Exterm

Я просыпаюсь утром не с мыслью об уничтожении мира, а думая о том, как же не хочется идти на надоевшую работу. Как и все люди, завтракаю, отнюдь не плотью убиенных евреев, а жестоко сожженной яичницей. Под крыльцо мне, увы, не подгоняют мерседес с эсэсовскими номерами, и приходится бодрым маршевым шагом наступать на остановку, несмотря на серый дождь и описанную сопливыми Интернет-параноиками тщетность бытия.
А вот в мерзком общественном транспорте, в котором, как нигде, чувствуешь близость к народу, мысль об уничтожении мира ненавязчиво возвращается. Но увы - в кармане нет спасительной гранаты или, на худой конец, дедова шмайссера...
На лице у меня, конечно, не написано этих светлых переживаний о судьбах человечества, на лбу немецкий крест не нарисован из-за нехватки времени, да и одежда самая гражданская. Так что, о ужас, среди вас, господа, нацист, и вы даже не можете установить это.

Сойдя с переполненной чертовой колесницы прямо в глубокую лужу, я замечаю, что дороги с 41-го ничуть не изменились, и прокладываю маршрут до своей глубоко уважаемой конторы. Работаю я, как ни странно, не в холодном подвале с мигающей лампочкой, не в жуткой лаборатории с привязанными к койкам подопытными, не возле печи, куда систематически стоит забрасывать детей, а в обычном офисе, за столом с кучей бумаг, компом и кактусом, на котором покоятся бумажки с устаревшими напоминаниями о важнейших делах. Мои сослуживцы не вскидывают руки, когда я вхожу, а унылыми голосами, как будтио собираются повеситься, желают мне доброго утра... Разместить над столом портрет Гитлера мне бы никто не разрешил, поэтому где-то на шкафу, за горшком с еще одним кактусом и папками с доисторическими документами прячется фотография президента, появившаяся там после позапрошлой серьезной ревизии. И хотя мною было внесено замечание, что на портрет Гитлера народ бы, пожалуй, лучше реагировал, начальству, как всегда, не до этого.

День тянется незаметно, но долго, особенно если с неба капает и к окну, отгороженному вышеупомянутым шкафом, я сижу спиной. Но рано или поздно рабочее место приходится покидать. Не подумайте, что жизнь нацистов скучна и уныла, ведь после работы на лице улыбка, в наушниках "Wenn die Soldaten", да и дождь прекратился. Разве это не радует? Если вас - нет, спешу огорчить: вы, господа, мрачнее тех, кого считаете олицетворением вселенского зла.

Веселиться мы умеем. Просто долго рассказывать. И хоть не отмечаем 9 мая, праздники у нас есть. 20 апреля, к примеру. Не понимаете, чем день Рождения Гитлера может быть лучше дня великой победы? Ну хотя бы тем, что отмечающие первое не нажираются до ускоренной эволюции в свинью, а всего лишь смотрят на чистое небо с улыбкой, светлыми воспоминаниями и мечтами, слушают любимые марши, опять же, в наушниках, не из-за боязни окружающих, нет. Из-за того, что лишний шум мешает думать. Может, именно из-за такого шума празднующие девятомай по большей части думать не способны?..

Я не набрасываюсь с матом и кулаками на ветеранов при первом удобном случае. Если они, конечно, настоящие, их стоит уважать. Они ведь не знали, что совершали подвиги, рискуя жизнью, во имя чудовищной тоталитарной системы, вовсе не для Родины. К тому же, я прктически не выражаюсь нелитературно. Так что, если от кого-нибудь услышите интеллигентную и логичную речь, бегите не раздумывая: это либо профессор, либо нацист. А так как профессоров у нас осталось не так уж много, велик риск нарваться на второго.

Конечно, вы не поверите во все мною сказанное. Это же, скорее всего, геббельсовская пропаганда, сбивающая честных граждан с какого-то пути. Но я знаю одно - меня с пути не собьет никто и ничто. А значит, завтра утром, позавтракав зверски убитой яичницей, я бодро зашагаю на работу по солнечной улице с "Wenn die Soldaten" в наушниках, вынашивая чудовищные планы внедрения в автобус и уничтожения мира...