С этого дня у меня началась размеренная лагерная жизнь. Соседи по палате оказались вполне весёлыми и общительными ребятами. Каждый с удовольствием рассказывал о своём виде спорта и делился тайными приемчиками. Гиббон научил меня технике удара хуком, от которого завалился бы и сам Майк Тайсон. С Сулейманом я по его просьбе начал тайно заниматься русским языком. В лагерной библиотеке он взял «Повести Белкина» и запоем читал их, время от времени уточняя значение тех или иных слов и прося поправлять спряжения глаголов и падежи при пересказе содержимого.
Каждый день я ходил на занятия волейболом у Ларисы, она была отличным тренером, терпеливой, внимательной, а когда надо, очень жесткой и требовательной. Занятия на турнике и отжимание постепенно округлили мои костлявые плечи, а бицепс уже трудно было назвать тараканьим. Всё время я в тайне не переставал надеяться, что у нас с Ларисой какие-то особые отношение, как щенок ловил каждый её взгляды, и старался быть первым во всем, чтобы угодить моей вожатой и тренеру. Но она демонстративно перешла со мной на дружелюбный, но абсолютный нейтральный тон общения. Хвалила, хлопала по плечу и одновременно требовала, чтобы все мы соблюдали спортивный режим и вовремя после отбоя ложились спать. О никаких ночных рандеву под луной уже не могло быть речи. Я и сам почти смерился с мыслью, что у нас ничего не было и быть не может. Действительно, ну и что с того, что я переночевал разок у своего тренера и попал в ее объятья в минуты сонного забытьи? И какое это дает мне право на особые отношения? Никаких особых отношений между нами быть не может – я четырнадцатилетний пацан и она, старшекурсница одного из элитных ВУЗов города, где наверняка, и без меня у неё не было отбоя от поклонников.
Вместе с тем, вокруг нее по-прежнему ощущалась какая-то манящая и загадочная аура, которая никак не могла происходить сугубо от внешней привлекательностью женской натуры. Так, я никогда не видел, чтобы девушка отличалось столь невероятной силой. Однажды раскритиковав наши слабенькие волейбольные шлепки, она ударила рукой по мячу так, что он, шмякнувшись за сеткой об утоптанное волейбольное поле, полностью разошелся по швам. Тут я вспомнил про подзатыльники Гиббону и подумал, что она, наверное, при этом еще очень контролировала себя, чтобы не нанести ему серьезные увечья. В лагерном бассейне она играючи обставляла нашего физрука Анатольевича, который всегда гордился своим КМСовским званием по плаванью. При этот также возникало ощущение, что она сдерживает себя, чтобы полностью не опозорить своего оппонента. В коллективе пионервожатых лагеря Лариса держалась скорее особняком несмотря на то, что другие тянулись к ней и повсюду звали, она скорее избегала общения с коллегами, а в свободное время занималась долгими пробежками по территории лагеря, или может даже вне его. Узнать об её маршруте не представлялось возможным, ибо, следуя ей, никто не смог бы выдержать заданного ей темпа.
Так или иначе первая лагерная смена стала подходить к концу, чтобы отвлечься от разных навязчивых мыслей я погружался в спорт и чехарду повседневных дел, вечерами же на меня порою накатывала странная тоска. Порою мне казалась, что это тоска по каждому дню лагерного детства, уходящему навсегда вместе с вечерним закатом, а иногда думалось, что я странным образом тосковал по тем страшным и ужасным дням в начале смены, что как водоворот встряхнули и закрутили меня. Дни радости, гнева и боли, а также волнительного сердцебиения под луной. Спокойное течение размеренной и скучной рутины стало тяготить меня. Кроме того, меня не оставляло ощущение, что я стал героем какой-то истории, начавшейся со мной в начале смены, и подспудно возникало опасения, что история так и закончится, не придя к логическому завершению. А что может быть хуже незаконченных сюжетов?
С моими старыми друзьями, Родиком и Лёнькой, я не виделся уже много дней, вернее в последний раз они проигнорировали наше место встречи, а затем я вполне допускал, что они также погрязли в повседневных делах своего лагеря, завязали новые знакомства, а, возможно, им просто уже надоело постоянно выслушивать меня с моими вечными проблемами и нытьём. К тому же близилось одно из центральных событий, завершающих смену – встреча футбольных и волейбольных сборных лагерей, а затем совместный пионерский костер. К этому готовились все, у всех были планы на этот день, и даже возможно на ночь.
Волейбольный матч сборных «Березки» и «Ромашки» стал моим звёздным часов. Наша команда играла слажено, в особенности, вошедшие в неё три хоккеиста самоотверженно и отчаянно оборонялись, подстраховывали, доставали уже, казалось бы, потерянные мячи. Я же стал остриём атаки, взлетая у сетки, с удовольствием гасил по мячу короткими и длинными хлесткими ударами, ставил непреодолимые блоки и сделал несколько результативных подач. Тренировки дали отличный результат – из угловатого неуклюжего подростка я превратился в расчётливого и опасного хищника, ноги, словно мощные пружины подбрасывали меня высоко вверх, а руки, нанося, очередной удар едва ли не свистели, рассекая воздух. Не без внутреннего самолюбования я заметил, что команда противника уже скорее прячется от моего неистового мяча, нежели защищает свое поле. После особенно удачных действий, я косился глазом на Ларису, сидящую на боковой скамье вместе с нашей группой поддержки. Однако, к моему огорчению, её глаза были вовсе не прикованы ко мне, да и вообще она казалась человеком, которого меньше всего волнует происходящее на поле. После финального свистка ко мне подошёл Антон Звягинцев, капитан команды «Ромашки», который на самом деле был одним из наших старших авиамоторных пацанов, хорошо знакомых мне по прошлым сменам.
– Ну ты просто монстр, Костян! Не оставил от нас и камня на камне! Да и внешне ты забурел, я тебе едва ли узнал! Одно радует, что своему проиграл, своему авиамоторному пацану, а не каким-то пришлым спортсменам, – он крепко сжал мою руку и похлопал меня по плечу.
– Спасибо, Антон. Но в целом это заслуга нашей команды и, прежде всего, одного очень хорошего тренера, – я снова посмотрел в сторону Ларисы и с большим разочарованием обнаружил, что её теперь и вовсе нет на месте.
Со стороны футбольного поля еще раздавались возбуждённые крики.
– Ладно, – сказал я, – Пойду гляну на футбол, видать, они там еще не закончили. Ты, кстати, Антон, не видал Леонида и Радиона, из моего прошлогоднего отряда. Я с ними только вот пару недель назад как-то пересекался.
– Стоп! – Антон как-то странно посмотрел на меня, – Что ты такое говоришь? Не мог ты их видеть!
– Да знаю я, что из «Ромашки» тоже без разрешения не выпускают. Мы виделись только мельком и на нейтральной территории.
– Ты что? Не был в прошлом году в третью смену?
– В августе, в самом конце смены Родион и Леонид из третьего отряда утонули в Монашьем пруду. Как только они пропали, сначала весь лес прочесали у лагеря, потом три дня их водолазы искали. Потом нашли… Раздувшихся, распухших от воды, посиневших утопленников. Сову чуть в тюрьму не посадили. Но, как выяснилось, они ночью после отбоя за каким-то чёртом самовольно к пруду купаться пошли… Так что не мог ты их видеть, Костян, ну по крайней мере те, кого ты видел, точно были не они.
Окружающий мир на какое-то время застыл, потерял звук и цвет, как телевизор с барахлящим сигналом. Мне захотелось стукнуть по нему, по крышке этого мира, залезть куда-то наверх и потрясти антенну, выдернуть его из розетки и включить снова. Должен ведь быть какой-то метод, чтобы вернуть всё обратно. Взгляд оторвался от земли и устремился в синее летнее небо, где высокие ветра гнали рваные клочья полупрозрачных облаков. Два голубя, барахтаясь крыльями в воздушных потоках, упорно и медленно, летели против небесного течения к лесной кромке у горизонта.
«Может быть они умерли для всех других, – подумал я про себя, – а для меня они живы!»
Протяжный свист и торжествующий рёв голосов возвестил о триумфальном окончании футбольного матча. Словно из-под земли появился сияющий как начищенный самовар Гиббон и торжественно возвестил о победе века, и том, что он выиграл одно очень важное пари.
– Какое? – рассеянно поинтересовался я.
– Что нагнём их с разницей в минимум семь голов!
–Восемь – один. Последний гол я на последней минуте вколотил!
– Чё поздравляю?! Думаешь, меня так от этого прёт, что мы каких-то салобонов в футбик накрячили? Ящик чешского пиваса они мне проспорили. Сегодня к костру подгонят. Это вот дело!
– Это да! – вежливо согласился я, по-прежнему пребывая в своих мыслях.
– А у нас кстати есть бутылка «столичной»! – вмешались в разговор хоккеисты, –Мы хотели её на троих раздавить, но в честь общих побед готовы поделиться. Да и пиво без водки, как известно, деньги на вечер!
Перед большим пионерским костром, закрывающим первую смену, весь лагерь находился в несколько возбужденном и приподнятом настроении. В этот вечер старшим отрядам разрешалось не уходить на отбой чуть ли не до полуночи, печь на углях картошку, смотреть на улетающие в небо искры костра. Пелись под гитару песни, влюбленные парочки пользовались случаем, чтобы уединиться в ночной темноте. В эту ночь пропадали даже вожатые, ибо у них, конечно же были свои неотложные вожатские дела….
Едва дождавшись окончания официальной части и под стихающие крики уходящий на отбой мелюзги, братва из нашей палаты уединилась в укромном уголке поляны и для затравки решила принять по глотку водки. За кустом был припрятан заветный ящик с иностранными пивными бутылками с красивой золотистой фольгой на горлышке. Едва отпив противной горькой жидкости, я рассказал ребятам, о том, что сегодня меня настигла печальная новость о прошлогодней гибели двух товарищей и попросил их с пониманием отнестись к тому, что я в этот вечер хочу уединиться со своими невесёлыми мыслями. Растроганный Гиббон приобнял меня за плечи и, расщедрившись, вытащил из ящика и всучил мне целых две пивные бутылки.
– Я еще вернусь, – пообещал я, взял только одну и поспешно скрылся. Радостное возбуждение новых друзей резко контрастировало с моим настроением, а суматоха мыслей в голове никак не давал мне покоя. Возвещая завершение самого длинного летнего дня, над макушками сосен загорелся необычно яркий, рубиновый закат. Я решительно зашагал навстречу ему, в полной уверенности, что грядущая ночь либо должна дать ответы на мучающие меня вопросы, либо, возможно, она не закончится для меня никогда.
