Котика вам в ленту
Котэ арабский, при хамаме в районе арабского квартала в Тель - авиве.
Котэ арабский, при хамаме в районе арабского квартала в Тель - авиве.
Sony a6500, Sony E PZ 18-105 F4, f4,5, 1/200, iso 100, 104mm
Как это, месяц лета уже прошёл?🙀❤ Что успели за июнь?....
Когда прочел коментарии .
Часть 2. Глава 4
– Так, я иду первым. Эрик за мной. Как только мы осмотримся и найдём свет, крикнем. За нами не спускаться.
– Росс…
– Всё хорошо, Кэрол, – в голосе Росса только нежность и уверенность. – Бояться нечего.
Она не хочет отпускать его руку.
– Там нет ничего страшного, просто темно.
Впервые за всё время Кэрол ощущает: что-то может измениться. И ожидание неизвестно, плохого или хорошего, страшит её.
– Папа, там выключатель. Он должен быть где-то слева от трапа. Так всегда делают на кораблях.
– Спасибо, сынок. – Росс ерошит мальчику волосы. – Держи маму за руку и ни за что не отпускай. Что бы ни случилось.
И он поворачивается к дыре в полу.
– С чего такие взгрослые мысли? – Джордж не может спокойно реагировать на то, что ребёнок оказывается сообразительнее. – Книжка?
– Видишь кабеля? – Эрик указывает на ближайший к ним угол. – Это центральные провода. Они проходят в любом доме одинаково, и уже от них идёт развилка на всё остальное. Не думаю, что на корабле будет как-то по-другому. А теперь следи за направлением. – Он не чувствует себя умнее других, пока говорит это, просто знает.
– Тогда пгрошу, – ехидно скалится Джордж, делая приглашающий жест в тёмное пространство, не сулящее ничего хорошего.
– Эрик, страхуй.
Генри сильнее сжимает руку Алексы, а Кэрол сжимает плечо сына. Что удивительно, Оливия молчит.
В этот момент они все напрочь забывают о историях друг друга. И пусть ничего страшного не происходит, обстановка накаляется. В кают-кампании становится холоднее, будто она наполняется морозной неизведанностью нижней палубы.
Росс начинает спускаться. Перекидывает одну ногу, опирается на руки, спускает вторую. Потихоньку исчезает в темноте. Слышно только, как ботинки стучат о перекладины.
Эрик пару секунд медлит, а затем отправляется следом. Как только его голова скрывается в проёме, снизу слышится голос Росса:
– Здесь невысоко!
Движения Эрика становятся уверенней. Он быстро, но осторожно, перебирает руками, пока ноги совершенно неожиданно не стукаются о пол, так, что он на мгновение теряет равновесие. Тут же на его плечо ложится рука.
– Это я. Давай пошарим по стенам.
Стоящие наверху ждут томительно долго. Сердце Генри стучит так гулко и медленно, что ему кажется, будто папа должен услышать этот стук оттуда, снизу.
Вместо этого слышится звук тумблера. Вспышка света бьёт Итану в лицо так, что он дёргается в сторону от неожиданности. Секунда – и устанавливается неяркий свет. Все облегчённо выдыхают. Джордж утирает пот рукавом. Оливия вдруг тоже хватает Алексу за руку, но тут же отдёргивает, смутившись.
Эрик появляется у трапа и громко зовёт:
– Можете спускаться! По одному, аккуратно.
Джордж лезет первым, даже не обернувшись на остальных: настолько ему не хочется здесь оставаться. Затем Алекса, а за ней отправляют Генри.
– Держись крепко, – велит Кэрол сыну. – Эрик с папой помогут.
Итан берёт мальчика за одну руку и помогает спуститься. Там уже Эрик, благодаря своему росту, поддерживает его сначала за ноги, а затем, схватив под мышки, ставит на пол. Генри негромко смеётся. Дальше Итан помогает спуститься Кэрол.
– Дай мне секунду, – просит Оливия. Зачем-то поправляет причёску, проверяет карманы, отряхивает чёрные брюки. Затем глубоко вздыхает и, не приняв помощи, сама резво ухватывается за край люка и спускается.
Итан идёт последним, стараясь не испачкать дорогой костюм.
Новое помещение не такое большое, как кают-кампания. Здесь много небольших квадратных столиков для четырёх человек, нет покрытия на полу, так что каждый шаг гулко отражается от металлических стен. Тусклые лампы на потолке издают низкий нервозный гул.
Генри уже внимательно разглядывает деревянные панели на стенах, не выпуская книги из рук. Он спрятал её за пазуху во время спуска. Кэрол присаживается за стол и следит за сыном. Обстановка давно уже давит на неё, и женщина держится из последних сил. Она полностью отдаётся на волю и усилия мужа по спасению их жизней. Только безмерная любовь к ребёнку и наблюдение за ним не дают ей сорваться в мрак безумия.
На одной стене находится нечто, похожее на окошко выдачи. Железные, как и всё вокруг, створки закрыты намертво. Рядом имеется небольшая дверь, обитая деревом. Росс уже успел подёргать резную ручку. Даже не поворачивается.
Сперва все расходятся по углам. Каждый ищет что-то своё, ответы на личные вопросы. Правда, правильных вопросов никто из них не знает. Они разглядывают пустые стены и такие же, как раньше, наглухо задраенные иллюминаторы. Затем, повинуясь подсознательному чувству опасности и неправильности происходящего, люди вновь садятся ближе друг к другу.
– Эрик, ты обещал рассказать, почему сидел в тюрьме, – напоминает всем и конкретно мужчине с широкими плечами Алекса тихим голосом.
Поначалу он молчит. Думает, сосредоточившись на столешнице прямо перед собой. Затем, видимо, справляется со своими эмоциями и потихоньку начинает долгую и печальную историю.
– Не люблю красивых слов. Не умею так говорить. Однако, пока я сидел, много читал. В общем, когда дело доходило до откровенности с кем-либо, то я всегда предпочитал говорить, что сидел за правду. У меня была девушка, невеста, её звали Николь…
– Только не говори, что ты её убил!
– Оливия! Замолчи, пожалуйста! – резко выдаёт Росс.
Эрик кидает серьёзный взгляд на девушку, давая тем самым понять, что лучше не перебивать, и продолжает:
– Как-то под Рождество мы с Николь поехали к друзьям. Я немного выпил, потому за руль села она. Всю обратную дорогу мы ругались. Из-за какой-то мелочи, даже вспомнить не могу. Зима была холодная и снежная. Сильные заморозки, повышенное внимание на дороге. Мы ехали медленно. Помню, как на её вопросе «Когда ты уже повзрослеешь?» нас догнала новенькая спортивная машина. Знаете, такие машины берут, именно чтобы гонять, неважно, где и когда. – На этом моменте Итан согласно кивает. – В общем, парень моргал нам фарами, сигналил. Видимо, он хотел, чтобы мы его пропустили, или ехали быстрее, не знаю. Николь ругалась всё больше – на меня и на тупого водителя. Дорога и так была узкой, двухполосной, по бокам большие сугробы. Этот идиот выехал на встречную полосу… А навстречу нам выскочил маленький седан. – Алекса закрывает рот ладонью, Итан опускает глаза. – Помню, как сказал ей тогда поискать себе более взрослого дядю. А Николь не ответила, только в руль вцепилась. – Эрик ненадолго замолкает, собираясь с мыслями. – Короче, у парня в спорткаре было два варианта: либо ударить нас, либо столкнуться в лоб с малолитражкой. Он почти успел проскочить. Прочесал нам бок, обе машины занесло, и своей левой фарой придурок вписался в седан со стороны водителя. Там находились мать с трёхлетним сыном. Вот оттуда я и помню котёнка. Мне потом муж той девушки, которая была за рулём, рассказал, что они его взяли из приюта, чтобы у котика появился дом на Рождество. Девушка умерла на месте. Пацан выжил. А моя Николь… осталась в коме. Как сказали врачи, вполне возможно, что навсегда. – Больше никто не смеет прерывать историю Эрика, все напряжённо слушают, а он по привычке сжимает кулаки. – И тут самое интересное. Виновнику дтп было двадцать четыре года, и его признали невиновным. Кто-нибудь из вас знает, каково по-настоящему ненавидеть? Что значит, желать другому не смерти, нет, а вечных мучений? Наяву представлял, как буду вырывать ему ногти, ломать конечности, только чтобы он при этом был в сознании! Хотел заставить его страдать! И не стоит меня винить или жалеть. Я считал себя вправе сделать подобное с ним. Я тогда достал всех полицейских и судью, но никто ничего делать не стал. И я нашёл ублюдка сам. Конечно, муж погибшей девушки помог мне, но я решил его не вмешивать. В своём гараже приковал урода к батарее и бил. Я так хотел, так жаждал причинить ему боль. Он должен был ощутить то же, что и мальчик, потерявший мать; то, что чувствовал я, почти потеряв любимую. Не помню, как долго наносил этой сволочи тяжкие телесные повреждения. Убивать не стал. Чётко помню, как долго потом пытался руки от крови отмыть. Папаша того урода оказался кем-то влиятельным, какой-то там политической шишкой. Это всё объясняло. Николь из комы так и не вышла. Врачи не знают, вернётся ли когда-нибудь к ней сознание. Мне и мужу девушки, как сообщнику, дали по девять лет, а пацана отправили в приют. – Эрик на секунду замолчал. – Но я не жалею ни о чём.
Едва он заканчивает, Оливия не выдерживает:
– А что же тот подонок, которого ты избил? Так и гоняет?
Эрик вдруг нехорошо ухмыляется: в его обычно доброй улыбке мелькает нечто непривычное, словно злая тень накрывает мягкие черты лица.
– Он получил значительное сотрясение, что в конечном итоге превратило его в умственно отсталого. Стал овощем. Мне приятно думать, что я спас несколько жизней, которые мог ещё забрать этот ублюдок.
Оливия удовлетворённо кивает и даже как-то расслабляется. Итан же не комментирует рассказ, только качает головой.
Генри сидит с широко открытыми глазами и неотрывно смотрит на Эрика. В который раз его маленький детский мирок пошатнулся. И пусть он понимает далеко не всё из рассказа, но то, что достигает разума, навсегда отпечатывается в памяти. Он слушает где-то с середины, и постепенно всё крепче сжимает книгу. Часто-часто дышит. Перед глазами мальчика стоит картина: мрачный полуподвал-полугараж, какие-то железки и инструменты развешаны на стенах. В углу корчится от боли человек, пытаясь закрыть лицо руками. Вокруг кровь. Человек уже даже не кричит, а только издаёт неясные звуки, похожие на мычание. И над ним возвышается Эрик – большая и страшная фигура с горящими ненавистью глазами.
Кэрол, чувствуя ужас сына, обнимает его и закрывает своим телом, шепча:
– Тш, малыш, тш-ш…
– Что потом? – осторожно спрашивает Росс, не зная, как теперь относится к человеку, который до этого момента казался уравновешенным и надёжным товарищем.
– Ничего.
– Ты говорил, что вспомнил что-то про море, – также осторожно добавляет Алекса.
Эрик лишь отрицательно покачивает головой:
– Какие-то отдельные моменты. Ещё не всё.
– Мама, – вдруг отвлекается Генри и поднимает глаза, – а котёнка нет!
Он привлекает общее внимание. Только Джордж начинает озираться в лёгкой панике, надеясь увидеть животное, которое не так давно испугало всех без исключения. И от того, что не может найти, его сердце бьётся всё быстрее.
– Слушай, парень, я теперь не знаю, как к тебе относиться. – Росс упирает тяжёлый взгляд в лицо Эрика. – Я полжизни отдал, чтобы такие, как ты и тот гонщик, сидели за решёткой. Ты считаешь, что поступил правильно?
– Да. Хотя…не знаю.
– Да ты ребёнка без отца оставил! – Алекса не выдерживает и вскакивает, нависая над мужчиной.
– А он – без матери. И расплатился за это, – спокойно отвечает Эрик.
– А ты?!
– Он тоже получил своё, Александра. Не забывай, девять лет. – Итан неожиданно вступается, и Эрик благодарно кивает в ответ.
Алекса очень хочет что-то сказать, но только тяжело дышит и молчит. Скрестив руки на груди, садится на место.
– Тише вы! Хватит орать! – Это Кэрол, обнимает сына, пытаясь успокоить.
– Ладно, не нам судить, – сдаётся Росс, глубоко вздохнув. – Как бы сильно не хотелось. Знаешь, пока я в тебе не уверен, не подходи к моему сыну.
Эрик кивает в очередной раз. Другой реакции на свою историю от копа и не ждал. На самом деле, он давно привык к тому, как люди, едва узнавшие эту подробность его биографии, меняются в лице.
– Да почему никто кота не ищет, а?! – не выдерживает панической атаки Джордж.
– А наш здоровяк хорош, – с милейшей улыбкой тянет Оливия. – Ты бы, Джорджи, не нервничал, а взял с него пример.
Джордж не обращает на неё внимания, встаёт и начинает ходить, заглядывая под каждый стол, пытаясь хоть какими-то действиями себя успокоить.
– Ну, ладно, уговорил, Джорджи, давай я попытаюсь разрядить обстановку. Моя история не такая брутальная, как у Эрика. Зато про кота!
Джордж не реагирует, а продолжает бесплодные попытки отыскать источник их недавнего ужаса.
– Так вот, мужчина, с которым я однажды была… Нет, чушь какая-то. Однажды мой мужчина… Короче, мой любовник сделал мне как-то подарок. Напоминаю, я работаю моделью. Был один неплохой контракт: долгий рабочий день, потом ночные съёмки, а затем ещё оператор решил отснять рассвет. Ну, вы представляете, да? Я была выжата, как лимон. С другой стороны, и деньги платили о-очень хорошие, жаловаться было нельзя. Меня тогда снимал на обложку один из топовых журналов страны – сами знаете, такой шанс даётся не каждый день. – Видя, как не все проявляют искренний интерес, она собирается с мыслями. – Итак, я приезжаю домой, а там – он! Ждал, видимо, долго, потому что не знал, что меня всю ночь не будет. По лицу было видно, что глаз вообще не сомкнул. И улыбается, – тут её лицо также трогает мягкая улыбка, – миленько так улыбается. Джимми хоть и быдло, но красив. Уж я на разные смазливые мордашки насмотрелась, а в его лице прямо гармония мужественности и красоты. С таким лицом и телом все его отрицательные качества уходят на второй план. А каков он в постели…
– Кхм-кхм, – Росс напоминает о присутствии сына.
– Не волнуйся, подробностей не будет. Итак, Джим держал в руках котёнка! Маленький рыжий комочек с персиковым отливом. – Генри начинает слушать с большим интересом: как любой нормальный ребёнок, он обожает животных. – Люди делятся на два типа: кошатники и собачники. Ну, кто у нас за котов? Поднимаем руки! – Видя, что откликается только мальчик, выкинув руку вверх и тряся ей, Оливия не смущается и продолжает: – Всю свою сознательную жизнь я была на стороне собак. Верные умные создания. Единственный плюс котов – самостоятельность. Однако, взяв кроху на руки, я услышала, как он замурчал. Так беззащитно… – Оливия не замечает, как Алекса закатывает глаза на этих словах. – Любовь с первого мурлыкания, как шутили мы с Джимми.
Она замолкает, но никто не знает, что сказать. Оливия всё больше уходит в свои мысли, и все вдруг замечают, что она не всё ещё сказала.
– Мне кажется, что он перепутал мои предпочтения со своей женой. Да, он женат. Удивлю вас ещё – на моей сестре, Мэлоди. Мы давно не общаемся с ней толком, так, изредка созваниваемся на праздники. Технически, она старше – родилась раньше на восемь минут. Мы двойняшки. Она очень умная, и работает в лучших авиалиниях мира, а я, зато, красивая. Люблю её…по-сестрински. Просила ли я Джима уйти от неё ко мне? Никогда. Зачем мне рушить её брак? – Алекса очень хочет вставить пару едких комментариев, однако не решается прервать девушку. – Мужики – те же животные. Они кидаются на всё, что движется, если этот движущиеся объект раздвигает при этом ноги. Нет, никогда не имела даже мысли, чтобы Джимми был только моим. Вполне хватает стабильного секса. Тем более, как можно быть уверенной, что он от меня не пойдёт «налево»? В общем, так всё и зависло.
– Так, а пгричём здесь чёгртов кот? – Оказывается, Джордж уже некоторое время слушает её историю, не двигаясь с места.
– Кот? – задумчиво переспрашивает девушка. – Спустя какое-то время после тех ночных съёмок, мне предложили контракт на две недели на побережье. Песчаный берег, оплачиваемое проживание, все условия – что может быть лучше? Только вот кота некуда было деть. Джимми как-то ловко отвертелся, а подруг у меня никогда особо и не было. В модельном бизнесе все пытаются подставить друг друга, но по старым связям оставалась пара бывших моделей. Ну, и вот. – Она вздыхает. – Прихожу я к давней знакомой со своим рыжим чудом, выскакивает её маленькая дочь, лет пяти, не больше, выхватывает у меня Перчика… Что ты улыбаешься, мистер Итан? – Он только качает головой. – Выхватывает моего Перчика из рук и кричит: «Пушок! Какой милый! Спасибо, тётя Оливия!». И убегает. Так мы и расстались.
Как только она замолкает, Алекса не выдерживает и задаёт вопрос, мучающий на протяжении всей истории:
– А как же совесть? Твоя сестра…
– Идёт она к чёрту! Когда я отдала кота, я задумалась о цене жизни. Сколько, по-твоему, стоит жизнь?
Алекса немного теряется от такой резкой смены темы. Трясёт головой:
– Чего?
– Стоимость жизни, простой вопрос. Джим купил того кота бакса за полтора, не больше. А девчонка получила его бесплатно и тут же дала новое имя. А моя цена: триста баксов за час съёмок, плюс доплата за переработку. А какой-нибудь живой карп в супермаркете будет стоить семнадцать долларов и девяносто девять центов за кило живого веса. И всё ради того, чтобы чья-то рука отрезала ему башку. Получается, я могла делать с котом, что захочу, так как заплатила? И со мной можно делать, что вздумается, если оплачено? – Она обхватывает голову, закрывает глаза. – Мы так просто распоряжаемся жизнями, если знаем им цену. Но ещё проще мы раздаём эту цену. Животным и людям. И моя сестра такая же. О, мне есть, что про неё ещё рассказать! – Она вдруг резко поворачивается к Алексе и смотрит прямо в глаза. – Устроит такой ответ про совесть?
Алекса совершенно теряется. Отворачивается.
– А ещё меня сильно накаляет звук от этих ламп, – добавляет Оливия и замолкает окончательно.
Никогда раньше Генри не задумывался ни о чём подобном. Он вдруг вспоминает, как стоял рядом с аквариумом в большом магазине и смотрел на рыб. Их было много. Они толпились, открывали и закрывали свои рты, глядя выпученными глазами на мальчика. Он тогда подумал, что им, должно быть, очень тесно. Попытался представить себя на их месте, если бы его самого и всех одноклассников, например, заперли в одном помещении и оставили дожидаться…чего? Только сейчас Генри понял. Просто дожидаться конца. Он помнил, что висел ценник. Выходит, эти рыбы просто ждали человека с нужной суммой в кошельке. А ведь когда-то они были свободны, плавали себе беспечно в реке. Пока не пришёл некий человек и не забрал, а затем не установил им цену. Цену их жизни.
– Семнадцать долларов и девяносто девять центов, – тихо говорит мальчик. А затем повторяет ещё раз. И ещё. И ещё.
Но никто не слышит.
Часть 2. Глава 3
Генри возвращается к чтению, продолжая одновременно слушать, о чём говорят взрослые. Оливия всё не открывает глаз, Эрик пристально смотрит на Итана, но затем отводит взгляд. Он так и не вступает в общую беседу. Кэрол просто сидит рядом с мужем, полностью доверяя ему все разговоры и действия. За годы брака она привыкла, что супругу можно довериться в любом вопросе. Алекса и Росс продолжают беседу.
– Расскажи нам, что помнишь, Итан, пожалуйста.
– Для вас, Алекса, я мистер Итан…просто мистер Итан.
– Ну, тогда для вас, мистер Итан, я просто Александра! – обидчиво отвечает она, выделяя едкой желчью обращение к нему. – Александра.
– Принято. Итак, для тех, кто вдруг не помнит, какой сейчас год, поясняю: 1986. Слишком много значимых событий случилось за этот год. Точнее за его первую половину. Всю жизнь я работаю с цифрами, потому память на них отличная. Ненавижу лето, жарко. Сам вырос на севере. Легче, когда прохладно. Так лучше думается. Про свои дела подробно рассказывать не буду. Неинтересно. В начале июня выгорела отличная сделка. Договорились открывать новый автосалон на юге страны. Помощник мой парень не глупый, только хватки в делах не хватает. Потому пришлось лететь самому. Встреча с партнёрами прошла удачно. Затем ещё посидели в ресторане. Скажу честно, на юге даже по ночам мне некомфортно. Душно. Чем закончилась вечерняя встреча, рассказывать не буду, здесь ребёнок. Не смотрите так, мисс Александра. Да, я женат, но брак разваливается. Мы практически в разводе. Только подписей не хватает. Да и мои моральные принципы вас не касаются. Итак, могу поделиться своими впечатлениями от моря. Его я увидел вблизи впервые. Оно…великолепно. Мне кажется, такой характеристики хватит. Я смотрел на лунную дорожку на воде, она была бесконечно прекрасной. Это всё кокаин. Тогда я подумал, что для своих лет уже многого достиг. И жизнь может закончиться в любой момент. Необходимо было что-то менять. Потому я решил остаться в том городе на отдых. А вот название города… – Он вдруг потрясённо умолкает, но через несколько секунд справляется с чувствами. – Название города вспомнить не могу.
– Да, ты можешь произвести впечатление! – то ли с сарказмом, то ли без, произносит Оливия.
– В каком смысле?
– Ну-у, ты такой, взрослый солидный мужчина – бизнесмен, одет с иголочки, да ещё и почти разведён. Мне такие мужики больше всего нравятся! – Оливия подмигивает Итану, но ответной реакции нет.
– Я ведь тоже совсем недавно впервые увидел море. – Всё это время Эрик сидит за столом, но он едва заметен. Как хамелеон, сливается с обстановкой в комнате, изредка выходя на передний план, и просто слушает. – Думаю, что Росс прав. Нам всем стоит рассказать свою историю. Из всего, что со мной было за жизнь, за всё время, что мы тут находимся, я помнил только своё имя, и какие-то фрагменты. Я не сильно разговорчивый и эмоциональный, но то чувство, когда я впервые увидел море… Когда Итан вспомнил про него, меня как осенило. – Он недолго думает. – Это к тому, что мы можем помочь друг другу. Вспомнить. Возможно, ни черта из этого не выйдет, но сама идея хороша.
– Хм-м… Спасибо за интересную мысль. Может, расскажешь о себе, что помнишь из последних дней? – Россу этот парень не перестаёт нравиться.
– Последние дни вспомнить не могу.
– Давай, крепыш, хватит отмалчиваться.
– Точно помню, чем занимался девять лет подряд. – Взгляд Эрика уходит в бесконечное никуда, он заглядывает самому себе в голову, при этом брови хмурятся, но он не выглядит злым. Только тяжёлая грусть на лице.
– А ты воевал? – встревает Генри.
– Нет. От войны меня судьба увела.
– Генри! Нужно быть вежливым и не докучать взрослым! – Кэрол слегка повышает голос на мальчика.
– Что тогда? В коме лежал? – не успокаивается Оливия.
– Срок мотал.
– Что это значит? – На короткое мгновение из образа Оливии уходят дерзость и наглость.
– Ну, сидел. В тюрьме. Понимаешь?
– Давай отсюда поподробнее. – Росс настораживается: много психопатов он видел за службу, и на что они способны, а рецидивисты самые отбитые, им ничего не страшно.
Итан теперь смотрит на Эрика с большим интересом, но встревать не собирается. Эрик же продолжает молчать, лишь хмурится ещё больше. В конечном итоге, отворачивается.
– Так дело не пойдёт, здоровяк! Только я интерес к вам всем начинаю ощущать, так все всё забывают!
Неожиданно Джордж подскакивает на месте:
– Я! Я вспомнил!
Он оглядывает присутствующих, но они не сильно обращают на него внимание. Оливия сверлит взглядом переносицу Эрика, а тот сидит, закрыв глаза, будто на сеансе психотерапевта под гипнозом. Итан изучает ногти, Кэрол отвлекается на Генри, который показывает маме что-то в книге. Росс хмуро оглядывает всех присутствующих.
Однако Джордж не теряет воодушевления и продолжает:
– Мальчик сказал слово «война», и словно фото в голове вспыхнуло. Точно! Когроткий, но очень ягркий момент. Я воевал… – Джордж иногда запинается, закатывает глаза, вспоминая и подбирая слова. Не каждый сразу оборачивается на его речь, но постепенно историей проникаются все до единого: – Мне тогда исполнилось двадцать два. Я служил в пехоте после колледжа. И так всё было…интегресно! Техника, огружие, новые люди. В пегрвые полгода я заслужил звание «сегржант» и должность замкомвзвода. Ну, это…заместитель командигра взвода. На самом деле, мне было там…комфогртно. В целом пробыл там пять лет. Однако многое грассказать не могу, так как подписал документ о негразглашении военной тайны.
– А какие ещё военные звания бывают? – перебивает его Оливия.
– Звания? – Джордж на секунду запинается: – Ну, мастегр-сегржант, сегржант-майогр, офицегры гразных классов, капграл…
– Ты просто так смешно говоришь, – с милейшей улыбочкой мурчит Оливия, однако издёвки в её словах больше.
Джордж что-то бубнит себе под нос.
– Что ты сказал, сладенький?
Джордж просто продолжает:
– В итоге я стал Втогрым лейтенантом. Под моим командованием было около двухсот человек, все отличные мужики. И тогда… – Джордж сглатывает подкативший к горлу комок. – Боевая тгревога. Наша часть находилась на Востоке. Точнее сказать не могу – тайна. Вокгруг только пески, куда ни глянь, потому, когда звучит такой сигнал, пгричины может быть только две: учения либо война. Однако если учения, я бы знал: всем нам, офицеграм, сообщали о плановых…событиях. Если честно, я испугался. Не на шутку. Не за себя, за пагрней. Моя подготовка была на высоте – и физическая, и психическая. А вот они не были к такому готовы. Всё пгроисходило очень быстгро: здание штаба стало пылью от боеголовки, взгрыв погрушил всё и забграл с собой много жизней. Мы отбивались несколько дней. Ждали помощи. Патгроны закончились, еды почти не осталось. Кто-то кгричал от боли, кто-то плакал, кто-то звал маму. Не могу никого осуждать, нас тогда оставалось не больше двадцати человек. А тех, кто был готов биться дальше, всего пять, включая меня. – Его взгляд ушёл вдаль воспоминаний. – Я помню, как лёг на землю, глядел ввегрх, закугрил… Вдохнул глубоко-глубоко… Успел уже попгрощаться мысленно с теми кого люблю. Молитву пгрочитал. И тогда воздух буквально взогрвался! – Он вновь подскочил, но сразу сел. – Он был такой гогрячий, что невозможно стало дышать! Пгравда, я видел своими глазами! Звено истгребителей пгронеслось над нашими позициями, пгрям над головами. Помощь явилась в самый последний момент. Больше ничего не скажу. Нас спасли, доставили домой, и я написал бумагу на увольнение. Было ли стграшно? Да! Неимовегрно. Больше всего пугало то, сколько товагрищей я потегрял. А из-за секгретности, глупой тайны, оказалось, что я не могу покинуть стграну. Неопгределённое вгремя. И тогда я начал писать. Пенсии военного, получившего гранение в зоне боевых действий, достаточно, чтобы не думать о гработе. Вот потому я и делаю сейчас то, что люблю.
– Итан, старина Джорджи тебя переплюнул, – казалось, Оливия только и ждала, когда он закончит свой рассказ, чтобы вставить едкое замечание.
– Ты!.. – Джордж гневно смотрит на неё. – Хватит!
– Ну, малыш, не надо ерепениться. – Она продолжает улыбаться. – А то начнёшь грязно ругаться при ребёнке, тогда папочка Росс тебя стукнет и не посмотрит, что ты бывший военный, солдат, машина для убийства.
– И откуда ты только слово такое узнала – ерепениться, – негромко говорит Алекса.
– Тебя, китти, вообще не спрашивают. Держи своё мнение в зад-нем…кармане!
– Прямо каламбур за каламбуром, – в голосе Алексы не меньше едкости. – Тебе бы к нам на факультет.
– Дамы, давайте успокоимся, – Росс старается поддержать порядок.
– Подождите! Эй, все, слушайте! – Кэрол встаёт, чтобы каждый по-смотрел на неё. – Мне тут Генри показал книжку свою. В общем, тут есть схемы разных кораблей, их строение. Так вот, во многих комнатах…
– Каютах, мам.
– Да, малыш, каютах. Во многих каютах есть сквозные вертикальные переходы в другие. Они располагаются друг над другом.
– Отличная идея, милая! – Росс уже поднимается, чтобы начать действовать. Как только появляется возможность разобраться в происходящем, спасти свою семью, этот бесстрашный человек готов на всё.
Мяу.
Росс садиться обратно совершенно потерянный. В который раз все замирают на своих местах.
Мя-яу. Очень тихо, глухо.
Глаза Оливии становятся всё шире. Эрик неожиданно впивается пальцами в столешницу. Кэрол в ужасе обнимает сына.
Миу. Ми-ияу. Будто бы откуда-то издалека.
Джордж беспомощно озирается, вертит головой, часто моргает, потеет. Итан встречается взглядом с Алексой – она сосредоточенно пытается расслышать, откуда раздаётся звук.
Мяу. И тишина.
– В той аварии выжил только котёнок. Мать с сынишкой остались лежать. Идиот на спорткаре спал рядом с разбитой машиной, слюни пускал. Ни царапины не получил. Они котёнка взяли, домой везли. И он один… – Эрик словно говорит всё самому себе, не смотрит ни на кого. – Маленький рыжий котёнок ходил по осколкам и мяукал в ужасе. А моя Николь…
Алекса показывает Итану взглядом на пол. Тот кивает в ответ. Оливия вдруг подходит к Эрику и обнимает за плечи.
– Тише, здоровяк. – Она больше не агрессивная язвительная стерва. Сейчас она заботливая мать, или старшая сестра, которая хочет успокоить братишку. Эрик просто сидит с закрытыми глазами, и ни одна мышца не двигается на его лице.
Совсем скоро Эрик вновь открывает глаза. Он аккуратно встаёт, почти нежно снимая руки Оливии с плеч, и благодарно кивает.
– Я вспомнил. Ну, причину, по которой сидел. Расскажу всё, только давайте сначала поищем проход.
Тут все одновременно смотрят на пол, на ковёр цвета венозной крови.
– Выбор очевиден, – говорит Итан в полной тишине.
Все встают; Росс и Итан, не мешкая, оттаскивают в сторону тяжёлый ковёр, но металлический пол чист.
– Пианино! – подаёт идею Генри.
Мужчины сдвигают его в сторону, и взору их предстаёт небольшой квадратный люк вровень с металлическим полом у стены. Железная ручка утоплена в поверхность. Эрик без колебаний поддевает её пальцами и тянет. Плечи напрягаются, но крышка едва приподнимается.
– Помогите.
Однако ухватиться вдвоём за крохотную скобу не представляется возможным. Тогда Итан снимает ремень, подсовывает под ручку.
– Все вместе! – командует Росс.
Четверо мужчин хватаются за ремень. Со скрежетом металла о металл крышка поддаётся. Секунда – и та с грохотом падает. От подобных звуков ладони Алексы становятся влажными. Она ощущает, как капелька пота скользит по позвоночнику. Мальчик вдруг берёт её за руку своей сухой детской ладошкой.
Перед ними лежит колодец первозданной тьмы, куда не проникает ни единого лучика и так скупого света. Вертикальная лестница уходит в бездну. «Она называется «трап», – думает Генри, выглядывая из-под руки отца. Снизу веет холодом, однако сквозняк не ощущается.
Люди стоят вокруг, и никто не решается сделать первый шаг. Все словно перестали дышать.
– Кто хочет грискнуть? – нарушает тишину Джордж.
Здравствуй, пикабу, я начинающий художник. Работаю в иллюстраторе. На днях нарисовал достаточно красивых, по меркам моих прошлых иллюстраций, котанов. Решил вот выложить, жду любой критики.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!