Александр Лукашенко поздравил верующих иудейской конфессии с Песахом. Об этом сообщает пресс-служба белорусского лидера.
«Это праздник верности еврейского народа своим традициям. Он символизирует начало долгого пути к обретению земли обетованной. Сегодня память о мужестве и стойкости предков дает силы преодолевать трудности современного мира, является залогом светлого будущего», — говорится в поздравлении.
Александр Лукашенко отметил, что иудаизм занимает важное место в конфессиональной палитре Беларуси.
«Десятки религиозных общин, образовательных и культурных центров ведут активную деятельность в нашей стране. Их благотворительная и просветительская работа содействует укреплению межнациональной дружбы, развитию общественного диалога и сохранению гражданского согласия», — подчеркнул Президент.
«Пусть Песах принесет в каждый дом радость и благоденствие, соберет вместе дорогих сердцу людей. Желаю крепкого здоровья, мира и духовного богатства вам и вашим близким», — выразил пожелания глава государства.
Поздравление Президента Беларуси верующим иудейской конфессии с Песахом
Дорогие соотечественники!
Сердечно поздравляю вас с Песахом!
Это праздник верности еврейского народа своим традициям. Он символизирует начало долгого пути к обретению земли обетованной. Сегодня память о мужестве и стойкости предков дает силы преодолевать трудности современного мира, является залогом светлого будущего. Иудаизм занимает важное место в конфессиональной палитре Беларуси. Десятки религиозных общин, образовательных и культурных центров ведут активную деятельность в нашей стране. Их благотворительная и просветительская работа содействует укреплению межнациональной дружбы, развитию общественного диалога и сохранению гражданского согласия.
Пусть Песах принесет в каждый дом радость и благоденствие, соберет вместе дорогих сердцу людей. Желаю крепкого здоровья, мира и духовного богатства вам и вашим близким.
Сегодня хочу вернуться к теме Иудеи в начале нашей эры и сделать дополнительную заметку о всё том же персонаже (и закрыть эту тему окончательно), поэтому историческая часть сегодня будет не слишком большой.
В прошлый раз я рассказала о том, как Иудея вошла в состав римской провинции Сирия, и потомки Ирода Великого утратили статус царей, превратившись в просто этнархов и тетрархов. У Ирода I было, по крайней мере, девять сыновей и пять дочерей. Александр и его родной брат Аристобул IV умерли ещё в 7-м году до н.э., причем второй оставил после себя, по меньшей мере, пятерых детей, в том числе Ирода Агриппу и Иродиаду. Брат Александра и Аристобула Антипатр пережил их всего года на три. Поэтому их отец в своем завещании разделил свои владения между тремя подросшими к тому моменту сыновьями – Архелаем, Филиппом II и Антипой. Ирод Архелай, как я уже упоминала, был сослан ещё Октавианом Августом. А вот прочие остались на Ближнем Востоке и участвовали во всяких междусобойчиках.
Одна из самых известных их семейных историй приключилась с Иродом Филиппом I (он же Ирод Боэт; ок. 27 до н.э. – 33/34 н.э.) и его единокровным братом Иродом Антипой (20 г. до н.э. – после 39г. н.э.). Первый был сыном Ирода от Мариамны (II), дочери первосвященника Симона бен Боэтуса (и её не надо путать с казненной Мариамной из рода Хасмонеев, сыном которой был Аристобул IV), вроде как был лишен наследства и потому жил без понтов, обычным, хотя и не бедным частным лицом, а второй – являлся родным братом сосланного Ирода Архелая, их мать звали Мальфакой (или Мальтака).
К чему я рассказываю все эти семейные подробности? А к тому, что выросшие сыновья Ирода Великого не только не питали к друг другу слишком уж тёплых чувств, но и заключали довольно странные брачные союзы, самое странное в них – это их близкородственность, хотя не только это.
Так вот Ирод (Филипп) I женился на своей племяннице Иродиаде, дочери единокровного брата Аристобула (да-да, той самой), и у них родилась дочь, названная Саломеей, которая будто бы славилась своей красотой и грацией. А потом случилось ещё более странное, и Иродиада ушла от мужа…к его другому единокровному брату – Ироду Антипе. Причем Антипа первым браком был женат на набатейской царевне Фазелис, дочери Ареты IV.
Неизвестно, какая муха его укусила, но, навещая своего брата, он увидал его красавицу-жену и закрутил с ней роман. Причём всё зашло настолько далеко, что Антипа попросту увёл Иродиаду у Филиппа и женился на ней сам. Ну, то есть как женился… Неизвестно, дал ли развод Иродиаде Филипп (судя по всему, нет, но его статус был существенно ниже, чем у Антипы, видимо, тот решил, что можно не заморачиваться поэтому)), а вот сам Антипа с женой, как положено, развестись не сумел. Фазелис, прознав об измене мужа, сбежала в Набатею и нажаловалась папе на такое безобразие. Тот, разумеется, страшно разозлился, и отношения у Антипы с бывшим(?) тестем испортились. Да так, что Арета позже вторгся в его владения (в Галилею и Перею) и разгромил его армию в 36-м году. Не помогла даже дружба с императором Тиберием.
В общем, история стала резонансной и возмутительной, потому что фиг с ним с кровосмешением (инцест – дело семейное), но подобные нарушения супружеской верности и брачных договоренностей – это уже слишком. И одним из главных обличителей этих двоих стал Иоанн Предтеча (годы жизни ок. 6-2 дон.э. – ок. 30 н.э.), предположительно родственник (троюродный брат по матери) и друг Иисуса Христа, который ритуально очистил в водах Иордана будущего Мессию, и проводил подобный обряд со многими другими своими последователями. Чем закончилась эта история с обличительными речами, да и жизнь самого Иоанна, известно – Иродиада подговорила свою дочь, Саломею, станцевать для отчима так, чтоб тот сам предложил исполнить любое её желание, и девушка в награду попросила голову Иоанна. Причем по некоторым версиям Антипа согласился на эту казнь с большой неохотой, а позже, согласно Евангелию от Луки, облачил в светлую одежду Иисуса (чем признал его невиновным) и отправил обратно к Пилату, после чего отношения между Иродом Антипой и Пилатом заметно потеплели.
("Танец Саломеи", картина А. Маркизио)
Однако все помнят, чем всё закончилось в итоге. Судьба не только осужденного, но и тех двоих, что пытались спасти его от креста, сложилась так себе. Так после смерти Тиберия, благодаря интригам брата Иродиады, Ирода Агриппы, Антипа был оговорен и сослан в Лугдунум (нынешний Лион). Иродиада последовала за ним, хотя ей и предлагали остаться под надзором брата, ставшего правителем Иудеи (правил с 37 по 44-й годы). По одной версии Антипа умер в ссылке по естественным причинам, по другой – был убит.
Ирод Агриппа, кстати, был известен ещё и тем, что подверг преследованиям учеников Христа: бросил в темницу Петра и казнил Иакова. Он же наговорил всякого разного на Понтия Пилата, и тот, в конце концов, Луцием Вителлием (отцом будущего императора Вителлия и на тот момент римским легатом в Сирии) был отстранен от должности и отправлен в Рим. Дальнейшая его судьба остается неизвестной. Умер он, очевидно, после 37-го года н.э.
И интересно то, что Понтий Пилат, «раскаявшийся» и «обратившийся, со временем стал героем ряда новозаветных апокрифов, а Эфиопская православная церковь даже канонизировала его жену Прокулу, которую стали отождествлять с христианкой-римлянкой Клавдией, упоминаемой у апостола Павла. В результате возникло двойное имя – Клавдия Прокула. Эфиопская же церковь стала почитать Пилата как святого.
Но сегодня я хочу рассказать о произведении, которое придерживается неканонической точки зрения на другого человека из истории о жизни и смерти Иисуса Христа – об Иуде Искариоте, которого традиционно рассматривают как подлого предателя и лжеца без всяких «но». Однако существуют альтернативные взгляды и на его мотивацию, и на суть его поступка, да такие, что всё начинает выглядеть с точностью до наоборот. В художественной литературе есть произведение, которое преподносит эту историю именно с апокрифических позиций, что и делает его столь необычным:
«Иуда Искариот» Л.Н. Андреева
Время действия: I век н.э., ок. 26-35 гг. н.э.
Место действия: Иудея как часть Римской империи.
Интересное из истории создания:
Существует апокрифический текст («Евангелие Иуды»), который рассказывает историю жизни и предательства Иуды совершенно иначе: Иуда не только был единственным учеником Христа, который правильно и в полной мере постиг его учение и тайны мира, но и выдал его римлянам не по собственному почину, а по настоятельной просьбе своего Учителя.
Эта рукопись была обнаружена в Египте в 1978-м году и написана на коптском языке. Согласно данным радиоуглеродного анализа создана она была в III-IV-м веках н.э. Однако на основе текстологической экспертизы, касающейся особенностей диалектных и заимствованных греческих слов, предполагают, что найденный текст может быть копией, переведенной на коптский язык, утраченного древнегреческого оригинала II-го века н.э. Полностью восстановлен и опубликован найденный кодекс был в 2006-м году.
Интересно тут то, что ещё задолго до того года эту мысль вложил в свою повесть Леонид Николевич Андреев (1871-1919), русский писатель, драматург и фотограф (считается одним из первых, кто в России освоил цветную фотографию), родоначальник русского экспрессионизма и представитель Серебряного века русской литературы.
(Л.Н. Андреев)
Повесть «Иуда Искариот» была им написана в 1906-м году, а впервые издана в 1907-м под заглавием «Иуда Искариот и другие» в альманахе «Сборник товарищества „Знание“ за 1907 год», книга 16. При создании этой повести Андреев советовался с М. Горьким, и тот позже о данном произведении отозвался так: «Вещь, которая будет понятна немногим и сделает сильный шум». Что ж, для царской России даже того времени это, должно быть, и впрямь было очень смело.
Вероятно, отчасти данной повестью вдохновлялся Егор Летов при создании песни «Иуда будет в раю». Во всяком случае, когда один из поклонников задал ему вопрос о том, почему Иуда будет в раю, он ответил: «Читайте рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот»».
О чём:
Повесть начинается с краткого пересказа слухов и мнений об Иуде Искариоте, причем характеризовали его как исключительно неприятного и порочного человека. При этом дальнейшее повествование строится так, что выглядит Иуда скорее как человек со странностями и явными психическими проблемами. Другие ученики Христа при этом лишены даже и такой особенности, это обычные, простые, даже заурядные люди, со своими собственными жизнями и обычными приземленными желаниями. Они спорят, хвастаются, забавляются, ведут беседы о высоком или просто о всякой всячине, но при этом не возникает ощущения, что они заняты какими-то духовными поисками. Однако вместе с тем у них с Иудой есть нечто общее – все они преданно следуют за Иисусом, который уже несколько лет странствовал по стране, а незадолго до Пасхи отправился в Иерусалим. По пути с ним и его учениками происходили всяческие истории, приятные и не особо, причем вторых было больше.
Иуда поначалу никому не понравился, и все это явно выражали, но затем, ради своего Учителя, сделали вид, что относятся к нему лучше. Единственный, кто из учеников Христа действительно проникся к нему интересом – это Фома. Первая половина повести во многом посвящена именно их беседам и попыткам Фомы разобраться, что же в самом деле представляет из себя этот странный и некрасивый Иуда. И в какой-то момент Фома стал замечать, что и в словах Иуды есть смысл, и суждения его порой отражают реальность, а, самое главное, Иуда, который «никого не любил», в действительности до потери себя самого любил их Учителя.
Отрывок:
Не смогла удержаться от искушения и не процитировать один из ключевых отрывков:
«…Наконец нетерпеливый Каиафа спросил:
— Что надо тебе?
Иуда еще раз поклонился и громко сказал:
— Это я, Иуда из Кариота, тот, что предал вам Иисуса Назарея.
— Так что же? Ты получил свое. Ступай! — приказал Анна, но Иуда как будто не слыхал приказания и продолжал кланяться. И, взглянув на него, Каиафа спросил Анну:
— Сколько ему дали?
— Тридцать серебреников.
Каиафа усмехнулся, усмехнулся и сам седой Анна, и по всем надменным лицам скользнула веселая улыбка; а тот, у которого было птичье лицо, даже засмеялся. И, заметно бледнея, быстро подхватил Иуда:
— Так, так. Конечно, очень мало, но разве Иуда недоволен, разве Иуда кричит, что его ограбили? Он доволен. Разве не святому делу он послужил? Святому. Разве не самые мудрые люди слушают теперь Иуду и думают: он наш, Иуда из Кариота, он наш брат, наш друг, Иуда из Кариота, Предатель? Разве Анне не хочется стать на колени и поцеловать у Иуды руку? Но только Иуда не даст, он трус, он боится, что его укусят.
Каиафа сказал:
— Выгони этого пса. Что он лает?
— Ступай отсюда. Нам нет времени слушать твою болтовню, — равнодушно сказал Анна.
Иуда выпрямился и закрыл глаза. То притворство, которое так легко носил он всю свою жизнь, вдруг стало невыносимым бременем; и одним движением ресниц он сбросил его. И когда снова взглянул на Анну, то был взор его прост, и прям, и страшен в своей голой правдивости. Но и на это не обратили внимания.
— Ты хочешь, чтобы тебя выгнали палками? — крикнул Каиафа.
Задыхаясь под тяжестью страшных слов, которые он поднимал все выше и выше, чтобы бросить их оттуда на головы судей, Иуда хрипло спросил:
— А вы знаете... вы знаете... кто был он — тот, которого вчера вы осудили и распяли?
— Знаем. Ступай!
Одним словом он прорвет сейчас ту тонкую пленку, что застилает их глаза, — и вся земля дрогнет под тяжестью беспощадной истины! У них была душа — они лишатся ее; у них была жизнь — они потеряют жизнь; у них был свет перед очами — вечная тьма и ужас покроют их. Осанна! Осанна!
И вот они, эти страшные слова, раздирающие горло:
— Он не был обманщик. Он был невинен и чист. Вы слышите? Иуда обманул вас. Он предал вам невинного.
Ждет. И слышит равнодушный, старческий голос Анны:
— И это все, что ты хотел сказать?
— Кажется, вы не поняли меня, — говорит Иуда с достоинством, бледнея. — Иуда обманул вас. Он был невинен. Вы убили невинного.
Тот, у которого птичье лицо, улыбается, но Анна равнодушен, Анна скучен, Анна зевает. И зевает вслед за ним Каиафа и говорит утомленно:
— Что же мне говорили об уме Иуды из Кариота? Это просто дурак, очень скучный дурак.
— Что! — кричит Иуда, весь наливаясь темным бешенством. — А кто вы, умные! Иуда обманул вас — вы слышите! Не его он предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он позорной смерти, которая не кончится вовеки. Тридцать серебреников! Так, так. Но ведь это цена вашей крови, грязной, как те помои, что выливают женщины за ворота домов своих. Ах, Анна, старый, седой, глупый Анна, наглотавшийся закона, — зачем ты не дал одним серебреником, одним оболом больше! Ведь в этой цене пойдешь ты вовеки!
— Вон! — закричал побагровевший Каиафа. Но Анна остановил его движением руки и все так же равнодушно спросил Иуду:
— Теперь все?
— Ведь если я пойду в пустыню и крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса, что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют от гнева, они забудут свой страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море, ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море и горы оставят свои места, определенные извека, и придут сюда, и упадут на головы ваши!
— Не хочет ли Иуда стать пророком? Он говорит так громко! — насмешливо заметил тот, у которого было птичье лицо, и заискивающе взглянул на Каиафу.
— Сегодня я видел бледное солнце. Оно смотрело с ужасом на землю и говорило: где же человек? Сегодня я видел скорпиона. Он сидел на камне и смеялся и говорил: где же человек? Я подошел близко и в глаза ему посмотрел. И он смеялся и говорил: где же человек, скажите мне, я не вижу! Или ослеп Иуда, бедный Иуда из Кариота!
И Искариот громко заплакал. Был он в эти минуты похож на безумного, и Каиафа, отвернувшись, презрительно махнул рукою. Анна же подумал немного и сказал:
— Я вижу, Иуда, что ты действительно получил мало, и это волнует тебя. Вот еще деньги, возьми и отдай своим детям.
Он бросил что-то, звякнувшее резко. И еще не замолк этот звук, как другой, похожий, странно продолжал его: это Иуда горстью бросал серебреники и оболы в лица первосвященника и судей, возвращая плату за Иисуса. Косым дождем криво летели монеты, попадая в лица, на стол, раскатываясь по полу. Некоторые из судей закрывались руками, ладонями наружу, другие, вскочив с мест, кричали и бранились. Иуда, стараясь попасть в Анну, бросил последнюю монету, за которою долго шарила в мешке его дрожащая рука, плюнул гневно и вышел.
— Так, так! — бормотал он, быстро проходя по уличкам и пугая детей. — Ты, кажется, плакал, Иуда? Разве действительно прав Каиафа, говоря, что глуп Иуда из Кариота? Кто плачет в день великой мести, тот недостоин ее — знаешь ли ты это, Иуда? Не давай глазам твоим обманывать тебя, не давай сердцу твоему лгать, не заливай огня слезами, Иуда из Кариота!
Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно говорил словами Соломона:
— Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.
В это мгновение, громко хлопнув дверью, вошел Иуда Искариот. Все испуганно вскочили и вначале даже не поняли, кто это, а когда разглядели ненавистное лицо и рыжую бугроватую голову, то подняли крик. Петр же поднял обе руки и закричал:
— Уходи отсюда! Предатель! Уходи, иначе я убью тебя!
Но всмотрелись лучше в лицо и глаза Предателя и смолкли, испуганно шепча:
— Оставьте! Оставьте его! В него вселился сатана.
Выждав тишину, Иуда громко воскликнул:
— Радуйтесь, глаза Иуды из Кариота! Холодных убийц вы видели сейчас — и вот уже трусливые предатели пред вами! Где Иисус? Я вас спрашиваю: где Иисус?
Было что-то властное в хриплом голосе Искариота, и покорно ответил Фома:
— Ты же сам знаешь, Иуда, что учителя нашего вчера вечером распяли.
— Как же вы позволили это? Где же была ваша любовь? Ты, любимый ученик, ты — камень, где были вы, когда на дереве распинали вашего друга?
— Что же могли мы сделать, посуди сам, — развел руками Фома.
— Ты это спрашиваешь, Фома? Так, так! — склонил голову набок Иуда из Кариота и вдруг гневно обрушился: — Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает все. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «Что мне делать? мой сын утопает!» — а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!
Петр хмуро ответил на неистовую речь Иуды:
— Я обнажил меч, но он сам сказал — не надо.
— Не надо? И ты послушался? — засмеялся Искариот. — Петр, Петр, разве можно его слушать! Разве понимает он что-нибудь в людях, в борьбе!
— Кто не повинуется ему, тот идет в геенну огненную.
— Отчего же ты не пошел? Отчего ты не пошел, Петр? Геенна огненная — что такое геенна? Ну и пусть бы ты пошел — зачем тебе душа, если ты не смеешь бросить ее в огонь, когда захочешь!
— Молчи! — крикнул Иоанн, поднимаясь. — Он сам хотел этой жертвы. И жертва его прекрасна!
— Разве есть прекрасная жертва, что ты говоришь, любимый ученик? Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва — это страдания для одного и позор для всех. Предатели, предатели, что сделали вы с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут и кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса! И плюют на нее — как я!
Иуда гневно плюнул на землю.
— Он весь грех людей взял на себя. Его жертва прекрасна! — настаивал Иоанн.
— Нет, вы на себя взяли весь грех. Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов? Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Иисуса! Так, так — целовать крест обещает вам Иуда!..»
("Раскаяние Иуды". Картина Э. Эрмитейджа)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Должна сказать, читать эту повесть было не так-то просто. Не в плане того, что она сложно написана – написана она как раз довольно простым языком – а в плане того, что автор вынуждает следить за Иудой, и ты вот читаешь, и не знаешь, как к этому Иуде относиться. Невольно на ум пришла цитата из того произведения, что я сейчас читаю – «Такие разговоры бывают только во сне: интересный, но бредовый». Вот этими словами можно описать примерно первую часть этой повести. Иуда ведёт себя скорее не как мерзавец, а как тот, у кого не все дома. Но при этом он и не дурак. Он действительно многое понимает, во многом разбирается, но мысль течет у него, мягко говоря, странно, и подобно людям, с которыми он взаимодействовал, я тоже не могла с уверенностью сказать, где гг этой истории реально верил в чушь, которую порол, а где тонко и дерзко стебался, провоцируя окружающих. Особенно показателен был момент, когда Иуда в ответ на подколку заявил:
«— А кто был мой отец? Может быть, тот человек, который бил меня розгой, а может быть, и дьявол, и козел, и петух. Разве может Иуда знать всех, с кем делила ложе его мать? У Иуды много отцов; про которого вы говорите?».
И, читая это, я поначалу задалась вопросом о прошлом этого Иуды, и о том, почему он так сказанул о своих родителях. Была ли это всамделишная ненависть, обида и/или месть? Или же чистая провокация? А если то была провокация, то она удалась. Хотя бы тут не буду спойлерить, и рассказывать, какую это вызвало реакцию, и почему это важно в контексте всей повести)
Главные мысли, какие Андреев вложил в «Иуду Искариота», можно было заметить и в романе Мессадье «Человек, который стал богом», но, в отличие от него, Андреев написал об этом реально хлёстко и прямолинейно. То, как рассказывает об этом он, полностью переворачивает всё с ног на голову, потому что получается, что Иисус не столько пошёл на жертву, сколько рискнул, ведь для него пришло время собирать плоды того, что он посеял, и он мог лишь надеяться, что взросло и вызрело именно то, что он надеялся получить. Шанс был.
Настоящую же жертву принёс именно Иуда, ту жертву, на которую, если судить по его обвинениям, не пошли остальные ученики Христа. Если прочитать повесть, то становится понятно, как многим он пожертвовал, чтобы исполнить волю своего Учителя, в то время, как остальные вроде бы и соблюдали всё, что им заповедовали, и в то же время смалодушничали и главное так и не сделали – не отреклись во имя своих любви и веры от самих себя, от того, что было важно и желанно для них, не сумели отбросить свои страхи. И опять же, от этого они не выглядят какими-то мерзкими предателями, они по-прежнему выглядят просто обычными людьми, которых попытались вознести на слишком большую высоту, хотя они к тому оказались не готовы. И это очень интересно, если вспомнить, как сложились жизни и судьбы апостолов в последующие десятилетия.
На меня эта повесть произвела большое впечатление, хотя читать её было трудно, и, если подходить к ней философски, то тут находится очень много подводных камней и неоднозначностей. Я понимаю, что, по всей видимости, имел в виду автор, что он мог иметь в виду, но то, как он это преподнес делает эти мысли, скажем так, не бесспорными. Короче я рекомендую ознакомиться, чтобы, как минимум, составить собственное мнение. А если найти других прочитавших, то можно зависнуть за философскими беседами на вечерок-другой, причем крутиться они будут вовсе не вокруг религии, а именно вокруг человеческих взаимоотношений, идей и идеалов. Не каждая книга так может. А эта ещё и по объёмам небольшая.
И я дублирую вопрос из прошлого поста с заделом на будущее:
Дальше, через пару заметок, рассказывать буду только о нашей эре. Вопрос вот в чём - стоит ли продолжать сквозную нумерацию постов или лучше начать вторую часть с нумерацией от №1 и т.д. для нашей эры?
Тем, кто уже проголосовал, от меня большое спасибо! Для тех, кто в прошлые разы опрос не заметил, отличный шанс проголосовать теперь - вместе мы можем сделать подачу материала удобнее. После этого опроса уже приму какое-то решение, и либо продолжу нумеровать в дальнейшем порядке, либо обновлю нумерацию.
Как продолжить нумеровать посты для заметок по периоду после Р.Х.?
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Странным образом звучит этот вопрос в моих ушах. С тех пор, как я принял, Божией милостью, крещение в Святой Православной Церкви, мне ставят его знакомые и незнакомые. Вопрос один и тот же, но тон его несхожий у разных лиц. То это любопытство, то насмешка, то осуждение, то вызов. Все без жалости целят стрелы в сердце мое. Но в этом моем поступке я был как бы объектом, которым распоряжается Невидимый Субъект.
Попытаюсь объясниться. Я, бывший раввин во Израиле, стал христианином. Конечно, эта перемена радикальная, разделяющая мою жизнь на две половины. Но разве я сам сделал себя христианином: по плану, с намерением и рассудочными расчетами? Нет. Благодать Божия совершила сие. И вопрос об этом должно задавать не мне, а Творцу моему. Мое обращение для меня самого есть тайна, пред которой я благоговейно склоняю голову. Христианином еврей может сделаться не иначе как по действию Духа Святого, Который снимает с его глаз покрывало (ср. 2Кор.3:16), не дающее узреть Свет Христов. Вот, Дух Святой, Он один преобразил меня.
После принятия Христа – законы Пятикнижия перестают быть средством приближения к Богу. Я чувствую себя постоянно переполненным Божественной любовью. Внезапно и неожиданно для меня самого, независимо от моих усилий я увидел тот Свет, который раньше, когда я был благочестивым евреем, как бы издалека едва брезжил. Я вдруг увидел внутри меня Святого Мессию, Тайну тайн, и в то же время как самое ясное из всего ясного.
Отцы и учители! Я нашел то, что вы ищете, чего вы жаждете.
С этими словами много раз хотел я побежать, ликуя, к моим прежним учителям.
Главная разница между христианством и иудейством – в особом духе последнего. Что касается религиозной морали, то она почти одинакова и там, и здесь. Заповеди иногда выражены в одних и тех же словах. Но в практической жизни обе морали глубоко различны. Христианская мораль дарована Свыше, Духом Святым, Который был дан после Воскресения Христова. Он, этот Дух и есть Тот, о Котором и поныне мечтают все благочестивые евреи. Они чувствуют Его, они видят Его, но только издалека. Истинный же христианин живет в Нем через веру в Иисуса Христа. Дух Святой даже и тело исполняет любовью, свободной от рабства телесным страстям. И оно просветляется и желает как бы раствориться в Духе.
Итак, не сам я сделал себя христианином, но Бог ниспослал милость Духа Святого. Дух почивает на истинном христианине. Он окружает его извне, Он проникает внутрь его. И все сие дается за веру во Христа. Происходит это таким образом: вера привлекает Духа Святого, Дух Святой укрепляет и оживляет веру. Он бережет тебя, животворит силой стремления к Царству Божию еще здесь, на земле. Для тех, кто не вкусил никогда истинной благодати, мои слова пребудут непонятными. Процесс подлинного обращения не поддается ни описанию, ни объяснению, ни изображению: это нечто невидимое для глаз, неуловимое ухом.
Когда христианские чувства переполнили меня, тогда я услышал, как говорит во мне душа. Она поведала мне о Христе, о моем новом рождении. Но говорила она языком молчания, так что и передать я сего не смогу.
А может быть, так даже и лучше? Я знаю, однако, как моя душа пела во мне новую сладкую песнь – песнь любви, которая сильна снять с тебя прошлое, разорвать и врожденные, и привитые, и привычные нити, связывающие тебя с известным миром. И эта песнь меня преобразила, создав во мне новую волю, новые желания.
Ныне я как бы влюбленный во Христа. А такой, вы знаете, не любит философствовать, не любит вопросов. Он желает лишь одного: больше и вечно любить. Хотите ли вы это понять? Хотите ли вы испытать благодать Христову? Тогда ищите ее у Того, Кто может излить ее на вас. Если же вам кажется, что это не для вас, так как вы не можете верить, то советую: возжелайте веру, и вы сможете верить. Через веру приходишь к вере. Желайте упорно верить, и вера дастся вам.
Будучи евреем, я тоже имел Бога и знал об этом. Но это был Бог, отношения Которого к человеку изменчивы, в зависимости от поведения человека. Это Бог, Который может любить, но может и ненавидеть, гневаться. Через Христа же, через Святого Мессию и Сына Божия я нахожусь в обладании безусловной и постоянной любви Его. Это возможно постигнуть не иначе как если ты уже живешь в благодати. Так я нашел Истину: принять же истину есть нечто само собою разумеваемое.
Христианство – неисчерпаемое сокровище, могущее насытить душу. Истина – во Христе, свидетельствует Дух Святой. Все верующие внимают этому свидетельству.
Вообще планировалось выложить эту заметку ещё пару дней назад, но не сложилось, и вот публикую её сегодня, и из основных по древнему миру (до н.э.) она будет последней. Потому что…Мы, наконец, добрались до рубежа I-го века до н.э. и I-го века н.э. И речь, разумеется, пойдет о Ближнем Востоке, а точнее об Иудее.
(Ирод Великий)
О том, как Иудея ненадолго вернула себе независимость, благодаря восстанию Маккавеев (ок. 167-160-х годов до н.э.) я уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 52. «Мои прославленные братья»). Поначалу из рода Хасмонеев, вставшего во главе освободительной борьбы, появились вожди (Маттафия и его сын Иуда), потом этнархи и первосвященники (братья Иуды Ионатан и Симон, а после сын Симона Иоанн Гиркан I), а потом и цари, первым из которых (и по совместительству первосвященником) стал сын Иоанна Гиркана Аристобул I, правивший в 104-103-м гг. до н.э. Царём он стал при не самых симпатичных обстоятельствах, жестоко расправляясь с соперниками, да и всеми, в ком видел угрозу. Возможно, отчасти именно это и определило судьбу династии.
Потому что Аристобулу наследовал сначала брат Александр Яннай, а потом жена (их обоих последовательно) – Саломея Александра. О ней я уже тоже упоминала в контексте того, что при ней впервые разошлись по двум разным людям должности правителя и первосвященника (при ней им стал её сын Иоханан Гиркан II), а после её смерти в 67-м году до н.э. началась гражданская война между её сыновьями – Иохананом Гирканом и Аристобулом II. Причем к тому моменту уже вовсю длилось противостояние между фарисеями и саддукеями, и одни поддержали одного сына Саломеи, а другие – другого.
Именно в ходе этой борьбы и случилось сражение при Иерихоне, и, опасаясь поражения, Гиркан призвал на помощь сначала набатеев, а потом и римлян, которые явились во главе с Гнеем Помпеем Великим, захватили Иерусалим (а вместе с ним и пытавшегося этому помешать Аристобула) и установили римский протекторат над Иудеей. Аристобул некоторое время провёл в римском плену, потом в 56-м до н.э. бежал и даже поднял на родине восстание, но добился этим только повторного пленения. В 49-м году до н.э. Юлий Цезарь решил использовать его для борьбы с Помпеем, даже дал ему легионы, но задумка не удалась, и Аристобул был отравлен сторонниками Помпея ещё до того, как сумел что-либо масштабное предпринять. Тут, в принципе, и поставлена была точка в междуусобной борьбе двух братьев из рода Хасмонеев, которые, по сути, и привели свою страну к краху.
Потому что, хотя Гиркан таким образом добился своего и удержал власть, о реальной независимости Иудеи, естественно, речь больше не шла. И формально «опекуном», а фактически соправителем Гней Помпей назначил вошедшего к нему в милость Антипатра Идумеянина. Преданность, похоже, не была его отличительным качеством, так что в борьбе между Гнеем Помпеем и Юлием Цезарем он встал на сторону второго, и позже получил от него титул прокуратора Иудеи.
С согласия царя Гиркана Антипатр сделал своего старшего сына Фазаеля правителем Иерусалима, а младшего Ирода – губернатором Галилеи. Антипатра отравил в 43-м году до н.э. некий Малих в надежде на захват власти, но с ним расправился сын Антипатра – Ирод. Гиркан же оказался не в силах вернуть себе бразды правления, и, когда он после смерти Цезаря попал в плен к своему племяннику Маттафии Антигону II, объявленному в 40-м году до н.э. царём при помощи парфян, римляне в ответ объявили царем Ирода, сына Антипатра, который в историю в итоге вошёл под именем Ирода Великого (правил ок. 40-4гг. до н.э.).
После трехлетней борьбы парфяне и другие союзники Антигона были разбиты, а сам он был казнён в 37-м году до н.э. в Антиохии. Ирод Великий же женился на племяннице Антигона (дочери Александра II Янная, старашего сына Аристобула II) Мариамне, а её брата, Аристобула III, по её просьбе сделал первосвященником. Однако и брат, и сестра при разных обстоятельствах позже были убиты по приказу Ирода. Мариамна, открыто не любившая мужа и обвинявшая его в уничтожении представителей её рода, стала жертвой интриг и, несмотря на особое к ней отношение Ирода, была казнена в 29-м году до н.э. по обвинению в государственной измене (если конкретнее, её обвиняли в подготовке покушения на царя). Ирод потом будто бы очень горевал и раскаивался, и эта история легла в основу ряда литературных произведений.
("Мариамна покидает суд Ирода". Картина Дж. Уотерхауса 1887-го года)
Правда, привязанность к невзлюбившей его жене из рода Хасмонеев никак не помешала Ироду иметь и других жён, всего их у него было из числа известных восемь. От одной из них, Мальфаки (или Мальтаки), родился его сын и наследник – Ирод Архелай, правда Октавиан Август отказал ему в царском титуле и позволил был только этнархом Самарии, Иудеи и Идумеи. Но даже в таком качестве его правление продлилось недолго, и жестокость его в отношении подчиненного ему народа была такова, что тот же Октавиан лишил его правления, отправил в ссылку в Виенну и конфисковал его имущество, а его владения, окончательно потеряв даже видимость самостоятельности, около 6г. н.э. вошли в состав римской провинции Сирия со столицей в Кесарии. Прокуратором Иудеи был назначен Копоний (в 6-9гг. н.э.), а римским наместником – Публий Сульпиций Квириний, который провёл перепись населения по приказу императора.
Именно с этой переписью связывают историю о рождении Иисуса Христа: Иосиф Обручник, уроженец Вифлеема, вместе со своей молодой женой Марией, матерью Иисуса, отправился в родной городок для участия в переписи, и, поскольку по той же причине туда разом поехали и многие другие, временное пристанище удалось семье найти только в хлеву для скота, где и родился младенец, изменивший впоследствии мир. Так, во всяком случае, об этом рассказывается в библейских источниках. Римские сведения (хотя бы материалы той же переписи) долго, видимо, не продержались, и потому об этом событии ничего из них узнать невозможно. Сама перепись, кстати, вызвала у евреев конкретное недовольство (или, может, последовавшие за ней налоговые поборы?), и даже стала одной из причин неуспешного восстания Иуды Галилеянина.
Потом наместниками провинции были Кретикус Силан (13-17 гг. н.э.), Гней Кальпурний Пизон (17-19 гг. н.э.), Гней Сентий Сатурнин (19-21гг. н.э.), Луций Элий Ламия (22-32гг. н.э.) и Луций Помпоний Флакк (32-35гг. н.э.), а прокураторами (префектами) Иудеи Марк Амбибул (9-12гг. н.э.), Анний Руф (12-15гг. н.э.), в правление которого умер Октавиан Август в 14-м году н.э. (и на смену ему пришёл Тиберий), затем Валерий Грат (15-26) и особенно интересующий нас сегодня Понтий Пилат (26-36гг. н.э.). О нём, и об истории, изменившей мир, невольным участником которой он стал, в сегодняшнем произведении:
«Человек, ставший богом» Ж. Мессадье
Время действия: I век до н.э. – I век н.э.
Место действия: территории, подконтрольные Римской империи(Иудея, Египет).
Интересное из истории создания:
Как я уже рассказывала тут (История нашего мира в художественной литературе. Часть 21. «Бури на Ниле» и «Рамзес II Великий») Ж. Мессадье (1931-2018) был крупным французским научным журналистом и писателем, который специализировался на истории, религии и истории религии, и в особенности христианства. Роман «Человек, ставший богом» («L'Homme qui devint Dieu»), изданный в четырех частях в период с 1988 по 1995-й годы принёс ему, если не мировую известность, то уж точно огромную известность во Франции. Книга стала бестселлером и была переведена на многие языки. На русский язык эта книга, насколько понимаю, вышла в двух частях (они называются «Человек, ставший богом. Мессия» и «Человек, ставший богом. Воскресение», французские назывались иначе).
Поскольку первая половина жизни Иисуса Христа в канонических библейских текстах практически никак не раскрывается, автор опирался на апокрифические тексты и на кумранские рукописи (первые были обнаружены в 1947-м году), а также, очевидно, на научные работы современных исследователей. Так, кстати, в научных кругах до сих пор нет единого мнения о точной дате рождения христианского Мессии, дискуссионными остаются и год (договорились, что не раньше 6 до н.э., но и вряд ли позже 1 н.э.), и месяц (Мессадье, например, воспользовался версией про месяц Песах, т.е. примерно апрель). Так что в романе можно найти много интересного и нестандартного уже по причине выбора источников.
О чём:
Вообще, не считая короткой истории в самом начале, роман начинается с истории о том, как римский легат отправился в Иерусалим, чтобы передать приказ Цезаря Ироду Великому – необходимо провести всеобщую перепись населения, чтобы истинному владыке тех земель было удобнее взимать подачи. Ирод был не в восторге, но и отказать не смел. Так что перепись вскоре была проведена. Перед этим к нему пришли некие парфянские астрологи и сообщили good news: в срок с ноября по январь, по их расчётам на основе их же наблюдений, должен родиться будущий Великий Царь Иудеи, и вот, мол, они пришли и поздравить нынешнему царя, и преподнести щедрые дары его будущему наследнику. И сам Ирод, и его придворный астролог поначалу знатно напряглись, но потом могли лишь проржаться.
(«Путешествие волхвов» Д. Тиссо)
Объяснил свой смех царь примерно так: «Спокойно, ребята, вы просто ошиблись. Я не жду рождения наследника ни в конце этого года, ни в начале следующего». Так что волхвы ушли мрачные и посрамленные, а обитатели дворца выдохнули с облегчением, и ни о каком Избиении Младенцев в дальнейшем не упоминается. Все вновь сосредоточились на переписи, ставшей для многих главной головной болью. Но только не для Иосифа, считавшего себя потомком самого царя Давида, который в один нерадостный для него день обнаружил, что его юная воспитанница, Мария, уже прочно находится в залёте. Причем, понимали это, похоже, почти все вокруг, кроме неё.
У Иосифа два взрослых, но ещё неженатых сына, однако все его подозрения ни к чему не привели, и ни один допрос ничего не прояснил. Внебрачные связи карались смертью, а на отцах и опекунах блудливых девиц оставалось несмываемое пятно позора. Ситуёвина – серьёзнее некуда. В конце концов, Иосиф сделал единственный приемлемый для него выбор и обратился в Храм, чтобы решение по этому некрасивому делу вынесли там. Призванная повитуха ко всеобщему изумлению заявила, что технически будущая мать девственна. Как это могло получиться, никто так и не понял, зато приняли внезапное решение – облажавшийся опекун теперь, как честный человек, обязан жениться. И поскольку так удачно сложилось, что действо как раз происходило в Храме, дряхлого старика и девушку тут же и сочетали узами брака, так сказать, не отходя от кассы.
Судачить вокруг не перестали, но видимость приличий была соблюдена. А тут ещё эта перепись, и пришлось ехать в Вифлеем. Там-то и родился у Марии сын, а вскоре после пришла пора возвращаться. И, неизвестно, как бы и что пошло дальше, если б однажды ночью в дверь дома Иосифа не постучал таинственный доброжелатель и не предупредил того о грозящей опасности, и незадолго до прихода царских посланцев старик с женой и её сыном не сбежал. Причина, как оказалось, была в политических междусобойчиках царской семьи, в которые Иосиф оказался замешанным.
После блужданий по пустыне беглецы заметили караван набатейцев и прибились к нему, и вместе с ним достигли Александрии Египетской, где и осели на последующие лет пять-шесть, на протяжении которых Иосиф работал плотником. А когда до Александрии дошла весть о смерти Ирода, Иосиф пожелал вернуться на родину, но в итоге после остановки в Назарете семейство осело в Капернауме, так как Иосиф внял советам и согласился, что возвращаться в Иерусалим ему пока опасно. Там он и растил признанного им сына Иисуса, разумного и сообразительного не по годам мальчика, обучал его и грамоте, и ремеслу плотника. И так прошло ещё несколько лет, прежде чем Иосиф с Марией и Иисусом отправились-таки в Иерусалим на праздник Песах. Вот тут-то для юного Иисуса и начал открываться целый мир, мир, который сначала преобразил его самого, а потом он сам начал преобразовывать мир. Дальше не менее увлекательно, но об этом я уже умолчу.
Отрывок:
«...
– В деревне мы ничего не узнаем. Деревни всего мира похожи. Я приехал в Иерусалим, чтобы побольше узнать об иудеях.
– И что вы узнали за неделю нашего пребывания здесь?
– С моей стороны было бы нахальством уже подводить итоги. И все же могу сказать, что иудеи – очень гордые люди. Истоки этой гордости надо искать в их древнем славном прошлом. Они терпят римлян только потому, что у них нет выбора, однако иудейская цивилизация не имеет ничего общего с римской цивилизацией. Именно это служит причиной недовольства иудеев. Более того, их духовенство готово продаться в любой момент. Если я сумел за несколько дней правильно разобраться в сложившейся обстановке, то не вызывает сомнения, что сами иудеи поняли это давным-давно, причем воспринимают это гораздо острее. Не сомневаюсь, что в недалеком будущем неизбежно вспыхнут мятежи.
– Но это безумие, ведь у римлян есть регулярные войска!
– Не следует недооценивать мужество, или безумие, как вы изволили это назвать, верующих, – заметил Эвкрат. – Особенно если их вера питается общей гордостью.
– Да, этот римский наместник, с которым мы вчера ужинали, сказал нам, что здесь уже вспыхивали восстания, но все они были жестоко подавлены.
– Это мало что дало. Иудеи не стали послушными и, по моему убеждению, никогда не станут таковыми. Надо быть готовыми к тому, что они найдут себе достойного вождя и доставят немало хлопот римлянам. Это народ пророков. В нужное время среди иудеев появится пророк, который призовет их к обновлению Закона. Вот тогда-то и начнется заварушка.
– Священники не воспылают к нему любовью, – заметил Иона.
– Верно, совершенно верно, – согласился Эвкрат. – Не хотите ли вы пить? Вон там я вижу торговца сладкими лимонами…
Он подозвал торговца и купил у него полдюжины плодов с бледной восковой кожурой, протянул три из них Ионе и принялся очищать один лимон карманным ножом.
– Как вы правильно заметили, священники не воспылают любовью к этому пророку… Счистите белую пленку с долек, она горькая. Но таков удел всех героев. Они всегда вызывают к себе враждебность земных властей. Вспомните хотя бы нашего Геракла. После того как Геракл избавил мир от таких чудовищ, как стимфалийские птицы со стальными клювами, эриманфский вепрь, лернейская гидра и немейский лев, и восстановил всеобщий мир, он был отравлен собственной женой Деянирой, которая подарила ему одежду, пропитанную ядовитой кровью кентавра Несса, одного из жертв героя. Геракл испытывал настолько ужасные страдания, что решил покончить с собой, бросившись в костер. Геракл – полубог, поскольку был сыном самого Зевса и смертной женщины Алкмены, и все-таки, если верить Софоклу, последние слова, которые он произнес перед тем, как испустить дух, были обращены к его отцу: «О Зевс! Мучения, мучения! Вот все, что ты мне дал!»
– В конце концов я поверю, что у вас более философский склад ума, чем это можно было предположить, зная, что вы архитектор, – сказал Иона. – Вы часто ссылаетесь на мифы.
– Мифология так же реальна, как сладкие лимоны. Она объединяет все, что бродит в головах, все страсти и все мечты. Умирают идеи, но не мифы.
– Значит, этот иудейский пророк, о котором вы говорите, непременно будет жертвой.
– Если это герой, великий герой, он станет и полубогом. Все великие герои – полубоги, а все полубоги – жертвы.
Иона улыбнулся.
– Когда я общаюсь с вами, у меня возникает чувство, будто ваш взгляд пронзает завесу будущего. Мне не терпится дождаться появления этого пророка.
– Вы насмехаетесь надо мной, – заметил Эвкрат, кусая ус.
– Я никогда не позволил бы себе ничего подобного! Просто прежде я не знал, что все герои, бывшие полубогами, заканчивали свои дни, становясь жертвами.
– Я привел в пример Диониса и Геракла. Но у персов есть Таммуз, а у египтян – Осирис, хотя последний – настоящий бог. Так или иначе, герой всегда портит настроение, появляясь словно для того, чтобы другие почувствовали себя неуютно. И чем больших успехов он добивается, тем больше приобретает врагов.
Эвкрат очистил последний лимон, постаравшись на этот раз снять кожуру так, чтобы спираль не порвалась. Задумавшись, он стал раскачивать кожуру, зажав ее между большим и указательным пальцами.
– Схема событий всегда повторяется, но сами события не повторяются никогда...»
(Греки Эвкрат и Иона, что вели диалог, приведенный выше в день праздника в Иерусалиме. Иллюстрация из книги)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
За что мне нравятся книги Мессадье, так это за его основательность. Вот он брал и рассказывал историю прям от начала и до конца: если про Рамзеса II, так и про его предков, и про потомков надо рассказать, если про царя Давида, то надо непременно начать с правления царя Саула, если про Христа, так надо рассказать и о его рождении, и о том, что тому предшествовало, и всё это с довольно подробным изложением причинно-следственных связей. Из-за этого порой, кстати, появляются довольно нудные вставки, про которые не слишком осведомленный читатель будет, возможно, задаваться вопросом, нахрена вот это вот всё, но они очень важны и призваны объяснить, откуда ноги росли у проблемы, и почему, например, жизнь героя этой истории закончилась так, как она закончилась, и почему его деятельность для многих была так важна. А поскольку Мессадье не пренебрегал апокрифами и составлял свои причинно-следственные цепочки и на их основании, то повествование порой выглядит неожиданно, интригующе и даже не всегда предсказуемо. Так, во всяком случае, было для меня.
Не стоит морщиться и отвергать эту книгу, лишь потому что она рассказывает о библейских временах и раннехристианских деятелях. Однако стоит внимательнее выбирать перевод, потому что тот, который я начала читать, заставил меня конкретно зависнуть, когда я в сноске прочитала, что 749-й год от основания Рима – это 8-й год н.э. Хотелось надеяться, что неумение считать – это худшее, чем грешили переводчики и составители сносок, потому что речь шла о 4-м г. до н.э.
И, как все достаточно большие произведения, это раскрывает себя не сразу.
Вообще собиралась рассказывать сегодня о другом, но вышло не по плану, и я немного в растерянности. Поэтому историческая часть, думаю, выйдет довольно короткой.
(Братья Маккавеи получают благословение своего отца)
Я уже упоминала, что иудеев поработали ещё ассирийцы, и что потом по наследству их территории достались Халдейской династии, правившей из Вавилона, и о том, что в VI-м веке до н.э. Амель-Мардук освободил из плена после 37-ми лет заключения царя Иехонию (об этом, в частности, я говорила тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 40. «Валтасар. Падение Вавилона»). Ту историю знают под названием Вавилонский плен – в ответ на восстания евреев насильственно стали переселять, в том числе в Вавилон. А тот самый Иехония был племянником Седекии, того самого, который вообще на трон взошёл благодаря протекции Навуходоносора II, а потом его же опрокинул, устроив восстание в надежде на поддержку от египтян. Как все догадались, ничего у него не вышло. После этой некрасивой истории там образовалась провинция Иехуд, и никаких тебе больше царей.
Всё переменилось, когда Кир II положил конец Халдейской династии и создал собственную Ахеменидскую империю. Стремясь заручиться поддержкой покоренных народов, он щедрою рукой раздавал различные плюшки, и в том числе разрешил евреям вернуться домой. Часть из них так и поступила, и даже к 516-му году до н.э. восстановила Иерусалимский храм (Второй храм). И даже стену вокруг Иерусалима возвели. И всё вот было у них неплохо, пока Александр Македонский не сломал персидское государство. И, может, оно бы и дальше было б ничего, если он сам не помер так некстати, после чего за иудейские территории стали драться военачальники Македонского.
Но, в конце концов, эти земли вошли в состав государства Селевкидов, и для местных жителей начались очень интересные времена, если вы понимаете, о чем я. Поначалу эллинизация шла вполне себе добровольно и мирно, а потом всё, по всей видимости, довольно резко переигралось, и приобщение к высокой культуре стало скорее принудительным, чем добровольным.
За редкими исключениями, за той или иной мерой, особенно насильственной, лежит какая-то рациональная причина. Да, Антиох IV Эпифан (ок. 215-164 до н.э.), правитель из династии Селевкидов, действительно был большим поклонником всего греческого, но с чего вдруг ему захотелось заставить любить всё греческое других? Особенно, если они сопротивляются. Судя по всему, в этом и крылась причина. Согласно версии, которую я прочитала, всем было б и плевать на то, как и чем там евреи развлекаются, если б они не нарушали общественный порядок. А случилось так, что они стали доматываться (и иногда очень больно) до своих собратьев, которым тоже понравилась греческая культура. Привело это к таким беспорядкам и безобразиям, что пришлось вводить войска и потом принимать прочие меры. Вот тут-то, видимо, правитель как рассудил: нет культурного и религиозного раскола – нет и кровавых разборок на этой почве, если все станут как эллины, то и ссориться будет не из-за чего. Оставалось только евреям об этом сказать…
Кто знает, чем бы всё закончилось, если б греко-сирийские начальники попытались бы задумку воплощать в жизнь без перегибов, но они как истинные вояки взяли быка за рога, партия сказала «надо», они ответили «есть!» и…додумались сначала превратить Иерусалимский храм в святилище Зевса, а потом ещё там устроить жертвоприношения греческим богам. Доигрались они до того, что примерно в 167/166-м году до н.э. некий священник из рода Хасмонеев по имени Маттафия (иные формы его имени Матвей и Маттитьягу) убил еврея, который жертву чужим богам был и не прочь принести. После этого Маттафия вместе с семьей бежал в горы и продолжил втихую раскачивать лодку. Сам он в 166-м году умер, но его дело продолжили его пятеро сыновей. Вот так и началось восстание Маккавеев (166-142 до н.э.).
Многие ту войну не пережили, но те, кто пережили, могли, видимо, сказать, что всё было не зря: Иудея вновь стала свободной, и цари из династии Хасмонеев правили ею примерно со 140 по 49-й (или даже 37-й) годы до н.э. О том, почему всё-таки удалось сбросить власть Селевкидов, и что вообще происходило с их страной в тот период, я расскажу в доп-заметке, если всё-таки найду книги про империю Селевкидов (особенно, где действия происходят на территории нынешнего Ирана). А о том, что было после 37-го года до н.э. – в одной из следующих заметок.
А сегодня я благодарю неравнодушного человека под ником Zelenayafeya86, которая порекомендовала мне книгу:
«Мои прославленные братья» Г. Фаста
Время действия: II век до н.э., ок. 190-135 до н.э.
Место действия: Иудея (территории современного Израиля).
Интересное из истории создания:
Говард Мелвин Фаст (1914-2003) – американский писатель, автор многочисленных исторических, социальных, детективных и фантастических романов и рассказов. Происходил он из еврейской семьи, причем его отец, Барни Фастовский, родом был из Российской империи, а мать, Ида Миллер – из Великобритании. Первый свой рассказ «Багровое неистовство» Г. Фаст сумел опубликовать ещё в 1932-м году, когда ему не исполнилось даже восемнадцати. Позже он писал как под своим именем, так и под псевдонимом, и большое внимание уделял теме борьбы с расизмом и борьбы за свободу.
Одно из таких произведений о борьбе – роман «Мои прославленные братья», написанный и изданный в 1948-м (или 1949-м) году, в котором повествование ведется от имени Симона, одного из сыновей Маттафии Хасмонея. Интересно, что в тот период шла Арабо-израильская война (1947-1949), которую в Израиле также называют Войной за независимость. Так что можно сказать, что эта книга – своего рода жест поддержки и солидарности со стороны автора.
О чём:
История начинается с рассказа уже постаревшего Симона (Шимъона) сначала о визите, который нанес ему римский гражданин с интересным политическим разговором, потом о том, как в тот день он творил суд, а после – о его детстве и о том, какими он помнил своих младших братьев – Иегуду, Элеазара, Ионатана и Иоханана. Наравне с братьями и отцом вспоминал он и о подруге детства по имени Рут, дочери винодела.
Поначалу довольно обрывочные и рассеянные воспоминания постепенно складываются в единую картину: вот Симон рассказал о первом посещении Иерусалимского храма, потом об учиненном в городе побоище и об осквернении храма, об убийстве селевкидского наместника Перикла и о том, как в Модиин прислали нового – Апелла, который, ссылаясь на повеления Антиоха Эпифана, на протяжении нескольких лет по-всякому кошмарил деревню. Для многих чаша лопнула, когда он явился, чтобы сжечь священные писания, и его люди стали стрелять по мальчику, который попытался спасти выпавший из пламени свиток. Мальчик при этом выжил, но человек, кинувшийся на его защиту – нет. После этого и началась подготовка к восстанию или хотя бы мести. Никто ещё не знал, что из всего этого выйдет, знали все только то, что сил терпеть дальше у большинства из них больше нет. Чтобы узнать, что было дальше, можно прочитать исторические записи Иосифа Флавия, а можно погрузиться в чтение этого романа.
(Симон Хасмоней)
Отрывок:
«…Когда я пришел в кузницу Рувима, там все было, как всегда: Рувима окружали дети, столпившиеся вокруг наковальни, он работал молотом, а Иегуда, голый по пояс, помогал ему, крепко зажав щипцами кусок железа.
- А вот и Шимъон! - сказал Рувим, не переставая ударять молотом: ух, ух, ух! - Ты тоже пришел учить меня моему ремеслу? Я работал с железом, когда вы оба еще ходили пешком под стол. А я поездил по белу свету и немало повидал, я ведь дважды был с Моше бен Аароном на севере в горах: я покупал железо там, где его добывают из земли. Рабы там ползают под землей, точно кроты, голые и слепые, и спят они ночью в загонах, как звери. Все это я видел собственными глазами в предгорьях Арарата - там, где после потопа пристал когда-то ковчег. Греки сгоняют туда рабов со всего света, чтобы те добывали им руду. А наконечники для копий у меня, видишь ли, получаются не как надо - слишком короткие в черенке и слишком тяжелые в острие...
- Нужно, чтобы оружие служило человеку, а не человек - оружию, - сказал Иегуда.
- Ты только послушай, что он говорит, а, Шимъон бен Мататьягу! - улыбнулся Рувим и трахнул с размаху молотом, так что искры веером разлетелись вокруг. Он говорит мне об оружии! Да еще когда ты грудь сосал, когда ты еще в пеленках лежал, я уже видел, как в Тир пришла римская когорта - в первый раз, понял? И я видел у них копья - шесть фунтов железа, а потом еще шесть фунтов дерева. Вот это, я вам скажу, оружие! Видел я и копья тех дикарей, что живут за Араратом: наконечник у них в форме листа, и длиной ступни в три. А еще я видел парфянское копье, длинное и узкое, как змея, - опасная штука! - и сирийское копье, черенок у него широкий вроде совка: как вонзится, так все в тебе разворотит! Есть еще такая греческая метательная штука, длиной четырнадцать ступней, ее поднимают 3-4 человека. Видел я и жалкие египетские копья с бронзовыми наконечниками, и бедуинские пики. Помню, римский капитан мне тогда в Тире сказал: "Ты кто такой?" А я ему: "Я еврей из Иудеи, кузнец, а зовут меня Рувим бен Тувал". Я его языка не знал, а он по-нашему тоже не говорил, но мы нашли толмача. "Никогда, - говорит он, - не видел еврея". - "А я, - говорю, - римлянина никогда не видел". Тогда он мне и говорит:
"Что, - говорит, - все евреи такие сильные и безобразные, как ты?" А я ему: "А что, все римляне такие же злые на язык и такие невежи, как ты? В руках у тебя, - говорю, - поганое оружие, а во рту поганый язык".
Я был молодой, Иегуда бен Мататьягу, и никого на свете не боялся. Так вот, римлянин взял тогда у одного из своих солдат метательное копье, а по улице шел осел, его тянул на поводке какой-то парень. "Смотри, еврей!" - говорит римлянин, и как метнет копье, одним движением он пронзил осла насквозь, да так, что железный наконечник вышел с другой стороны и торчал на добрых две ступни. "Вот, - говорит, - вот, еврей, какое у нас оружие! и хорошо платят, и много славы". А парень кричит, убивается. Говорю тебе, я никого тогда не боялся. Я бросил парню серебряную монету, плюнул римлянину в лицо и пошел прочь. Он бы, небось, рад меня убить, да они там были, как-никак, чужие...
Дети обожали истории, которые рассказывал кузнец, и нисколько не задумывались, что в них - правда, а что - выдумка; они в восторге впивались в него глазами и ловили каждое слово.
Иегуда поднял щипцами наконечник копья - длинный, узкий, как тростинка, еще алый от жара.
- Закали-ка его! - велел кузнец.
Иегуда опустил наконечник в бадью с холодной водой. От бадьи поднялось облако пара и окутало махавшего молотом кузнеца.
- Чересчур хрупкий наконечник - сказал Рувим, - чересчур хрупкий! Доспехов он не пробьет.
- Но тело человека пробьет, - ответил Иегуда. - Мы найдем ему применение. Давай, Рувим, давай, делай такие наконечники!
И в месяце тишрей, когда свежее дыхание нового года повеяло над землею, возвратился Апелл. Так все имеет начало и конец - даже Модиин…»
Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:
Эта книга мало что говорит о Селевкидах, но она мне важна по другой причине – как значимая часть рассказа о древней Иудее. Однако есть тут несколько непростых моментов. Но обо всём по порядку.
Во-первых, должна отметить, что автору отлично удалось героическое повествование о борьбе за свободу. При прочтении всецело проникаешься дилеммой людей, оказавшихся в подобной ситуации, между молотом и наковальней. Зверства наместников и их наёмников Фаст представил настолько ярко и однозначно, что ты не можешь не заразиться гневом и жаждой возмездия, а потому всецело сочувствуешь и борьбе, и борцам.
Во-вторых, мне понравилась рассудительность некоторых персонажей этой истории, которые не кидаются напыщенными лозунгами, а прекрасно понимают, как страшно решиться дать отпор, и главный их аргумент состоит в том, что бездействие порождает ещё большие безнаказанность и размах насилия. Психологически это было очень реалистично и достоверно.
Но в остальном с достоверностью в романе дела не так, чтобы очень хорошо. Авторский взгляд едва ли можно назвать беспристрастным. Фаст придерживается версии событий прямо противоположной той, которую я изложила в самом начале заметки. И, если не знать альтернативное мнение, эту версию можно даже легко принять и не усомниться в ней. Однако ещё до изучения исторических сведений я заметила некоторые неудобные моменты. Так в романе повествуется о погроме в Иерусалиме, но как-то между делом и без указания и причин, и поводов, мол, вот просто злобные греки и прочие наглые чужеземцы порешили даже лояльных им евреев, экие негодяи. Вот почему так-то? При этом честно говорится о преследованиях и осуждении «отступников», причем не только вероотступников, это как раз было бы понятно, но и тех, кто просто «не так» одевается. И преподносится это как ачотакова.
Я бы даже сказала, что это окей, если б не авторское предисловие «всем людям, евреям и не евреям, отдавшим свои жизни в древней и до сих пор не законченной борьбе за свободу и достоинство человека») Видимо, свобода совести и вероисповедания при этом не учитываются))
И опять же, всё б ничего было, если б автор не косячил и по исторической части. Например, я так и не нашла никаких упоминаний о ношении древними евреями штанов (ну это ладно, спишу на своё невежество/дурной перевод, так-то штаны персы носили. Правда, хз, чем одежда одних чужаков лучше одежды других). Но особенно я выпала в осадок от добрачной связи Симона и его возлюбленной, потому что так и не увидела упоминаний о брачном обряде.
Это особенно прикольно по той причине, что во Второзаконии написано так: «Если же сказанное будет истинно, и не найдется девства у отроковицы, то отроковицу пусть приведут к дверям дома отца ее, и жители города ее побьют ее камнями до смерти, ибо она сделала срамное дело среди Израиля, блудодействовав в доме отца своего; и так истреби зло из среды себя». Причем по контексту можно было б подумать, что речь только о замужних и обрученных, если б не два момента: пояснение про блуд в доме отца и то, что нет никаких пояснений на тему того, надо ли выяснять, была ли девушка уже обрученной или ещё нет на момент своего грехопадения. Так что добрачная связь в среде борцов за веру предков, когда эти самые предки в своих писаниях подобные связи запрещали и клеймили, называя злом, за которое и убить не грех – это прям круто. Есть там и другие сомнительные моменты, но да ладно.
Подводя итоги, скажу так: как при прочтении и других исторических романов, перед прочтением этого нужно определиться, чего хочется и что важнее – объективность и историческая достоверность, а также логичность, или же яркость, эмоциональность и атмосферность, чтоб легко читалось и захватывало. Если первое, то не уверена, что это удачный выбор, если второе – однозначно да. Я сама не заметила, как с легкостью прочитала треть книги, хотя мне и читать-то было неудобно и некогда) Как чисто художественное произведение книга хороша и написана талантливо.
Читаю вот посты про школьную программу и нервно хихикаю. Потому что у меня на разбор сегодня как раз одно из произведений - от создателя русской классики. Что касается другого, то сегодня будет необычно и даже, пожалуй, «не по правилам» подборки. Но начну издалека.
Современные исследователи сильно сомневаются в историчности легендарной царицы Савской, известной в относительно поздних источниках как Балькис или Билкис, однако нет у историков никаких сомнений в существовании Сабейского царства (оно же Саба или Сава). Хотя о том, каким было это царство в древности, известно не так много, раскопки близ Мариба и Сирвы дают основания полагать, что в этом государстве развиты были и торговля, и архитектура, и искусства, и даже имелась собственная письменность (если точнее, южноаравийское письмо, которое использовалось также в Маине и позже в других государствах региона).
(«Царица Савская» Эдварда Слокома)
Считается, что южноарабское письмо отделилось от протоханаанейского не позднее IX века до н. э. (примерно этим же веком датируется одна из старейших надписей). Окончательно это письмо сложилось примерно к 500-му году до н.э., дало начало письменности языка геэз и просуществовало вплоть до раннего средневековья. Кстати, на геэзе хочу заострить внимание. Геэз – это один из эфиопских языков, известный с III в. н.э. и мёртвый с XIII-го века н.э.
По одной из версий, около Х-го века до н.э. на территории нынешних Эфиопии и Эритреи (т.е. южнее Куша тех времен) сформировалось государство Даамат (оно же Дамт). Одни учёные считают его полностью самостоятельным, другие напирают на то, что без сабейцев там никак не обошлось. Впрочем, и те, и другие признают, что с Сабой и другими южноаравийскими государствами этот регион был связан очень тесно, и тогда, и позже. Даамат просуществовал примерно до 400-х годов до н.э., позже уступив место на исторической арене Аксуму, и был несомненно важным поставщиком товаров для сабейцев. Кстати, о них.
Сабейская цивилизация одна из древнейших на Ближнем Востоке, особенно, если говорить об Аравийском полуострове. Она зародилась примерно между ХIII-м и X-м веками до н.э. Впрочем, самые ранние упоминания относят к IX-му, а начало расцвета пришлось уже на VIII-й. Её историю делят на три периода: период мукаррибов (ок. XI-VIвв. до н.э.), период царей (ок. VI-Iвв. до н.э.) и период царей Саба и зу-Райдана (I-в. до н.э. – IIIв. н.э.). Вот нас пока интересует первый.
Близ Мариба была ещё в древности построена плотина, при помощи которой не только сохраняли воду, но и путём искусственного орошения превратили в цветущий оазис окрестности города. Помимо этого, ещё в древности там проходили торговые пути, по которым провозили товары сначала из Африки, а позже и из Индийского региона. Особенно прибыльной была торговля специями, золотом и благовониями: именно там проходил знаменитый Путь Благовоний (Дорога Ладана). Серьёзная торговая активность отмечается, по меньшей мере, с III-го века до н.э., хотя, надо полагать, началось всё гораздо раньше.
Маин (Минейское царство, не путать с Минойским) располагался немного севернее и основан был чуть раньше (ок. XIV в. до н. э. по некоторым данным). Там тоже занимались земледелием и торговлей (теми самыми благовониями особенно). Мадианитяне, упомянутые в Библии, предположительно были вассалами Маина. Интересно, что это государство впервые упоминалось в сабейских записях, а в I веке до н. э. вошло в состав Сабы. Позже на территории этой страны возникли города Мекка и Медина. А вот Хадрамаут как государство с центром в Шабве возник на рубеже VIII и VII веков до н. э.
Почему я обо всём этом так подробно рассказываю? Потому что легендарный царь Соломон (существование которого, как и его предков, конечно, оспаривается, но мне думается, что не бывает дыма без огня) вроде как отправлял за различными богатствами корабли в страну Офир, которая по одним версиям располагалась на территории нынешней Эфиопии, а по другим – Южной Аравии, и речь, прежде всего, о нынешнем Йемене.
К слову, именно о царе Соломоне, известном своей мудростью и справедливым судом, строительством великого храма, написанием знаменитых Песен (Песнь песней), обилием жён (среди которых вроде как даже была дочь фараона Сиамона из ХХI-й династии, в качестве приданого которой отдан был иудеям Тель-Гезер), и пойдёт речь сегодня. О нём, его загадочном кольце, которое, если верить легендам, могло призывать духов, давая над ними полную власть, и о его непростых отношениях с царицей Савской. Легенд на эту тему много, особенно в религиозных источниках вроде Библии и Корана, но наверняка о том, как реально было (и было ли), сказать ничего нельзя.
Отчасти поэтому, отчасти потому что я не нашла других произведений, где упоминалась бы древняя Саба (а очень хотелось), отчасти потому что найденная книга мне всё-таки зашла, я сегодня немного сжульничаю и расскажу о двух произведениях, одно из которых написано русским классиком и повествует о выдуманных событиях времен Соломона в нашем мире, а другое, написанное современным автором, – о выдуманных событиях в таком же точно (до определенного момента) мире, только другом, параллельном)) Возможно, кто-то догадался, о каких произведениях речь. Но, если не догадался, то сообщаю, что сегодня рассказываю про…
«Кольцо Соломона» Дж. Страуда и «Суламифь»А.И. Куприна
Время действия: Х век до н.э., около 950 (либо 960) года до н.э. (первое) и около 945/942 года до н.э. (второе).
Место действия: Иудейское царство; Сабейское царство; мельком Вавилония, где в это время, по идее, правил Набу-мукин-апли (ок. 979-943гг. до н.э.) из VIII-й династии (Э), сменившей VI-ю (Бази) и VII-ю (Эламскую) династии.
Интересное из истории создания:
Джонатан Страуд (р. 1970) – это современный британский писатель-фантаст, пишущий вроде как для детей и подростков. Хотя, как по мне, не всякая цензура для читателей младше 16+ его книги бы пропустила)) Встречаются там несколько неаппетитные моменты (например, с результатами побоища), и темы поднимаются не самые простые даже для взрослых.
Страуд окончил Йоркский университет по специальности английская литература, после чего работал в Лондоне редактором в издательстве Walker Books, где и начал публиковать свои произведения, причем быстро добился успеха. Первой его работой стала, видимо, «Justin Credible’s Word Play World» 1994-го года, но прославился он благодаря «Трилогии Бартимеуса» (которая на деле, благодаря своему приквелу, стала тетралогией), написанной в период с 2003 по 2010-й годы, которая издавалась в том числе и на русском языке. Собственно, «Кольцо Соломона» – это тот самый приквел основной истории, созданный в 2010-м году, но хронологически для самой авторской истории этот роман – первый. Судя по тому, что я успела прочитать, в вымышленном мире Страуда человеческая история, за исключением некоторых мелочей (если не считать это авторскими ошибками, конечно), шла точно так же, как в нашем мире, с сохранением государств, исторических личностей и их историй. Всё то же самое до какого-то поворотного момента (что заметно в более ранних книгах трилогии), кроме того, что существование духов, демонов, джиннов и прочих сущностей – не часть мифологии и суеверий, а факт.
Ещё интереснее дела обстоят с повестью Куприна – «Суламифь», которую он написал в 1907-м году. Для этого он лопатил не только Библию, но и труды историков (Э. Ренана, А. Веселовского). Жанр своего произведения он характеризовал как что-то среднее между легендой и исторической поэмой. В основу сюжета повести легло библейское предание о Суламифи или Суламите, упоминаемой в «Песни песней Соломона»:
««Оглянись, оглянись, Суламифь! Оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя». Что вам смотреть на Суламифь, как на хоровод Манаимский?
О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями…».
Дальше не буду цитировать, а то там прям совсем «ой» начинается. Собственно, возможно, именно эротические мотивы данного произведения и привели к смешанным отзывам в своё время. Так М. Горький в письме к издателю К. Пятницкому отмечал, что ему стыдно за последние произведения своих коллег, в том числе кивая на «Суламифь» Куприна. Чем именно он на самом деле был недоволен, когда говорил, мол, зря «товарищ» за библейские сюжеты взялся, сказать трудно. И точно ли дело в «библейском». В то же время В. В. Боровский назвал повесть Куприна «гимном женской красоте и молодости». Уж про «молодость»-то он не соврал, да. Кто читал, тот поймёт.
О чём:
Если следовать хронологии (насколько ей можно тут следовать), то вначале надо бы рассказать о произведении Страуда. Вот с него и начну.
Ещё до начала событий повествования царь Соломон нашёл на руинах какого-то города потайную комнату, а в ней кольцо, оказавшееся магическим артефактом необычайной мощи, потому как таило в себе древнего и необыкновенно сильного духа, имеющего в подчинении духов послабее. Царь кольцом завладел и по случайности воспользовался, после чего понял, в чём его секрет, и начал им пользоваться, сначала регулярно, а потом всё реже и реже. И он, и его подданные избаловались магией, и сворачивать банкет было никак нельзя. Поэтому он собрал себе в помощники семнадцать умелых магов и стал часть дел (а из-за его политики их было ох как много) перекладывать на них, потому что одни-то шли только за советом и судом, а другие – за более осязаемой помощью и поддержкой, кому канал прорыть, кому разбойников усмирить. Парадоксальным образом, хотя ждать приходилось долго, царь мало кому отказывал.
Его магам это, разумеется, не очень нравилось. По многим причинам. Но, опасаясь Кольца, не в последнюю очередь потому, что царь в гневе был очень изобретателен в плане наказаний, они делали, что велено, и для исполнения царских приказов призывали из Иномирья джиннов, причем обычно по нескольку штук, которых связывали договором, обращая, по сути, в рабов, и грузили всяческой работой. Джинн со странным именем Бартимеус, называющий себя при этом Урукским, ибо, мол, именно в этом городе он впервые был призван за 2000 лет до описываемых событий, оказался в числе призванных магами Соломона. Маг Иезекииль послал его на руины древнего вавилонского города (хотя на самом деле Эриду был разрушен намного позже) добыть артефакт для царя, что тот вынужденно и исполнил. Недовольство его быстро сменилось радостью, когда при помощи этого артефакта он ухитрился избавиться от хозяина. Правда, была она недолгой – его быстро призвали обратно в «наш» мир и передали другому магу, Хабе, родом из Египта, который имел не только скверный характер, но и множество скелетов в шкафу (вот это я шутканула). Причем не только в переносном смысле.
Примерно в это же время к Балкис, царице Савской, в окно её дворца ворвался наглый джинн, который передал ей послание – если она отказывается стать женой царя Соломона, то так и быть, не надо. Вместо этого он требует дань в виде мешков ладана. Если мешков не будет, не будет и Сабы. «На подумать» царице «посланник» отвёл две недели, а для пущей убедительности поджёг одну из городских башен, прежде чем свалить. Царица после этого решила, что не ведёт переговоры с террористами, вызвала одну из своих стражниц по имени Асмира (или Ашмира) и со спасительной миссией отправила её в далёкой Иерусалим, где в это время джинна Бартимеуса припрягли к строительству величайшего иудейского Храма. Встреча этих двоих оказалась вопросом времени.
Куда прозаичнее история Куприна. Царю Соломону уже почти сорок пять лет, у него куча жён, наложниц, власть, мудрость, могущество, богатство и…походу, кризис среднего возраста. Мне его история несколько напоминает знаменитый фильм «Красота по-американски». Он строит Храм, строит дворец, посещает своих женщин, хотя явно не испытывает к ним прежней тяги. В числе его любовных побед числились даже та самая Ависага Сунамитянка, что грела его старого отца, и за желание обладать которой поплатился его брат, и Балкис-Македа, легендарная царица Савская. Но в какой-то момент решил царь, что всё это не то. Ну не то. И, как это обычно в таких случаях бывает, стал искать себе отдушину. Такой отдушиной стал для него виноградник в Ваал-Гамоне, где он полюбил уединяться, любуясь красотами природы, и предаваясь собственным размышлениям.
Там-то как-то раз он и повстречал совсем молоденькую девушку по имени Суламифь. Возможно, именно её молодость и невысокое происхождение в сочетании с другими прелестями так его и возбудили, что сначала он играл с ней в шпионские игры, а потом забрал в свой гарем и потчевал своей любовью. Радость, правда, для обоих продлилась недолго. Но по традиции, что же случилось, не рассказываю.
Отрывки:
Разумеется, я решила выбрать из «Кольца Соломона» отрывок про Сабу:
«…Спустилась ночь. В городе Марибе царила тишина. Царица Савская сидела одна у себя в комнате, читая священные тексты. Потянувшись за кубком с вином, она услышала за окном хлопанье крыльев. Там сидела птица, орел. Орел стряхивал с перьев примерзшие льдинки и пристально глядел на царицу холодными черными глазами. Царица окинула его взглядом и, поскольку хорошо знала иллюзии духов воздуха, произнесла:
— Если ты пришел с миром, привет тебе. Можешь войти.
В ответ орел соскочил с подоконника и обернулся стройным юношей. Юноша был золотоволос и прекрасен собой, но глаза его остались так же холодны и черны, как у птицы, и на груди сверкали льдинки.
— Я принес послание царице этой земли, — сказал юноша.
Царица улыбнулась.
— Она перед тобой. Ты прилетел издалека, и лететь тебе пришлось высоко в небе. Ты гость в моем доме, все мое — твое. Быть может, ты желаешь подкрепиться или передохнуть? Или ты нуждаешься в чем-то еще? Назови что угодно, и ты это получишь.
Юноша отвечал:
— Ты очень любезна, царица Балкис, но мне не требуется ни пищи, ни отдыха. Мне нужно лишь сообщить тебе послание и выслушать твой ответ. Но сперва узнай, что я — марид седьмого уровня, раб Соломона, сына Давидова, царя Израиля, могущественнейшего из живущих ныне волшебников.
— Как, опять? — улыбнулась царица. — Уже три раза этот царь задавал мне один и тот же вопрос, и три раза я давала ему один и тот же ответ. Последний раз был не далее, как неделю назад. Я надеюсь, что он наконец-то смирился с моим решением и не станет просить в четвертый раз!
— Да, — сказал юноша, — до этого мы вскоре дойдем. Соломон шлет тебе привет и желает здоровья и процветания. Он благодарит тебя за то, что ты рассмотрела его последнее предложение, и официально его отменяет. Вместо этого он требует от тебя признать его своим верховным владыкой и обещать ежегодно выплачивать ему дань в размере сорока мешков благовонного ладана из лесов прекрасной Савы. Согласись — и солнце будет по-прежнему улыбаться твоим владениям, и тебя и твоих потомков ждет вечное процветание. Если же откажешься — то, откровенно говоря, последствия будут куда менее благоприятные.
Балкис уже не улыбалась. Она поднялась на ноги.
— Что за дерзость! Соломон не имеет права претендовать на богатства Савы, точно так же, как и на меня самое!
— Ты, должно быть, слышала, — возразил юноша, — что Соломон владеет волшебным Кольцом, с помощью которого он может в мгновение ока призвать целое воинство духов. По этой самой причине цари Финикии, Ливана, Арама, Тира и Идумеи, среди многих иных, уже поклонились ему и поклялись в верности и дружбе. Они ежегодно платят большую подать золотом, деревом, кожами и солью и радуются тому, что гнев его пощадил их.
— Сава — древний, свободный народ, — холодно ответила Балкис, — и его царица не преклонит колен перед неверным чужеземцем. Можешь вернуться к своему господину и передать ему это.
Юноша не шелохнулся, а заговорил иным, доверительным тоном:
— Послушай, о царица: так ли уж велика эта предполагаемая дань? Всего сорок мешков — из нескольких сотен, которые ежегодно собирают в Саве! Неужели это вас разорит? — Он сверкнул белозубой улыбкой. — Как бы то ни было, это куда лучше, чем сделаться нищенкой в лохмотьях, изгнанной из своей родной земли, где горят города и гибнут люди!
Балкис ахнула и шагнула в сторону наглой твари, но остановилась, заметив угрожающий блеск в пустых и темных глазах.
— Ты превышаешь свои полномочия, демон, — сказала она, сглотнув. — Я требую, чтобы ты немедленно убрался из этой комнаты, не то я позову своих жриц, и они изловят тебя серебряной сетью!
— Мне не страшны серебряные сети, — ответил дух. И направился к ней…»
А вот с выбором отрывка из «Суламифь» оказалось сложнее. В итоге по двум причинам я выбрала этот:
«…Семь дней прошло с того утра, когда вступила Суламифь в царский дворец. Семь дней она и царь наслаждались любовью и не могли насытиться ею. Соломон любил украшать свою возлюбленную драгоценностями. «Как стройны твои маленькие ноги в сандалиях!» — восклицал он с восторгом, и, становясь перед нею на колени, целовал поочередно пальцы на ее ногах, и нанизывал на них кольца с такими прекрасными и редкими камнями, каких не было даже на эфоде первосвященника. Суламифь заслушивалась его, когда он рассказывал ей о внутренней природе камней, о их волшебных свойствах и таинственных значениях.
— Вот анфракс, священный камень земли Офир, — говорил царь. — Он горяч и влажен. Погляди, он красен, как кровь, как вечерняя заря, как распустившийся цвет граната, как густое вино из виноградников энгедских, как твои губы, моя Суламифь, как твои губы утром, после ночи любви. Это камень любви, гнева и крови. На руке человека, томящегося в лихорадке или опьяненного желанием, он становится теплее и горит красным пламенем. Надень его на руку, моя возлюбленная, и ты увидишь, как он загорится. Если его растолочь в порошок и принимать с водой, он дает румянец лицу, успокаивает желудок и веселит душу. Носящий его приобретает власть над людьми. Он врачует сердце, мозг и память. Но при детях не следует его носить, потому что он будит вокруг себя любовные страсти. Вот прозрачный камень цвета медной яри. В стране эфиопов, где он добывается, его называют Мгнадис-Фза. Мне подарил его отец моей жены, царицы Астис, египетский фараон Суссаким, которому этот камень достался от пленного царя. Ты видишь — он некрасив, но цепа его неисчислима, потому что только четыре человека на земле владеют камнем Мгнадис-Фза. Он обладает необыкновенным качеством притягивать к себе серебро, точно жадный и сребролюбивый человек. Я тебе его дарю, моя возлюбленная, потому что ты бескорыстна…»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Перевод «Кольца Соломона», который я читала, записан современным, местами прямо-таки бытовушным языком. Признаться, я от такого чтива уже отвыкла, и поначалу меня лично даже немного раздражало, потом втянулась. Кому-то это, напротив, наверняка покажется плюсом. При этом вынуждена признать, что, во-первых, у автора несколько странная манера повествования, фишечку которой я, возможно, разгадала (он местами соскальзывает с первого лица на третье и обратно, хотя в строго определенных случаях). Во-вторых, автору удались пейзажи, мне лично описания местности, городов, неба зашли, и атмосферу удалось прочувствовать, если не на все 100%, то на 90 – точно. Сюжет, с одной стороны простоват и предсказуем, с другой – не сказать, что совсем уж стандартен, что-то цепляющее в нём есть. Асмира меня где-то до середины совершенно не раздражала, я даже в чём-то ею восхищалась, но потом как начала…При этом не могу не отметить, что автор в интересном ракурсе поднял темы свободы, долга и ответственности. Ну и да, фанатизма)) Будто говоря, что смелым и решительным быть легко, пока тобой движет вера (во что бы то ни было), а не разум.
Отдельный плюсик за историчность, как бы странно это ни звучало в данном случае – Страуд коснулся и орошения в древней Сабе, и домов в несколько этажей (если кто знает про Шибам в Хадрамауте, то он понял, о чем речь, меня этот город просто завораживает; хотя его старейшие дома построены по историческим меркам не так уж и давно, технология строительства зданий в три-четыре этажа, минимум, судя по всему известна в регионе давно), и местных культов (вероятно, намек на богиню солнца Шамс в арабской мифологии) с жрицами и отголосками матриархата, и много чего ещё. Короче, я уверена, что кто бы что ни искал, он наверняка в этом романе найдет это.
Что касается «Суламифь», то я эту повесть между делом прочитала лет в семнадцать. Помню, мне ещё о ней мать говорила, что ей в своё время это читать запретили, мол, рано ей такое. Ну, что тут могу сказать – как и другие его современники-писатели, Куприн не чурался эротики в своих произведениях, и данная повесть действительно пропитана эротизмом от начала и до конца, но для современного искушенного читателя никакой особой клубнички там, конечно, не отыщется. Ну, если, конечно, не считать легкий фут-фетишизм извращением, а выбор партнерши 44-хлетним царем Соломоном – преступлением, согласно современным УК (в те-то времена это было норм)))
Повесть красиво написана, иногда, конечно, чересчур слащаво и вычурно, но не могу сказать, что её это портит. Эпизод с камнями мне на самом деле, что тогда, что теперь кажется по-своему завораживающим. Плюс там упоминается та самая египетская царевна. Это важно.
Мелькают в повести и интересные рассуждения о времени, возрасте, жизни. Но, если говорить про любовь, то я её там не увидела. Продлись эта история не 7 дней, а хотя бы 7 лет – был бы иной разговор. А так это выглядело тем, чем и являлось по сути своей – капризом наделенного властью мужика с его «кризисом», и любовным экспериментом романтичной девчонки, способной «влюбиться» в первого встречного после одной-единственной беседы. Именно «любовная» линия мне что тогда, что теперь – одинаково кажется насквозь фальшивой. Но в то же время это не отменяет других достоинств данного произведения. Поэтому, если есть готовность взглянуть под другом углом на классиков российской литературы, то повесть «Суламифь» однозначно рекомендую прочитать.
(Часть обложки к книге Дж. Страуда "Кольцо Соломона")