AlexKap2015

Пилум, как и гладиус, в наши дни прочно ассоциируется с образом римского легионера. Эта разновидность дротика предназначалась для метания в противника с расстояния. Как же воины им пользовались и насколько эффективным в бою было это колоритное оружие? Дать ответ помогут не только письменные источники, но и современные реконструкции.

На многочисленных изобразительных памятниках, среди которых особенно выделяется Колонна Траяна, пилум выглядит как тяжёлый дротик, размерами немного превышающий человеческий рост. Археологические находки пилума чаще всего представляют собой четырёхгранный железный стержень длиной около 0,5 м, один конец которого заканчивается небольшим наконечником пирамидальной формы, а другой расплющен в плоский хвост с двумя отверстиями. Посредством деревянной муфты и двух заклёпок этот конец стержня соединялся с древком. В более лёгком варианте пилума стержень насаживался на древко при помощи простой втулки. Современные реконструкции пилума весят от 1,7 кг.

Происхождение

Само слово pilum по латыни означает «пест». Вероятно, первоначально это было прозвище оружия, данное ему за некоторое сходство формы. Впрочем, есть и другие гипотезы происхождения этимологии пилума. Например, римский грамматик Фест цитирует очень древний текст гимна жрецов-салиев, в котором римский народ называется pilumnoe poploe — что-то вроде «народ копьеносцев». Помимо привычного pilum известны были и другие названия этого оружия. Например, на сибинском языке, бытовавшем в центральной части Италии, пилум именовался verum или, позже, verutum. Греки называли римский пилум ΰσσος, которое, возможно, происходит от галльского γαισος — «геза», которое обозначало галльское оружие сходного вида.

Изображение пилума на росписи могилы Джильоли из Тарквиний, IV век до н.э.

Римляне взяли пилум на вооружение во второй половине IV или в начале III века до н.э., переняв его конструкцию у соседей. Согласно Ливию и Плинию Старшему, этими соседями были этруски, Плутарх и Проперций называют сабинян, Ватиканский Аноним — самнитов, Афиней — иберов. Такая разноголосица в определении места происхождения свидетельствует о том, что за давностью лет ни сами римляне, ни греки не имели о нём точных сведений. Примечательно, что греки, как уже говорилось, называли пилум словом «геза», имевшим галльское происхождение. Да и римляне охотно сравнивали с пилумом такие разновидности галльских метательных копий как фаларика, трагула, гросф или солиферрум. Возможно, эти параллели лучше, чем этимология названия, способны пролить свет на проблему происхождения пилума.

Отчасти здесь может прийти на помощь археология. Напоминающее пилум втульчатое оружие с длинным железным стержнем и небольшим наконечником плоской или пирамидальной формы уже в IV веке до н.э. встречается в составе инвентаря галльских могильников северной Италии Монте Бибеле и Монтефортино. Известны также параллели этого оружия, найденные в составе приношений или в могильниках по ту сторону Альп. Интересны также этрусские материалы, которые включают экземпляр втульчатого наконечника «пилума» 1,2 м длиной из Вульчи, совершенно идентичного галльским находкам из Монте Бибеле и Монтефортино и также датируемого IV веком до н.э. Кроме того, изображения «пилума» среди другого оружия, включая круглые гоплитские щиты и мечи в ножнах, имеются на росписи могилы Джильоли из Тарквиний, также относящейся к IV веку до н.э.

Описание и находки

Первое описание римского пилума в середине II века до н.э. дал греческий историк Полибий:

«Копья (ΰσσοι, то есть речь идет о пилуме) различаются на тяжёлые и лёгкие. Круглые тяжёлые копья имеют в поперечнике пядень (77 мм), четырёхгранные столько же на каждой стороне. Лёгкое копьё походит на рогатину средней величины, и его носят вместе с тяжёлым. Длина древка в копьях обоего рода около трёх локтей (1,38 м). Каждое древко снабжено железным наконечником с крючком такой же длинны, как и древко. Наконечник соединяется с древком очень прочно и для дела весьма удобно, потому что его запускают в дерево до середины и укрепляют множеством заклёпок, поэтому связь частей не нарушается от употребления никогда, разве изломается железо; между тем, толщина наконечника в основании, там, где он соединяется с древком, всего полтора пальца (29 мм)».

Современная реконструкция пилума III–II веков до н.э. Обратите внимание на широкую и массивную деревянную муфту, размеры и форма которой имеют сходство с пестом и отчасти могут объяснить название оружия

Этому описанию соответствуют оригинальные археологические находки наконечников пилума III–II веков до н.э. из Таламоначчо в Италии, Кастельруф в Испании, Смихеля в Словении и Эфиры в Греции. Наиболее ранними из них являются находки из Таламоначчо, связанные с местом знаменитого сражения римлян и галлов при Теламоне в 225 году до н.э. Все они представляют собой относительно короткий (между 27 и 32 см) железный стержень с зубчатым наконечником треугольной формы и широким и плоским хвостовиком с двумя сквозными отверстиями для заклёпок, посредством которых наконечник скреплялся с древком. Находки из Кастельруфа весьма схожи с ними своей формой, но имеют несколько более крупные (между 37 и 41,7 см) размеры. Клад из Шмихеля содержал несколько десятков втульчатых наконечников, принадлежавших лёгкой модели пилума. Их длина варьировалась между 20 и 38 см. В отличие от предыдущей модели, втульчатые пилумы оснащались наконечниками пирамидальной формы.

Пилумы позднереспубликанской эпохи (I век до н.э.) отличаются более крупными размерами. Уже пилум второй половины II века до н.э., найденный в Раниеблас (Испания), имеет длину железной части 74 см. Схожие пропорции имеют испанские находки пилумов из Валенсии и Осуны. Первая из них относится к Серториевой войне (82–72 годы до н.э.), а вторая — к заключительной кампании Цезаря в Испании и битве при Мунде (45 год до н.э.).

Римские пилумы III–II веков до н.э. из Таламоначчо (а), Эфиры (б) и Кастельруфа (в)

Важной особенностью пилумов этого времени является исчезновение широких и плоских наконечников, распространённых ранее. Пирамидальная форма наконечника свидетельствует об усилении значения бронебойной функции оружия, удар которого должен был насквозь пробивать деревянный щит и облачённого в доспехи щитоносца. Эффективное выполнение этой задачи напрямую оказывается связано с прочностью соединения металлической и деревянной части оружия. Это заставляет усомниться в достоверности рассказанного Плутархом анекдота о том, что Марий якобы придумал заменять железную заклёпку, при помощи которой хвостовик пилума соединялся с древком, на деревянный гвоздь. При попадании пилума в щит противника гвоздь ломался, и оружие выходило из строя, так что его нельзя было метнуть обратно.

Между тем Полибий писал о внимании, которое римляне уделяли вопросу прочности соединения наконечника пилума и древка. Той же цели должна была служить загибающаяся кромка по краям плоской части хвостовика всех находок тяжёлого пилума III–I веков до н.э. Эта кромка с боков охватывала деревянное крепление хвостовика и препятствовала выпадению наконечника пилума при поломке заклёпки.

Реконструкция хвостовой части пилума ранней императорской эпохи

Эффективность

В «Записках о Галльской войне» Цезарь ярко описал эффект, который залпы пилумов производили на ряды противников римлян:

«Так как солдаты пускали свои тяжёлые копья сверху, то они без труда пробили неприятельскую фалангу (…) Большой помехой для галлов было то, что римские копья иногда одним ударом пробивали несколько щитов сразу и таким образом пригвождали их друг к другу, а когда острие загибалось, то его нельзя было вытащить и бойцы не могли с удобством сражаться, так как движения левой рукой были затруднены; в конце концов многие, долго тряся рукой, предпочитали бросать щит и сражаться, имея всё тело открытым».

Ещё одно, столь же красочное описание, принадлежит Ливию:

«По приказу легатов воины подобрали копья, усеявшие землю между тем и другим войском, и метнули их во вражескую «черепаху»; много копий вонзилось в щиты, а некоторые даже в самые тела врагов, и клин их развалился, причём повалилось много не раненых даже, а только оглушённых».

Воины Цезаря сражаются с гельветами. Реконструкция П. Денниса

Как видно из описаний, удар пилума обладал высокой пробивной силой, перед которой не мог устоять ни щит, ни панцирь. Английский историк Питер Коннолли в 1998 и в 2002 годах провёл серию испытаний с несколькими современными репликами этого оружия. Тестировались тяжёлые пилумы с широким наконечником типа Таламоначчо (1,280 кг) и модель с наконечником пирамидальной формы типа Рениеблас (1,710 кг), а также ряд более лёгких моделей пилума типа Шмихель (1,110 кг) и лёгкого дротика (0,230 кг). При испытании дальности броска лучшие результаты выглядели следующим образом:

Таламоначчо — 34,8 м;

Рениеблас — 33,7 м;

лёгкий дротик — 54,5 м.

Следующий тест был на проникающую способность. В качестве мишени использовался лист трёхслойной фанеры толщиной 11 мм. Дротик не пробивал фанерный щит, при ударе его острие всегда сгибалось. Тип Таламоначчо со своим широким треугольным наконечником также не сумел пробить фанерный щит. Тип Рениеблас пробивал фанеру насквозь, при этом, как замечает автор испытаний, его было очень трудно вытаскивать — края пробоины смыкались вокруг него. При падении на землю железный стержень пилума слегка изгибался, в соответствии с описаниями повествовательных источников.

Изменение формы и размеров пилума между 200 годом до н.э. и 200 годом н.э.

Техника использования

Описание Цезарем начала сражения при Фарсале наглядно показывает очерёдность применения оружия римскими легионерами:

«Между обоими войсками было ровно столько места, сколько необходимо было для взаимной атаки. Но Помпей отдал приказ ждать атаки со стороны Цезаря, не двигаясь с места, и дать его фронту растянуться. Говорили, что такой совет дал ему Г. Триарий, указавший, что первый бурный натиск неприятельской пехоты должен будет сломиться, фронт растянется, и только тогда его солдаты должны будут в сомкнутых рядах напасть на разрозненные неприятельские части. При этом он надеялся, что неприятельские копья будут причинять меньше вреда, если солдаты останутся в строю, чем если сами пойдут навстречу неприятельским залпам; а вместе с тем солдаты Цезаря от двойного пробега изнурятся до полного изнеможения (…)

Когда наши солдаты, по данному сигналу, бросились с поднятыми копьями и заметили, что помпеянцы не трогаются с места, то благодаря приобретённой в прежних сражениях опытности они задержали свой разбег и остановились приблизительно на середине, чтобы не достигнуть неприятеля в изнурённом состоянии; после небольшой передышки они снова побежали, пустили копья и, как им было приказано Цезарем, обнажили мечи. Но и за помпеянцами дело не стало: они приняли на себя пущенные копья, выдержали атаку, удержались в своих рядах, со своей стороны, пустили в ход копья и схватились за мечи».

Представленная картина означает, что противника атаковали с какого-то расстояния, переходя в этот момент с шага на бег. По сигналу центурионов, а также исходя из собственного практического опыта, воины вначале метали в противника пилумы, а затем атаковали его с мечами в руках. При всей простоте этой схемы, она вызывает вопросы у исследователей. Учёные спорят о том, с какого расстояния и каким образом производилось метание. Хотя, как мы видели, экспериментально было доказано, что пилум можно бросить на дистанцию около 30 м, почти наверняка метание производилось на гораздо более коротких дистанциях. Наиболее приемлемым вариантом выглядит интервал между 18 и 10 м от противника: оружие сохраняет высокую пробивную способность, а у воина остаётся время для того, чтобы, бросив пилум, успеть выхватить меч и приготовиться к рукопашной схватке.

Одна из возможных реконструкций техники метания пилумов. Рисунок А. Хука

Существует ряд сценариев, как могло производиться метание пилума. При первом сценарии пилумы разом бросает всё подразделение. Преимуществом этого способа является высокая концентрация метательных снарядов на сравнительно узком участке фронта с эффектом, напоминающим цитировавшийся отрывок из Ливия. На практике этот сценарий оказывается сложно выполним, поскольку последний ряд воинов отстоит от первого на расстоянии около 9 м и оказывается едва ли способен добросить свой пилум до противника без риска поранить при этом своих впередистоящих.

При другом варианте сценария вместо «все вдруг» воины метают пилумы по шеренгам или даже поодиночке, приближаясь к врагу на определённую дистанцию. Наконец, ещё одним вариантом является сценарий, когда вначале свои пилумы метают в противника воины первых двух–трёх шеренг, а остальные бросают свои позже, в ходе завязавшегося боя — или сами, или передавая их впередистоящим.

Метательный бой

Сегодня практически все исследователи признают, что сражения могли включать продолжительные перерывы, когда обе стороны сходились друг с другом, а затем вновь расходились, чтобы передохнуть, привести себя в порядок и пополнить запасы оружия. Такой тип боя описывает Цезарь в ходе сражения у Илерды в ходе Гражданской войны в Испании летом 49 года до н.э. Противостоявшие ему воины Афрания укрепились на вершине холма, единственный подъём на который не превышал по ширине развёрнутого фронта трёх когорт, то есть около 150 м. IX Испанский легион из армии Цезаря, стоя у подножия холма, мужественно выдерживал обстрел афранианцев на протяжении пяти часов и время от времени успешно контратаковал. Изведя, наконец, все имевшиеся у них метательные снаряды, воины Цезаря предприняли решительную атаку вверх по склону с обнажёнными мечами в руках и наконец заставили своего противника отступить.

Римские легионеры на метопах Трофея Траяна из Адамиклисси

Кажется, IX Испанский легион был полностью укомплектован. Следовательно, в начале боя его солдаты располагали примерно 10 000 пилумов. Чтобы израсходовать их все, цезарианцам следовало выпускать в среднем по 2 000 пилумов в час, что составляет по 13 пилумов на каждый метр фронта в течении часа. Если сравнивать эту цифру с 60 пулями на метр в битве при Ватерлоо, она покажется небольшой. Однако при этом, согласно приводимым Цезарем цифрам, на 10 000 брошенных пилумов приходится 200 убитых солдат противника и, вероятно, в 3–5 раз больше раненых. Другими словами, около 10% бросков пилума оказывалось результативными, что даёт гораздо более высокую статистику эффективности в сравнении с огнестрельным оружием эпохи Ватерлоо. При этом следует учитывать, что «цели» имели щиты и носили доспехи.

источник

часть 1

автор: Сергей Махов

Прежде чем продолжить - остановимся на Генрихе де Гизе.

Это был очередной пример того, что "на детях гениев природа отдыхает". В отличие от своего отца - Франсуа де Гиза, он просто хронически боялся брать на себя ответственность. Был из тех людей, которых так хорошо обыграл Леонов в "Обыкновенном чуде": "Когда бабушку душили - дедушка стоял рядом и приговаривал: "Потерпи, авось обойдется".

Нет, в качестве критика и деструктора он был неподражаем, ибо ломать - не строить. Но вот когда появился реальный шанс стать королем....

Дело в том, что Гиз прекрасно понимал - одно дело - витийствовать с броневичка перед толпой, другое дело - реально поднять экономику государства, выстроить его внешнюю политику, в конце концов утвердиться у этой самой власти, начать принимать непопулярные решения и так далее.

К этому Гиз был не готов. В результате на улицах Парижа после бегства короля рулила ТОЛПА. Причем толпа фанатиков.

Давно известно, что если у сантехника отобрать вантус и дать в руки автомат, то потом поменять обратно автомат на вантус очень сложно. Ибо автомат дает гораздо больше возможностей для заработка, нежели сантехнические работы. Собственно именно это и происходило в столице Франции.

Кичась своим могуществом, депутаты Лиги не скрывали намерения изменить основные государственные законы. Вдохновителем их был кардинал де Гиз, возглавлявший духовенство. Его пристрастие к роскоши и к разврату были общеизвестны. Как-то слепой нищий, которому кардинал бросил пригоршню монет, закричал: «Если ты не Господь Бог, то ты кардинал де Гиз!»

На улицах Парижа правила страдающая хроническим недоеб..м герцогиня Монпасье. Пока толпы экзальтированных подростков крушили все и вся, срали в парадных Лувра, грабили не только дома зажиточных граждан, но и церкви, серьезные дяди занимались разделом бизнеса и имущества. Кстати, именно так к примеру гостиница "Путеводная Звезда" в очередной раз сменила хозяина (старый недостаточно высоко прыгал, чтобы доказать, что не москаль).

Меж тем 30 июля 1588 года Армада вошла в Канал. 1 августа, словно в насмешку друг над другом Елизавета Английская и Филипп II обменялись нотами, призывавшими друг друга не доводить дело до открытого конфликта, хотя в этот момент Дрейк и Говард уже вели первые бои с испанцами.

Кстати - еще один разрыв шаблона. Лорд Верховный Адмирал Англии лорд Говард был... католиком, что однако совершенно не мешало ему исполнять свои обязанности.

Меж тем испанцы упорно двигались к Дюнкерку, и казалось - не было силы, способной помешать им. Все наскоки англичан были отбиты, и 5 августа гигантская Армада встала на рейде Кале. Встала при попустительстве 76-летнего мэра города Жиро де Мелона - члена Католической Лиги, одноногого ветерана войн Генриха II. Но боясь действий королевских войск (до Эпернона еще не дошел приказ об отстранении) Мелон занял нейтральную позицию, а разрешил стоянку кораблей только на внешнем рейде.

А что же в этот момент творилось во Фландрии? 27 тысяч ветеранов Пармы были сконцентрированы на побережье, однако в море выйти они не могли — Дюнкерк, Невпорт и Антверпен были блокированы голландским флотом Юстина Нассауского. Здесь следует уточнить одно но: расстояние от Кале до Дюнкерка — 20 миль или 38 километров.

То есть города эти расположены очень близко. Естественно, что Медина-Сидония сразу же связался с Фарнезе, прося его морем переправить войска на корабли Армады. Герцог Пармский, ссылаясь на голландскую блокаду и «текущие как решето» плоскодонные суда, отказался. Тогда дон Алонсо предложил фламандским терциям проделать марш-бросок к Кале и погрузиться на суда здесь, на французской территории. Конечно — это было нарушением французского суверенитета, но как мы уже говорили, мэр Кале был членом Католической Лиги, поддерживаемой испанцами, так что этот план при должной сноровке и дипломатических усилиях вполне мог быть исполнен. Однако и тут Фарнезе отказался. В свою очередь Парма предложил Медине-Сидонии атаковать голландский флот у Дюнкерка и отогнать его, после чего десантные суда ветеранов соединятся с Армадой. Дону Алонсо и его штабу было понятно, что это плохо прикрытая провокация. Самые сильные корабли Армады имели большую осадку, тогда как голландские боевые галеоны были мелкосидящими и вполне могли воспользоваться мелководьями. То есть воспользоваться у Дюнкерка превосходством хорошо вооруженных океанских кораблей Кастильской и Португальской Армад не было возможности, а пускать в бой забары и пинасы, уступающие в численности и вооружении эскадре Нассауского — форменное безумие.

К тому же атаковать голландский флот, имея в тылу англичан, причем превосходящих испанцев в численности, было подобно смертоубийству — даже если бы Медине-Сидонии и удалось бы прорваться сквозь заслоны «морских гезов» на рейд Дюнкерка, выйти обратно уже не получилось бы. Если сюда добавить проблемы с боеприпасами на кораблях Армады — понятно, что уже на этой стадии план высадки в Англии рухнул. Ну а 7 августа была атака брандерами и Гравелин.

Во время сражения при Гравелине произошел анекдотический случай, который показал, как низко ценят и испанцы и англичане суверенитет французов. Во время боя командующий испанским галеасом "Сан-Лоренсо" Уго де Монкада из-за поломки руля был вынужден направить корабль во французский порт Кале. Но на подходе к гавани сильная волна снесла корабль на мель. На борту "Сан-Лоренсо" находилось большое количество золота и серебряной посуды. Позабыв о выработанной накануне диспозиции, адмирал флота Англии лорд Говард пустил моряков своей эскадры на "промысел" испанских сокровищ. Двести английских "джентльменов удачи" вскарабкались на борт галеаса и начался лихорадочный грабеж. В это время командир гарнизона Кале мсье Гурдан отрядил своего племянника поздравить победителей с успехом, заверить их в том, что он охотно уступает им завоеванную добычу, но одновременно напомнил, что сам корабль с находящимся на нем вооружением потерпел крушение на французском берегу. Таким образом, судно оказалось в его, губернатора, юрисдикции. Капитан английского судна Ричард Томсон учтиво передал поклон губернатору и вернулся к грабежу. "При этом англичане грубо обыскали прибывших французов и сорвали с них кольца и украшения".

Это была полновесная пощечина тем, кто считал, что после майдана Украина - цэ Эуропа, пардон, Католическая Лига и ее последователи пользуются хоть каким-то уважением в мире.

Ну а 9 августа в Париж с частным визитом въехал испанский посол Мендоса. 12-го он прибыл в Блуа для встречи с Генрихом Валуа, где добрый старый Генрике (все-таки актер он был от бога) как бы немного извиняясь посочувствовал испанцам: "Такой разгром, боже мой, такой разгром!"

Мендоса напыщено скривил губу перед этим гребаным геем и сказал, что по его данным Армада разбила весь английский флот и первые испанцы уже высадились в Англии, в ответ Генрих просто предъявил ему 150 турков-гребцов, уцелевших после крушения галеаса "Сан-Лоренцо" (спасибо умнице Эпернону, который смог припугнуть Мелона и оперативно отправил пленных королю), и улыбаясь оставил остолбеневшего посла наедине с ними. Посла немного заело и он произнес: «Эти люди принадлежат мне, поскольку они подданные католического короля».

«Отнюдь, – ответил Генрих. – Они подданные Господа Бога. Они были пленниками вашего короля, но, ступив на землю Франции, обрели свободу».

Разгром Армады развязал Генриху III руки - он сразу же отправил всех навязанных Соглашением о Союзе министров в отставку, а королеву-мать, старую Екатерину Медичи, которая предала всех своих сыновей и уже готовилась предать последнего в пользу де Гиза, посадил под домашний арест.

продолжение следует...

Автор: Сергей Махов

Надо сказать, что перед выходом Армады Филипп II попытался решить еще одну проблему. Под названием "Франция".

Вполне осознавая, что испанский король заинтересован во французских портах по пути следования Армады (ибо Дюнкерк и Невпорт были мелководны и не имели укрытий для больших кораблей) в мае 1587 года Генрих III назначает губернатором Нормандии Жана-Луи де Ногаре де Ла Валлета, герцога д'Эпернона, который со всем старанием и тщанием приступает к укреплению северных городов Франции.

В самой Франции был полный раздрай, усугубленный тяжелой экономической ситуацией и неурожаем осени 1587 и весны 1588 годов.

На Януковича Генриха Валуа давили со всех сторон - "Правый сектор" Католическая Лига, чей вождь, Генрих де Гиз, съел ящик печенек от Нуланд был должен Филиппу II уже 3 миллиона ливров и в меру своих скромных способностей пытался стать французским королем, правда, каким-то экзотическим способом; протестанты Донбасса юга и юго-запада, чей предводитель, Генрих Наваррский, расширял свое влияние и территории; Злобный Путин Англия, которую совершенно не устраивала позиция стороннего наблюдателя,занятая Валуа, тогда как страна семимильными шагами идет к Евроассоциации союзу с Испанией. Ну и до кучи - сама Испания, империя, над которой не заходит солнце, поскольку ей, Америке... тьфу, Испании, Франция нужна была только в качестве воюющих между собой группировок, поскольку единая Франция мгновенно становилась самым главным врагом Испании.

Генрих III Валуа, король Франции

Против Генриха идут заговор за заговором - госпожа де Монпасье, духовенство, подстрекаемое кардиналом Лотарингским (вообще внуки нищего дворянчика Клода де Гиза, прибывшего в Париж с тремя су в кармане, очень неплохо устроились к 1580-м) - все этом можно прочитать у Дюма в "Сорок Пять", благо заговоры описаны очень точно, правда Дюма сдвинул события 1588-го года в 1584-й.

Тем временем прибывший к Гизу испанский посол Байден Мендоса потребовал от Лотарингского принца решительных действий. Филипп был готов выделить в помощь войскам Гиза, расквартированным в Суассоне, 6000 солдат и 300 тысяч экю золотой монетой, чтобы тот мог расплатиться с наемниками и солдатами, и начал уже марш на Париж. В принципе, если де Гиз хотел стать королем,этот ход был самым логичным. Но Гиз почему-то умерил свой пыл и собирался лишь захватить Пикардию, что никак не устраивало Империю Добра Испанию.

9 мая 1588 года (за 19 дней до выхода Армады) Генрих де Гиз прибывает в Париж. Его появление на улицах произвело фурор - он был живым воплощением лозунгов парижских буржуа "Хто ни скаче - тот москаль кальвинист" и "Католичество по над усе".

герцог Генрих де Гиз "Меченый", глава Католической лиги

11 мая 1588 года не на шутку испугавшийся Генрих III вводит Беркут своих швейцарских наемников в Париж, ну а в четверг, 12 мая (за 16 дней до выхода Армады из Лиссабона), в пять часов утра колокола церкви Сен-Северен и Сен-Бенуа громко ударили в набат. Так начался Майдан День Баррикад.

Восставшим потребовалось совсем мало времени, чтобы превратить районы Сите, университета, дворца юстиции, Площадь невинно убиенных в укрепленные районы, настоящие крепости. Люди натянули через улицы цепи, вытащили булыжники из мостовых, устроили импровизированные укрепления – город ощетинился баррикадами.

Крийон, лучший начальник Генриха III, запрашивает у короля разрешения разобрать баррикады и разогнать толпу. Генрих мямлит, что "авось все обойдется", и приказа не отдает. Лучшее время для подавления мятежа упущено.

Более того - мятежники переходят в наступление, Беркут швейцарцы, пытающиеся прорваться к Президентскому Дворцу Лувру, окружены, и расстреливаются с крыш домов и гостиниц.

Тут появляется де Гиз весь в белом и Генрих умоляет его спасти швейцарцев. Де Гиз умом мне очень сильно напоминает Кличко, ибо сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать вместо того, чтобы решительно дожимать Валуа, раз уж ты, предатель, решил захватить власть, то надо ее захватывать, а не начинать танцы с бубном над прижатым к стенке, но еще не поверженным противником. Так вот, де Гиз решает показать свое могущество над толпой, и просит отпустить швейцарцев, которые быстро отходят к Лувру.

В пятницу боевики "Правого Сектора" отряды под командованием герцогини де Монпасье, де Бриссака и Менвилля захватывают Ратушу, и Арсенал. В этих условиях Янукович Генрих III видит только один выход - бежать из Парижа.

Король покидал свою столицу, а вместе с ним – канцлер, герцог де Монпансье, маршал Бирон, государственные секретари, господин д’О, кардинал Ленонкур. Его королевское величество отправился в путь под защитой швейцарской гвардии из четырех тысяч человек, французской гвардии и Сорока Пяти, окруживших Генриха III живым щитом.

Оказавшись в Шайо 27 мая (за день до выхода Армады), Генрих оборачивается к оставшемуся позади городу, отплатившему ему за добро лишь неблагодарностью и изменой, и гневно проклинает его. И еще Генрих клянется вернуться, только когда путь назад будет расчищен. А пока он выбирает местом своего пребывания Шартр, куда тут же переезжает весь дипломатический корпус. (Цитата из Эрланже "Генрих Третий. Последний из Валуа")

Жан Луи де Ногаре, герцог дЭпернон

Меж тем Фарнезе понимает, что Дюнкерк и Невпорт очень мелководны, и разрабатывает план захвата Булони с помощью войск Католической Лиги. 9 мая 1588 года этот план через своих паржских агентов (да, да, тот самый Николя Пулен, завербованный у Дюма королевским шутом Шико в "Сорок Пять") становится известен д'Эпернону. Уж в чем-чем, но в быстроте реакции последнего королевского миньона упрекнуть нельзя, и тот срочно отправляется в Булонь,открывает арсенал, вооружает поголовно всех жителей города, свозит в город пушки из близлежащих замков. 14 мая с песнями, плясками и боевым гопаком к стенам Булони подходит отряд в 4000 человек под командованием брата Гиза - герцога д'Омаля, надеясь на легкую прогулку и разграбление города. Однако их встречают пушечные залпы и полностью готовый к бою гарнизон. Простояв у ворот неделю, как баран, и даже не попытавшись штурмовать, д'Омаль разворачивается и уходит прочь в пампасы.

Но вернемся в конец мая и начало лета.

Армада, идущая вдоль французских берегов,стала очень весомым фактором для аргументов, приводимых Католической Лигой. Генрих III не мог игнорировать идущие со всех сторон рассказы о гигантском флоте, который сначала видели у берегов Бретани, а потом и Нормандии.

21 июля (за 9 дней до входа Армады в Канал) стороны заключают Соглашение о союзе (очень похоже на февральские тезисы Януковича, кстати). Это полная сдача позиций по всем фронтам. Католическая Лига отказывалась (или делала вид, что отказывается) от заключения каких бы то ни было союзов с иностранными государствами, но получила официальное признание во Франции. Король принимал на себя обязательство созвать Генеральные штаты; соглашался с решениями Тридентского Собора; отказывал принцам крови, исповедовавшим протестантизм, в праве наследовать корону; признавал кардинала Бурбонского своим ближайшим родственником; предоставлял католикам право иметь шесть городов-крепостей; высылал д’Эпернона. По этому Соглашению герцог де Гиз получал звание генерал-лейтенанта, его брат становился кардиналом в Авиньоне, герцог д’Омаль – губернатором Лиона, Менвиль, вдохновитель Католической Лиги, – членом королевского совета; Майеннский, кузен де Гиза, получал под свое командование армию.

Да, перед тем, как закончим первую часть.

Так уж получилось, что 12 мая в Париже оказался мэр Бордо, Мишель де Монтень. Выглядел этот молчаливый и саркастически улыбающийся человек столь подозрительно, что добрые буржуа из Католической Лиги решили его повесить. Ибо "кто не скаче - тот москаль" больно уж рожа, на протестантскую смахивающая. Вмешался президент парижского парламента, сочувствующий королю (его кстати в лучших традициях Верховной Рады заставляли подписывать приказы по Парижу под дулом пистолета, правда по вечерам президент писал длинные слезные письма королю, подробно описывая, что он подписал, и как его,бедного, неволили) и Монтеня "всего лишь" упекли в Бастилию, комендантом которой назначили полу-буржуа, полу-дворянина Бюсси-Леклерка, который бы никогда не осмелился назваться Бюсси при живом САБЖе,но времена нонеча изменились и "киборгами можно называть кого угодно", как вы знаете.

продолжение следует....

В глазах наших современников римские солдаты предстают железными людьми, готовыми идти хоть на край света и выполнить любой приказ. Цена, которая была заплачена за этот образ, измеряется в человеческих жизнях. Попытаемся взглянуть на римскую военную службу глазами простых солдат, чтобы оценить весомость принесённых ими жертв, а также выяснить, каково было состояние их здоровья, качество жизни и шансы дожить до старости.

Отставка

В 1983 году в журнале папирологии и эпиграфики был опубликован любопытный египетский папирус IV века, который, как впоследствии оказалось, являлся частью документа, опубликованного в 1973 году. Края обоих свитков идеально совпали, и учёным таким образом удалось целиком восстановить документ. Он содержал три письма, в разное время написанных в канцелярии дукса на имя префекта лагеря Псофис, местонахождение которого локализуется где-то на территории Оксиринхского оазиса в Египте. Все они касаются судьбы и военной карьеры некоего Серапиона, которого и следует признать владельцем свитка.

Первое письмо датируется 17 апреля 395 года. В нём Серапион, прослуживший к тому моменту десять лет, из всадника производится в катафрактарии. Второе письмо датируется 396 годом: Серапион назначается декурионом. Третье письмо относится к 401 году и включает список из имён 11 отправленных в отставку солдат, среди которых упомянут всё тот же Серапион. Этот список содержит годы выслуги и причины отставки каждого из ветеранов.

Декурионы:

Серапион — из-за колик (colicus), 18 лет службы;

Стефан — увечный (debilis), 22 года службы;

Филеас — по старости (senex), 35 лет службы;

Исидор — по болезни (aegrotus), 18 лет службы.

Катафрактарии:

Дорофей — по старости, 27 лет службы;

Фебаммон — по старости, 20 лет службы;

Апаммон — из-за колик, 10 лет службы;

Фебаммон — увечный, 7 лет службы.

Рядовые:

Геракл — по старости, 27 лет службы;

Ахесис — по старости, 27 лет службы;

Антоний — по старости, 27 лет службы.

Чем болел Серапион — определить сложно. Классик античной медицины Гален описывал «колики» как острые боли в животе, которые, на взгляд современных специалистов, могли порождаться самыми разнообразными заболеваниями: от кишечных инфекций до ревматизма. Двое его товарищей, которые определены в документе как «увечные», могли получить те или иные травмы, которые сделали для них продолжение службы невозможным. Наконец, один ветеран-декурион назван «больным» без подробностей его диагноза и ещё один определяется как «старик».

Все комиссованные по болезни или по преклонному возрасту получали так называемую «уважительную отставку» (causaria missio). Последняя предоставлялась по результатам освидетельствования двумя или тремя врачами. Решение выносил «компетентный судья» (iudex competens). Такая отставка содержала те же права и льготы, что и «почётная отставка» (honesta missio), которую получали ветераны, выслужившие полный срок военной службы — 27 лет. Она включала денежную выплату и освобождение от налогообложения и прочих обязанностей для самих ветеранов и членов их семей.

Со времён Каракаллы (211–217) для получения полных льгот был определён 20-летний срок службы. Остальные могли претендовать лишь на урезанный объём послаблений, пропорциональный количеству выслуженных лет. Наконец, император Константин (306–337) постановил в 325 году, что полным объёмом льгот при «уважительной отставке» могли пользоваться только те воины вспомогательных частей, которые были ранены в бою. Серапион и его товарищи по несчастью в силу своего статуса могли претендовать на ограниченный объём этих привилегий.

Физическое состояние солдат

Военная профессия была связана с тяжёлыми испытаниями. Солдаты должны были храбро сражаться в бою, стойко переносить усталость и боль от ран. Вегеций пишет, что молодых рекрутов нужно прежде всего обучать совершать большие переходы при полной выкладке. Судя по рельефам Колонны Траяна, солдаты маршировали, будучи облачёнными в доспехи, неся при себе шлем и щит, а также запас провизии и личные вещи. Вес солдатской амуниции мог при этом достигать 20–30 кг. Неудивительно, что римских солдат за тяжесть поклажи называли «мариевыми мулами».

У современного читателя вызывает удивление выносливость германских легионов Вителлия, которые во время Гражданской войны в 69 году за сутки совершили форсированный марш в 30 миль (48 км), а затем ещё всю ночь вели на равных бой с противником. Для этого не только солдаты, но и офицеры должны были обладать хорошей физической подготовкой и выносливостью. Сервий Сульпийций Гальба, когда ему уже было за 40, командуя войсками в Германии, вначале весь день проводил полевые учения со щитом в руке, а после этого пробежал в военном облачении 30 км за колесницей взбалмошного императора Калигулы.

Тяжёлые нагрузки неизбежно отражались на здоровье солдат, о чём мы можем судить по сохранившимся останкам. На берегу Неаполитанского залива был найден полный скелет воина — одной из жертв погубившего Помпеи и Геркуланум извержения Везувия в 79 году. Он лежал лицом вниз, согнув руки. При нём был обнаружен кожаный ранец с инструментами, пояс с бронзовыми накладками, кошелёк с горстью мелких монет и меч в ножнах. На момент смерти воину было 37 лет. Он был хорошо развит физически, обладал прекрасным здоровьем и хорошо питался. Мощные мышцы предплечий развились благодаря постоянным упражнениям с мечом и щитом. По-видимому, он был всадником, так как возле коленных суставов кости имели утолщения от постоянного напряжения, как это происходит при езде верхом на неосёдланной лошади. Должно быть, ему приходилось бывать в сражениях. Удар в лицо лишил его шести зубов с левой стороны челюсти. На левой бедренной кости повыше колена была гематома, образовавшаяся после ранения. Острие оружия противника вонзилось в кость и в углубление проник сгусток крови, впоследствии затвердевший. От этого на костях воина образовалась легко различимая шишка.

Ещё одно тело было обнаружено в 1972 году при раскопках римского форта в Фельсене (Нидерданды). Форт, идентифицированный археологами как Флевум, захватили и разрушили фризы в 28 году. В колодцах на территории форта были обнаружены тела трёх римских солдат. Расположение тела одного из них и найденные при нём предметы экипировки говорят о том, что он был брошен в колодец связанным, возможно, ещё живым, а затем завален сверху камнями. Останки принадлежали человеку 25–30 лет очень высокого роста (190 см), физически очень сильному, с хорошо развитыми мышцами предплечий. Правая рука была развита более, чем левая, со следами начинающегося артрита правого локтя и основания большого пальца. Артритом была также поражена левая ключица, что стало результатом ношения солдатом тяжёлого щита.

Психическое здоровье

Неожиданный свет на проблемы психического здоровья римских солдат проливает папирус, найденный в Оксиринхе и датируемый временем около 270 года:

«Марк — Антонии, Серапиону и Кассиану, своим родителям, шлёт привет. Я молился за вас перед лицом богов в местном храме, потому что никто не может принести молитвы выше по течению реки из-за боёв, которые здесь идут между анотеритами и солдатами. Пятнадцать отборных солдат погибло, не считая легионеров, призванных из запаса, а также раненых и тех, кто пострадал в бою».

Марк, отправитель письма, был военным медиком, служившим в Александрии. Слово «пострадал» в греческом тексте письма выглядит как χαλαστων — «вялый, расслабленный». Выбор этого редко используемого термина говорит о том, что здесь подразумеваются не раненые в бою и не дезертиры, а, вероятно, солдаты, ставшие жертвой посттравматического расстройства. Этот диагноз может показаться современному читателю странным. Но не следует забывать, что римские солдаты были обычными людьми, часто ещё совсем молодыми юношами, иногда взятыми в войско насильно, брошенными в бой после короткого курса подготовки. Сражение в то время представляло собой рукопашную схватку с ударами, сыпавшимися со всех сторон. Солдаты слышали стоны своих друзей и видели, какой страшной смертью они погибают. Неудивительно, что при этом некоторые сходили с ума.

Аппиан рассказывает о «слегка помешанном» римском ветеране Цестии, ставшем причиной пожара Перузии во время Гражданской войны в 40 году до н.э.:

«Перузию Цезарь решил отдать на разграбление войску. Но один из перузийцев, Цестий, слегка помешанный — он воевал в Македонии и с этого времени называл себя македонянином — поджёг свой дом и бросился в огонь. Ветер, подхватив пламя, перенёс его по всей Перузии, и она выгорела полностью».

Римские авторы нередко упоминали схожие сцены при описании штурма и разграбления городов, когда обезумевшие жители совершали массовое самоубийство. Отношение к этому явлению в римской культуре было неоднозначным. С одной стороны, в ситуации, когда не было другого выхода, самоубийство рассматривалось как приемлемое или даже необходимое. При других условиях оно приравнивалось к дезертирству, и виновный — в случае, если он оставался в живых, — подлежал после этого смертной казни. Смягчающими обстоятельствами являлись болезнь, невыносимая боль или скорбь, к которой позже прибавляли чувство стыда или вины. В этом случае виновному сохраняли жизнь, но отправляли его в позорную отставку (missio ignominosa), означавшую потерю выслуги лет и всех привилегий. Солдат, пытавшихся убить себя в состоянии опьянения, наказывали разжалованием в рядовые и переводом в другую часть.

Ожидаемая продолжительность жизни

Сегодня считается, что тяготы военной службы приводили к тому, что от 40 до 50% римских солдат не доживали до отставки. В Северной Африке установленная по солдатским эпитафиям средняя продолжительность жизни равняется 45–47 годам. Причём известны лишь шестеро солдат и один центурион III Августа легиона из Ламбезиса (Нумидия), павших от рук врагов. Остальные же умерли от различных болезней.

В дунайских провинциях, находившихся в прифронтовой зоне, средняя продолжительность жизни была гораздо меньше и достигала примерно 30 лет. Соответственно, процент солдат, погибших в сражении, неизбежно был здесь гораздо выше. В целом годовая потребность легиона в новобранцах оценивается в количестве от 110 до 250 человек. Однако сохранившиеся надписи свидетельствуют, что во время военных действий некоторые подразделения несли такие потери, что до 40 % их личного состава приходилось заменять новобранцами. То же происходило во время массовых эпидемий.

Реконструкция облика римского солдата из Помпей

Вопрос о том, насколько продолжительной была жизнь ветерана после увольнения из армии, более сложен. В Ламбезисе (Алжир) у военных шанс дожить до 45 лет был несколько выше, чем у местных жителей. Очевидно, более высокая продолжительность жизни у солдат являлась результатом медицинского ухода, банной культуры и стабильного питания. После 47 лет шансы обеих групп населения выравнивались, а затем при увеличении возраста смертность военных начинала обгонять соответствующие показатели у гражданского населения. Такая же ситуация характерна и для дунайских провинций — с той, однако, особенностью, что отставание уровня ожидаемой продолжительности жизни у солдат в сравнении с гражданским населением начиналось уже после прохождения планки 30-летнего возраста.

В целом на общем графике уровень смертности ветеранов армии находился где-то посередине между свободным населением и рабами. Очевидно, римской армии удавалось вытянуть из солдата все его жизненные силы до того, как приходило время навсегда от него избавляться.

источник