Они сожрали мою прелесть!
Обобрали меня, ограбили утром ранним. Гнусное нападение. Внезапно, исподтишка, ни с того, ни с сего. Налетели гопники.
А я то надеялся, жаждал, мечтал, … моя прелесть...
Упование мое, звезда путеводная на тонкой тропинке пути — все прахом. Угас скворчащим фитильком в конце тоннеля свет. Пропало всё! Остался только термос с чаем.
Как я старался, как лелеял, как берег. Крупчатки лучшей не жалел для скуса хлебца. В паштет нежнейший печени гусиной для аромата белый покрошил грибок. Цыпленка молодого, кормленного рисом, мариновал не пожалев винца. Салата хрупкого листочки, умытые прозрачной росой добавил слеганца, так просто, исключительно для вида.
Нарезка точная размером в полный рот, ножом особым, из рессорной стали. Аджика, лучшая из всех аджик, по жгучести... йяяй-ху-ху-йяй-яй.
Не сэндвич вышел, а сплошное наслаждение. Такая прелесть.
Все орлу под хвост. Только ко рту поднес и, налетели. Из рук рвать собрались, да отскочить успел я, прелесть на салфетке оставив неосторожно.
Утащили ее грабители, злобно насмехаясь.
Только и отбился, что вспышками фотоаппарата, да выпавшей из кармана фотографией кота, а то бы... поминай как звали. Страшное это дело по степи утром ранним в одиночку шататься.
Злой я теперь и голодный. Мрачно фотографию грабителей рассматриваю. Ищи их теперь, свищи, как ветра в поле.
