История человека, имеющего "синдром запертого внутри", но не согласившегося с ним жить.P.S. окончание, фото и видео в комментах

не поленитесь прочитать все - оно того стоит
взято с briztaker.com

Бойд Кларк редко бывал серьезным, но в тот день он оставил все свои шутки за дверью. Пододвинув стул к кровати Ника, он сел и предложил сделать то, что может сделать лишь настоящий друг. Он предложил убить его.
Еще несколько недель назад Ник Чисхольм был энергичным 27-летним парнем, мощным игроком в регби, ходил в качалку три раза в неделю, а по выходным покорял горы на своем байке. Теперь же он лежал на больничной койке — сгусток сознания в теле, которое он не мог больше контролировать. И все же Ник знал, что это тело его, потому что оно не прекращало взывать к нему. Не унимающийся спазм икры был как открытая рана, а желание почесаться казалось копошением тараканов прямо под кожей. Он хотел кричать, но даже голосовые связки не слушались его. Единственное, что осталось, — это наполнивший его ужас.
Врачи называют такое состояние по-разному: псевдокома, бодрствующая кома, синдром окружения. Наиболее выразительно это звучит по-английски — locked-in syndrome, “синдром запертого внутри”. Или просто ад. Чаще всего подобное случается в результате инсульта, когда перемычка нервных волокон, соединяющая головной мозг с телом, оказывается полностью блокированной. Первое время доктора даже не знали, в сознании ли Ник. Он слышал, как кто-то из них сказал:
— На восстановление нет шансов. Будет лучше, если он умрет.
Возможно, они были правы. В некотором смысле он уже был мертв, осталось лишь осиротевшее сознание. Погасить эту искру было бы актом милосердия.
— Если бы я был на твоем месте, знаю, ты предложил бы мне то же самое, — прошептал Бойд, чтобы не услышали медсестры. Ему ужасно хотелось отвести взгляд от лица Ника, но так он пропустил бы его ответ. Глаза вверх — это “да”, вниз — “нет”. Это был единственный способ общения, доступный Нику. Шли секунды, Ник не отвечал. Вверх — “да”, вниз — “нет”. Вверх — “да”, вниз — “нет”.

Что такое “синдром запертого внутри”?
Пациент с “синдромом запертого внутри” не может ни говорить, ни шевелиться, единственное доступное ему движение — вверх-вниз глазами. При этом он находится в полном сознании, слышит, видит и понимает все, что происходит вокруг. Наверное, так чувствует себя похороненный заживо, только вот вместо гроба — собственное тело. Хуже всего, когда врачи просто не видят еле заметных признаков сознания неделями, месяцами, а то и годами, считая, что человек находится в вегетативном состоянии.


“Первыми эти осознанные движения обычно замечают близкие родственники, — говорит Грант Жиллетт, нейрохирург, диагностировавший Ника Чисхольма. — К сожалению, медики часто считают, что родственники излишне эмоциональны и что им кажется то, чего нет на самом деле”.
“Синдром запертого внутри” был впервые описан в 1966 году как квадриплегия (паралич всех четырех конечностей) с сознанием. Чаще всего он становится следствием инсульта или травмы, нарушившей соединение между мозгом и телом. Вот вкратце что произошло с Чисхольмом и как он боролся с этим: 29 июля 2000 года во время игры в регби Чисхольм, резко скрутив шею и спину, повреждает стенку правой позвоночной артерии, которая идет к стволу головного мозга. Крошечный разрыв приводит к нарушению кровотока, и на месте травмы постепенно образуется тромб, блокирующий приток крови к мозгу. В первый момент Чисхольм чувствует головокружение, уходит с поля, падает — и его отправляют в больницу.
Три дня спустя Чисхольм, который вроде бы пришел в норму, готовится к выписке, но еще один образовавшийся тромб отрывается и закупоривает артерию в районе варолиева моста — это часть мозгового ствола, который связан с двигательными функциями человека. А это уже обширный инсульт. Врачи вводят Ника в состояние искусственной комы, чтобы стабилизировать его состояние.
Моторные пути, соединяющие его мозг с мышцами, практически полностью выведены из строя. Однако сенсорные пути в стволе его мозга остаются в полном порядке. Это означает, что, когда три дня спустя Чисхольма вывели из искусственной комы, он мог чувствовать все — от боли до щекотки, но не мог пошевелить и пальцем.
Врачи считают, что мозг Чисхольма погиб. Он слышит, как они спрашивают его мать, не хочет ли она отключить его от аппаратов жизнеобеспечения (он даже дышать не может самостоятельно). Она отказывается. Она еще не готова проститься с надеждой.
Несколько дней спустя доктор Жиллетт замечает слабый признак сознания: глаза Чисхольма кажутся ему полными внимания. Он просит Ника ответить на серию вопросов, двигая зрачками. Тот отвечает, хотя и практически незаметно. Двигать глазами он может потому, что моторные пути к ним не проходят через поврежденный ствол мозга и позвоночник.
Спустя шесть недель после травмы Чисхольма переводят в реабилитационный центр, где он начинает выяснять, какие мышцы выведены из строя не полностью, чтобы попытаться вернуть над ними контроль. Это требует неимоверных усилий. Представь, что тебе надо научиться двигать мизинцем, управляя определенными мышцами в руке, а ты даже не представляешь, какими именно. Прежде всего ему удается пошевелить большим пальцем на ноге, потом — указательным на правой руке. К 4 ноября, через три месяца после травмы, он вновь может дышать самостоятельно.
Сегодня, спустя 10 лет после травмы, Чисхольм может двигать руками и бедрами, у него есть частичный контроль над кистями и голенями. Он также научился широко улыбаться, чем не преминули воспользоваться его близкие друзья: они постоянно смешат его.
Доктор Жиллетт считает, что Чисхольм восстановил большую часть из того, что он вообще мог восстановить, и дальнейший прогресс вряд ли возможен. Но быстро добавляет: “Большинство людей с “синдромом запертого внутри” просто смиряются со своим положением. Но это совсем не в духе Ника. Так что кто знает, на что он способен”.
...
Автор поста оценил этот комментарий
Вот так все и началось — глаза двинулись вниз. За этим последовал изнурительнейший процесс восстановления из всех, что доводилось пережить человеку. И так началась история мужчины, восставшего из небытия вопреки всем медицинским показаниям и плевавшего на все разумные представления о человеческих возможностях.
Я пролетел полмира, чтобы узнать секрет его выдержки. Психотерапевт Ника сказал, что меня ждет нечто необычное: человек, который последние 10 лет был буквально заперт в своем теле, мыслит не так, как все остальные. И Ника действительно нельзя назвать нормальным по всем показателям. Психотерапевт назвал его любителем острых ощущений — таким типом, который привык регулярно держать удар.
Когда я наконец пришел в дом к Нику, в Данидине, на юге Новой Зеландии, то застал его думающим о чем-то своем перед парой серебристых рыб-барбусов, патрулирующих глубины 500-литрового аквариума. Глаза у Ника большие и зеленые, лицо худое, заостренное. На голове — ирокез и что-то еще выбрито с боков. Встретившись с ним взглядом, я как будто ощутил ожог от энергии, бурлящей внутри него.
Последствия его длительного бессилия становятся очевидными почти сразу. Прежде всего Ник не может говорить. Не может кричать, пожимать плечами, кашлять, плеваться, зевать и подмигивать. Все эти бесконечные жесты, которые делают наше существование сносным, ему недоступны. Он не может поморщить нос, потереть подбородок, включить свет. Когда Ник просыпается, он не может потянуться, когда он ложится спать, ему приходится мириться с тем, что веки не смыкаются.
Для общения он использует “доску” — лист прозрачного пластика, на котором выложен алфавит. Когда ее держат перед ним, он глазами указывает на отдельные буквы, формируя слова и предложения — скупые, как телеграммы. Чаще всего такой диалог не стоит затраченных усилий. К тому же рядом должен быть кто-то, готовый так “разговаривать”.
У нас у всех были в жизни ситуации, когда мы чувствовали себя беспомощными, — это могла быть какая-нибудь ерунда вроде ушедшего из-под носа автобуса или такая беда, как смертельная болезнь близкого человека. В такие моменты ощущаешь разочарование во всем и заходишься от ярости и ненависти к безжалостным силам, подчинившим твою волю. Для Ника бессилие — норма жизни.
И все-таки он не относится к своему телу как к врагу. Напротив, он хорошо ест, а его индекс массы сопоставим с показателями олимпийских чемпионов. Для большинства из нас поход в качалку — это просто пункт, трижды отмеченный в расписании на неделю и выполняющийся, возможно, лишь один раз. Ник же использует любую возможность оказаться в спортзале, физически он очень силен. Может, он и не способен почесать подбородок, но привяжите к его спине автомобиль среднего размера, и он, наверное, поднимет его.
Зачем он это делает? Как? Объяснить этот парадокс мне не представлялось возможным, тем более с помощью дощечки Ника. Я все думал, как с этим быть, когда мой взгляд зацепился за картину с изображением пираньи на стене в гостиной Ника. Эта история, по его словам, началась в 1997 году, когда он впервые посетил собрание анонимных алкоголиков. Ведущий группы попросил каждого найти ту высшую силу, которая помогла бы им справится с проблемой, и большинство пьянчуг посмотрели куда-то вверх. Ник же, напротив, опустил глаза и увидел на своей майке изображение озлобленной пираньи. Сойдет, подумал он тогда. Что-то в зубастом оскале хищной рыбы лаконично отражало два качества, которые он ценил превыше всего: стойкость и агрессивность. С тех пор во рту у него не было ни капли спиртного, а так называемая высшая сила все еще с ним.
“Ага, — подумал я, когда он закончил свой рассказ по буквам, — это кое-что объясняет”. Но Ник как-то странно посмотрел на меня и снова попросил доску.
“Г-н-е…”
В конце концов буквы сложились в слова. Ник смотрел на меня с огоньком в зеленых глазах. Понял ли я?
“Гнев — это дар”.
Был июль 2000-го, субботнее утро в Данидине. “Демоны” обыгрывали “Пиратов” во второй половине матча. Ник всегда питал особую страсть к регби: в каком еще виде спорта парень ростом 175 см и весом 90 кг мог бы завалить парня на 40 кг тяжелее?
Он отобрал мяч у хукера, бросил крайнему нападающему и почувствовал головокружение. Шатаясь ушел с поля и был доставлен в больницу. Врачи наблюдали его три дня, предполагая, что у него очередное сотрясение мозга — распространенная среди регбистов травма. Но что-то было не так. Утром одного из этих трех дней Ник брился и вдруг обнаружил, что не может дотянуться бритвой до лица. И даже после этого никто не
раскрыть ветку
3
Автор поста оценил этот комментарий
Это самый длинный длиннопост, который я когда-либо видел.
раскрыть ветку
Автор поста оценил этот комментарий
Борьба началась в реабилитационном центре ISIS недалеко от Данидина. Именно там Ник осознал, что предыдущие шесть недель не были сном. Центр находится в приземистом одноэтажном здании, в одном комплексе с психиатрической лечебницей, где есть особо охраняемое отделение для преступников. Вокруг — одни парковки. Внутри центра — выстеленные толстым ковролином полы и тусклая атмосфера профессиональной этики по отношению к бесполезности существования его обитателей.
Медсестра впускает нас через дверь с кодовым замком. Ник едет впереди на своем инвалидном кресле, за ним идет Бойд, взявший отгул. Повернув за угол, Ник останавливается перед открытой дверью. Он смотрит на меня, а потом снова в комнату через открытую дверь. Там пусто — только стальной стол и шланг. На стенах плитка, пол имеет уклон в сторону слива по центру комнаты.
— Душевая? — спрашиваю я.
Ник поднимает свои зеленые глаза вверх, говоря “да”, а потом удерживает мой взгляд, чтобы безмолвно рассказать еще кое-что. Толстые медсестры, у которых попахивает изо рта и чьи пальцы похожи на сосиски, поднимают его и опрокидывают на жесткий стол. Он слушает их глупые разговоры, пока они моют его из шланга, как грязную тарелку. Холодная вода обжигает кожу, затекает в рот, в горло, в легкие.
Ник отворачивается с таким видом, как будто говорит: да, все было так, и это еще цветочки. Дальше по коридору его бывшая комната: четыре кровати, разделенные голубыми ширмами. Везде больничный пластик и холодный кафель. Первые четыре месяца он не мог даже воспользоваться звонком для вызова медсестры, и если у него затекала нога, он лежал и прислушивался к нарастающей боли. В те дни его тело сжалось. Руки скрючились и прижались к телу, как будто в попытке запихать его всего в маленькую черную точку в центре груди.
Он увидел всю серьезность своего положения в глазах других прежде, чем смог осознать ее сам. Они знали, что Ник находится в полном сознании, по крайней мере в теории. Но он все еще не мог ни двигаться, ни тем более говорить, так что было просто списать его со счета как парализованного. Ухаживавший за ним Ричард даже не пробовал воспользоваться “доской для разговоров”. Ричард был тупым жирным парнем, с какими раньше Ник мог разделаться на раз-два. Он мечтал выбросить Ричарда в окно или уничтожить его просто силой мысли, но был унизительно, убивающе беспомощен.
Теперь Ник кивает в сторону панели, идущей по периметру комнаты. Свет. Да, это патроны, из которых Бойд вытащил лампочки, чтобы Ник, у которого не закрываются глаза, мог спать ночью. А когда сотрудники центра вставили новые лампы, Бойд вырвал проводку с корнем.
У Ника и Бойда, похоже, в запасе немало подобных историй. Например, о том, как Бойд однажды привязал Ника к своему мотоциклу и прокатил по лужайкам центра. (Я так и представил кучу разгневанных медсестер, гонящихся за ними.) Или как один раз комок жидкой белковой пищи вылетел из трахеальной трубки Ника и попал на бутерброд, который ел Бойд, и тот притворился, что ничего не заметил, — стал расхваливать необычный вкус. Бойд все переводил в шутку. Мог разделить с Ником его жидкую белковую пищу или наложить себе на лицо электроды для передачи тонуса мышцам и пустить ток.
Бойд взял на вооружение мальчишеские подколки из их детства, чтобы подбодрить Ника. Они выросли на соседних фермах и делали вместе все то, за что обычно ругают детей и подростков. И после инсульта Бойд, в отличие от многих других, не пытался спрятаться от Ника. Можно даже сказать, что тот, кто предложил убить Ника, сделал больше всего для того, чтобы тот жил.
Когда мы идем к выходу, Ник вспоминает кое-что еще.
— Мне понравилось, когда ты отвез меня посмотреть на диких людей, — говорит он по буквам, подмигивая Бойду.
Пару секунд Бойд не может понять, о чем речь. А потом вспоминает: однажды он посадил Ника в кресло-каталку и повез на экскурсию в отделение для помешанных преступников. Перед отделением был двор для прогулок, огороженный высокими кустами. Когда Бойд протащил Ника через дырку в этой изгороди, они увидели странную картину: охрана поливала заключенного из брандспойтов высокого давления, а тот бегал по двору, срывая с себя одежду и крича во всю глотку:
— Вот что я люблю! Вот что я, мать вашу, люблю!
Когда Бойд пытается изобразить того парня, Ник запрокидывает голову и смеется.
История ранних попыток Ника вернуть контроль над своим телом описана в медицинских картах, которые он хранит. Поначалу его программа кардинально отличалась от обычных занятий в тренажерном зале. Не было ни стука гантелей, ни теле
раскрыть ветку
1
Автор поста оценил этот комментарий
После этого поста уже не хочется лазать по пикабу и смотреть баяны
Очень сильный человек
Автор поста оценил этот комментарий
Хочется плакать и улыбаться глядя на парня. Я восхищен его борьбой за жизнь.