Жду новый пост

Серия «В полях»

О том, кому принадлежит пальма первенства в изобретении шулюма, ведётся много споров. Все народы, которые так или иначе имеют кочевые корни, утверждают что именно среди них зародилась традиция его готовить. Остальные примазались, спёрли рецепт и всё испортили. Потому что "настоящий шулюм готовится только из баранины" - говорят те, у кого под рукой оказывались бараны. "Какой шулюм без рыбы?" - огрызаются те, у кого традиционно рыбы навалом, а баранов ни одного на всю округу. "Только утка!" - встревают в спор охотники. В общем, по сути - что есть под рукой, из того и готовили изначально. Поймали, в котелок определили, досыпали ещё у кого что есть, для нажористости, и варим.

В процессе многолетних споров из приготовления шулюма сделали священнодействие. Нужно же всенепременно все традиции соблюсти - и готовить только в определённом котелке, и место выбрать тщательно, и стопочки не забывать пропускать через строго отведённые промежутки времени и в определённой последовательности. И речь должна быть торжественная, и миски деревянные. Лирическое отступление - вряд ли у кочевых народов такие танцы с бубнами в ходу были.

Возвращаясь к тому самому священному шулюму на открытии осенней охоты, когда утка жир нагуляла и глаз радует. Ну или не утка, добыча в общем. Кто-то из рябчиков предпочитает, или из тетерева, у кого-то по добыче только тушёнка или сосиски, с собой привезённые. Приварок в каждом рецепте свой: стандартные сало, морковка, лук и картоха сменяются изысканным венгерским шпиком, подруженным с патиссонами, помидорами и корейской морковкой.

В те времена на планете буйствовал коронавирус, который помимо всего прочего, очень плохо сказывался на умственных способностях заболевших. Ничем иным объяснить эту историю я не могу.

В одно не совсем прекрасное утро, после нескольких дней температуры, я проснулась в свободном от запахов мире. Стало понятно, что вот мы и встретились - я и коронавирус. Из всех многочисленных способов лечения различных хворей я выбрала самый любимый: с перепугу сожрать весь мёд и запивать собственноручно настоянной струёй бобра в режиме нон-стоп. Как полегчает - ползти в лес, чтобы там сдохнуть под живописным кустом набраться жизненных сил. Через час нахождения в лесу я скачу как жизнерадостный сайгак и готова жить дальше.

Коронавирус потихоньку отпускал, мёд был сожран, струя выпита, и уже переболевшие товарищи поинтересовались, как насчёт финальной части программы - отвезти в лес и там прикопать посмотреть как поживают тетерева. Погода стояла прекрасная - было относительно тепло, с неба падал пушистый снег, мы катили по полям и радовались просторам вокруг. Тетерева по пути не попадались, зато в этих местах колосились лоси, кабаны и медведи. Гениальная мысль посмотреть по свежему снегу следы лосей и кабанов была несколько неожиданной. "Просто глянуть, кто куда ходит." - сказали мне - "Вот навигатор, сейчас разойдёмся, встретимся вот тут." Точка на карте была маленькой, палец большим, эту навигационную программу я видела в первый раз своей жизни и ещё была не в курсе её подлой особенности вести тебя не туда куда надо. Ориентироваться по ней предполагалось интуитивно.

- Девочки, едем работать автошоу! - джип ехал куда-то за город, сворачивая в сторону леса и грязи по колено. Это не пахло автошоу, это пахло пивом, дизелем и экстримом. В сгущающихся сумерках мелькали смутные тени, девочек выгрузили около сцены. Это было единственное почти нескользящее место.

Вокруг горели костры, темноту рассекали лучи фонариков на головах людей, разнообразно покрытых грязью. Из ночи тут и там раздавался рёв двигателей, там кто-то ехал штурмовать трассу. Толпа, одетая в заляпанные куртки, подходила всё ближе и становилась всё гуще, остающиеся в лагере хотели шоу. Слегка прикрытые блестящими кусочками ткани, скользя в туфлях на огромных каблуках, девочки жались друг к другу на сцене и тряслись.

Синеющие и пупырчатые от холода, они обещали стать главным украшением вечера. Лязг зубов уже перекрывал рёв дизелей, из темноты протянули коньяк в слегка заляпанной грязью бутылке и замызганную куртку. "Нам нельзя мы на работе." - суровые сердца джиперов дрогнули от жалости. Они готовы были раздеться и выступить сами, отдав девочкам свои камуфляжи. Девочки были профессионалами, они помнили, что движение - это тепло и резво бегали по сцене под наконец-то включенную музыку, наотрез отказываясь снимать плащи. Тепло, уже полностью заменившее кровь джиперов в организмах, дорисовывало недостающие детали. Все были в восторге.

Дамы, замотанные поверх пайеток в куцые цивилизованные курточки, бежали к джипу, подскальзываясь в грязи. Посиневшими руками они прижимали к груди грязные стрипы и хотели в цивилизацию и коньяка. Такого автошоу у них ещё не было.

Зима в полях рисуется размытой акварелью и тушью. Небо только начинает светлеть, ты проезжаешь мимо утренних деревень в бесконечность, бегущую к горизонту. На рассвете краски ложатся лёгкими нежными мазками, растекаясь по мокрой бумаге неба. Быстро растворяются, сменяясь лёгкой чёрно-белой графикой еле заметных к горизонту околков. Ветер, незаметный в городе, разбитый домами, в полях набрает силу. Несёт косыми лентами хлопья снега, облепляя ветки и стирая горизонты. Заметаются следы, по полю тянет позёмкой, наметая перемёты в еле заметных низинах.

Снег в чапыге весь в путанице заячьих пробежек, по дороге струится цепочка следов лисы. Метель стирает чёткость, через пять минут остаются только намёки. Через дорогу, выныривая из мелкой поросли берёз, бежит крупная пушистая лиса, скрываясь в кустах. Невдалеке находим свежий след косули. Сумерки ещё не наступили, подкрадываясь незаметно, скрадывая яркость дня. К закату вылетают тетерева, садятся на макушки берёз, раскачиваясь на ветру как тёмные шарики. Чёрная стая срывается с поля, тянет к околку, скрываясь за ним.

Пора возвращаться. Согреть машину и налить горячего чая с мёдом, отрывая куски такой вкусной после пробежки по зимним полям лепёшки. И ехать домой, через загораживающую мир пургу, бережно неся в душе графику зимних следов и карандашные наброски убегающих к небу берёзовых околков.