На телефоне тонны пропущенных звонков и смс. Почта забита письмами от агента. Я не хотел читать слова утешения или гадости от раздосадованных фанатов. Вообще ничего не хотел.
Решил развеяться, пройтись немного. Вышел из студии, чуть не споткнулся о коробку: недавно переехал. Выпил стаканчик воды, оделся.
Я жил в старой многоэтажке в бедном районе. Сырость и плесень — самое меньшее, что тревожило жильцов этого дома, но мне нравилась атмосфера. Да и, если честно, в таких местах людей, вроде меня, редко ищут. Да, я старался сохранять инкогнито. Иначе после выхода неудачного альбома мои окна были бы залиты краской или рвотой, как получилось три года назад. Когда я только начал заниматься музыкой, то понимал, на что иду. Но экскременты под дверью… Нет, к такому я не был готов. Есть ещё одна причина моего переезда, но это так, издержки.
Сильный порыв ветра чуть было не снёс мой каштановый парик, бутафорские усы тоже пришлось придержать.
Заскочил в магазин: в таких местах хорошо думается. У девушки кассира работало радио:
«У Южного творчество как-то скачкообразно идёт. Год успеха, потом год падения — и так по кругу. Удивительно, как в одном человеке может уживаться гений и бездарность?»
И тут меня достали. Тяжело каждый раз слушать гадости о себе. И как прекрасно получать похвалу, купаться в лучах славы. Девицы улыбаются, просят автограф, остаются на ночь. Потрясающее чувство!
Когда я вернулся домой, то долго сидел в пустом зале с бутылкой газировки и пачкой чипсов. Не самая полезная еда для певца, но я хотел залить горе.
Вдруг тишину нарушили чьи-то голоса. Я сначала не понял, откуда звук, но потом догадался — соседи сбоку, квартира из следующего подъезда. Вот это слышимость!
Я подошёл к стене, приложил ухо. Услышал чистый звонкий голос: болтала девушка. Рассказывала кому-то по телефону, как удачно выступила в баре. Потом добавился мужской голос — резкий и противный — требующий ускорить сборы.
Нужно было идти работать, но желание совершенно пропало. Да и как творить, когда тебя смешивают с грязью?
К вечеру я вымучил из себя три строчки и на этом остановился. Вышел в зал, включил телевизор и завис минут на тридцать, слушая очередную передачу о девочках, родивших в шестнадцать лет. Ну и чушь.
Снова зазвонил телефон. Отец... Можно подумать, директору банка больше заняться нечем. Я мог бы не отвечать, но, к сожалению, снимаю квартиру, ем и покупаю одежду на его деньги.
— Да. — Я постарался быть непринуждённым.
— Лёша! Ну наконец-то! Слушай, я тут договорился с Владимиром Олеговичем…
— Пап, подожди. Говорил же — никаких «олеговичей». Не собираюсь использовать твоих дружков…
— Да все так делают. Вот, этот, патлатый, друг твой бывший. Папашка подсуетился, и он уже на сцене Концерт Холла зажигает.
— Ну пусть зажигает. Я хочу сам.
— Сынок, ты, безусловно, молодец. Но…
— Сильно расстроился из-за отзывов?
Папа говорил что-то ещё, но я отвлёкся. Сделал тише телевизор и прислушался. Опять соседи. Ухо к стене можно было не прикладывать: громкий девичий голос перебивал даже глупую подростковую передачу.
— Слышь, отец, я перезвоню. Тут агент мне написал.
Я положил трубку, нажал на пульт, окончательно избавляясь от унылых рассказов шестнадцатилетних. Голос девушки за стеной стал сочнее и ярче. Потрясающий тембр.
Подвинув кресло, сел рядом. Как идиот пялился в цветок на безвкусных обоях. Такой песни я раньше не слышал. Либо она старая, либо придумана только что.
Соседка играла на синтезаторе, часто останавливалась, наверно делала пометки. Свежая и волнующая мелодия меня зацепила. Ничего не мог с собой поделать: притащил с кухни семечки, чай и слушал. Пришёл в себя только к десяти, когда из соседской квартиры донеслись упрёки сожителя. Он кричал что-то о пустом холодильнике и грязи на кухне. Она оправдывалась, говорила, что сильно увлеклась.
Ночью я спал плохо. Видел странные сны: стою на сцене, обмазанный белой краской, а вокруг висят тарелки МузТВ. На следующий день до двух часов просидел в студии, но так и не смог сочинить интересную мелодию. Ответил на гневное сообщение агента, что заболел гриппом. По-моему, он не поверил, но отстал. Я всё не мог понять, что со мной не так? Почему не могу придумать что-то сто́ящее? Хотя я отлично разбираюсь в талантах. Вот та девушка за стеной — чудо. Потрясающий голос и фантазия.
От давления окружающих я буквально выл. Все ждали мои комментарии, гадали, почему я молчу. Но, как и в прошлый раз, я хотел смыть позор новым оригинальным альбомом.
Пару дней за стеной было тихо. Но к вечеру воскресенья я услышал противный голос мужика. Он жаловался на быт. Девушка молчала.
В понедельник сожитель ушёл на работу и из-за стены полилась музыка. Та самая, невероятно глубокая и притягательная. В этот раз я не стал брать семечки или что-то вроде того, а включил звукозапись на телефоне. Опять помешал её кавалер, развернув масштабный скандал.
«Да зачем ты вообще занимаешься этой ерундой? Ведь в баре всё равно поёшь чужие песни!» — кричал он.
«У меня есть идеи! Однажды мне повезёт!»
«Однажды? И до этого однажды ты будешь сидеть на моей шее?»
«Я этого не просила, ты сам сказал…»
«Сам сказал? Ты ныла каждый день, что не готовишь вкусную еду и редко убираешься из-за усталости после работы. Всё, дорогая, работы нет, но, к сожалению, еды и чистоты тоже».
Соседей было так хорошо слышно, что я невольно почувствовал себя участником их ссоры. Я даже не мог определиться, чью сторону занимаю: творческой девицы или работящего мужика. Я понимал обоих.
Чтобы недослушивать спектакль, направился в студию. Включил запись на телефоне и прослушал её наверно раз десять. Записал готовые слова, пропел их. Получилось неплохо. С помощью синтезатора наложил другие инструменты. Соединил всё. Результатом стала какая-то дикая, беспощадная, но невероятно шикарная вещь. Прокрутил мелодию. Пока наслаждался, заметил, как отстаёт от обоев звукоизоляционная панель.
Наступил ответственный момент: подготовив файл, я отправил его агенту. Отметил, что совсем недавно начал работу над новым альбомом. Ответ не заставил себя долго ждать — Арсений был в восторге.
«Ну ты чё, не мог так раньше, а? Если б знал, что ты так умеешь, сжёг бы твои последние записи».
Слушать Арсения было приятно и одновременно противно. Легко догадаться, почему. Он попросил меня не теряться и продолжить творить. Так я и сделал.
Каждый вечер я садился около стены и слушал новые произведения девушки. Всё тщательно записывал, добавлял аранжировку, пел и отправлял Арсению. Тот буквально пищал от радости.
Прошло два месяца, я дописывал последнюю песню. Сообщения о моём провале почти не просачивались в сеть. Возвращаясь из магазина, я увидел одинокую девушку возле соседнего подъезда. Она куталась в бежевый плащ и, похоже, плакала. Я узнал её по голосу — та самая соседка. Наверно, опять поругались. Вообще, я раньше видел её — в баре за углом. Там она и поёт. Только именитых, вроде Гаги.
«Я бездарность. Какая же я бездарность», — расслышал я.
Она переминалась с ноги на ногу и всхлипывала. Хотел бы я подбежать к ней, ободрить, сказать, что она не права, что её произведения великолепны. Но не мог, ведь так бы я выдал себя. А мне нужен альбом, отличный альбом, прошу заметить. Такой, чтобы перекрыл постигшую меня неудачу.
Я прошёл мимо, даже не обернулся. А зачем? Я знал, как она выглядит и как звучит.
Запись альбома прошла на ура. Мы с Арсением радовались выпуску, как дети. Он по понятным причинам: проценты от продаж и всё такое. Составили маркетинговый план, запустили рекламу. В общем, пошли по проторённой дорожке. С детским трепетом я ждал народного отклика. При этом продолжал копировать песни соседки.
Однажды за стеной случился очередной скандал.
«Они украли их! Украли мои песни! Ты слышал новый альбом Южного?! Он всё украл у меня!»
«Какая чушь! Где ты, а где он! Кому сдалось твоё музицирование?»
«Не говори так! Я вложила в это душу! А он всё украл!»
«И как же он это сделал? Сидел у нас в шкафу? Наташа, не пори чушь».
«Ты не понимаешь. Смотри».
Послышалась возня, вероятно, Наташа демонстрировала свои записи.
«Это лишь доказывает, что ты сумасшедшая фанатка, которая решила записать песни любимого певца».
Девушка рыдала. Было ли мне её жалко? Да, наверно, но я же не мог прийти к ним в гости и заявить, что она права, а я лишь вор и обманщик?
Час я слушал её причитания, а потом за стеной раздался окрик. Было похоже, что мужик не выдержал и дал ей в глаз, ну или залепил пощёчину.
«Задолбала меня! Своей музыкой, своими соплями. Иди, устройся на работу и забудь уже про всё это».
«Нет. Я пойду в суд… в газету, в журнал, в соцсети. Я всем расскажу, что Южный обычный плагиатор!»
Мой желудок сжался в болезненный ком. Нет! Она не может так поступить! Не может меня унизить. Я и так хожу по лезвию бритвы, и так с трудом вернул аудиторию.
Этой ночью я плохо спал. Радость триумфа омрачилась угрозами соседки. Встал рано и вышел подышать. Прогулки успокаивали, но ненадолго. Какой-нибудь пустоголовый водила открывал окно провонявшего сигаретами авто, а оттуда лилась песня «В пустой квартире». Моя песня. Или не моя? Песня соседки, но кого теперь это волнует?
Увидел Наташу в девять, когда сидел на лавке. Она красиво оделась и стучала каблучками по асфальту. Я поборол желание пойти за ней, узнать, куда она так спешит. Может, в суд?
Адская неделя прошла, пора было кончать со всем этим. Я засиживался в том самом баре за углом, искал новую квартиру. Сколько же тут талантливых мужчин и женщин поют убогие песни, давно вышедшие из моды. Денег и связей нет, а значит, помочь они себе не смогут. Я слукавил, сказав, что всего хочу добиться сам. Ведь знакомством однажды всё-таки воспользовался, чтобы пролезть в индустрию, как минимум. Не каждому выпадает подобный шанс.
Прохаживаясь вокруг старого, кривого дома, где я снимал квартиру, всё думал, как разрешить очередной конфликт.
На следующий день в дверь позвонили. Полиция.
— Здравствуйте, — сотрудник сунул мне корочку в лицо, — оперуполномоченный Андрей Борисович Мельник.
— Вы ещё не слышали? В вашем доме убийство произошло.
Моё лицо ничего не выражало, поэтому Мельник продолжил.
— В соседнем подъезде погибла девушка. Наталью Гладенову знаете?
— Впервые слышу, — я не соврал: фамилия незнакомая.
— У вас сильная слышимость в квартире? — спросил напарник Мельника.
— Степан Александрович Дудников.
— Да, адская слышимость, но я провожу много времени в самодельной студии.
— И угрозы слышал и крики. И удары.
— О как! Запишем. Есть ещё чем поделиться?
— Ладно, если вспомните что-то, позвоните мне, — Мельник протянул белую визитку.
— Постойте, а вы, случаем, не Алексей Южный? — вдруг спросил Дудников.
— Тише, я тут инкогнито, — шикнул я.
— Моя дочка вас слушает. Но я такое не люблю. Вот ДДТ — вещь.
— Южный… Южный, — мусолил мой сценический псевдоним Мельник. — А вы, случаем, раньше не на Полковой жили?
— А там ведь тоже кого-то убили. Какого-то пьющего гитариста. Помню, шеф меня вызывал. Людей в том районе не хватало.
— Да мне вообще везёт: то жертвы домашнего насилия, то алкаши чего-то не поделили. Не успеваю переезжать, чтобы не испачкаться.
— И то, верно. Жизнь такая, гражданин Южный. Ладно, визитка у вас есть. Звоните.
Я закрыл дверь, рассмотрел картонку: от моих пальцев уже размазалась фамилия оперуполномоченного, — скомкал бумажку и выбросил в урну.
Вещи я так и не разобрал. А зачем? Всё равно перееду черпать вдохновение в другом месте. А это так, издержки.
Перед отъездом решил заскочить в бар. Сегодня должна петь та симпатичная девушка. Недавно познакомился, она ещё и песни пишет. Где живёт? Нужно спросить. Сегодня этим и займусь.
Зазвонил телефон — риелтор.
— Алексей, вы не сказали, в каком районе хотели бы жить. Заявка у меня висит, а место не указано.
— Я вам завтра утром скажу, ладно? Тогда буту точно знать.
Я собрал вещи, сложил всё у входа, вышел из квартиры — хотел проветриться, побродить, подумать. Во дворе царила суета: машины с мигалками, взволнованные соседи, огороженное тело возле подъезда. Я не стал подходить. Зачем? Я знал, как умерла Наталья Гладенова, но это так, издержки.