В сентябре 44 года до н.э. в римском воздухе пахло войной. Если ещё полгода назад всем казалось, что Республика избежала худшего развития событий, то теперь стало предельно ясно, что это была всего лишь передышка. Октавиан своим вмешательством сильно пошатнул позиции Антония, чем дал его противникам шанс выступить против него. Начало публичного конфликта с Цицероном совпало с пришедшей в Рим вестью, что на востоке Кассий отказался передать дела в Сирии людям Долабеллы. То же сделал и Децим Брут в Цизальпике, заявив, что лишение его провинции незаконно. Это был открытый бунт и явный для Антония признак подготовки к войне с ним. Конечно, было не обязательно, что республиканцы её развяжут, но Антонию требовалось выбить из их рук козырь в виде армии. Поэтому Долабелла вынужден был сорваться на восток, чтобы установить контроль над Сирией, а Антоний начал готовиться к операции против Децима Брута.
В это же самое время личную армию начал собирать и Октавиан. Он обещал заплатить 2000 сестерциев любому ветерану, вставшему под его знамена. В сентябре в Италию прибыли 4 легиона из Македонии, которые Антоний собирался использовать для занятия Цизальпики. И агенты юного Цезаря сумели настолько распропагандировать их, что Антонию пришлось провести децимации и пообещать выплатить столько же денег, сколько раздавал Октавиан.
В разгорающемся кризисе, который вообще-то довел до такого состояния именно Октавиан, последнего активно начали поддерживать республиканцы. Ни Цицерона, ни других оппонентов Антония не смущало, что вступая в борьбу с ним, они плюют на все республиканские традиции, которыми якобы дорожат. Марк может и нарушил некоторые из них, но его противники сейчас их просто растоптали. Октавиан не имел никакого права в принципе собирать личную армию, так как был частным лицом. Но на эту формальность даже законнику Цицерону было уже плевать.
Воспользовавшись отсутствием Антония в Риме, Октавиан в окружении ветеранов толкнул речь о том, что Антоний предал дело Цезаря, предал Республику и должен быть объявлен врагом народа. Сенат выслушал это требование и отказался принимать решение, боясь реакции Антония. Тот же, вернув контроль над ситуацией, с войсками прибыл в Рим и теперь уже потребовал зеркально объявить вне закона Октавиана, но сенат и в этот раз был против.
И в этот самый момент в Рим пришла новость-бомба — два македонских легиона, вопреки обещаниям, данным Антонию, перешли на сторону Октавиана из-за обиды на недавние децимации! Это уже был открытый мятеж, однако сенаторы вновь не пожелали признавать юного Цезаря врагом государства. Антоний оказался в тупике. Как только его полномочия завершатся он останется проконсулом без провинции, так как Брут отказывался отдавать ему Цизальпику. И тогда Октавиан мог бы вполне добиться своего.
В сложившихся условиях Антоний решается на странный и очень авантюрный шаг. Чтобы его сторонники не колебались в решительный момент, он проводит экстренное заседание сената в урезанном составе, где продавливает очередное перераспределение провинций, так что вся Галлия, Испания, а также Балканы назначаются Антонию и его друзьям. Так как заседание было проведено с многочисленными нарушениями, то позже его откажутся признавать. Но в моменте Антонию важнее было получить видимость законности, чем вообще не получить ничего.
После этого решения ситуация в провинциях окончательно запутается. Теперь у многих из них было несколько наместников, каждый из которых считал, что именно его права выше других. А потому началась борьба за контроль над легионами, с помощью которых наместники собирались отстоять своё право на власть.
В то же время сам Антоний быстрым маршем отправился в Цизальпику, чтобы взять её под контроль. Иронично, но Антонию все ещё было важно иметь законные права на власть, для чего и требовалось подчинить собственную провинцию. А вот его оппонент Октавиан над такими мелочами не парился и уже в открытую вербовал собственные легионы, все ещё являясь частным лицом. Ставка Антония была на скорость — быстро подойти с пятью легионами к Мутине, где засел Децим Брут, и заставить сдаться. После чего он мог бы объединиться с Лепидом, Планком и Поллионом, управлявшими галльскими и испанскими провинциями, и начать давить на сенат. Однако Брут сдаваться отказался.
Сложилась немного шизофреническая ситуация: проконсул Антоний осадил в Мутине бывшего наместника провинции Брута. В это время сенат не смог договориться о том, кто же в этой ситуации неправ, и просто объявил чрезвычайное положение. Следующие три месяца сенатом будут вестись постоянные попытки добиться примирения Брута с Антонием. Однако их будут последовательно торпедировать Октавиан через своих людей и Цицерон, считавший Антония главной угрозой республиканизму. В то же самое время сенат легализовал самозахват провинций Кассием и Брутом, приказав им установить контроль над всем востоком и начать собирать войска. Пока на всякий случай.
Лишь в марте республиканцы наконец почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы продавить сенат на объявление Антония врагом отечества. Однако новым консулам — Гирцию и Пансе — теперь требовалось срочно собрать армию… И тут-то Октавиан и пригодился — у него уже были два македонских легиона, кроме них ещё один, набранный из ветеранов, и он продолжал мобилизацию сторонников. Сенат просто узаконил его действия, выдал ему экстраординарное пропреторство, а Цицерон стал неистово флюродросить юному Цезарю.
За всем происходящим с изрядным недоумением наблюдал Секст Помпей, который только пару месяцев назад заключил договор с Лепидом и Антонием о легализации собственного положения. Теперь же творился сущий бардак, и было непонятно, действует ли вообще этот договор или уже нет. Поэтому Помпей мобилизовал вверенный ему флот и стал ждать. То же делали и многие другие наместники и командиры.
Уже в этот момент можно было констатировать, что республика идеологически мертва. Столкнувшись с проблемами, её “спасатели” быстро отказались от её основополагающих принципов. Это явно показывало насколько в реальности им были близки ценности республиканизма — да ни насколько. И кто “спасал” Республику? Конформисты, которые убили Цезаря потому, что он мешал им добиться большей власти. Другие конформисты, которые думали использовать юного выскочку Октавиана для рывка к власти. Старик-оратор, который тщеславно считал, что он снова спасает Республику от второго Катилины. И пара идеалистов, которые ещё полгода назад не хотели лишней крови, а теперь готовы были пролить её в разы больше. Так себе команда для спасения отечества.
А самое удивительное, что все эти прекрасные люди с светлыми лицами отбросили всякую осторожность как только дорвались до власти и пошли на ещё большее нарушение законов, нежели их “антиреспубликанский” противник. При этом, видимо, они вполне искренне не считали, что сами нарушают закон. Немудрено, что Октавиан всех их обведёт вокруг пальца.
Большая часть собранной против Антония армии была лояльной именно Октавиану, а не Республике, сенату или консулам. Пугало ли это кого-то? Если и так, то эти сомнения затолкали на самый дальний чердак. А зря. Конечно, в дальнейших событиях есть немалая доля случая, но всё же, повернись ситуация иначе, Октавиан так или иначе нашёл бы способ обернуть её в свою пользу.
Армия консулов подошла под Мутину в начале апреля. В первой же битве — у местечка Галльский форум — Антоний сумел наголову разбить консула Пансу, тяжело ранив последнего, но войска Гирция в тот же день отомстили за это поражение. Через неделю состоялось решающее сражение, в котором Антоний был разбит, однако в ходе боя погиб консул Гирций. А на следующий день от полученных ранее ран умер и Панса. Возможно, что обе крайне удачные смерти были подстроены Октавианом, но это очень дерзкая гипотеза.
Смерть обоих консулов привела ситуацию в состояние совершенной неразберихи. Фактически вся армия осталась под командованием Октавиана, при этом в государстве попросту больше не было высших магистратов, способных его заменить. Сенат экстренно передал командование Дециму Бруту, но легионеры-цезарианцы, которых было большинство, отказались подчиняться убийце Цезаря и вообще требовали прекратить войну с Антонием. Брут пытался преследовать Антония сам, но его сил было совершенно недостаточно. Всё это время восемь легионов Октавиана продолжали стоять под Мутиной.
За следующий месяц Антоний успел получить подкрепления, набранные Вентидием Бассом, а также убедил присоединиться к нему Лепида, Планка и Поллиона. Тем самым теперь в руках у него была бОльшая, чем у Октавиана армия. Из Рима в Мутину шли настойчивые призывы добить Антония, однако Октавиан в ответ направил просьбу дать ему участвовать в выборах консулов. Мол, если он станет консулом, то его авторитет в войсках поднимется, и он сможет убедить солдат продолжить борьбу с Антонием.
Однако сенат, видимо поверив в напускное бессилие Октавиана, отказал юноше в столь дерзком нарушении правил. Более того, сенаторы ещё и отказались выплачивать обещанные ранее вознаграждения, мотивируя это тяжёлой финансовой ситуацией. Естественно, что у легионеров возникло сильное недовольство поведением римской камарильи. Финансы Республики действительно были не в лучшем состоянии, но солдат это волновало мало. Поэтому, когда Октавиан объявил о начале марша справедливости на Рим, легионеры с воодушевлением последовали за ним.
Без какого-либо сопротивления мятежные легионы Октавиана прошагали до Рима. По прибытии в город недавняя надежда Республики заставил сенат дать ему принять участие в выборах консулов всего лишь на 24 года раньше минимально возможного возраста. И вполне ожидаемо он победил, вместе со своим ближайшим родственником Квинтом Педием.
Всё, Октавиан за год из никого дорвался до высшей магистратуры. Оставалось закрепить своё положение. И помочь в этом мог кто угодно, но не республиканцы. Поэтому с минимальным сопротивлением сената были отменены законы об объявлении врагами отечества Антония и Долабеллы. А вот убийц Цезаря объявили вне закона. Цицерон ничего не смог сделать с этим, поэтому удалился на свою виллу. Оттуда он уговаривал Брута и Кассия как можно быстрее прибыть в Италию и навести порядок. Однако его призывы остались без ответа.
Эта смена сторон вызвала цепную реакцию: войска Децима Брута взбунтовались против продолжения противостояния с Антонием, а сам Брут погиб при бегстве. В это же время Октавиан отправился на север формально для кампании против Антония, но на деле — заключить с ним мир. В октябре 43 года до н.э. близ Бононии (современная Болонья), при посредничестве Лепида состоялась встреча бывших заклятых врагов — Октавиана и Марка Антония.
На этом совещании они пришли к согласию, что судьба Республики сейчас висит на волоске и только объединившись они смогут обеспечить свой контроль над ней. Для того, чтобы удовлетворить амбиции всех трех участников Октавиан предложил сформировать коллективный орган управления государством — триумвират. Каждый из триумвиров имел равный голос при принятии общих решений и получал под полный контроль часть провинций Республики. Все это должно было закрепляться в специальном законе, чтобы сама конструкция была более устойчивой. При этом, античные историки указывают, что огромную роль в формировании триумвирата играла позиция ветеранов Цезаря, которые требовали от своих военачальников помириться и, наконец, пойти бить лица убийцам их бывшего командира.
Уже в самом официальном названии нового органа власти была жирная такая отсылка на Суллу: триумвиры для реформирования государства. Триумвиры получали схожий с диктаторским уровень полномочий: контроль армии, назначение магистратов и право вносить законы. Всё это на срок в 5 лет, после которого намекалось на возврат к старым порядкам. Но ещё очевиднее, чем вдохновлялись все трое, стал приказ №1 триумвиров: о введении проскрипций. Всё было предельно цинично — так как республиканцы будут всегда представлять угрозу, пока они живы, а в Риме у них была серьезная поддержка, то следовало отбросить благоглупости Цезаря про милосердие и действовать в стиле Суллы. И заодно обеспечить денежный и земельный фонд под раздачи солдатам. Триумвиры не стали ограничивать себя ни числом включенных в список, ни сроком действия проскрипций.
Право внесения первого имени в список получил Лепид, включивший туда своего брата за сотрудничество с республиканцами. Правда, после он послал брату весточку и помог тому скрыться от “правосудия”. Антоний настоял на включении в список Цицерона. Однако кроме явных противников триумвиров, попадали в списки и просто люди достаточно богатые и не имевшие связей с новыми владыками Рима. Список с первой сотней имен отправился в Рим для приведения в исполнение ещё до окончания совещания триумвиров. Новые списки составлялись по необходимости и за следующую пару лет в них попадут тысячи человек. В частности, в одном из них обнаружит свое имя некий Луций Фидустий, который был одним из немногих проскрибов, переживших репрессии Суллы. Но на старости лет судьба его догнала, причем от рук наследников дела противников прежнего диктатора.
Цицерон, узнав о проскрипциях, попытался бежать в Грецию. В отличии от шикарного сериала Рим, в реальности он принял смерть не у себя на вилле, а прямо посреди дороги. Когда отряд во главе с центурионом нагнал его паланкин, Марк Туллий со смирением подставил шею под меч. Вполне возможно, что он, всегда тщеславный, надеялся своей стоической смертью стать новым символом борьбы с тиранией, как его всегдашний конкурент Катон.
Однако никакого серьезного влияния его убийство не оказало. Голова и руки последнего великого республиканца были выставлены на Форуме для обозрения толпой. С его смертью судьба государства оказалась в руках людей, для которых само слово “республика” не значило ничего. Просто ярлык, который каждый наполнял содержанием в меру своих представлений.
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Пост с навигацией по Cat.Cat
Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.
Канал автора в Телеграме ↩ – о Риме и не только.