Ламповая радиола “Урал-112” выпускалась на Сарапульском радиозаводе им. Орджоникидзе с 1974 года
ИСТОЧНИК - атмосфера прошлого столетия.
ИСТОЧНИК - атмосфера прошлого столетия.
Каждая девчонка мечтала, чтоб ее прокатили на такой машине!
Пламя огня осветило лицо Сашки. Дикая пляска света и теней исказило радостную физиономию друга, и я вдруг увидел, как исчезли его брови.
- Санё-о-о-о-о-ок!!! – закричал я со смехом. – У тебя брови сгорели!
Он только засмеялся и отвел руку с полыхающим камышом от лица подальше. Я вплотную приблизился к его лицу, чтобы еще раз убедиться, что мне не показалось. В свете догорающего растения я отчетливо рассмотрел голые участки в тех местах, где должны быть брови и бесцветные завитки на месте ресниц… Три штуки на оба глаза. Брюнет от рождения Сашка выглядел дебиловато. Слово «малость» я опускаю за ненадобностью.
- Тебя мамка убьет! – вздохнул я.
И заржал во всю глотку! Более тупого выражения лица, чем у безбрового Сашки, я не мог себе представить.
- Все! Камыш догорел! Давай следующий… - Сашка как-бы подвел черту под этой темой.
****
За двенадцать часов до описываемых событий.
Я проснулся в восемь утра. Дома. В нашей общаге. Рядом спал брат Сенька. Вчера нас привезли из деревни и всю следующую неделю, мы должны были околачиваться в городе…
Родители уже были на работе, младшая сестра в садике. Впереди был очередной длинный летний день. Перелез через брата, пошел на кухню. Вообще-то кухня у нас была общая на восемь блоков, там были электроплиты, столы и умывальники. Но в блоке нашем был небольшой закуток, где помещался стол и холодильник, и нами назывался кухней. На столе была записка с рационом на день, но, если быть точнее всего два слова «Ешьте кашу». Все понятно. Впихнув в себя пару ложек перловки, запив молоком, я решил проверить, кто сейчас в городе. В первую очередь меня интересовало – дома ли Саня. Это делалось просто. Натягиваешь уличные трико и майку, влезаешь в кеды, выходишь в длинный коридор, по которому доходишь до вахты, здороваешься с вахтершей, отвечаешь на ряд вопросов, смотришь, чтобы будка телефона-автомата была свободной и забегаешь в нее, набираешь номер лучшего друга (31-83-61, как сейчас помню), ждешь, когда снимут трубку. Просто, правда? Не то что сейчас.
Обычно всегда подбегал к телефону сам Саня. Я его слышал, но двухкопеечной монеты не было, поэтому он меня – нет.
Сработал механизм по заглатыванию монеты. Вхолостую, ха!
- Алло!! Алло!! – голос друга был немного сонный.
- Отлично! – крикнул я неслышащему меня Сане и бросил трубку.
До подъезда, где жил Санек, было минуты полторы бега. Потом пятый этаж на лифте. И коротко жму на кнопку звонка. За матовым стеклом входной двери видна лишь темнота общей прихожей. Появляется свет со стороны квартиры Саниной квартиры. Загорается свет в прихожей. По контуру понимаешь, что это мой друг.
- Привет! – кричу я через дверь.
Саня выглядывает. Еще в трусах даже.
- Привет! Ты чего так рано?
- Ай, дома нечего делать! Хорошо, что ты не уехал никуда! Пошли на улицу! – не переводя дыхания выпалил я.
- Ща-а-ас, поем… - зевая ответил Саня.
- А ну, марш домой! – выглянула мама Сашки. И по совместительству – наша училка по английскому.
- Здрасьте! – сказал я.
- Здрасьте! Здрасьте! – без радости в голосе сказала она. Как-будто каждым словом ударили по щекам.
Недолюбливала она меня, как учительница и как мать прилежного мальчика. Отец Сашки был начальником цеха на заводе. И тут я такой… Ниже их уровня на несколько ступеней. Рабочий класс! Тьфу, как говорится, на нас!
- Иди, подожди меня на улице! – тоном чуть громче шепота, сказал Санек. – А я поем и выйду. Куда пойдем?
Я лишь пожал плечами. Что означало: «Трудно придумать, что ли?»
Сани не было почти час. Я успел повисеть на турнике вниз головой, покидал камнями в глухую стену дома, нашел несколько «бычков» для соседа Олега, жившего со своей семьей в блоке напротив нашего. Олег был старше меня на пару лет и уже курил. В основном «бычки», которые валялись под балконами. Это был самый надежный источник сигарет. Украсть у отца получалось не всегда. Да и почти каждый эпизод приводил к поиску вора и его немедленному наказанию, с нанесением легких телесных повреждений в районе задницы.
«Бычки» я спрятал под балконом первого этажа. В следующий раз, гуляя с Олегом, просто подбегу и вытащу их для него. Вот из таких знаков внимания и были сотканы все взаимоотношения в детских коллективах. А Олег в свою очередь, будучи постарше, может защитить меня от долбанутых на всю голову малолетних гопников, коих хватало….
- Ну, куда пойдем? – спросил подошедший Санька.
- На карьеры… - недолго думая ответил я.
- Мне купаться не разрешают.
- С обрывов попрыгаем в песок. Или в лес пошли… Или на стройку…
Наш район находился на возвышенности на самом краю города. С одной стороны, был достаточно большой лес, за которым находился мой родной поселок. Со второй стороны – высокий спуск к пойме реки Днепр, с несколькими песчаными карьерами, в которых купались жители прилегающих районов, а также огромным полигоном для стендовой стрельбы (траншеи, будки, неразбитые черные тарелки и прочие радости детства). С третьей стороны – железная дорога, разделявшая два района. «Железка» проходила в выемке на глубине примерно двадцать метров. Склоны были достаточно крутыми и нужно было очень постараться, чтобы не съехать на заднице на самый низ во время спуска. Пешеходный мост был, но идти до него нам было часто в лом, поэтому такие переходы через железную дорогу были нормой (минимум по пути в школу и со школы).
В общем, болтая о всякой ерунде мы с Саньком подошли к краю спуска к пойме Днепра. Прекрасный вид на реку и карьеры!
- Пошли? – вновь предложил я карьеры. – А купаться можно и без трусов…
И Санька, сделав пару шагов по склону, вдруг побежал вниз. Я помчался следом. Жара стояла невыносимая! Так хотелось в прохладную воду!
- А мы можем и в трусах покупаться! А пока придем домой – все высохнет! – настаивал я на обязательной части мероприятия.
- Да не вопрос! – Санька, хоть и побаивался родителей, был Сорви-головой и жажда приключений в нем была неутолимой.
Людей на берегу одного из ближайших водоемов было немного. Мы решили перейти на остров посреди карьера. Благо, знали брод. Раздевшись до трусов, подняв над головой свертки с одеждой, перешли на необитаемые участки суши. Там спокойно можно было бегать и орать, прыгать с ив, во множестве склонившихся над водой. Строить песчаные замки и разбивать их камнями, за которыми ныряли с самодельного пирса. Рыбаков здесь не было, поэтому никто нас прогнать не мог. Отдыхающие будут вечером… Остров наш!
- Смотри, там камыши! – вдруг крикнул Сашка.
И правда, на фоне густо растущих кустов лозы, отчетливо просматривалась коричневая полоса этого растения.
- Эта рогоз… - вспомнил я деревенское название.
- Сам ты рогоз, Юрик! – Сашка заржал. – Давай наберем его домой! Он в вазах красиво стоит!
- А мы «рагоз»… Тьфу! …камыш, поджигали в деревне и кидали в траву… - вспомнил я деревенские будни.
- Точно! – у Сашки засверкали оба глаза. – Точно! Давай собирать!
В общем, возможно я сейчас и открою кому-то тайну, но то, что мы привыкли называть «камышом», называется «рогоз», а камыш выглядит по-другому и никогда не привлекал ваше внимание своим бледно-зеленым видом. Рогоз с коричневым початком, полный легковоспламеняющемся пухом, был настоящим сокровищем в умелых руках подростка с острой приключенческой недостаточностью.
Рогоз мы рвали с корнем и складировали на берегу, где обрубали куском стекла стебель до приемлемой длины до одного метра. Так мы надергали два десятка на двоих.
- Хватит? – спросил Санек.
- Наверное… - я прикинул, что больше нам будет нести неудобно.
Два километра с растениями в руках показались длиннее раза в два. Мы шли молча и даже один раз порывались выбросить все к чертям собачьим, но… сдерживались и терпели.
Подвалы многоэтажек в то время были зоной свободного доступа и не иметь там штаб-квартиру для любой компании пацанов, считалось дурным тоном и признаком умственной отсталости или малолетства.
Мы снесли все на нашу «базу». Комната в подвале была выгорожена фундаментными блоками несущих стен. Мы провели туда свет (лампочка в патроне), застелили пол картоном и в качестве мебели были ящики. Все остальное нам заменяла фантазия. Карты, шахматы, разговоры – вот краткое содержание наших встреч.
Камыши были свалены в углу нашей «базы».
- Всё! – выдохнул Санек. – Пошли расскажем пацанам!
На улице встретили Виталика (наш общий друг, нас даже прозвали в школе «святой троицей»), рассказали ему о планах покидать горящие камыши в высохшую от продолжительной жары траву, и позырить, как она горит.
- Камыши можно макать в бензобак! Чтобы лучше горело! – Виталик знал толк в извращениях.
В то время (да-да, такое было время) автомобили были редкостью и те, что стояли во дворах не имели специальных замков на крышках бензобаков. Поэтому не было ничего проще, чем открыв крышку и отвинтив пробку, тупо засовывать початки растения в отверстие бака и набухшие от бензина, складывать на боевых расчетах.
Место для поджога травы было выбрано не случайно. Это наша выемка между районами. Трава там выгорела от месячной жары и представляла собой жухлый ковер, готовый к сжиганию.
Договорились на десять вечера, когда уже начинало темнеть. Думали, полчаса покидаем и по домам. А утром посмотрим, как сильно почернеют склоны. Виталику было поручено смочить все растения бензином и снести в кусты на краю склона. Мы же с Саней, все-таки принесли эти камыши! Так что все справедливо.
Я ждал Саню возле своей общаги, наблюдая за толпой мамочек с детьми и стайки бабушек, болтающих о тяжелой жизни. Меня родители отпустили до одиннадцати вечера, Сеньку оставили дома. Он еще мал, конечно! Тут не деревня!
- Побежали, Юрик! – Санек был полон сил и, налетев на меня, потащил в сторону железной дороги.
Пришлось бежать! Виталик ждет!
В кустах в намеченном месте, нас с нетерпением ждал Виталик.
- Бля, пацаны! Сколько вас ждать? – он демонстративно хлопнул себя по электронным часам на запястье.
Виталик был из богатой семьи. У него даже был японский видеомагнитофон! И приставка с джойстиком! Хотя папа работал обыкновенным спасателем на спасательной станции одного из водохранилищ. Но по слухам, не брезговал рэкетом. Потом благополучно сел на лет шесть или семь.
- Не ссы, Виталь! Пошли кидать! – Сашка нагнулся и взял в обе руки по несколько штук.
До края откоса было метров десять.
- Остальные можно оставить в кустах, будем приносить. У кого спички?
- Нету у меня, - я демонстративно вывернул карманы.
- И у меня нет спичек, - Виталик презрительно хмыкнул. – Только зажигалка.
Мы с облегчением засмеялись.
- Первая пошла! – выкрикнул Санёк и дал Виталику поджечь «снаряд».
Пламя огня осветило лицо Сашки. Дикая пляска света и теней исказило радостную физиономию друга, и я вдруг увидел, как исчезли его брови.
- Санё-о-о-о-о-ок!!! – закричал я со смехом. – У тебя брови сгорели!
Он только засмеялся и отвел руку с полыхающим камышом от лица подальше. Я вплотную приблизился к его физиономии, чтобы еще раз убедиться, что мне не показалось. В свете догорающего растения я отчетливо рассмотрел голые участки в тех местах, где должны быть брови и бесцветные завитки на месте ресниц… Три штуки на оба глаза. Брюнет от рождения Сашка выглядел дебиловато. Слово «малость» я опускаю за ненадобностью.
- Тебя мамка убьет! – вздохнул я.
И заржал во всю глотку! Более тупого выражения лица, чем у безбрового Сашки, я не мог себе представить.
- Все! Камыш догорел! Давай следующий… - Сашка как-бы подвел черту под этой темой.
- Только морду подальше отодвинь и сразу кидай, - провел инструктаж Виталик и чиркнул импортной зажигалкой.
Вспышка! Все отбежали и Саня, широко размахнувшись, с силой бросил камыш в сторону железной дороги. Горящий снаряд описал дугу, роняя искры, и шлепнулся на землю. Трава тут же занялась огнем. Пошло дело!
- Следующий! – Саня вытянул руку с камышом, чиркнула зажигалка и бросок.
Камыш долетел до самых рельс и разбившись о камни, бесславно пропал в темноте.
Следующий горящий снаряд, был целенаправленно выпущен в траву. Теперь огонь разрастался в другом месте.
- Кла-асс!!! – кричали мы в три глотки, по очереди бросая камыши.
- Поезд идет! – заорал кто-то из пацанов.
- Давай по поезду! – вдруг предложил Санек. – Он же железный!
Стук колес стремительно приближался. Все было готово для атаки. Мы, как партизаны, готовились к атаке вражеского поезда.
- Поджигай! – Санек на всякий случай держал два камыша, планируя кинуть сразу друг за другом.
Размахнувшись со всей силы, запустил факел вниз. Поезд проносился под нашими ногами. Все форточки были открыты. Жара…
Сколько должно было сойтись факторов, чтобы горящее растение попало точно в открытое окно? Я не знаю. Но они сошлись. В темном помещении (я думаю, было купе) вдруг вспыхнуло. И мы как зачарованные смотрели на это окно.
— Вот пиздец какой… – схватившись за голову, произнес Саня. И заржал, как умалишенный.
И, как будто услышав его слова, поезд вдруг начал тормозить…
- Там сорвали стоп-кран!!! – закричал Виталик. – Смываемся!
Напоследок окинули взглядом площади возгорания травы на откосах. Впечатляет! Но попадание в окно вагона – это было, конечно, высшим пилотажем!
Мы побежали по домам. Но не знали, что огонь подбирался к пешеходному мосту. А под ним проходила трасса газопровода… Подбегая к общежитию, я услышал сирены пожарных машин. Началось!
***
Саня – друг с детского сада и до восьмого класса включительно. Потом я переехал, и дружба сошла на нет уже к одиннадцатому классу. Потом было всякое у него. И ВУЗ, и исключение из него, служба в стройбате… Бандитские разборки связанные с карточными долгами. Тюрьма была, но это уже по слухам. А отец его стал позже большим чиновником в городе.
Виталик – с третьего класса с нами. Дружба также угасла после моего переезда… Тюрьма тоже не прошла мимо его.
Я – это я.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Для Советских людей газета была основным источником информации, а сейчас...пользуются уже другими средствами.
Время от времени у людей бывает день рождения, сегодня, например, у меня и поэтому «я» — первая буква алфавита. В день рождения вспоминается давнее.
Родился я, как это обычно бывает, совсем маленьким и мне совершенно ни до кого не было дела. Я кушал каши, сидя в высоком деревянном стуле на колёсиках. А вечером перед сном слушал папины колыбельные под гитару — про «Тёмную ночь» и «Вальс в ритме дождя».
Я непрерывно участвовал в соревнованиях по синхронному внучанию для двух бабушек и двух дедушек, и изрядно, считаю, в этом преуспел.
Я был постоянно занят всяческими подобающими детству делами. Ел, играл, рассматривал картинки в книжках, слушал пластинки со сказками, болел простудой и ждал с работы маму. Бабушка, в свою очередь, тоже ждала с работы маму, а тем временем готовила, убирала мои игрушки, читала со мной книжки, ставила мне слушать пластинки и водила меня в детскую поликлинику напротив. Найти мою карточку в поликлинике было очень легко — на полке в регистратуре она была самая толстая, а имя на обложке было аккуратно, по-чертёжному, написано мамой. И буква «О» в фамилии была идеально круглой и по высоте выступала за строку — это мне особенно нравилось.
Я просил деда скрутить мне из газеты рожок, наливал в мыльницу воды и забирался на табуретку. Макал широкий конец рожка в мыльный раствор, в узкий конец дул и пускал по кухне пузыри. Пузыри были толстые и тяжелые, они величаво пружинили попеременно в высоту и вширь и оставляли в местах приземления плотные мыльные круги. К восторгу всех домашних.
Я доставал любимую оранжевую машину с черными колесами, упирался в нее руками и носился в таком положении по квартире, шлёпая тапками и заносясь на поворотах. Колеса у машины были пластмассовые в шашечку — они производили грандиозный шум. Если бы я был своими соседями снизу — наверняка давно вырвал бы эту машинку из детских рук, бросил об пол и растоптал, сатанински хохоча и не обращая внимания на детские слёзы. Соседи не знали, что однажды были частично отомщены. Я мчался с машиной по длинному коридору и готовился к виражу в сторону кухни, но зацепился за коврик, а дверь в туалет оказалась открыта, и я больно врезался головой в унитаз и плакал.
В то время, когда я не истязал соседей снизу машинкой, я меланхолично перебирал весь имеющийся игрушечный автопарк — расставлял его на полу поперек комнаты от ножки дивана до серванта, и любовался порядком. Или сидел возле серванта на полу по пояс в книжках и листал их, пока ноги не затекут до полного бесчувствия и не станут ватными и тяжелыми.
Я помню главный испуг детства. Меня ненадолго оставили одного в квартире, я лежал на диване в большой комнате и болтал ногой. И тут что-то оглушительно взорвалось. Я думал, что это взорвался телевизор или у дома отвалился кусок, но просто у деда была поставлена брага в стеклянной бутыли и она, эээ, приготовилась. В углу комнаты, за зеркалом-трюмо, двадцатилитровая бутыль с замотанным горлышком бродила, бродила, накопила давление и бахнула в потолок грязным пятном перебродившего клубничного варенья. В квартире сразу запахло по-новогоднему.
Перед сном (включая сон послеобеденный) я почти каждый раз просил бабушку рассказать мне сказку про шлагбаум. Мне до одурения нравилась эта сказка. Единственное, что я из нее помню — это то, что она была про шлагбаум. И бабушка, которая с завидным постоянством и терпением ее рассказывала, помнила, когда я уже потом её спрашивал, не больше моего.
Я был благодарным пассажиром — меня возили в автомобилях, которые пахли нагретой пластмассой, резиной и отработанным маслом — ехать куда-то на машине всегда было круто и так осталось до сих пор. Когда за рулём был дедушка, он иногда специально проезжал по луже, потому что брызги от луж — это апогей езды в автомобиле.
Вторым по величине удовольствием от автомобилей было их рисование. Нужно было чинно освободить место на столе в гостиной, закатав до половины ребристую скатерть, подготовить бумагу, карандаши, фломастеры и только тогда сесть и приступить. Чтобы придать изображению автомобиля реалистичность, непременно нужно было нарисовать разбившихся о лобовое стекло и решетку радиатора комаров.
В общем, годы, идущие после непосредственно дня рождения, длились долго и запомнились отлично. А потом однажды я пошел учиться, прошло три секунды и вот мне тридцать восемь лет.
Я продукт советского школьного образования. И советского воспитания, если верить что основа основ закладывается в детстве.
Росла я ребёнком исключительно необщительным, зато с богатой фантазией и занятными воображаемыми друзьями: Железным дровосеком, Маугли, Человеком-Амфибией и другими книжными, и не только, персонажами. Например, Владимиром Высоцким, не помню как затесавшимся в эту компанию. Жили мы в воображаемом лесу, в воображаемой хижине рядом с воображаемым озером и каждый день спасали мир от всякой фигни, которую я сочиняла на ходу. Такие вот Люди-Икс, версия альфа.
«Живых» друзей у меня не было, мне хватало вымышленных. Сейчас меня затаскали бы по психологам и прочим специалистам по счастливому детству. А тогда всем было по барабану: играет ребенок сам с собой, никого не трогает и слава богу.
В мои пять с половиной лет родители, наконец, раздуплились, что аутичные дети в школе приживаются плохо, и засунули меня в детсад. Решили, так сказать, провести социализацию экстерном, вроде пятилетки за три года. В моём случае за полтора. Это был полный провал: я и мои воображаемые друзья в дружный советский коллектив, полностью сформированный и укомплектованный, не вписались. Дети, многие уже с яслей, разбились на стайки и дружили по двое или по трое. А ещё дедовщина. В моём саду она была представлена Катей и Дашей. Эти две милые девочки, одна мелкая с косичками, другая крупная и рослая, изводили меня по всякому: дразнили, пинали, отжимали конфеты и компот. Я терпела молча и только глубже уходила в себя.
И вот однажды я притащила в сад Чучу, невзрачного, истрёпанного детской любовью плюшевого пса с грустными глазами. В Чучином облике было ужасно всё, кроме носа. Невероятной красоты был нос — большущая бусина сверкала и переливалась на свету как бриллиант. Кате нос сразу понравился, и она его откусила. Я сильно расстроилась и попыталась откусить нос Кате, но, по счастью, до конца не успела. Нас растащили. Катя плакала, Даша и остальные дети расступились и с опаской посматривали на меня. С того момента меня больше не обижали. И, кажется, именно тогда я решила, что насилие — лучший способ взаимодействия с этим миром. Кто сильный, тот и прав. Из замкнутой, но милой девочки я превратилась в гремлина.
В семье я неожиданно встретила мощную поддержку в лице деда: мечтавший о внуке, он всячески способствовал моему перевоплощению. Повесил в коридоре турник и начал тренировать во мне бойца. Я бегала кроссы, отжималась, подтягивалась, лазала по деревьям, плавала, каталась на беговых и горных лыжах. И дралась на смерть мешком для сменки.
Первая (и единственная на ближайшие шесть лет) подруга появилась у меня во втором классе. Звали её Вика, и она была полной моей противоположностью. До сих пор не пойму, что эта общительная девочка в красивых платьицах и кудряшках нашла во мне, социопатичном сорванце в старых трениках и штопанной куртке, с вечно разбитыми коленками и ободранными локтями. Однажды она просто подбежала ко мне на перемене и заявила: Привет, я Вика! Приходи ко мне на день рождения. В субботу. Придёшь?
С этого началась наша дружба, а заодно и моя истинная социализация. Как мне тогда казалось, Вика знала всё про внешний мир и про то, как он устроен. Она стала моим проводником.
— Ты кем увлекаешься?
— Как это «кем»?
— Ну там певцом или актёром. Ты обязательно должна кем-то увлекаться. Ну вот кто тебе нравится?
— Ну не знаю… — про Высоцкого и Железного дровосека я на всякий случай решила умолчать. — А ты кем?
— Я Томасом Андерсом из группы Modern Talking. Знаешь такую?
— Нет, но давай я тоже буду им увлекаться.
— Ты что! Так нельзя! Там есть ещё Дитер Болен, ты можешь увлекаться им.
Я понятия не имела, кто такой этот дитер, почему он болен, а главное зачем вообще кем-то увлекаться. Но мне очень нравилась Вика, и остаток второго и весь третий класс я старалась «увлекаться» изо всех сил: собирала значки, фото, кассеты, даже выучила пару песен.
Именно Вика в седьмом классе вытащила меня из треников, переодела в юбку, воткнула в первые в моей жизни каблуки, накрасила и отправила на мою первую дискотеку. Вернувшись, я долго стояла перед стареньким зеркалом в коридоре. Оттуда на меня смотрела незнакомая и очень серьёзная девочка с тонкими ногами и большими печальными глазами. Чучиными глазами. Вика из гадкого утёнка превратила меня в девочку и научила жить наружу.
С тех пор прошло несколько десятков лет, круг друзей у меня несколько раз менялся. А я так и живу — Чучиными глазами наружу, книгами вовнутрь…
Всем гамарджоба)
Наткнулся тут на рекламный клип Шаолиньского монастыря и вспомнилась давеча мне одна история из детства)
Не секрет, что почти все пацаны, росшие в эпоху фильмов VHS, фанатели по восточным единоборствам. В те времена мы не особо угорали по супергероям, так как в основном видели их лишь в мультсериалах и паре-тройке фильмов. А вот киношные мастера крутить вертухи были для нас настоящими супергероями, мы засматривали их фильмы до дыр и приписывали им сверхъестественные способности.
Про Брюса Ли ходили басни, что он может поймать пулю на лету, взлететь на несколько метров просто быстро махая руками, разрушить кирпичную стену одним ударом. Про Джеки Чана говорили что он бессмертный, может упасть с крыши дома и ему нихера не будет, если его задавить машиной, он лишь покривляется для виду – и тут же набежит тебя прежестоко лупить. Про Ван Дамма поговаривали, будто бы он может один драться с целой армией и победить. Про Чака Норриса, как ни странно, не говорили, его фильмы как-то не пользовались у нас на районе большой популярностью. Зато Джет Ли, по слухам, мог ударом пальца пробить противнику голову насквозь и забраться по отвесной стене просто забежав на нее)
В общем, детишки фанатели по кунг-фу и карате) Видели бы вы наши детские драки, как реальные, так и постановочные) Однажды мой младший брат в возрасте семи лет выскочил по разам со своим одноклассником. Они где-то минут 15 ходили кругами, не отрывая глаз друг от друга и обмениваясь пафосными репликами типа:
«Ты же понимаешь, что тебе не победить меня?»,
«Я поклялся больше не драться на улице, но для тебя сделаю исключение»,
«Ты чё, сука?!».
Возможно, при других обстоятельствах это и звучало бы возвышенно, но когда этими репликами обменивались два семилетних пузатых щекастых пацана, окружающие просто надрывались от хохота) Спустя пару сотен кругов, намотанных вокруг друг друга, брат и его оппонент наконец сцепились, брат подставил ему подсечку и повалил его, после чего они с минуту катались по земле, засрав себе всю одежду, а затем тот второй пацан порвал штанину об какую-то корягу и заплакал, предвкушая пиздюли от мамы. На этом моменте, драка прекратилась и мой брат побежал домой за нитками и иголкой, дабы помочь эту штанину зашить. Мы конечно зашили как могли, но что-то мне подсказывает, что пиздюлей тот пацан от мамки все же получил)
Примерно так и проходили все наши драки в детстве, но это выглядело нелепо лишь со стороны. Изнутри все ощущалось совершенно иначе, мы чувствовали себя теми самыми мастерами кунг фу из наших любимых фильмов) И все как один уламывали родителей записать нас куда-нибудь на карате.
В 2000 году мы с семьей переехали из Москвы в Башкирию, в город Стерлитамак, а в 2001 – в Уфу. Поскольку второй класс я закончил на одни пятерки, отец пообещал мне, что к третьему классу отдаст меня в секцию единоборств (да, это было таки моей наградой, я сам уламывал на это отца и даже отказался в пользу этого от велосипеда). Рядом с нашим домом, буквально через дорогу от него, была секция дзюдо. Владелец секции был знакомым моего отца и они оба хотели, чтобы ходил я именно туда, так как отмечали мой борцовский талант и хорошие для борьбы данные (у меня уже тогда была широкая грудная клетка и спина, широкая талия, короткие ноги, следовательно – низкий центр тяжести и длинные руки). Однако, к борьбе в свои девять лет я относился снисходительно и вообще не считал ее единоброством, полагал что это просто бесполезные обнимашки, какой толк туда ходить, если там никто никого не бьет и не учит крутить вертухи. К слову, это было большой ошибкой) Отдавайте детишек на борьбу, юные читатели, это крайне полезно для их физического развития.
К счастью, примерно посередине между нашим домом и нашей школой (если сделать небольшой крюк в сторону), находилась также секция карате Кёкусинкай или, как называли его мы, матерые каратэки, «кокушин каратэ». Батя записал меня в эту секцию, купил там же у тренера кимоно, белый пояс, какие-то ужасные перчатки с подушками для рук (никогда их не использовал), наголенники (их тоже не использовал) и самое главное – шикарнейшую красивую черную пластмассовую ракушку, дабы мой грузинско-мегрельский генофонд был в безопасности) Ракушка как агрегат нравилась мне настолько, что я пару раз надевал ее под штаны и приходил в таком виде в школе, дабы прикольнуться над одноклассниками, предложив им пнуть меня по яйцам) Увы, мой секрет был быстро раскрыт и прозвища «Мистер железные яйца» я так и не получил)
В общем, я исправно ходил в эту секцию два года, занимаясь в ней четыре раза в неделю перед началом уроков) За это время я поднялся с 10 кью аж до 1-го и сменил белый пояс сперва на желтый (по достижении 8-го кью), затем – на оранжевый (по достижении 7 кью), на зеленый (по достижении 6 кью), на синий (по достижении 5 и 4 кью), на пояс цвета свежего детского поноса (по достижении 3 и 2 кью) и наконец-то на заветный темно-коричневый пояс)
Собственно говоря, почти все пояса мне достались без особых усилий, надо было только приходить в назначенный день на квалификацию, где детишек вызывают по очереди, детишки должны были показывать отработанные серии ударов по команде своего тренера перед несколькими дядями в спортивных костюмах, дяди записывали в тетрадку плюсики рядом с твоим именем, после чего дяди удалялись, а тренер вызывал детишек по одному повторно и под общие аплодисменты вручал каждому тот пояс, который тот заработал (каждый из этих поясов, кстати, мой папа купил у него же).
Только достижение первого кью и темно-коричневого пояса стоило мне настоящих усилий) Я поехал с отцом на городские соревнования по карате, где выяснилось, что во всей Уфе (а это, между прочим, город-миллионник) в моей возрастной и весовой категории кроме меня выступает только один пацан. Соответственно, с ним мы и подрались, оказавшись сразу же в финале) Свой первый и последний бой по карате в возрасте 9 лет я проиграл по очкам (мы просто махали руками и ногами в сторону друг друга, изредка куда-то попадая, но тот другой толстячок махал красивее, эстетичнее, как-то с душой, что ли, и был признан чемпионом), а потому был удостоен серебряной медали) Даже на пьедестале блять стоял)))) И поскольку я оказался призером городского первенства, мне вне очереди вручили тот самый темно-коричневый пояс.
Кстати, моему брату в тот период не повезло, потому что в качестве компромисса, раз уж меня отдали в карате, папа согласился отдать брата туда, куда хотела мама, а именно – на бальные танцы) Мама уговорила брата, а тот, дурачок, согласился) Впоследствии брат очень часто вспоминал о своем выборе с сожалением, но что было, того назад не воротишь. И пока я крутил вертухи в драках, мой брат крутил девочек в вальсе.
В 2002 году, когда наша семья вернулась на ПМЖ в Москву, я полагал, что в нашем кругу общения я буду самым крутым ввиду обладания коричневым поясом. Но не тут-то сука было)
Дело в том, что в 1990-е мой отец вместе с моим дядей открыли в Москве ларек со всякой бакалейной продукцией. Постепенно их бизнес шел в гору и уже к 1995 году они владели довольно немаленьким магазином. Тогда же деловым партнером моего отца стал некий дядя Спартак (что вы смеетесь, он таки тоже грузин, просто его отец был большим фанатом того одноименного фильма Стенли Кубрика), который отучился на бюджете в МЭИ, закончил его с красным дипломом и слыл крайне бошковитым малым, от чего мой батя и подтянул его в дело, дабы рулил цифрами. Дядя Спартак крайне выделялся на наших семейных фотках и видео тем, что всегда ходил в деловом костюме, в то время как мой батя и все остальные дяди носили либо спортивки либо кожанки с черными свитерами. В конце 90-х отец решил переехать в Башкирию, где у него жило очень много друзей, а потому продал свой магазин, на вырученные деньги купил шестисотый мерс Кабан, а большую часть остальных – отдал Спартаку для того чтоб помочь тому поставить на ноги уже его собственный бизнес. Дядя Спартак открыл компанию, которая занималась покупкой и перепродажей нефти. За два года что мой батя тусил в Уфе, ни одно совместное дело с друзьями у него особо не выгорело, хотя жили мы вполне приемлемо. А вот у Спартака как раз таки наоборот, бизнес попер очень некисло. Уж не знаю, насколько большим было его состояние, но по ощущениям – не меньше нескольких миллионов баксов. Спартак ездил с кортежем охраны, заседал в какой-то огромной высотке и чувствовал себя отлично, половина наших родственников к тому времени работали на него. Спартак решил вернуть моему отцу должок с процентами, (хотя в расписке, которую они когда-то заверили у нотариуса, было указано что он просто вернет эту сумму в течение определенного срока) с этих денег, собственно говоря, отец купил квартиру в Москве, еще одну – в Тбилиси, а также участок земли в Подмосковье.
Работать со Спартаком мой отец в итоге не стал, так как не хотел просто быть на побегушках, а потому с тех пор занимался строительством частных домов в Подмосковье. Но со Спартаком они хорошо общались и мы часто были гостями на банкетах, посвященных семейным праздникам Спартака. Собственно говоря, во время одного из таких банкетов, в холле ресторана я и познакомился с сыном Спартака.
Сына звали Энрико (да, страсть к оригинальным именам – это у них семейное). Энрико был на три года старше меня и, как и все мы, обожал восточные единоборства. Но в отличие от всех нас, он был мажором) А потому, все что было у других, у него было гораздо лучше и дороже. Включая и занятия спортом) Собственно говоря, после пары лет занятий карате, Энрико на летние каникулы отправился… да-да, в Шаолиньский монастырь) Энрико хвастался, что его батя отвалил за это четыре тыщи баксов и что в Шаолине он прожил четыре месяца вместе с другими такими же богатыми детишками, где их учили Ушу. Энрико показывал нам красивые движения руками и ногами, которыми я похвастаться не мог, так как нас такой хореографии на карате не учили, нас учили просто бить) Энрико рассказывал, что его и других детей мастера Шаолиня обучили смертельным приемам и что теперь он владеет кунг-фу на уровне Брюса Ли. Мы все были крайне впечатлены) Энрико объявил, что готов всех нас взять к себе в ученики, но мы все пока не готовы. Нам сперва надо отжаться по 200 раз. Надо ли говорить, что мы тут же принялись это делать) Пачкая одежду, дюжина мальчиков и девочек от 5 до 10 лет улеглась на пузо и делала вид, что отжимается, а Энрико ходил между нами и критиковал нашу технику) Под конец вечера Энрико сказал что согласен взять нас всех в ученики и когда мы увидимся в следующий раз, то приступим к жестким тренировкам.
Увы, этого следующего раза так и не случилось, ибо увиделись мы потом только через два года после этого, Энрике тогда уже охладел к кунг фу и утратил авторитет в наших глазах. Тем более, что выяснилось (со слов сплетничавших между собой моей мамы и мамы Энрико), что вся история про Шаолинь была враньем, Энрико отдыхал летом в Кутаиси у своей бабушки, а его суровый боевой опыт сводился к тому, что в частной школе, куда он ходил, он однажды сцепился с какой-то девочкой, которая прежестоко его отпиздила.
С тех пор, я окончательно разочаровался в восточных единоборствах и пойдя в четвертый класс школы уже в Москве, записался на греко-римскую борьбу) А затем ушел оттуда в секцию регби.
Все это отпечатало в моей голове очень важный паттерн: красота – антипод эффективности. Понимаю, что прямой взаимосвязи тут нет, но на подсознательном уровне теперь все слишком красивое всегда вызывает у меня ощущение некой фальшивости и внутренней пустоты. И только когда я обнаруживаю в этом красивом какой-либо недостаток, я начинаю это что-то ценить. Кажется, подобное восприятия шаолиньские монахи назвали термином «Ваби-саби») Именно поэтому я и сделался мастером ломаного русского, в своих текстах нарочно приправляя сложные словесные конструкции эдакими колхозными оборотами. Это будто бы наполняет текст жизнью)
Всем нахвамдис)