WhiteTiger

На улице – весна. Еще с конвульсивными потугами холода, но уже весна. В воздухе носится запах обновления, солнечные лучи деловито облапывают промерзшую землю, поют птицы и даже вороны каркают как-то по-особенному. Каркают, кружась над центром города, заглядывают в окна офисов, пучат глазки-бусинки, орут во все свои вороньи глотки – ВЕС-КАР-НА-КАР!
И такая радость на сердце, такая легкость, что писать о гнусностях и гадостях просто-таки не поднимается рука. И надо бы, а рука-изменница не шевелится. Кроме того, отдельные обвинения меня, как автора, в несколько однобоком видении процессов, происходящих в славной нашей стране, вынуждают писать о хорошем. Говорят, «он слишком все в темном свете видит», пишут – «он с черными красками перебарщивает», требуют доброты и понимания. Ну как можно не прислушаться к читателям!?
Недавно в разговоре меня пытались убедить в том, что оккупация Киева людьми с отсутствием зачатков культуры – явление не только вредное, но и полезное. Мол, миграция – естественный процесс, и нужно входить в положение мигрирующих. Они же не виновны в том, что жизнь такая?
Как-то раз наблюдал за мытьем телес на пляже нескольких грязных строителей. Когда отдыхающие стали призывать к их совести, чумазые и мыльные гастарбайтеры отгавкивались в унисон – «жизнь такая!» Хватит писать о плохом резко и зло. Нужно входить в положение, примерять на себя чужую шкуру, и пытаться понять, почему «жизнь такая».
Ржавый гвоздь в мозгу - Киев
Итак, входим в положение. Я – житель отдаленного села. Живу себе, местный клуб посещаю, курю коноплю, нарванную за единственным продуктовым магазином. Также употребляю спиртные напитки. Не потому что я дурак или алкаш, а потому что делать в моем селе абсолютно нечего. Скучно в селе – свет по часам, вода из колодца, девки толстые да кривые.
Книг я не читаю, потому что у нас дома их нет, да меня, в общем-то, не сильно тянет на чтение. Ни мать моя, ни мой отец книг не читали, и ничего – прожили как-то.
Моя мама доярка в колхозе «30 лет без урожая», но зарплата у нее 800 гривен, потому живем мы с огорода. Он у нас большой. Возим выращенные своими руками «бурячки» и «картопельку» на рынок, в город. Еще огурцы бочковые возим с помидорами и капустой. Стоим, продаем, осенью мокнем, мерзнем зимой, растекаемся потными пыльными потеками летом.
А в городе есть на что поглядеть. В городе девочки симпатичные бегают, тонкие ножки переставляя быстро-быстро. В городе витрины магазинов неоном светят, машины дорогущие катаются по проспектам. В городе «Караоке на Майдане» имеется. А на Майдане и без караоке есть чем заняться. Хочешь – пиво пей, прогуливаясь с односельчанами, хочешь - девочкам тонконогим матерные комплименты вслед отпускай. В столице у всех зарплаты – закачаешься, в столице работы полно, в столице клубы – не чета сельским, в столице можно всего добиться, не прикладывая особых усилий.
Но нужно возвращаться домой. И однажды ржавым гвоздем заседает в мозгу желание – «хочу в Киев». Жжет гвоздь, с каждым днем глубже в желе головного мозга входит. Перерастает желание в идею фикс. Тогда родители режут двух свиней, достают из кубышек сбережения, все эти километры соленых огурцов и тонны картофеля, трансформированные в купюры.
Я на пороге новой жизни. Я на пороге загробного мира, куда исчезали жители моего села, но откуда они не возвращались больше. Я еду к мечте, к караоке, к девочкам. В Киев…
Я становлюсь киевлянином
Приехать в Киев – еще ничего не значит. Нужно здесь «зацепиться». Проще всего стать студентом. Заносишь кому надо накопленные родителями денежки, получаешь зеленую дорогу к знаниям.
ВУЗ – бывшее ПТУ, но это не беда. В Киеве сейчас 90% ВУЗов – это бывшие ПТУ, или, в лучшем случае, техникумы. Главное, чтобы общежитие было. Общага. Поступаю на бюджет, селюсь в общаге, получаю стипендию. Фокус-покус, и я уже киевлянин!
Учусь, правда, ни шатко, ни валко. Можно сказать – вообще не учусь. Но моих преподавателей, как две капли воды похожих на моих же односельчан, это не сильно угнетает. Сессии сдаю успешно. Благодаря все новым кабанчикам. Родительские кабанчики приносятся в жертву моему будущему. Они проливают кровь на жертвенник ненасытного бога высшего образования.
Теперь я чувствую себя в Киеве хозяином. У меня пока что нет автомобиля, но мобильный телефон в кредит я уже приобрел. Мамка с папкой исправно присылают мне продукты. Они тащат баулы с этими продуктами, кряхтя и матерясь, а я, благодаря их заботе, имею возможность всю стипендию тратить на развлечения. Пью пиво с орешками в парке, культурно расту, посещая рок-концерты под открытым небом. В театр меня не тянет, потому что глазеть на кривляния взрослых мужиков и баб на сцене – удовольствие не для таких парней, как я. Еще платить за эту чепуху…
Стипендии мне не хватает, поэтому я занимаюсь подработками. Когда есть выборы – стою с плакатами, когда выборов нет - участвую в рейдерских захватах. Захватываю никому не нужные книжные магазины типа «Сяйво», иногда имею возможность избить местных.
Я не люблю этих местных. Они с детства имели то, чего я не имел. Они восхищаются картинами и книгами, а мне плевать как на бесполезную мазню, так и на глупые печатные высеры бездельников, имеющих заработок ни на чем. Их бы в наш колхоз, там из них людей быстро сделали бы…
Почему мне не везет
Мне не везет, потому что я не девушка. Был бы я девушкой – «поднялся» бы в Киеве намного быстрее. Мои сокурсницы знают – каким местом пробивать себе дорогу в мегаполисе. Их родители, в принципе, не против. Хотя, напрягаться на огороде родителям девочек приходится круче, чем родителям парней.
Я часто встречаю односельчанок в дорогих столичных клубах. Им мамки и папки привозят не только еду, но и деньги. Корячатся мамки, сгорбившиеся и коричневые от работы, для того, чтобы дочери выглядели отменно. Вот как увидишь разодетую, раскрашенную, с дорогим мобильным деваху, так и знай – моя односельчанка. Дочь доярки и комбайнера.
Дочери доярок вообще – самые пробивные. Они могут и в постель к начальнику прыгнуть, и с преподавателем университетским роман закрутить. Пробивные. Глядишь на такую, еще недавно на знавшую, как на эскалатор ступить, через год после приезда – она уже «в дешевые рестораны не ходит», она уже знает все клубы, и во всех шмоточных «лейблах» разбирается.
Правда, девчонка не знает – где какой театр, но это не беда. Вообще – сдались мне эти театры! И еще: девчонке, даже разодетой в пух и прах, наманикюренной и накрашенной, лучше рта не раскрывать. Потому что научиться говорить «по-городскому» намного труднее, чем выучить «лейблы».
Мы не хотим менять произношение, мы говорим на суржике, и нам «отое» нравится. Чего язык ломать, раз так привык разговаривать? К тому же, все больше журналистов, депутатов, чиновников разговаривают так же, как мы. Не напрягаясь, как привыкли на малых исторических родинах разговаривать.
А девчонке везет… Ее уже подвозит на пары какой-нибудь «папик» на крутой тачке, и такая становится «столичной» в доску очень скоро. Отсюда домой девочка не вернется даже под дулом автомата. Впрочем, как и все мы.
Как я себя веду
Как хочу – так и веду. Я, признаюсь - бросаю бумажки себе под ноги. Вообще, я культурный, но если урна в 20 метрах – мне что – нести бумажку к ней?! У нас в селе урн и вовсе не было. Город не очень-то моей бумажкой загрязнится. А дворники на что? И бутылки я бросаю на землю. Чаще – бью об асфальт. Не будут на мне бомжи наживаться! Я пиво за свои деньги купил, а они, собаки, от моих денег себе отхватят, тару сдав. Где справедливость?
Я не заморачиваюсь такими глупостями, как «культура поведения». Если хочу материться (я всегда хочу) – матерюсь, если хочу на улице высморкаться, зажав ноздрю – сморкаюсь. Не в себе же сопли держать! Я хожу с такими же крутыми ребятками, как сам. Мы друг дружку находим сразу. Моментально по мордам идентифицируем «свой-чужой». Бродим мы компаниями, ищем приключений. Мы – киевляне, и имеем право делать все, что хотим. Захотим – поломаем скамейки в парке, захотим – будем прохожих цеплять и лупить.
Мы – киевляне в первом поколении, но мы сильнее и увереннее «коренных». Мы закалены борьбой за выживание, мы готовы на все ради достижения заветной цели. А коренные – трусы и идиоты. Если кто-то начинает с ностальгией вспоминать о временах, когда у нас не было паспортов, его тут же называют «фашистом», как только кто-то заикается о возвращении настоящей прописки – ему тут же рот затыкают, как «ретрограду» и «душителю демократии». Иногда – сами интеллектуалы-киевляне затыкают.
Мы завоевали Киев, и мы постепенно завоевываем все крупные города. Мы – как доброкачественная опухоль. Мы рожаем и воспитываем таких же, как мы сами. Мы – как омела, навсегда сроднившаяся с деревом-столицей, присосавшаяся и не могущая жить без него.
Мы везде – в милиции (почти на 100%), во всех ветвях власти, в кабинетах, на кафедрах, в медицине и в туризме, в сфере обслуживания и на транспорте, мы в каждом офисе и в каждом магазине. И нас – большинство. Мы взяли Киев без единого выстрела. Теперь не мы по углам кучкуемся, а коренные киевляне.
А еще, парадокс, но со временем мы начинаем ненавидеть приезжих. Мы считаем их «уродами» априори, всех, без разбора. Мы продаем земельные паи, и покупаем в Киеве квартиры. А потом мы сдаем втридорога эти квартиры таким же, как мы, приезжим. Мы презрительно называем села «жлобятнями», а односельчан – «жлобами».
Мы не возвращаемся в родные пенаты, потому что там нет работы, а здесь можно срубить денег, не напрягаясь, потому что там нет развлечений, а здесь перед нами открыты все увеселительные заведения. Потому что там мы навсегда остались бы никем, а здесь мы начинаем чувствовать себя людьми. «Людьми», в том смысле, в котором мы это понимаем…
Во мне нет ни капли злости к людям, бегущим в город от безработной безнадеги череды серых дней-близнецов. Это не их вина, что там, где родились они, нет ничего, включая водопровода и отопления. Они, разумеется, не обязаны делать жизнь лучше на местах. Они не обязаны жертвовать годами жизни на то, чтобы наладить ж