Поговорим о документальных источниках периода с 1865 по 1917 года.
Итак, в ходе изучения своей родословной вы получили информацию о предке, родившемся в дореволюционный период. Вам известно его имя, отчество, фамилия, год и место рождения. Следующим вашим шагом должно стать получение сведений о его родителях.
Учет рождений, браков и смертей до революции велся в метрических книгах. Это наиболее распространенный документальный источник.
В метрическую запись о рождении вносились сведения о датах рождения и крещения ребенка, о его родителях, их сословию и месту приписки. Упоминались восприемники при крещении – крестные, которыми зачастую оказывались близкие родственники семьи.
Далее вы можете в тех же метрических книгах поискать запись о бракосочетании родителей предка, из которой дополнительно узнаете их возраст и откуда родом были брачующиеся.
Учет в метрических книгах велся согласно вероисповеданию к которому относился человек. Большая часть населения Российской империи были православными, поэтому, скорее всего, вы будете искать метрические книги православной церкви. Но метрические книги велись и у мусульман, евреев, католиков, лютеран, старообрядцев.
Поскольку основная часть населения Российской империи была крестьянами и занималась сельским хозяйством, следующий массовый источник связан был с необходимостью учета их хозяйственных возможностей. Я говорю о разных видах переписей.
Лучше всего сохранилась сельско-хозяйственная перепись 1916-1917 годов. В ней указывалось количество пашенной земли, что на ней было посеяно, наличие сельхозинвентаря и животных и прочее. Обычно указывался только домохозяин с указанием количества членов семьи. Но иногда, в некоторых регионах, были сноски на возраст родственников, а также давались их имена.
Еще один интересный источник, касающийся большой части населения, - призывные списки, где велся учет юношей для зачисления на воинскую службу. Данный документ дает массу информации о составе, родственных связей и возрастах членов семьи. Сведения обновлялись каждый год.
Ну и раз мы затронули военные документы, в качестве последнего на сегодня рассматриваемого массового источника, я рекомендую онлайн-портал «Памяти героев Великой войне». Там есть база участников 1-й Мировой войны, которые погибли, были ранены или заболели. Поиск можно вести не только по ФИО, но и по месту рождения.
Мы рассмотрели наиболее распространенные источники. Сведения из этих документов помогут вам получить начальные данные о своих предках, в том числе установить их сословие или занимаемую должность, так как поиск по дореволюционным документам очень сильно зависит от того к какому сословию принадлежал человек или какую должность он занимал. Крестьяне, мещане, купцы, дворяне, духовные лица, военные, гражданские чиновники, мастеровые – поиск по каждой категории населения имеет свою специфику. Но об этом поговорим в следующих постах.
Классическая западная модель Хоу–Штраусса (Boomer, X, Y, Z) объясняет смену поколений через экономические и культурные циклы США.
Но Россия (Российская империя -СССР - Россия) всегда жила по другой логике — не рыночной, а архетипической. Здесь каждый исторический перелом — это не просто смена моды, а перерождение сознания. Революции, войны, перестройки, цифровые сдвиги — всё это не «переход эпох», а смена внутреннего кода человека: отношения к труду, истине, власти, будущему. Так родилась поколенческая спираль России — восемь архетипов, обозначенных кириллическими индексами:
И → П → В → Р → Пс → Т → И² → О.
Эта система показывает не просто хронологию, а ритм национальной души — путь от испытания к осмыслению.
Методологические основы.
Психологическая логика.
Каждое поколение рождается под знаком определённого архетипа: Мученик, Герой, Созидатель, Аналитик, Искатель, Навигатор, Синтетик, Медиатор. Это не ярлыки, а фазы взросления коллективной психики.
Историко-культурная логика.
Границы поколений задаются не годами, а моментами исторического шока, когда общество переходит на новый уровень восприятия реальности.
Социально-психологическая логика.
Главный индикатор смены — изменение базовой эмоции: страх → долг → надежда → ирония → поиск смысла → интеграция.
Архетипы поколений России:
И — Испытание (1900–1925) Родились на обломках империи. Их детство — революция, война, голод. Они выстояли и создали интуитивный коллективизм, где «мы» важнее «я».
П — Победы (1926–1945) Юность — война, зрелость — восстановление. Главный код — долг и самопожертвование. Это поколение стало моральным фундаментом века.
В — Возрождение (1946–1964) Дети Победы. Строили города, космос, культуру будущего.Их вера — в знание и разум, их миссия — не выжить, а созидать.
Р — Перелом (1965–1980) Поколение двойных смыслов и иронии. Они научились жить между строк, сомневаться и думать самостоятельно.
Пс — Перестройки (1981–1996) Дети крушения старого порядка. Первые индивидуалисты и прагматики, способные выживать в хаосе и свободе.
Т — Трансформации (1997–2010) Рождены в эпоху интернета. Гибкие, сетевые, эмоциональные. Их сила — в адаптации, их слабость — в утомлении от информационного шума.
И² — Интеграции (2011–2025) Первая когорта, растущая вместе с ИИ. Для них границы между реальностью и цифровым — условны. Их задача — соединить рациональность и эмпатию.
О — Осмысления (2026–2035+) Дети эпохи «после шума». Они выбирают тишину, смысл и внутренний баланс. Это поколение нового гуманизма — людей, которые учатся понимать себя, как часть мира, а не его хозяев.
Заключение: спираль национального сознания
Русская история движется не по прямой и не по кругу, а по восходящей спирали испытаний и возрождений. Каждое поколение не отрицает предыдущее, а преобразует его опыт: страдание становится состраданием, долг — смыслом, ирония — мудростью. Теория И–О показывает: коллективное сознание России развивается как живая психика, в которой нет «отсталых» эпох — есть только этапы взросления нации. Если XX век учил нас выживать, то XXI век — учит осознавать. (Автор концепции: Владимиров Сергей Владимирович, г. Иркутск, 2025) Больше интересных публикаций в моем телеграм - канале: Наука Сегодня_
Жизнь и карьера князя Александра Горчакова была фантастически удачной. Рюрикович по происхождению, он получил превосходное образование, окончив Царскосельский лицей, где был однокашником Александра Пушкина. Начав служить в дипломатическом ведомстве ещё в правление Александра I, при его племяннике Александре II он стал министром иностранных дел, пробыв в этой должности четверть века и став легендой российской внешней политики. Всего же его дипломатическая карьера продолжалась 65 лет.
«Я утомил Европу своим долголетием», — сокрушался политический долгожитель на исходе жизни. Впрочем, и продолжительности его физического существования можно только позавидовать: Горчаков прожил 85 лет, до конца сохраняя здравый смысл и бодрость духа.
Он имел в друзьях в молодые годы Пушкина, в зрелые — Фёдора Тютчева; во врагах — Александра Бенкендорфа и Клеменса фон Меттерниха, в соперниках — Отто фон Бисмарка, а в единомышленниках — самого императора… Был последним лицеистом первого выпуска, последним в истории страны государственным канцлером, последним обладателем титула светлейшего князя и… первым по значению дипломатом.
В юности добровольно отказался от наследования отцовского имения в пользу сестёр. Водил дружбу со многими декабристами, никого не выдал на следствии и не побоялся поддерживать связь с друзьями и в дальнейшем. Именно по его настоянию Александр II вернул из ссылки оставшихся в живых участников восстания 1825 года. Да и в дипломатии Горчаков полагался не только на расчёт, но и на чувства и даже страсти.
Свидетельством благородного и пылкого сердца Горчакова стала его женитьба, ради которой ему пришлось уйти со службы и, казалось, навсегда покончить с карьерой дипломата. На этом настаивал родной дядя его избранницы Дмитрий Татищев, по совместительству — начальник Горчакова. Женился дипломат по страстной любви в возрасте 40 лет на 37-летней вдове с 5 детьми Марии Мусиной-Пушкиной (урождённой Урусовой) (1801−1853). В браке родились ещё 2 сына: Михаил (1839−1897) и Константин (1841−1926). Первый был дипломатом, второй служил по ведомству внутренних дел.
Путь дипломата в большую европейскую политику начался с Венской конференции 1855 года, когда Россия, казалось, навсегда утратила международный авторитет и положение великой державы. На его долю пришлись тягостный ресентимент Крымского поражения; гигантский государственный («военный») долг; польские восстания, горячо поддержанные Европой; метания в поисках союзников между Францией и Пруссией; создание новой архитектуры сотрудничества с Европой; долгое и малоуспешное разыгрывание балканской карты и многое другое..
Звёздным часом Горчакова стала Лондонская конвенция 1871 года, дезавуировавшая самые неприятные статьи Парижского мирного договора 1856 года. Россия вновь получила право иметь флот и крепости на Чёрном море. За этот успех, достигнутый в отсутствие военной силы и финансов, Горчаков, последним в России, получил титул светлейшего князя. Он первым в дипломатических документах использовал формулу «государь и Россия», превратив в субъекта внешней политики не только самодержца, но и страну, которой он умудрился вернуть статус великой державы.
В 1867 году он получил должность канцлера — первейшего чиновника России. И дело не в том, что Горчаков помогал готовить и горячо поддержал крестьянскую реформу. «Россия будет иметь больший авторитет в политике, если внутри страны исчезнут разорение, бесправие, неурядицы», — полагал дипломат.
Он оказывал огромное влияние на внутриполитический курс, находя его как средством, так и конечной целью дипломатии. Широко известна фраза из депеши, разосланной Горчаковым иностранным дипмиссиям в 1856 году, на руинах Крымской войны: «Россия не сердится. Россия сосредотачивается…».
Спустя 10 лет после смерти жены завёл бурный роман со своей дальней родственницей Надеждой Акинфовой, которую даже развёл с мужем, намереваясь на ней жениться. Однако молодая особа предпочла престарелому канцлеру более свежего герцога Николая Лейхтенбергского. На склоне лет дипломат, полагавший, что старость несёт в себе массу удовольствия, вновь запутался в сетях Амура, не жалея средств на некую красавицу в Баден-Бадене.
Это вызвало понятное недовольство его сыновей, специально приезжавших из России образумить батюшку. Им это удалось — канцлер скончался на следующий день после проникновенной семейной беседы, а прах его был отправлен на родину и похоронен в родовом склепе на кладбище Троице-Сергиевой пустыни под Петербургом…
Когда мы представляем себе Гражданскую войну в России, перед мысленным взором неизменно встают две противоборствующие силы: с одной стороны — стройные колонны красных комиссаров и красноармейцев, с другой — офицерские погоны и золотые погоны белых армий. Это классическое противостояние навсегда вписано в учебники истории. Но между этими двумя гигантами, сжимавшими страну в тисках непримиримой борьбы, существовала «третья сила» — стихийная, разрозненная и оттого почти забытая. Это были «зелёные».
Их имя не связано с цветом знамён или политических программ. Оно родилось из самой природы: это были те, кто уходил в леса и поля, чтобы спастись от мобилизаций и насилия обеих сторон. Образ крестьянина с вилами, зажатого между молотом красной продразвёрстки и наковальней белых реквизиций, — вот точный портрет зеленоармейца.
Почему же о них говорят гораздо меньше? Проблема исторической памяти закономерна: у «зелёных» не было единого центра, вождя масштаба Ленина или Деникина, чёткой идеологии и громких побед. Они были обречены на поражение с самого начала, а историю, как известно, пишут победители. Их движение считали «бандитским» или «кулацким», не заслуживающим серьёзного анализа.
Однако именно в этой кажущейся хаотичности и заключена суть явления. Основной тезис этой статьи заключается в том, что зеленоармейческое движение было массовым, стихийным сопротивлением крестьянства любой централизованной власти, став ключевым проявлением анархистского начала и отчаянной борьбы за местное самоуправление в огне Гражданской войны. Это был голос самой земли, которая устала от крови и требовала права распоряжаться собственной судьбой. И этот голос звучал настолько громко, что его эхо во многом определило дальнейший ход российской истории.
Глава 1: Истоки народного гнева. Почему восстала деревня?
Если белое движение олицетворяло попытку реставрации старого порядка, а красное — радикальный прорыв в коммунистическое будущее, то зеленоармейцы стали голосом настоящего — голодного, разорённого и отчаявшегося. Их восстание не было инспирировано извне; его причины коренились в самой политике воюющих сторон, которая с беспощадной логикой обрушилась на главного кормильца страны — русского крестьянина.
1.1. Политика «военного коммунизма»: удушающая хватка государства
Большевики, отстаивавшие свою власть в огне Гражданской войны, взяли на вооружение жёсткую экономическую модель, получившую название «военный коммунизм». Для деревни эта политика обернулась катастрофой, систематически уничтожавшей все стимулы к труду и самую возможность выживания.
Продразвёрстка: Центральным и наиболее ненавистным элементом этой политики стала продовольственная развёрстка. Её суть была проста и жестока: государство заранее определяло, сколько зерна, мяса и другого продовольствия ему требуется для армии и голодающих городов. Эту цифру спускали в губернии, уезды и, наконец, в отдельные сёла и крестьянские дворы. Фактически у крестьян изымали все «излишки», а зачастую — и необходимый для пропитания семьи и посева минимум. Приезжавшие в деревни вооружённые продотряды действовали беспощадно, не останавливаясь перед арестами и расстрелами «укрывателей». Для крестьянина, чей труд и урожай были не только источником дохода, но и смыслом существования, продразвёрстка была актом уничтожения основы его жизни.
Трудовая повинность и милитаризация труда. Крестьянство воспринималось не только как источник продовольствия, но и как бесконечный ресурс рабочей силы. Введённая трудовая повинность заставляла крестьян покидать свои хозяйства для работы на лесозаготовках, строительстве дорог и укреплений. Труд, как и армия, был милитаризирован — за уклонение грозили суды и концлагеря. Это означало, что даже если у крестьянина чудом оставался хлеб, его могли силой оторвать от земли, обрекая семью на голодную смерть.
Запрет свободной торговли: война с «мешочничеством». Естественной реакцией на голод и несправедливость распределения стало возникновение чёрного рынка. Армии «мешочников» — людей, рисковавших жизнью, чтобы пешком или в переполненных товарнях привезти из деревни в город немного еды для продажи или обмена, — стали кровеносной системой выживания для миллионов. Однако государство объявило и им войну, видя в частной торговле пережиток буржуазного строя. Заградительные отряды и карательные экспедиции против «мешочничества» окончательно отрезали деревню от города, превращая крестьян в узников их же собственных разорённых хозяйств.
1.2. Дезертирство как массовое явление: бегство от чужой войны
Вторым мощнейшим источником гнева и людским ресурсом для «зелёных» стало беспрецедентное по масштабам дезертирство из обеих воюющих армий.
Причины массового бегства. Крестьянин в шинели, мобилизованный красными или белыми, чаще всего не понимал и не разделял высоких идеологических лозунгов. Он видел, как его семья голодает из-за продразвёрстки, как его деревню разоряют проходящие войска. Его собственный быт и мировоззрение были далеки от интернационализма Троцкого или лозунга «Единой и Неделимой» Деникина. Жестокость, царившая на фронтах и в тылу, одинаково проявляемая обеими сторонами, отталкивала простого человека. Главным для него была не классовая борьба и не имперские идеалы, а выживание его семьи и его хозяйства. Война за чуждые ему идеалы казалась бессмысленной.
Масштабы явления. Дезертирство приняло характер эпидемии. По разным оценкам, к концу Гражданской войны число дезертиров из Красной Армии составляло от 2,5 до 4 миллионов человек. К ним нужно прибавить и тысячи бежавших из белых частей. Эти миллионы молодых, обученных военному делу мужчин не могли просто вернуться домой и мирно зажить — их ждали карательные отряды, ищущие дезертиров. Единственным убежищем для них становились леса, где они объединялись в вооружённые отряды.
Глава 2: Кто такие «зелёные»? Социальный портрет и идеология
В отличие от своих главных противников — Красной и Белой армий, — «зелёные» не были единой, централизованной силой с чёткими уставами и иерархией. Это было стихийное, полицентричное движение, рождённое отчаянием. Его социальный состав и идеология напрямую вытекали из причин, заставивших людей взяться за оружие.
2.1. Социальная база: лицо народного гнева
Ядро зеленоармейского движения состояло из трёх основных групп, слившихся в едином порыве сопротивления.
Крестьяне-середняки (основная масса). Именно середняк, тот самый «хозяин-единоличник», чьим трудом и держалась русская деревня, стал главной социальной опорой «зелёных». Бедняк мог пойти в красноармейцы, рассчитывая на улучшение своего положения. Зажиточный крестьянин (кулак) был главной мишенью продотрядов. Но середняк, желавший лишь спокойно трудиться на своей земле, оказался под двойным ударом: его хозяйство разоряли и продразвёрсткой, и мобилизацией.
Дезертиры из Красной и реже — Белой армий. Как уже отмечалось, миллионы дезертиров стали костяком и «профессиональным» элементом движения. Эти были люди, прошедшие военную подготовку, знавшие обращение с оружием и тактику боя. Они привносили в стихийные крестьянские отряды необходимую организацию и военный опыт.
Местные жители, защищающие свои сёла и хозяйства. Важной чертой движения была его территориальная обособленность. В отличие от красных и белых, которые вели войну на перемещающихся фронтах, «зелёные» сражались за свою «малую родину». Это были отряды самообороны, создававшиеся для защиты конкретных сёл и деревень от карательных экспедиций, реквизиций и мобилизаций, невзирая на то, от кого они исходили.
2.2. Идеология и лозунги: стихийный анархизм и «негативная программа»
Идеология «зелёных» не была сформулирована в манифестах и программах. Она рождалась из лозунгов, которые находили отклик в сердцах миллионов, и из конкретных действий.
Ключевой лозунг: «За Советы без большевиков!». Эта формула предельно точно выражала суть народного недовольства. Крестьяне изначально поддержали революцию, понимая под Советами прямое народовластие, возможность самостоятельно решать свои дела на местах. Однако очень скоро они увидели, что большевистская партия подменила власть Советов властью партийных комитетов, комиссаров и чрезвычайных комиссий. Их протест был направлен не против Советов как формы самоуправления, а против диктатуры одной партии, отнявшей у них эту власть.
Анархизм и аполитичность. «Зелёные» были движением по своей сути анархистским. Они не стремились захватить власть в Кремле и создать новое государство. Их идеалом было вольное, самоуправляемое крестьянство, живущее по своим общинным законам. Лозунг «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим», взятый у эсеров, они понимали буквально: земля должна перейти в их полное распоряжение, без вмешательства государства. Отсюда проистекала их аполитичность — глубокое недоверие ко всем партиям и «верхам», которые, по их мнению, только и делали, что обманывали народ.
Негативная программа. Поскольку у «зелёных» не было детального плана строительства нового общества, их программа была, в первую очередь, негативной. Она определяла, против чего они воюют. Главными целями их борьбы были:
Продразвёрстка — как акция грабежа.
Мобилизация — как насильственное отрывание от семьи и земли.
Комбеды (комитеты бедноты) — как структуры, сеющие рознь в деревне.
Карательные отряды — как прямое воплощение насилия государства.
Глава 3: География и тактика
В отличие от регулярных армий, действовавших на стратегических фронтах, зеленоармейское движение вспыхивало локальными пожарами там, где терпение крестьян переполнялось, а гнёт власти становился невыносимым.
3.1. Основные очаги восстаний
Западная Сибирь (самое массовое Западно-Сибирское восстание 1921 г.): Это восстание, охватившее Тюменскую, Омскую, Челябинскую и другие губернии, стало крупнейшим и самым массовым выступлением «зелёных». Его особенностью была относительная малочисленность дезертиров — основную силу составило всё взрослое мужское население сёл и деревень, поднявшееся против продразвёрстки. Восстание носило стихийный характер, но в короткие сроки повстанцы сумели захватить несколько городов и парализовать движение по Транссибирской магистрали. Его масштабы заставили советскую власть бросить на подавление лучшие части Красной Армии, включая курсантов военных училищ.
Тамбовщина: Если в Сибири движение было массовым, но разрозненным, то на Тамбовщине под руководством Александра Антонова оно приняло черты высокоорганизованной партизанской армии. Здесь была создана стройная структура: «Союз трудового крестьянства» как политический орган и две повстанческие армии. Действия тамбовских «зелёных» отличались смелостью, координацией и эффективностью. Именно для подавления этого восстания советская власть применила всю свою военную мощь и беспрецедентные по жестокости меры, включая взятие заложников и создание концлагерей для семей повстанцев.
Черноземье, Украина, Дон, Поволжье: В Черноземье и Поволжье вспышки были вызваны, в первую очередь, голодом и продразвёрсткой. На Дону и Кубани зеленоармейское движение тесно переплеталось с остатками белого казачьего сопротивления и было реакцией на политику «расказачивания». Особое место занимает Украина, где на фоне постоянной смены власти (петлюровцы, белые, красные, немцы, поляки) крестьянское повстанческое движение было особенно сильным и продолжительным.
3.2. Партизанская тактика: война тени
Тактика «зелёных» была классической партизанской тактикой слабой стороны, идеально приспособленной к их возможностям и целям.
Внезапные нападения на мелкие гарнизоны, карательные отряды, продовольственные обозы. Главным принципом был избирательный и внезапный удар. Отряды «зелёных» избегали столкновений с крупными силами. Их целями были небольшие гарнизоны, где можно было захватить оружие и боеприпасы; карательные продотряды, как прямое воплощение ненавистной власти; и обозы, снабжавшие как красных, так и белых.
Опора на знакомую местность и поддержку местного населения. Это был ключевой фактор выживания. «Зелёные» были неразрывно связаны с местным населением, которое было для них и источником продовольствия, и разведкой, и укрытием. Крестьяне предупреждали об движениях карателей, ухаживали за ранеными, скрывали участников отрядов. Без этой всенародной поддержки движение было бы быстро уничтожено.
Отсутствие фронта, манёвренность. У «зелёных» не было и не могло быть линии фронта. Фронт был везде, где появлялся враг. Их стратегия заключалась в постоянном манёвре, изматывании противника, нарушении его коммуникаций и снабжения. Они отказывались от защиты какой-либо территории, кроме своих родных сёл, предпочитая отступить, чтобы нанести удар в другом, неожиданном месте.
Глава 5: Закат движения. Почему «зелёные» проиграли?
Несмотря на массовость и ожесточённость сопротивления, зеленоармейское движение к 1922 году было в основном сломлено. Его поражение стало следствием совокупности факторов.
5.1. Военное превосходство Красной Армии
Применение регулярных частей, артиллерии, авиации. Против партизанских отрядов использовались не отдельные батальоны, а целые соединения под командованием опытных военачальников. На Тамбовщине командование осуществлял М. Н. Тухачевский, который применил против повстанцев артиллерию и авиацию.
Создание частей особого назначения (ЧОН). Для борьбы с внутренними мятежами и проведения карательных операций были созданы части особого назначения (ЧОН), укомплектованные проверенными коммунистами и комсомольцами.
Заложничество, расстрелы, концлагеря. Приказ Тухачевского № 0116 от 12 июня 1921 года о борьбе с бандитизмом на Тамбовщине стал хрестоматийным примером. Он предписывал расстреливать на месте без суда всех, кто уклоняется от сдачи оружия, а также брать в заложники членов семей повстанцев и высылать их. Неповиновение каралось расстрелом заложников.
5.2. Внутренняя слабость движения
Локальность и разобщённость отрядов. Каждый отряд сражался за свой уезд или деревню. Не было единого стратегического плана, координации между очагами восстаний в Сибири, на Тамбовщине и на Украине. Это позволяло Красной Армии громить их поодиночке.
Отсутствие единого командования, чёткой программы и снабжения. В отличие от большевиков, «зелёные» не имели ни единого лидера, ни политического центра. Их лозунги были понятны, но не предлагали конкретной государственной альтернативы. Снабжение боеприпасами, оружием и медикаментами было стихийным, что делало их уязвимыми в затяжном конфликте.
Преимущественно оборонительный характер. Изначально «зелёные» не ставили целью завоевать власть в стране. Их стратегия была реактивной — ответ на действия власти. Они защищались, но не наступали. Эта оборонительная позиция, в конечном счёте, лишила их стратегической инициативы.
5.3. Смена политики: НЭП
Замена продразвёрстки продналогом (1921). Х съезд РКП(б) в марте 1921 года, на фоне пика крестьянских восстаний, принял решение заменить ненавистную продразвёрстку фиксированным продовольственным налогом (продналогом). Это было гениальным тактическим ходом. Излишки, оставшиеся после уплаты налога, крестьянин мог продавать на рынке. Таким образом, главная экономическая причина восстаний была устранена. Для большинства крестьян необходимость рисковать жизнью в лесу отпала — теперь можно было легально трудиться и торговать.
Заключение: Несбывшаяся мечта о вольной деревне
История зеленоармейцев — это трагическая история о том, как стихийный народный протест оказался раздавлен машиной централизованного государства. «Зелёные» стали той «третьей силой», которая с оружием в руках отстаивала идею вольного крестьянского труда и местного самоуправления против диктатуры, будь она «красной» или «белой». Их ключевой лозунг «За Советы без большевиков!» ярче всего иллюстрирует суть конфликта: это было столкновение двух представлений о революции — народного, анархического, и партийно-государственного, тоталитарного.
Их поражение было закономерным. Противостоять военной мощи, террору и политической гибкости большевиков разрозненные и плохо вооружённые отряды не могли. Однако их борьба не была напрасной. Массовость и упорство зеленоармейского движения стали одним из ключевых факторов, заставивших советскую власть отступить и объявить НЭП. В этом их главное историческое значение: они доказали, что у государства есть предел, за которым народ перестаёт подчиняться.
Но цена оказалась страшной. Разгром «зелёных» и последующее «раскрестьянивание» страны утвердили полный контроль государства над деревней, окончательно похоронив мечту о «земле и воле». Эта победа власти над крестьянством предопределила характер советского строя на десятилетия вперёд и стала одной из самых мрачных и героических страниц в истории русского крестьянства.
Дореволюционный чиновник - это звучит гордо. Или не очень. Зависит от его класса и времени службы, потому что отношение к службе со временем менялось. В результате портреты чиновников 18 века, первой половины 19 века или рубежа 19 и 20 века сильно отличались.
При Петре I все дворяне были обязаны служить либо в армии, либо чиновниками. Указом Петра III дворяне официально получили право не служить, однако абсолютное большинство предпочитали хотя бы на некоторое время устраивались на службу. Тех, кто этого не делал, ещё в Пушкинские времена презрительно называли недорослями. Табель о рангах определяла многое, например, количество лошадей, которые позволялось запрягать в свой экипаж, рассадку за праздничным столом. В романе «Евгений Онегин» даже в провинциальном доме Лариных «разносят блюда по чинам». Престижнее всего было служить в Министерстве иностранных дел, далее следовали другие столичные ведомства, затем губернские и уездные.
Состоять на госслужбе было престижно и для всех сословий, а для дворян ещё и делом принципа. Служить в частной компании для дворянина считалось занятием несолидным. Крупный чиновник А. М. Фадеев вспоминал, что после свадьбы подумывал устроиться в частную компанию за хорошую зарплату, но его тесть князь Голицын категорически запретил, назвав это позором. Также он вспоминает приятеля, которого перестали уважать за то, что он одно время за большие деньги работал на этнического еврея. При этом сноб Голицын сам был почти банкротом. В конце 19 века госслужба по-прежнему была престижна, но к работе в частных компаниях в дворянской среде относились уже лояльно. С одной стороны менялись общественные взгляды, с другой стороны многие дворяне после отмены крепостного права утратили львиную долю своих доходов, поэтому вопрос зарплаты и иных выгод службы был гораздо актуальнее. Наличие высшего образования для чиновника было уже преимуществом.
Служебная карьера определялась табелью о рангах. Чиновники делились на 14 классов, где 14-й – самый низший. На верхней ступени стояли чиновники 1-5 класса (канцлер или действительный тайный советник 1-го класса, действительный тайный советник, тайный советник, действительный статский советник и статский советник). К средней группе относятся чиновников 6-8-го класса (коллежский советник, надворный советник и коллежский асессор), на низшей ступени стояли остальные. Была ещё и четвёртая группа работников – канцелярист, подканцелярист и копиист, они до полноценных чиновников не дотягивали. Большинство молодых людей начинало карьеру с должности копииста.
Первую группу чиновников составляла высшая бюрократия: в столицах это члены Государственного совета, министры, сенаторы, директора министерских департаментов; в губерниях - генерал-губернаторы, губернаторы, вицегубернаторы, председатели казенных палат, председатели палат уголовного и гражданского суда. Среднее звено правительственного аппарата представляли чиновники 6-8-го класса, занимавшие должности советников центральных и губернских учреждений, начальников отделений департаментов министерств, полицмейстеров, градоначальников, губернских прокуроров, судей. Именно они составляли ядро губернской администрации. Самой многочисленной была третья группа - чиновники 9-14-го класса. Для многих чин титулярного советника был потолком. В «Шинели» Н. В. Гоголя (опубликована в 1843 году) «маленький человек» Акакий Акакиевич Башмачкин как раз «был то, что называют вечный титулярный советник, над которым, как известно, натрунились и наострились вдоволь разные писатели, имеющие похвальное обыкновенье налегать на тех, которые не могут кусаться». В 1722 – 1845 годах потомственное дворянство давалось за выслугу первого обер-офицерского чина на военной службе и чина коллежского асессора на гражданской, а также при награждении любым из российских орденов, с 1845 по 1856 год — за выслугу чина майора и статского советника, и за награждение орденами Святого Георгия, Святого Владимира всех степеней и первыми степенями других орденов, с 1856 — за выслугу чина полковника, капитана I ранга, действительного статского советника. Соответственно, для не дворян служба давала гипотетическую возможность получить личное дворянство. Про Башмачкина известно, что он был сыном чиновника, но если он не родился дворянином, то так им и не стал. Про Чичикова тоже не уточняется: темно и скромно происхождение нашего героя. Родители были дворяне, но столбовые или личные – Бог ведает». Чичиков был коллежским советником, поэтому в любом случае потомственным дворянином».
Чинопочитание в обществе было очень велико, и, чтобы успеть выше продвинуться по служебной лестнице, дворяне подыскивали своим детям место уже лет в 16-17, когда заканчивали домашнее обучение или реже частный пансион. В университеты поступать не стремились, считая это пустой тратой времени. Гораздо большую роль играли связи родственников. Продвижение по службе во многом тоже зависело от связей. Кто-то стремился сделать карьеру, а кто-то просто «просиживал штаны», чтобы дождаться получения желаемого чина и после этого выйти в отставку. В 18 и начале 19 века такие молодые люди обычно занимались в основном простым переписыванием бумаг и выполняли несложные поручения. Также среди чиновников 18 и начала 19 века было много отставных военных. Военная служба была престижнее гражданской, поэтому многие предпочитали начинать с неё. В губернских городах отставные военные чаще всего служили советниками, асессорами и дворянскими заседателями (чины 6 - 10-го класса). В уездных городах они занимали должности городничего, уездного судьи, земского исправника, казначея, заседателей, получая чины с 8-го по 11-й класс «за уряд» (на время пребывания в должности).
Островский "Доходное место"
Среди мелких чиновников (помимо чиновников потомственных вроде Башмачкина) было много бывших семинаристов и детей канцеляристов. Чтобы канцеляристы обязательно обучали детей грамоте (и тем самым подготавливали кадры), в 1774 году был даже издан специальный указ, обязывавший канцеляристов обучать своих детей грамоте, «а если и после этого у кого окажутся дети грамоте неумеющие, таковых не только в военную, но и никакую службу отнюдь не отсылать». Детям священно- и церковнослужителей для поступления на гражданскую службу необходимо было получить увольнение из духовного звания. Исключали без проблем «за излишеством числа», «по болезни», «по прошению» и очень часто в связи с исключением из семинарии или духовного училища. Бюрократия приводила к большой потребности в кадрах, поэтому в чиновники брали всех, кто был обучен грамоте, то есть умеющих читать, писать, выполнять простые арифметические действия. Среди чиновников были выходцы из купечества, мещанства, крестьянства и отпущенные на волю крепостные.
П. А. Федотов "Свежий кавалер" В своё время эту картину сочли издевательством над чиновниками
Всё больше семинаристов стали чиновниками при Сперанском, который сам был из их числа. Занимали они обычно незначительные должности, получали минимальную зарплату и компенсировали малые доходы мелкими взятками. Из воспоминаний Ф. Ф. Вигеля: «В кабинете Сперанского, в его гостиной, в его обществе, в это самое время зародилось совсем новое сословие, дотоле неизвестное, которое, беспрестанно умножаясь, можно сказать, как сеткой покрывает ныне всю Россию, — сословие бюрократов. Все высшие места президентов и вице-президентов коллегий, губернаторов, обер-прокуроров береглись для дворян, в военной или гражданской службе или и при дворе показывающих способности и знания: не закон или правило какое, а обычай, какой-то предрассудок редко подпускал к ним людей других состояний, для коих места советников в губерниях, обер-секретарей или и членов коллегий, были метою, достижением коей удовлетворялось честолюбие их после долговременной службы. Однако же между ними те, которые одарены были умом государственным, имели все средства его выказывать и скоро были отличаемы от других, которые были только нужными, просто-деловыми людьми. Для первых всюду была открыта дорога, на их возвышение смотрело дворянство без зависти, охотно подчинялось им, и они сами, дорожа приобретенными правами, делались новыми и от того еще более усердными членами благородного сословия. В последних ограниченность их горизонта удерживала стремление к почестям; но необходимое для безостановочного течения дел, полезное их трудолюбие должно же было чем-нибудь вознаграждаться? Из дневного пропитания своего что могли отделять они для успокоения своей старости? Беззаконные, обычаем если не освящаемые, то извиняемые средства, оставались единственным их утешением. За то от мирских крупиц как смиренно собирали они свое малое благосостояние! Повторяя, что всякое даяние благо, они действительно довольствовались немногим. Там, где не было адвокатов, судьи и секретари должны были некоторым образом заступать их место, и тайное чувство справедливости не допускало помещиков роптать против такого рода поборов, обыкновенно весьма умеренных. Они никак не думали спесивиться, с просителями были ласковы, вежливы, дары их принимали с благодарностью; не делая из них никакого употребления, они сохраняли их до окончания процесса и в случае его потери возвращали их проигравшему. К ним приступали смело, и они действовали довольно откровенно. Их образ жизни, предметы их разговоров, странность нарядов их жен и дочерей, всегда запоздалых в моде, отделяли их даже в провинции от других обществ, приближая их однако же более к купеческому. Их всё-таки клеймили названием подьячих, прежде ненавистным, тогда унизительным…
М. М. Сперанский
Канцелярии министерств должны были сделаться нормами и рассадниками для присутственных мест в губерниях. И действительно, молодые люди, преимущественно воспитанники духовных академий или студенты единственного Московского Университета, принесли в них сначала все мечты юности о благе, об общей пользе. Жестокие строгости военной службы при Павле заставили недорослей из дворян искать спасения в штатской, а запрещение вступать в нее еще более их к тому возбудило; но по прежним предрассудкам все почти кинулись в Иностранную Коллегию; тут вдруг, при учреждении министерств, явилась мода в них из неё переходить. Казалось, всё способствовало возвышению в мнении света презираемого дотоле звания канцелярских чиновников, особенно же приличное содержание, которое дано было бедным, малочиновным людям и которое давало им средства чисто одеваться и в свободное время дозволительные, не разорительные, не грубые удовольствия...
Когда в 1807 году курс на звонкую монету стал вдруг упадать, и служащие начали получать только четвертую долю против прежнего, тогда бедность сделалась вновь предлогом и извинением их жадности». По инициативе Сперанского был принят указ, согласно которому для получения чина коллежского асессора (8-й класс), дававшего права потомственного дворянства, и статского советника (5-й класс) необходимо было предъявить свидетельство об окончании университета или сдать соответствующие экзамены. Это должно было поднять уровень грамотности среди чиновников, а по факту чиновники платили взятки университетским преподавателям и получали необходимый документ. Николай I специальным указом (1827) окончательно запретил прием на службу лиц из податных сословий, сделав исключение лишь для выпускников учебных заведений, дававших при окончании курса классные чины (университеты, духовные академии и семинарии, лицеи и училища высших наук). Тем не менее в 1836-1843 годах около 65% служащих, получивших чин коллежского асессора, а с ним и потомственное дворянство, происходили из духовенства, почетных граждан, купечества и мещанства.
Н. П. Загорский "Поздравление подчинённого"
Важной особенностью дореволюционного быта было размытие границы между личными и служебными отношениями. Люди общались не только на работе, но и после службы, нередко ходили друг другу в гости, особенно холостые. Это показано в произведениях Гоголя, который в юности сам был мелким столичным чиновником. Взаимоотношения с начальником тоже выходили за рамки служебных. Во время праздников подчинённые поодиночке или все вмести приходили домой к начальнику, чтобы поздравить его лично. Направляя бумаги к вышестоящим лицам, чиновники в подписи указывали и должность, и ФИО, а начальник мог просто указать свою фамилию. У более-менее высокопоставленных чиновников был и дома оборудован кабинет, куда по рабочим делам могли прийти в нерабочее время. Из воспоминаний М. Л. Назимова (в 1820-1840-х годах канцелярский служитель уездного суда в Нижнем Новгороде): «Чиновный люд не мог и думать под страхом административных взысканий не явиться в Новый год или царские дни с поздравлением к своему начальству, начиная с низшего до высшего - губернатора. Чтобы поспеть туда и сюда, чиновники с раннего утра были на ногах, а побогаче в экипажах, в мундирах и треугольных шляпах, несмотря ни на какой дождь или мороз. Я видел, как дядюшка мой, губернский прокурор, принимал этих ранних гостей в халате и затем сам надевал мундир и являлся к губернатору". Эти обязательные визиты были повсеместным явлением среди чиновников. "Теперь это почти уже вывелось, - писал Мешков в 1870 году, - и, пожалуй, также покажется смешным, но тогда, 45 лет назад, были другие понятия. Младшие вовсе не считали за унижение оказывать уважение старшим, как считается теперь».
А. Л. Юшанов "Проводы начальника"
В 18 веке рабочий день в учреждениях длился по 12 часов: с 5 утра до 2 часов дня и с 5 до 10 часов вечера, а в случае необходимости служащие оставались и позднее. За пьянство, опоздания и прочие провинности канцелярских служащих в провинции могли серьёзно наказать. Иногда их арестовывали, сажали в колодки, пороли розгами. В 1804 году Александром I был принят специальный указ «О нечинении в присутственных местах над приказнослужителями бесчиния и жестокости». Из указа: «По делам правительствующего Сената открылось, что в некоторых губерниях советники губернских правлений наказывают приказных служителей непристойно и бесчинно, как то: сажают под стражу, в тюрьму, содержат в цепях, таскают за волосы, бьют . по щекам и в присутствии, наконец, и самых больных понуждают к отправлению должности... чтобы такого бесчиния и жестокости нигде допускаемо не было». Пороть канцеляристов перестали, но наказания сохранялись. Например, могли задержать зарплату. При этом присутственные места (места, где работали чиновники) вне столицы стали активно строить только к концу 18 века. До этого работали, где придётся, и помещения нередко были ветхими и плохо оборудованными. К концу правления императора Александра I все губернские и уездные учреждения были переведены из временных помещений в новые здания присутственных мест. Тогда же появились типовые правительственные здания. Обычно это были двухэтажные каменные здания с четырьмя отдельными флигелями имели одинаковую планировку. На первом этаже находились комнаты для проживания городничего и уездное казначейство, на втором - уездный суд с дворянской опекой, земский суд и городническое правление; одноэтажные флигели занимали архив, комнаты для арестантов, каретный сарай и конюшня с пожарными инструментами. Во второй половине 19 века условия труда стали лучше, и хамить подчинённым и обращаться к ним на «ты» было уже неприлично.
На рубеже 19 и 20 веков чиновники всё же трепетно относились к субординации. В. Ф. Романов в книге «Старорежимный чиновник» подробно вспоминал свою службу на рубеже 19 и 20 века. Романов трудился в столице в Земском Отделе. Описывал он и отношения с начальником. «Хотя на меня С. никогда не повышал голоса, а, в случае недовольства мною, только краснел и переходил в задыхающийся шепот, столкновение мое с ним, по свойствам моего, тоже взбалмошного, характера, было неизбежно. С. имел наклонность к тому, что называется “важничаньем”; например, выходя, по окончании службы, в приемную, он, на ходу, как то вбок, протягивал дежурному чиновнику руку, не глядя на него, и быстро говорил: “до свиданья-с”; пожимать руку начальства приходилось, часто видя уже только его спину. Я, взявший за свой идеал бюрократа, холодный корректный тип Каренина, в душе оставался склонным к дебошам студентом; манера прощаться со мною Савича обозлила меня, и я придумал мстительный план, как выйти из не нравившегося мне положения: после шести часов вечера я уходил в дальний угол приемной комнаты и стоял там до выхода Савича из кабинета; он, зная, что дежурный чиновник сидит за столом против дверей его кабинета, быстро выходил и сейчас же протягивал руку для прощания, я же медленно шел к руке начальства через всю комнату; протянутая рука висела в воздухе, лицо Савича делалось пунцовым и злым. Это было глупо с моей стороны, я не понимал тогда, что никакого умысла у торопящегося домой Савича задеть самолюбие молодого чиновника нет, но я получал от подобных выходок большое удовольствие: “на, мол, смотри и убеждайся, что свобода моя дороже всяких успехов у начальства”. Когда я входил в кабинет к Савичу, я часто держал руку в кармане; он, молча, упорно на нее смотрел, а я делал вид, что ничего не замечаю. Иногда, когда ему надоедало почему-то долго видеть меня у себя в кабинете, он шептал: “голубчик, быть может, Вы могли бы ходить несколько скорее”, я говорил почтительно: “слушаюсь” и двигался чрезвычайно медленно. Должен сказать, что к нарушению дисциплины, в сущности, подавал нам пример сам Савич, не говоря уже о его, часто нецензурных, выражениях и криках при посторонней публике, он, если не любил какого-нибудь начальника, открыто игнорировал его и даже ругал последними словами при своих подчиненных, даже при курьерах. Один товарищ министра, которого Савич терпеть не мог, прислал как-то раз к Савичу курьера за перепиской по какому-то делу; Савич писал срочную бумагу, обозлился, что его оторвали от хода его мыслей и крикнул: “скажи ему, чтобы убирался к…”, последовало площадное ругательство. При свойстве наших характеров, повторяю, отношение ко мне Савича должно было перейти в раздражительную вражду, и это именно обстоятельство заставило меня через несколько лет уйти из любимого мною учреждения…
Когда я представился Савичу, он мне сказал, что я назначаюсь в 3-е делопроизводство… Всех делопроизводств в отделе тогда было, кажется, 16; размещались служащие в двух этажах очень тесно. Каждое делопроизводство имело, большей частью, только по одной комнате, в которой начальник отделения — делопроизводитель работал вместе со всем персоналом отделения. Поэтому я сразу же познакомился со всеми моими будущими сослуживцами по 3-му делопроизводству… Я узнал, что дело было вовсе не в их образовательном цензе, а просто в том, что они ни к какой служебной карьере не стремились, мечтали хозяйничать в своих имениях, службой не интересовались и, так сказать, отбывали временную повинность — посидеть в Министерстве первые годы по окончании лицея; лицеисты ведь причислялись к тому или иному ведомству сразу же по окончании курса, так сказать механически, а нуждающиеся в средствах получали даже какое-то ежемесячное пособие впредь до назначения на штатное место …
Хотя Корвин был, как я говорил, человек нервный и раздражительный, у нас вскоре установились прекрасные служебные отношения. Молодежь его боялась и уважала, т. е. при появлении его прекращала разговоры и не нарушала вообще тишины в комнате, чтобы не мешать ему заниматься…
Младшие помощники были Н. Н. Принц и юрист Московского Университета Н. И. Воробьев. Если бы Н.Н. был современником Л. Толстого при творении им Анны Карениной, то я был бы убежден, что многие черты Стивы Облонского он списал с “Принцика”, как называли мы его… Он, с первых же дней нашего знакомства, вручил мне тетрадку, собственноручно им составленную, с образцами различной деловой переписки. Видя изумление на моем лице и предугадывая вопрос: “разве все надо писать одинаково, по шаблону, а нельзя по своему?” он ласково улыбаясь, предупредил меня: “видите ли, в служебной переписке имеются издавна установленные формы по, так сказать, мелким текущим делам: например, вы читаете резолюцию делопроизводителя “о.б.п.”, то есть оставить без последствий, находите у меня в моей тетради образец “о.б.п.”, затем: “на расп. губ.” — губернатору на распоряжение и т. д. и т. д.; таких образцов здесь до сотни; привыкните к ним и будете в час в десять раз больше давать, чем при измышлении своих форм из головы; большие деловые бумаги, разные представления в Советы, рапорты в Сенат и т. п. — там, конечно, придется писать по-своему, но до этого Вы еще не скоро дойдете”… И в мелкой «текущей» работе чиновника технический навык и шаблон — громадный плюс: ненастоящий чиновник часто небольшое деловое письмецо сочиняет и мусолит в течении времени, за которое настоящий чиновник написал бы таких писем десяток.
В обществе распространен взгляд на наш канцелярский стиль, как на нечто, в лучшем случае, смешное. Это неверно. Предрассудок этот относится к далеким временам. Язык наших канцелярий отличается строгой грамотностью, сжатостью и, главное, точностью. Его единственный недостаток в первые годы моей службы заключался в крайней, обычно, сухости, но на моих глазах язык этот во многих ведомствах эволюционировал в чисто литературный живой язык, сохранив при том основное свое качество — точность. Смешного “канцелярского стиля” я не застал, но слышал о нем от одного дореформенного чиновника: его юмористическая сторона заключалась в крайне почтительном отношении подчиненных к начальству и начальников во взаимных отношениях между собою; например, докладчик писал, должен был писать, всегда сомневаясь в своих силах разобраться в деле, даже правильно изложив его сущность, в таком роде: “сущность дела едва ли не сводится к следующему”, но, Боже упаси, сказать просто, что «дело заключается в следующем», это было бы нескромно, невежливо по отношению к более осведомленной высшей власти. Начальство к начальству никогда не обращалось с возражениями; надо было всегда похвалить предложенную меру, указать на ее положительные стороны, а затем уже высказать соображения о совершенной ее негодности. В таком духе в мое время писало только министерство финансов, весьма одобряя предложенные меры и кончая отказом в деньгах на их осуществление. Кроме того, некоторые архаичные приемы переписки сохранялись еще в канцеляриях самого затхлого министерства, если не считать его юрисконсульской части, а именно юстиции: там в каждом отделении имелся какой-то редактор, который исправлял и без того бесконечно в многочисленных инстанциях вылизанные бумажки».
Н. П. Загорский "У мирового судьи"
Интересные воспоминания о жизни и повседневном быте столичных чиновников среднего уровня оставил С. Ф. Светлов «Утром чиновник встает часов в восемь, девять или десять, глядя по тому — начинается ли его служба рано или поздно. Обыкновенно встают в девять часов и пьют чай или кофе с булками (французская булка, розанчик, сухари, крендели, ватрушечки и пр.). Явясь на службу, чиновники редко принимаются за дело сразу. Сперва поговорят, потолкуют о новостях, а иной раз пробегут и казенные газеты.
Часу в первом желающие идут в буфет позавтракать и попить чайку, на что уходит с полчаса времени. Буфет содержит кто-нибудь из сторожей, причем, понятно, никаких пошлин не несет, за помещение ничего не платит и пользуется казенными 20 дровами. Иногда буфеты держат жены мелких чиновников. В некоторых учреждениях завтрак и чай разносятся сторожами прямо по комнатам, так что в буфет не ходят. Расчет с буфетом производится в день получения жалованья, двадцатого числа, причем некоторым приходится уплачивать за месяц до десяти и до пятнадцати рублей. Средним же числом расход на буфет составляет рублей пять или шесть.
Присутствие кончается в разных учреждениях не одинаково, но в большинстве — от четырех до пяти часов. В летнее время присутствие кончается несколько раньше, чем зимою и, сверх того, чиновники имеют по одному свободному дню в неделю, кроме праздников. По окончании присутствия чиновники идут обедать, кто домой, кто в рестораны, а кто и в кухмистерские, где можно пообедать за тридцать или сорок копеек и нажить себе катар желудка. Редкий из чиновников предварительно обеда не пропустит маленькую рюмочку и другую водки, настойки или какого-нибудь вина. Обычное меню среднего чиновника — суп, бульон или щи, жаркое (бифштексы, телятина, котлеты, свинина жареная, голубцы, иногда что-нибудь из дичи) и сладкое (желе, муссы, компот, кисель с молоком, фрукты недорогие и пр.). Обыкновенно будничный обед состоит из трех блюд: жидкого горячего, жаркого и сладкого.
После обеда или ложатся отдохнуть или читают газеты. Часов в восемь пьют чай и затем или садятся за работу или отправляются на прогулку, в гости, в клуб и пр. Если чиновник остается дома и у него никого из гостей нет, то часов в одиннадцать или двенадцать подается ужин из закусок (селедка, колбаса, сардинки, масло, сыр, оставшееся от обеда жаркое) и чай или пиво. После ужина ложатся спать. Таков образ жизни чиновника семейного, живущего своим домом.
Кстати сказать, что современные столичные чиновники не очень любят, когда их зовут “чиновниками”, не любят одевать вицмундиры (к которым прибегают только в случае необходимости), избегают носить ордена и интересуются больше всего не служебными почестями, а окладами. Теперь чин или орден не представляет ничего завлекательного; другое дело — повышение содержания, получение награды денежной, пособия на лечение болезни или на воспитание детей.
К порученному делу вообще относятся добросовестно и стараются исполнить его по мере сил и способностей; огромное большинство ведет себя добропорядочно и честно, но бывают и взяточники, особенно в специальных ведомствах. В этом отношении весьма печальною известностью пользуются интенданты, инженеры путей сообщения, экономы и смотрители казенных учреждений. Эти господа действительно не пропускают того, что плывет мимо. Достаточно указать на ряд интендантских процессов после турецкой войны 1877 г. и на обнаруженные в августе 1892 г. злоупотребления инженеров путей сообщения в Могилевском округе, где кучки шоссейного щебня оказались из мусора и где прикарманивали строительные суммы с крайней наглостью и бесцеремонностью, так что Министерство путей сообщения сочло нужным преподать своим служащим уроки о подрядах и поставках и о ведении отчетности». Зарплаты чиновников были относительно небольшими. В начале 19 века городничий официально получал 300 рублей в год, а это фактически глава уездного города. Тема вороватых чиновников и низких зарплат не раз встречается в литературе. Чичиков получал 400 рублей в год плюс премии, а за новую приличную шинель он заплатил 80. Мелкий чиновник Мармеладов в «Преступлении и наказании» на службе получал примерно 30 рублей – не так уж много, но семья была и этому рада. Часть чиновников имела иные доходы, особенно дворяне до отмены крепостного права. Часть компенсировала маленькую зарплату взятками и поборами. Во второй половине 19 века зарплаты в целом выросли.
Разумеется, это малая часть того, что можно сказать о жизни дореволюционных чиновников.
Использованные материалы
Вигель Ф. Ф.«Записки»
Писарькова Л. Ф. «Российский чиновник на службе в конце XVIII - первой половине XIX века»
Романов В. Ф. «Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции»
