В целом у меня сложились специфические отношения с Верой Ивановной. Она нас учила с восьмого класса, а до нее у нас была добрая математичка Анастасия Михайловна. У нее я был любимым учеником, участвовал от школы во всех городских олимпиадах по математике. Я был на исключительном, особенном положении. Математика была у нас всегда сдвоенным последним уроком в шестом классе и Анастасия Михайловна , заходя в класс, говорила :"Cергей номер 234".Сто двадцать пять -отвечал я. Иди домой, молодец! Под завидущие взгляды одноклассников я спешил на рыбалку.

В восьмом классе я затих на последней парте и прошланговал целую четверть, до тех пор, пока математички не пообщались. Вера Ивановна не смогла даже вспомнить о том ,что я существую, после вопроса Анастасии Михайловны о моих достижениях. После этого замечательного происшествия каждый урок математики начинался так- входит Вера Ивановна и идет к доске, произнося "К доске пойдет ……………!"Я молча встаю и не дожидаясь своего имени ,иду отвечать первым. С девятого класса мы начали изучать даже высшую математику на факультативах, под суровым надзором нашей” Богини” от математики. Надо сказать , что такая стратегия применялась только ко всем способным ученикам. С нас выжималось все, что можно. С меня-в десятикратном размере.

Привело это в итоге к тому, что трехчасовую контрольную на вступительных экзаменах в Морскую академию я написал за 15 минут, включая помощь соседу. На олимпиаде по математике в Академии, где училось 2500 курсантов я занял первое место. Три года учебы в Академии , представьте себе, я ехал на" школьном багаже". Наш профессор не отпускал меня от доски при решении задач высшей математики.

Только в совсем взрослом возрасте я понял, какую роль во многих судьбах сыграла эта замечательная учительница. Представьте себе, в нашем “пацанском” классе, где училось 22 пацана и 10 девочек, в институты поступило 20 парней!!! В приемные комиссии четырех институтов неизменно приглашали Веру Ивановну Еременко .

• Кладешь на всех с прибором и садишься рядом с Джессикой. Между вами повисает неловкая пауза, которую тебе наконец-то удается прервать, заведя речь о проекте по биологии. Спустя несколько минут, вы уже вовсю общаетесь, Бифф Бакстер и люди за его столиком смотрят на вас с некоторым презрением.

• После уроков тебе удается немного прогуляться с Джессикой. Она рассказывает, что отец запретил ей общаться с тобой, пригрозив в противном случае помешать тебе получить спортивную стипендию. Джессика не хотела разрушать твое будущее. А еще, ее в школе начали травить после того, как ее отец испортил вечеринку и устроил Биффу неприятности. Девушка Биффа Бакстера, Стейси Макласки, подговорила всех девочек прекратить общение с Джессикой. Даже Саманта от нее отвернулась.  Джессика не собирается рассказывать об этом отцу, так как понимает, что станет только хуже.

• Ты говоришь Джессике, что не дашь ее в обиду и не откажешься от нее. Вы стоите под лёгким летним дождиком, и каждая капля кажется крошечным бриллиантом, падающим с небес прямо на тебя. Воздух напоён свежестью, запахом разогретого асфальта и цветущих лип — словно сама природа затаила дыхание, ожидая твоего признания. Ты, набравшись смелости, признаешься Джессике в любви. Джессика впервые за последние дни улыбается. Вы целуетесь.

• На следующий день ты замечаешь, что твой шкафчик в раздевалке спортзала заплеван. Выходя на поле, ты видишь Биффа, о чем-то оживленно спорящего с тренером. Тренер подзывает тебя. «Я не буду играть в одной команде с этим предателем, тренер! Либо я либо он!» - возмущается Бифф. Тренер самым строгим своим тоном говорит, что вы двое – единственные стоящие игроки школы за последние двадцать лет. Делайте что хотите, но уладьте свои разногласия и на следующей тренировке играйте нормально, как раньше.

• Бифф предлагает тебе после уроков встретиться на стадионе, за трибунами, подальше от чужих глаз. Понимая, что иного выхода нет, ты соглашаешься.

• Вечером ты приходишь на стадион и помимо Биффа обнаруживаешь там целую толпу народа, что пришли поглазеть на ваши разборки.

• Бифф сообщает тебе, что из-за отца Джессики он лишился спортивной стипендии, его будущее, все, над чем он так тяжело работал последние несколько лет, разрушено. Теперь он не сможет поступить в Беркли и играть в футбол, он теперь и не знает, что делать дальше со своей жизнью. И все из-за гребаного отца Джессики. Вся жизнь под откос из-за одного привода в полицию. И он ведь даже ни в чем не виноват, он хотел просто устроить вечеринку, на которой все бы славно оттянулись, в том числе ты, свинья неблагодарная.

• Ты говоришь, что тебе жаль того, что с ним случилось, но ты никому не позволишь обижать Джессику. Она ни в чем не виновата, она не просила своего отца забирать Биффа в участок, во всем виновата эта карга Карен Оулер.

• Бифф говорит, что если ты не с ним, то ты против него. У тебя есть последний шанс перестать общаться с Джессикой. Потом пути назад не будет.

• Понимая, что миром дело не решить, ты отвечаешь: «Поцелуй меня в задницу, Бифф.»

• Глаза Биффа наливаются кровью. Ты оказался настолько зачарован его взглядом, что не заметил удар с правой, летящий тебе прямо в лицо.

• От удара ты пошатнулся, но не упал. Бифф, тем временем, начал осыпать тебя градом ударов. Ты ныряешь ему в ноги и сбиваешь его на землю. Бифф успевает схватить тебя на гильотину и уже на земле принимается душить.

• Ты чувствуешь, как голова начинает раскалываться от недостатка кислорода. Собрав последние силы в кулак, ты бьешь Биффа в печень. Чувствуешь, как хватка ослабела. Наносишь еще несколько ударов. Вырываешься из захвата, садишься сверху и начинаешь забивать Биффа. Бифф закрывает лицо руками.

• Квотербек – капитан команды, ее главный тактик и стратег. Он призван быть лидером и направлять других. Таким Бифф всегда и был. Но самым физически сильным и выносливым игроком команды является именно фуллбэк. Вы не раз в шутку боролись с Биффом. Каждый раз ты чувствовал, что можешь взять над ним верх, но когда ты начинал побеждать, Бифф начинал психовать. Ты не хотел драться по-настоящему, поэтому, всегда уступал ему. Но тогда это была просто игра и на кону не стояло ничего. Сейчас же тебе есть за что драться.

• Осыпая Биффа ударами и не давая ему подняться, ты ощущаешь, как его оборона начинает слабнуть. Ты начинаешь бить локтями по его предплечьям. Через несколько секунд ты пробиваешь локтем прямо ему по лицу. Бифф утратил волю к победе. Ты, окрыленный успехом, просто забиваешь его в мясо.

• Тайлер, пришедший тебя поддержать и в случае чего стоять за тебя против всей футбольной команды, оттаскивает тебя от Биффа.

• Ты смотришь на избитое, окровавленное лицо Биффа. Он пытается подняться, чтобы продолжить драку, но падает без сил прямо лицом в газон. Осознавая свою беспомощность, он теряет последние остатки самообладания и издает душераздирающий вой. Крик агонии свергнутого вожака.

• Несколько десятков глаз, мужских и женских, смотрят на тебя. Они все были друзьями Биффа. Они все терпели его выходки. Они все тусили на его вечеринке, пили его пиво и трахались в его доме. Сейчас, ни один из них даже не помогает ему встать. Все смотрят на тебя, будто бы чего-то ожидая.

• «Если кто из вас, ублюдков, обидит Джессику, с ним будет то же самое» - бросаешь ты, после чего снимаешь с себя куртку школьной футбольной команды и, швырнув ее на землю, разворачиваешься и уходишь.

• Домой ты приходишь позже обычного. Тебе не хотелось показываться маме в синяках и кровоподтеках. Отец смотрел телевизор в гостиной. Ты собираешься уже разуться, как вдруг, будто громом среди ясного неба, до тебя доносятся слова комментатора: «Этот день войдет в историю, леди и джентльмены! Вопреки всем ожиданиям, Рэд Сокс впервые за много лет сенсационно разгромили Даллас Кавбойз в матче-реванше!»

• Твой взгляд падает на лежащие на комоде ключи от машины. Что ж, пап, ничего личного, деловой человек всегда соблюдает условия заключенной сделки.

• Ты подъезжаешь к дому Джессики. Пусть ее отец делает с тобой все что хочет, тебе плевать, ты не откажешься от нее. Сейчас ты покажешь ее родителям всю серьезность своих намерений.

• Тем не менее, увидев, что машины мистера Маккарти нет возле дома, ты вздыхаешь с облегчением. Свет в окне комнаты Джессики горит, значит, она, все же, дома.

• Ты звонишь в дверь. Джессика открывает тебе. Увидев твое лицо, она вздыхает в изумлении. Ты предлагаешь ей немного прокатиться.

• Твой папаша родом из Бостона. И он ненавидит мегаполисы. Когда он наконец женился и переехал в пригород в Калифорнии, на другой конец страны, он решил, что наконец-то прочувствует тихую размеренную жизнь настоящего американца и прикупил себе пикап. На охоту и рыбалку отец так и не стал на нем ездить. Но сейчас ты как никогда ранее одобряешь его выбор машины.

• Вы лежите с Джессикой на багажнике этого пикапа, смотрите на звезды, пьете пиво и слушаете Led Zeppelin. Весь гребаный мир находится у твоих ног. Такие моменты врезаются в память и запоминаются на всю жизнь. Теплый весенний ветер развевает твои волосы, голос Роберта Планта вонзается тебе в уши, голова Джессики покоится у тебя на груди. Ты понимаешь, что сегодня Стив Андерсон видит лучшую версию этого мира. Ты молод и счастлив, ты любишь и любим, все остальное  - не важно. Вся жизнь впереди.

Уповаю на вас, мои дорогие читатели, не обессудьте, мол, хорохорюсь и каждый мой день был пропитан опасными приключениями, диверсионными вылазками на чужие территории, возлиянием алкогольных коктейлей сорта «Ёржъ» в тёмных цокольных этажах, похищением сладостей из лавки шоколадника, махачем на спор или убеганием от китайских крестьян по причине воровства у них белокачанной капусты. Нет, это не так!

Чистосердечно засвидетельствованный мною фактаж может знатно увеличить фолиант моего роскошного телеграмъ-канала. Однако поведать намереваюсь об одном курьёзе, дурачеством своим можимый сравниться токмо со взрыванием в костре флакона дихлофоса под окнами трудовика с погонялом Леопольд прямо во дворе гимназии.

Однажды мы бесцельно слонялись по фешенебельным подворотням пятиэтажного зодчества времён застоя, и все наши разношёрстные головы были заняты поиском концепций бон плезира. Мы практиковали мозговые штурмы задолго, как это стало мейнстримом. Отличие заключалось лишь в том, что новые замыслы негодя воплощались в жизнь. Экспромт и неожиданность поступков была непредсказуема даже для нас самих.

В тот день наш пропахший сигаретами и жаренными семечками альянс насчитывал около пяти-шести юнкеров, некоторые из нас были в кожаных эспадрильях мануфактуры Эксис. Мы достреливали остатки боевых зарядов из поднебесной, а по канонам тунеядства любой практикум всегда обречён на извращенный эндшпиль.

Подпоручик Чарский неожиданно смекнул: ежели в алюминиевую тубу из-под таблеток закинуть петарду и закупорить крышку, можно произвести залп, как из настоящего мушкета! Возбудораженные корнеты зачали спорить наперебой, словно цыганские дети, чья из них очередь шмальнуть в эфир и разогнать опостылевшую хмарь. Когда наступил мой черёд, интендант предупредил:

— Сударь, держите пистолю ровно, я в неё бомбочку засуну, а вы сразу пробку вставляйте до упора. И не ссыте вы так, право!

А ссать было чего. Китайские петарды не имели единого времени воспламенения и могли детонировать хоть через пять секунд, хоть через две. Процесс заряда произошёл без прелюдий, я судорожно закупорил тубу и бездумно вытянул руку вперёд. Немногие оставшиеся в здравом уме и твёрдой памяти свидетели тех событий уверяют, что вторую руку я завёл за спину и выпрямил осанку, словно на дуэли. До сих пор ходят споры, был ли на мне цилиндр. Короче, выпрямил я руку и время загустело, будто в слоу мо сестёр Вачовски.

Расфокусировав взгляд от прицела и взглянув чуть дальше по направлению выстрела, я увидел прямо перед дулом два пустых круглых глаза подпоручика Иркутянского. Всё и вся замерло в этот миг на Земле. Кроме петарды, которая с гулким хлопком, облаком дыма и небольшой отдачей выбила пробку и благостное расположение духа из головы подпоручика. Иркутянский взялся за лоб двумя руками и обмяк на кукурки.

Не спойлера ради, а ослабления ажитации для, спешу доложить, что это был последний выстрел в тот день. Реванш подпоручик не взял и остался жив и психически здоров. Собравшись вокруг, мы с сочувствием смотрели на него и распрашивали, словно в американских фильмах: «Ю ол райд?». Иркутянский мог бы ответить, что он вполне себе файн, но на мой вопрос, больно ли ему, предложил мне представить ощущения, если бы мне по лбу киянкой шандарахнули.

Из окон японского экипажа старшей сестры подпоручика Чарского доносился шлягер «Братва, не стреляйте друг друга».