала, что теперь дырок было больше, чем материала, украсив всякими значками и плетеными из бисера крокодильчиками. Без этих колючек и боевой раскраски я просто чувствовала себя голой: это был некий щит, футляр, защищающий мою ранимую душу. Но тогда, разумеется, я об этом не думала. Я просто казалась себе жуткой уродиной без всех этих атрибутов.
И вот в один из дней, во время урока литературы, к нам в класс зашла девушка лет двадцати трех (ну просто старуха по нашим меркам). Тогда я даже не догадывалась, сколь значимую роль она сыграет в моей жизни, из скольких передряг вытащит, несмотря на мое ослиное упрямство и бурное сопротивление, не рассчитывая даже на благодарность.
А тогда я видела просто взрослую девушку с белесыми волосешками, небогато одетую: уставшие джинсы, заправленные в женские ботиночки на шнуровке, какая-то неприметная кофточка. Только еще я заметила множество массивных серебряных сережек у нее в ушах, что, конечно же, внушало доверие.
- Так, дети, послушайте объявление, - объяснила нам визит незнакомки классуха.
- Привет, - бодро начала гостья, - меня зовут Василиса. Вы когда-нибудь слышали о ролевых играх? – движение толкиенистов и ролевиков в нашем городе тогда было в новинку, и все отрицательно покачали головами.
- Клуб «Авалон» приглашает вас интересно провести свободное время, - продолжала она, - если вы хотите окунуться в атмосферу средневековья или мир фэнтези, проявить себя, развить актерское мастерство и научиться фехтовать – это к нам.
Тем временем Василиса пустила по классу фотоальбом, который все принялись с интересом разглядывать. На фотографиях красовались какие-то малолетние «рыцари» в немного смешных самодельных костюмах, девочки в длинных платьях. Но что больше всего меня привлекло – несколько фоток с конными прогулками. Я с детства обожала лошадей, и так захотелось покататься.
Этот клуб, как я узнала позже, был неудачной попыткой одного предпринимателя заработать на ролевом движении, как-то организовать, собрать всех воедино и приподнять немного денег. А Василиса – одна из основоположников течения в нашем городе – была наемным «мастером», т.е. организатором игр. Тогда она, недавняя выпускница педа, еще только искала свое место в этой жизни, пытаясь найти интересный способ заработка.
Вход на игру стоил совсем недорого – двадцать рублей. Несколько моих одноклассниц взяли номер Василисы (правда, никто из них так и не пошел), я тоже записала цифры на обложке тетрадки.
Созвонились ближе к выходным, она сказала, что сама проводить не сможет, посоветовала прийти на остановку «Площадь революции» в назначенное время, так как там договорились встретиться еще несколько ролевиков, чтобы ехать вместе. С ними-то я и могла добраться до полигона, не заблудившись. Василиса пообещала, что их я узнаю без труда.
Я долго сооружала костюм, мама с удовольствием мне помогала. Еще совсем недавно (но, по меркам подростка, аж в другой жизни) мы с одноклассницей Олей фанатели от Зены. Поэтому костюм получился в духе сериала: кожаный, сшитый мамой, корсет-жилетка на шнуровке, лоскуты леопардовой пушистой ткани наподобие юбки, леопардовые же накладки на руках и ногах, перемотанные кожаными ремешками. На голову мы сплели кожаный хайратник, украшенный бисером (такой ободок вокруг головы). Образ завершили множество старых маминых украшений и акулий зуб, который я недавно купила на передвижной ярмарке.
Аккуратно уложив мой «прикид» в рюкзачок-торбу («бэг», как мы тогда говорили – это был священный атрибут любого неформала, с которым нельзя было расставаться ни за какие коврижки. Бэг хранил в себе самое ценное: блокнотик, какие-нибудь безделушки, школьные тетрадки, также был необходим для переноса алкоголя), я отправилась к назначенному месту встречи.
На остановке стояло несколько парней: все, как на подбор, в берцах (это армейские ботинки), в черных или рваных голубых джинсах, за спинами у всех гордо торчали самодельные мечи из стеклопластика.
- Ребят, привет, вы на игру едете? – поздоровалась я, сразу поняв, что именно с ними я и должна встретиться.
- Ага, ты с нами? – их немного удивил мой панкообразный прикид, но не сильно.

Лицо одного из них мне смутно показалось знакомым. Невысокий широкоплечий парень, темноволосый, с правильными чертами лица, глубоким голосом и каким-то природным магнетизмом. Его все называли «Урук», а в простонародье – Вадик. Ну конечно! Этот парень жил в Олином дворе, и в детстве мы часто вместе играли в пионербол.
Забегая вперед, надо сказать, что Вадик – один из самых порядочных, честных и чистых душой людей, которых я когда-либо встречала в жизни. Его отец был художником, а мама – очень приятной и доброжелательной женщиной, немного напоминала мою, но, в отличие от моей, никогда не гоняла Вадика за учебу. Он был очень талантливым и умным парнем. И единственное, что ему мешало в последствии найти место под солнцем – природная лень и отсутствие амбиций.



продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 11

В написанное дальше, вы, конечно же, не поверите. «Ну не бывает таких совпадений! Ты нас обманываешь!» - возмутитесь вы. А я скажу вам с «высоты прожитых лет» - бывает. И не такое бывает. Знаете, все в жизни неслучайно, в ней есть свои закономерности, кто-то очень большой и мудрый все видит и устраивает так, чтобы все было правильно. И добро всегда побеждает, как даже самый маленький лучик света всегда побеждает тьму. На этом построен Мир.
Пока я брела, покинув холодный вагончик трамвая, на троллейбусную остановку неподалеку от моей школы (без пересадок до Ромашки добраться было невозможно), меня кто-то похлопал по плечу. Я и так была напряжена, а от неожиданного прикосновения едва не подпрыгнула. Обернувшись, я увидела школьную атаманшу Катю с ее неразлучной подругой Леной. Они просто слонялись без дела в своем районе, решая, как бы провести вечер. Девочки нарядились в черные мини-юбки, кожаные пиджаки (и это в такой-то дубак, осенними вечерами у нас довольно холодно), ботиночки на каблуках со шнуровкой, были ярко накрашены . Словом, сливки районного общества, королевы школы.
- Опа, какие люди, - поздаровалась Катя, - ты че тут делаешь, куда собралась?
Мне неохота было рассказывать всю историю, было слишком страшно и как-то стыдно признаться, что нас кто-то обижает, и я вкратце обрисовала ситуацию, не вдаваясь в подробности.
- Ну че, поедем? – Катя обратилась к своей подруге.
- Ну давай, че нет-то , - с готовностью согласилась та, - все равно делать нефиг.
Не сказать, что я сильно удивилась предложению помочь. Уверенные в себе барышни, казалось, вообще ничего не боятся в этой жизни – не то, что я, трусиха и коротышка. А тут еще выпала возможность «поразвлечься» на стрелке. Меня одолевали совсем другие сомнения: а вдруг с ними из-за меня что-то случится? А вдруг мне придется тоже базарить, а я как всегда начну мямлить, буду выглядеть глупо, ляпну что-нибудь не то, и мы окажемся неправы (я прекрасно знала, как гопники умели «подтягивать за базар», то есть, выражаясь интеллигентно, придираться к словам )? А вдруг Ромашка мне не все рассказала, и вообще сама во всем виновата, и теперь мы окажемся в глупом положении, из-за чего девчонки и сами мне наваляют, а потом еще и опозорят перед всей школой? Ведь свою «впрягу» я до сих пор побаивалась, несмотря на доброе ко мне отношение.
С такими мыслями я ехала в троллейбусе, сопровождаемая школьными авторитетами, попутно рассказывая известные мне подробности ситуации.
Поникшая Ромашка встретила нас на остановке и сильно удивилась, увидев мое сопровождение. Пока мы шли в темноте трущоб к Ромашкиному двору, где и была назначена «стрелка», она рассказывала свою историю. Девочки внимательно слушали, анализируя ситуацию, прикидывая свои дальнейшие действия.
- Вы вот что, идите вперед, мы сначала посмотрим издалека, если че - тоже подтянемся, нежданчиком, - диктовала план действия Катя. Мы с Ромашкой покорно кивали.
Как у меня дрожали коленки! Я шла к толпе бритоголовых, словно смертник на эшафот. У подъезда стояло человек восемь, среди них - двое девочек. Это были такие же «малолетки», как и мы с Ромашкой, поэтому незримое присутствие «взрослых» Кати с Леной хоть как-то утешало.
- Ха, это че, типа твоя впряга? Заебись, еще одна неформала, – издевались гопники,- ну че, говори, хули весь лифт своей ебланкой Земфирой изрисовала? И че так вырядилась вообще?
- Пацаны, - начала я, стараясь побороть дрожь в голосе, - ну че вы к девочке пристали, не стыдно, толпой такой, сами же тоже в подъездах рисуете, че она вам сделала-то? А своей одеждой она ж никого не трогает.
Тем временем нас уже обступили со всех сторон: мы стояли в круге. Гопники пересмеивались, их «тёлки» пялились своими наглыми быковатыми глазами.
- Ах, блядь, не трогает? Хули она весь район позорит! Ходит, как уёбище, нахуй надо, щас переодевать будем, - с этими словами их «заводила» потянулся к моим ушам, - а это у тебя че за хуйня? (тогда в ушах у меня было лишь три сережки, считай – вообще почти нету), - все висит, все болтается, хуй знает как называется, - продолжил он, несильно дергая меня за ухо.
И тогда появились они – наши спасительницы. Я уже и не надеялась на это, решив, что они передумали.
- Здорово, пацаны, че за базар? – небрежно начала Катя.
- А вы кто? – растерялся гопник при виде «взрослых» и «реальных» девчонок, на таких королев их мокрощелки только мечтали походить. Катин расчет был верен: элемент неожиданности выбил этих отморозков из колеи.
- Мы за девчонок, - уверенным тоном произнесла Катя, кивнув в нашу сторону, - вы че, охуели на них наезжать толпой. С нами базарить будете.
- Да мы это, ну хули они так ходят-то… - замямлил «главарь банды».
- Короче, стрела переносится в наш район, завтра устроит? – уверенностью Кати я искренне восхищалась.
- Да какая стрела, мы ж их просто шугануть хотели, мы ж ниче не сделали, - оправдывался подонок.
Они еще о чем-то поговорили на своем гоповском языке, компания из восьмерых шакалов стушевалась перед великолепной парой подруг. В итоге от стрелы те трусы отмазались, пообещав больше не трогать Ромашку.
Было уже совсем поздно, и нам с моей «впрягой» надо было успеть на последний троллейбус. На прощание мы с Ромашкой украдкой поцеловались (но чтобы не спалиться), это был обязательный ритуал.
В тусклом свете троллейбуса я любовалась своими спасительницами: они виделись мне мистическими ангелами-хранителями, прекрасными валькириями.
- Девчонки, спасибо, выручили. Нам бы без вас пиздец был, как отблагодарить? - у меня не хватило бы никаких слов, чтобы выразить свою благодарность.
- Да забей, че ты, мы за своих чтоли не впряжемся, - небрежно бросила Катя. Но в их глазах я заметила гордость.
Уже на следующий день все на тусовке знали о вчерашнем событии. На меня смотрели с искренним восхищением, наперебой расспрашивая о подробностях.
Я отвечала неохотно. Мне стало как-то противно, чтоли. Я разочаровалась, от недавней эйфории не осталось и следа, смотрела на них совершенно новыми глазами. Теперь я поняла, откуда была та неудовлетворенность нашей компанией. Вроде все хорошо, все друг друга любят, мы весело проводим время, у нас общие интересы.
Ну почему никто не поехал, когда Ромашка была в беде? Теперь я видела их истинную суть: это были домашние детишки, трусливые, сбившиеся в никчемную стайку, пытающиеся казаться крутыми. Настоящих личностей-то там и было всего несколько человек. А мне хотелось чего-то настоящего, чтобы рядом были люди, готовые пойти до конца, а не притворяться.
Недаром меня давно тянуло на другую тусовку – она располагалась в паре кварталов выше по улице, в красивом скверике. Это были «настоящие неформалы»: панки, скинхеды, металлисты, хиппи. Тогда все тусовались вместе, не разделяясь на мелкие группировки, просто каждый сам выбирал, кем ему быть. Более того, скажу: среди панков, например, или хиппи могли попадаться люди совершенно разных национальностей, а тех же скинов это, похоже, не особо задевало.
Но вклиниться туда не было никакой возможности, я лишь любовалась ими издали, завидуя их настоящей, неподдельной безбашенности (как мне тогда казалось, я вообще любила идеализировать все и вся): знакомых в той тусовке у меня не водилось, а к нам они не относились всерьез, считая Мумий Тролля попсой. Ну не заявиться же мне туда просто так, сказав «ребята, а можно с вами». Теперь, после вчерашних событий, мне захотелось туда еще больше.
Мир всегда откликается на наши желания, какими бы нелепыми они не были. И обязательно подкидывает совершенно непонятные нам, неожиданные способы их осуществления.
Показать полностью

Ребят, куда пропали все мои посты?

Кто в курсе, что происходит, у кого-то было? Открываю свой профиль - а там пусто...Я, глупая, даже не сохраняла написанное никуда больше. Кто знает, что делать?
Ребят, спасибо, что отправляли мне утерянный текст (обидно было потерять, я ж несколько ночей не спала), я его копировала и сохраняла в ворд. А теперь все само вернулось)

Отличники тоже плачут - 10

На носу был новомодный праздник Хэллоуин. Мы мало что о нем знали, имели лишь смутное представление со слов учительницы по английскому. Намечалась школьная дискотека - многообещающее мероприятие, где можно было от души потусоваться с однокашниками, а если повезет - и напиться.
Мне тогда "очень крупно повезло". Старшаки умудрились протащить чуть ли не ящик портвейна и столько же пива мимо зорких глаз охраны. Мы глушили эти божественные напитки в задымленном туалете школы (мне тогда очень польстило, что на пиршество я была тоже приглашена).
Не имея большого опыта в таких делах, я заливала в себя алкоголь без всякой меры.
- Ты бы притормозила чтоли, - заметила старшеклассница Катя, школьный авторитет.
Я тогда решила, что она просто жадничает. Зачем притормаживать, если я не пьянею?
Истинный смысл ее слов дошел лишь в актовом зале, когда я пыталась танцевать. Как меня накрыло! Сначала пришла эйфория и всепоглощающая любовь к окружающим, ужасно хотелось поцеловать одноклассника Сережу, который мне нравился в начальных классах. К счастью, до приставаний к парням дело не дошло. Вскоре картинка совсем поплыла, и я почувствовала рвотные позывы. Кое-как доковыляв до туалета, служившего нам недавно банкетным залом, я наконец обнялась с вожделенным унитазом.
Тогда я еще не знала, что директорша со своей свитой из завуча и психологини шерстит здание школы, кто-то донес про алкоголь. А после недавнего скандала попасться ей было чревато самыми серьезными последствиями.
Происходящее далее я смутно помню: чьи-то руки резко подняли мое беспомощное тельце с заблеванного кафельного пола, потом меня с головой окутали в чье-то длинное пальто, и вот уже ведут по улице в неизвестном направлении.
Среди моих конвоиров я узнала Катю.
- Куда мы идем? - еле сумела произнести я заплетающимся языком.
- Ты где живешь? - сердито спросила Катя.
Объяснить свой адрес стоило титанических усилий. Опять туман. И вот я сижу, прислонившись, к входной двери своей квартиры, мои провожатые нажали кнопку звонка и спешно удалились. Провал.
Очнулась я только в полдень в своей кроватке. Подростковое похмелье - это тоже определенное удовольствие. Никакой адской головной боли, только легкое недомогание и спутанные мысли, что казалось очень веселым и приятным фактом.
Я побрела на кухню, чтобы попить воды из крана, мама хлопотала по хозяйству.
- О, очнулась наконец, спящая красавица, - сдержанным голосом сказала она.
Никакой взбучки, так ожидаемой мной, не было.
- Ну ты и вычудила, дурёха. Хорошо хоть тебя не бросили на улице, домой привели, - продолжала мама, - ну что, понравилось?
Тогда мама впервые видела меня в таком состоянии. Брат любопытно заглядывал на кухню.
- Ну ты и дура, - усмехнулся он. Но в тайне-то, конечно, завидовал.
В тот же день я пошла на тусовку, пообещав сделать уроки позже. Благо, был выходной.
Там меня как всегда радушно встретили, здесь я была в своей тарелке, всеми любима и уважаема (но чего-то моей мятежной душе все равно не хватало, и я никак не могла понять, чего именно, скрытые устремления приняли четкие очертания гораздо позже).
- Бля, опохмелиться надо, так вчера погудели, - я старалась говорить небрежно, но в тайне была полна гордости. Ведь это так по-взрослому – опохмелиться.
Тут же откуда-то мне протянули бутылку пива, она была кстати – помогла сбить дичайший сушняк.
К тому времени в нашей компании уже образовалось несколько однополых пар – дело рук земфироманок.
Не имея так привычного сегодня интернета, информацию о любимых музыкантах мы получали из газетных и журнальных статей (чаще всего из жёлтой прессы), сплетен, каких-то немногочисленных передач. Разумеется, в миф о нетрадиционной ориентации Земфиры (а может и не миф, я до сих пор этого не знаю, да и неважно это) все охотно поверили.
Эти пары били чистой воды подражательством кумиру, но тогда, разумеется, никто об этом не думал, всерьез веря в однополую любовь. А некоторые так до сих пор и верят (а вдруг и правда?).
Помимо обезъянничества, это еще и был легкий способ убежать от половых проблем: девочки, обделенные вниманием парней, неуверенные в своей привлекательности, таким образом просто уходили от этих жестоких игр. Простой выход прельщал многих. Признаться, я тоже подумывала об этом ни раз.
И тут подвернулась девочка Ромашка. Она первая предложила «мутить», а я подумала – почему бы и нет, другие же мутят, чем я хуже, все еще не представляя до конца, что подразумевают подобные отношения.
Мы были знакомы не очень близко. Конечно, меня к ней даже не тянуло (я до сих пор не представляю, что такое однополое влечение), никаких «бабочек в животе» не водилось. Хотя девочка была яркая: эрудированная, с хорошо подвешенным языком, симпатичная, много рассуждала о «важных» вещах, в компании пользовалась большим уважением.
Было как-то неловко и нелепо сидеть у нее на коленках, при поцелуях я вообще не испытывала никаких эмоций, кроме смущения. К счастью, пока наши «любовные» отношения только этим и ограничивались. Никакой духовной близости тоже не было, мы даже подругами-то стать не могли, просто были на «разных волнах».
Теперь я гордо именовала себя «средним полом», ставя тем самым свою персону за грань (а вернее, выше) глупых межполовых отношений. Я выходила победительницей в борьбе за любовь парней, просто покинув ее. Конечно, себя я тогда не признавалась в понятных теперь истинах.
Лагутенко с этой идеей унисекса, сквозящей во всех клипах, тоже внес свою пассивную лепту, развращая наши воспаленные умы.
Я до сих пор задаюсь вопросом: навязывание подобных идей было четко спланированной пропагандой, рассчитанной на неустойчивую подростковую психику, или просто так сложились обстоятельства, а наши кумиры простодушно следовали новым веяниям?
Так я и обзавелась «девушкой». В школе, конечно, никто знать об этом не должен.
Там только и разговоров было о том, кто как нажрался на Хэллоуине и что после этого делал. Кто-то подрался, кто-то целовался, кого-то загребла директорша.
- Кать, спасибо, что до дома довела, - опустив глаза, благодарила я свою спасительницу, понимая, что накосячила.
- А че с тобой делать, тупой малолеткой? – я была младше на год, огромная разница по тем меркам. Да и выглядела она, высокая и фигуристая, очень взросло. Атаманша школы говорила с напускной строгостью, - Ты че творишь-то?! Ты хоть знаешь, как мы тебя прям перед носом директорши провели? А как долго тащили, ты ж за три пизды живешь, а ты еще брыкалась? Все, блядь, больше тебе не наливать.
Меня ужасно растрогала такая забота с ее стороны. И с чего она вдруг мне помогла? Все же не зря ее так уважают, это настоящий человек.
Тем временем художку я прогуливала все чаще, предпочтя занятиям тусовку (на которой теперь меня коробило одно: мой «роман» с Ромашкой), а однажды ко мне в школу заявилась Вика. Найдя мой класс по расписанию, она караулила меня в коридоре.
- Ты че здесь делаешь? – удивилась я неожиданному визиту, выйдя на перемену.
- Да у нас занятия отменили. Пошли гулять? – она смотрела на меня озорными глазами.
- У меня же еще пять уроков, как я пойду? – такое в голове не укладывалось.
- Да и че, я уже кучу раз прогуливала, давай, пошли.
Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстро сгребла вещи в охапку и мы весело побежали навстречу свободе.
Я и заметить не успела, как прогулы вошли в норму. Уговоры и угрозы родителей не действовали. У них постепенно опускались руки, взгляды их были растерянными (такой взгляд мне доводилось видеть и раньше – во время дефолта). Учителя пытались разговаривать со мной, но потом просто закрывали на это глаза (пока что по всем предметам я прекрасно успевала, наработанный годами материал помогал).
Жилось легко и свободно. Кроме нас самих и друг друга никто был не нужен.
Помню, как то у Оли родители ушли к друзьям на ночную гулянку, и мы (я, Оля и Вика) решили затусовать. Еще Сёма просился, но мы от него отмазались. Распили на троих бутылку водки, украденную Викой у отчима. Ох как нас размотало, еле ползали!
А ночью послышался настойчивый стук в дверь. Оля на четвереньках поползла открывать, даже не спросив, кто.
В квартиру бешенным ураганом ворвалась мама Вики, она каким-то образом вычислила место нашего прибывания (видимо, созвонившись с моей мамой, я-то отпрашивалась на ночевку).
Эта свирепая женщина схватила меня за шиворот, больно отшвырнув в стену.
- Ты, наркоманка проклятая, чтоб я тебя больше близко рядом с моей дочкой не видела, поняла?! Иначе пиняй на себя, я тебе устрою!, - зловеще пообещала она, одевая свою распластавшуюся на линолеуме дочурку.
Разумеется, никто ее не послушал. Мы продолжали сбегать с уроков, не разлучаясь ни на день. Жизнь шла своим чередом, беззаботно, пока одним поздним вечером мне не позвонила Ромашка.
- Але, слушай, - взволнованным голосом начала она, - мне гопы стрелку забили, с автомата звоню, домой не пускают, че делать – не знаю, - Ромашка жила в самом опасном районе нашего города, в котором неоднократно находили трупы зарезанных или просто забитых до смерти подростков, -приезжай, а? Я уже остальным звонила (конечно, мы не были по-настоящему близки, и мне она не стала звонить в первую очередь), никто не хочет ехать! –испуганно тараторила она.
- Ромаш, че случилось-то? – растерялась я.
- Да они меня у подъезда ждали, типа закурить попросили, а я ж не курю. Ну они начали там, типа, «че, спортсменка чтоли», ну ты знаешь, как они умеют (я не понаслышке знала, как они умеют), потом толкать начали. Доебались типа «это ты весь лифт своей ебучей земфирой разрисовала, теперь блядь все стирать будешь (ребята с ее двора давно были не прочь навешать люлей неформалке, и подошел бы даже самый нелепый повод, была бы отправная точка, чтобы начать «подтягивать за базар»), че, сама отвечать будешь, или впрягу позовешь? (я ясно представляла их издевательский смех при этом, раньше самой доводилось видеть подобное)» Ну я и сказала, чтоб Земфиру не трогали, и что я щас своих позову (видимо, наивная Ромашка была уверена в помощи своих «верных» друзей), а никто не хочет ехать! - прод. в
Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!