— Ыыыы, — недовольно сказал я.
— Болит? — стоматолог вперил в меня взгляд. Странно смотреть на человека с маской на пол-лица и пытаться понять его эмоции. Сочувствует — или просто интересуется, для корректировки последующих действий? Я аккуратно кивнул: врач выключил бор, но не достал его из моего рта на время разговора. Действительно, зачем?
— Немного осталось. Терпеть можете? — Киваю. — Или, может, повторно анестезию? — Коротко мотнул головой в стороны. — Тогда поехали.
Бор зажужжал, как разгоняющийся автомобиль, отдаваясь в голове при сильных нажатиях. Я уже полчаса массировал останки салфетки вспотевшими ладонями и поджимал язык, опасаясь дрогнувшей руки, но всё обошлось. Да, остановочка «Больно» осталась позади — врач закончил с чувствительным местом и скоро перестал сверлить. Я обрадовался, что приём окончен, но врач достал довольно массивного вида щипцы и моя челюсть заскрипела. Я сделал максимально вопросительное лицо, насколько это возможно с пластиковым фиксатором на раскрытом рту, но врач, похоже, не относился к эмпатам. Подъезжая к станции «Промывка струйкой воды», я заметил, что с меня слетел слюноотсос, пришлось его придерживать. Конечная, сплёвываем, выходим, платим.
— Что там у меня? — Врач продолжал писать в карте, иногда поглядывая на монитор компьютера. — Доктор?
— Что? А, да. Зуб у вас растёт. Постоянный, обычный зуб. Немного странно, молочные зубы всегда выпадают в десять-двенадцать лет, но у вас процесс почему-то задержался, и вот только сейчас молочный зуб меняется на постоянный. Мдаа. А молочный кариесом разъело, он подгнил, упёрся в соседний зуб и не вылезает. — Он вернулся к моей карте. — Раньше у вас такое случалось?
— Не помню, вроде нет, к зубным не ходил почти.
— Мдаа, карта новая, вижу... Приходите на повторный прием. Молочный зуб нужно удалять, иначе постоянный, который за ним сидит, начнёт гнить. Молочный прочно засел, я не успею его вырвать, у меня уже следующий пациент. Сложный зуб. Послезавтра сможете? После обеда?
— Да, конечно, запишите меня.
— Агааа, на 16 записал. Всё, жду.
Значит, не конечная. Следующая остановка — «Вырывать».
— Привет, солнышко! Как сходил? Как зубики?
— Мам, представляешь, у меня, оказывается, один молочный зуб задержался на несколько лет, вот только сейчас из-под него постоянный полез. Как зуб мудрости, что ли?
— Опять над старенькой мамой, как его, рофлишь? Тебе же двадцать один, все твои молочные вышли давно. Разводит тебя твой врач. Я же говорила, иди в государственную, там и врачиха хорошая, мне её Никитична рекомендовала. А Никитична зря говорить не будет, помнишь, магазин мне посоветовала, где я мясо теперь беру, подешевле и хорошее? Я теперь только туда и езжу за мясом! Творог еще хороший взяла в том месяце, ты заходи, угощу! Если он подпрокис, то оладьев из него напеку тебе, помнишь как ты их...
— Хорошо, хорошо, извини, сейчас в метро зайду, связь пропадёт! Точно все молочные вылезли? А снимок как же рентгеновский?
— Фотошоп, сынок! Заготовил заранее твой эскулап, а теперь показывает.
— Да ну, какой фотошоп... Ты их считала, что ли? Молочные мои?
— Конечно, все что выпали — сохранила, и в коробочку сложила, там и лежат у меня, вместе с твоими волосиками!
— А пересчитаешь их? Врача проверим. Мам?
— Хорошо, посчитаю обязательно, домой доеду, продукты разложу, к соседке схожу голову покрашу только, договорилась с ней намедни, и поищу сокровища твои костяные.
— Спасибо, мам, я побежал, напиши как посчитаешь.
— Целую, сыночек!
Следующая остановка — «Забота».
Дома, перед зеркалом, я изучал зуб, тщательно прощупанный языком по дороге. Зуб как зуб, немного с кариесом. Десна над ним чуть увеличенная — воспалена. Если бы не болел, там, в глубине, где должен быть корень, а по мнению врача и по снимку — ещё один зуб, — если бы он не болел, я бы еще полгода не дошел до стоматологии. Но болеутоляющее перестало помогать, периодически выбрасывая меня в лимб сильной ноющей боли, в котором я мог только лежать или ходить, превращаясь в бездействующий овощ. Жаль, что сразу не вышло с зубом, одним днём, придется терпеть ещё пару дней, заливая боль коньяком. Взял телефон, набрал знакомый номер.
— На проводе.
— Серёг, меня ещё пару дней не будет.
— Не долечил, что ли?
— Не. Послезавтра второй приём. Странная штука какая-то, врач был не готов.
— Ясно, как снегоуборка в январе к снегу не готова... А что у тебя там?
— Да чёрт знает, врач сказал, молочный зуб полез, хотя давно смениться должен был, и сейчас нормальный растёт, а молочный надо вручную удалять.
— Ого, тормознутый какой он у тебя! Да и зуб тоже медленно растёт. — Из трубки полезли довольные смешки.
— Ага, очень смешно. У меня обезбол уже дня четыре не действует, боль с паникой волнами накатывают каждые несколько часов, я по полдня на стенку лезу.
— Ладно, ладно, сорян. Понял, принял, подменю. Отзвонись, как сможешь выйти.
— Хорошечно, давай. Это...
— А?
— Что думаешь, не странно, что молочный только сейчас зашевелился? Они же у детей ещё выходят.
— Да чёрт знает, экология сейчас по звезде идёт. Мало ли какие изменения могут быть. В остальном нормально себя чувствуешь?
— Ну вроде да. Остальное норм.
— Ну и не парься. Ладно, давай.
Немного успокоил. Следующая остановка — «Домашний бар».
В дверь кабинета постучали.
— Подождите! — крикнул врач. Я впился руками в подлокотники кресла. Врач держал меня щипцами за зуб и медленно тянул то вверх, то вниз, раскачивая его. Челюсть еле слышно потрескивала, отдаваясь в череп, соседние зубы шатались, молочный люфтил, но не поддавался. Врач упёрся ногой в кресло, на вспотевшем лбу выступили вены.
— Сейчас, сейчас, не уйдёшь, — пробубнил он сквозь маску. — Сложный зуб. — Он дёрнул посильнее, щипцы сорвались, проехались по нёбу, уткнулись в десну. Я ощутил горячие струйки во рту и издал стон. В дверь снова постучали, врач крикнул, не оборачиваясь:
— Подождите, сейчас! — Он зацепил загнутый край слюноотсоса мне за нижнюю губу, через фиксатор. Хорошо, что его не видно — максимально неприятно смотреть, как по пластиковой трубке, выходящей из тебя, весело выбегают красные струйки. Врач снова схватился за щипцы. Я взвыл. Он тянул мой зуб изо всех сил. Я ощутил, как кость челюсти ходит в скулах, пощёлкивая, как будто кто-то работает с логарифмической линейкой. Где-то вне зоны обзора в общую картину добавился стук в дверь. В неё били всё сильнее, а врач дёргал щипцами всё агрессивнее.
— Сейчас, подождите! — крикнул он. За дверью стоял такой шум, будто там собралась толпа людей, пытающихся войти. Да, большая толпа в маленькой стоматологии на окраине города. Голосов всё больше, они всё громче, и в дверь колотило уже больше одного человека.
— Я почти закончил, — завопил врач, непонятно — мне, считая, что я оглох, или людям, выламывающим дверь. Я услышал очень близко к уху треск — прощай, зуб. Но это вылетела дверь, поддавшись напору человеческой массы. Люди выплеснулись из коридора и попадали на пол, остальные толпились в проходе, переговариваясь, но не входя внутрь. Голоса становились всё громче, пока не выделился один, перебивающий все остальные:
— На следующей выходите?
— Сейчас! — заорал врач. — Ладно, этот не идёт, ну-ка...
Стоматолог отпустил многострадальный зуб, зажал здоровый и крепкий резец на нижней челюсти, напрягая руки, резким движением дёрнул щипцы и с треском выдернул что-то из моего рта. Он победно задрал руку вверх, будто с черепом поверженного врага, и завизжал. В руке была зажата щипцами нижняя челюсть, с пушком на подбородке, с висящими лохмотьями кожи, с капающей на меня кровью.
Я вскочил и побежал к выходу, наступая на корчащихся на полу людей, расталкивая стоящих, и когда оттолкнул одного из них, в красном пальто, я сел на кровати, откинув от себя одеяло, и проснулся. Вспомнил, что вечером перебрал с «успокоительным».
Первым делом я схватился за подбородок — челюсть на месте, зуб не болит. Только щека немного распухла. Провёл рукой по лицу. Не понял. Провёл ещё раз. Ощупал нос, губу, ещё раз провёл по странному наросту над губой. Пошёл в ванную, включил свет, подошёл к зеркалу. На том месте, где у меня была щека, блестел белой эмалью огромный широкий зуб, от уха до носа, от глаза до губы. Он вылезал из нижней челюсти широкой, в несколько сантиметров, полосой, закрывал верхние зубы, и вылазил из-под кожи в нижней части щеки.
Я заскулил. Побежал к телефону и стал судорожно искать номер врача. Нашёл и дебильная мысль застопорила меня: но сейчас ведь поздно, врач спит? К чёрту, я всё равно набрал номер. Гудки, гудки, гудки... не подходит. Ехать сейчас? Куда, клиника закрыта. Тогда в травмпункт? И что там, повязку наложат и отпустят? Закусывая губу, я вернулся в постель и уснул.
Следующая остановка — «Доброе утро».
Яркий свет в окно. С трудом разлепил глаза, мышцы ноют, будто разгрузил ночью пару вагонов. Пара мгновений блаженства неведения — и я всё вспомнил. Ночной кошмар? Ощупываю лицо — к моему ужасу, зуб был на месте, на своём новом месте — поверх щеки. Только занимал ещё большую площадь. Он слегка сместил нос — поэтому мне трудновато дышалось. Я судорожно набрал номер врача, но бестолку. Огромный затвердевший кусок меня разнёс мои же губы — и когда я попытался что-то сказать стоматологу, то ничего похожего на речь произнести не смог.
Я стал вызывать такси до клиники — и тут телефон зазвенел.
— Солнышко? С добрым утром тебя!
— Ммм... Ммммммм!
— Что? Опять с мобилой у меня что-то, плохо тебя слышу. Короче. Зубы твои проверила, все молочные на месте, все 20, больше не бывает! Пусть твой врач поменьше ютубов смотрит про инопланетян! И сходи-ка ты в городскую клинику? Там точно не будут разводить, скажут «здоров» — и вот ворот поворот! Сынок? Что? Ну пока, всё равно со связью что-то! Целую! Твоя мама.
Если молочных зубов у меня не может быть, тогда... тогда что... Я опомнился на третьем десятке гудков. Накинул кое-как на себя одежду — руки двигались медленно, суставы хрустели. Рёбра максимально близко приблизились к коже, как будто внутри расширялся медленный взрыв, и в полумраке комнаты казались скелетом, надетым сверху на меня. Я вышел на улицу — хотя хотел выбежать, но тело отказывалось сразу откликаться на команды — и упал в такси, прикрывая лицо козырьком бейсболки и поднятым воротником рубашки. Минут сорок по пробкам и духоте в автомобиле со сломанным кондиционером были мучением. Вначале я пытался скрыть от водителя свой новый странный вид, потом просто пытался сесть поудобнее, когда стала отдаваться болью спина при каждом прыжке автомобиля — и потом сгорал от стыда от неловкости, когда таксист стал всё чаще оглядываться на мои движения.
Наконец, я вывалился из такси около стоматологии, хотя уже непонятно, зачем я ехал именно сюда: мои пальцы почти не гнулись, а ноги еле-еле двигались. Где-то через минуту я выпрямился, собрав максимум взглядов останавливающихся прохожих, и поковылял ко входу в клинику.
Неуклюже толкнув дверь, я споткнулся, и почти пролетел до стойки ресепшн.
— Чем могу вам помочь, вы на сколько запи... — юная сотрудница подняла глаза и не смогла договорить. Она, толкая пол ногами, медленно поехала на своём кресле назад, пока не упёрлась в стену. Её коллега говорила по телефону, и когда положила трубку, то в помещении уже стояла тишина — только вентиляторы гудели. Я оглянулся — вокруг стояли люди, женщины прижимали детей к себе. На лицах застыл страх, и они все смотрели на меня. Я поплёлся к выходу ещё до первого крика, и успел мельком оглядеть себя в большое зеркало у входа. То, что должно было быть мной. Человек, частично состоящий из блестящих белых панцирей там, где раньше была кожа.
Я вышел на улицу. Точнее, выпал. Вокруг меня смыкалось кольцо зевак, приближалась сирена полиции. Я привстал на колени и протянул руку к ближайшему стоящему человеку, не особо осознавая, что дальше. Ногти с моей руки отлетели прямо в него, и на их месте стали вытягиваться кости пальцев. Человек с криком отпрянул назад и растворился в шевелящейся и галдящей толпе.
Я завалился на бок, царапая удлиннившимися фалангами асфальт. Ещё сколько-то секунд я чувствовал, как растут все мои кости. Как они увеличиваются, как ускоряются. И как все они в один момент рванулись наружу, сквозь мясо и кожу, скрывая меня от мира. Следующая остановка — а будет ли она?..
Я стою посередине огромного пространства. На мне сфокусирован свет софитов, который слепил бы меня, если бы у меня были глаза. К моей эмали подключены электроды. Корень надёжно закреплён в чём-то мягком, я не могу пошевелиться. Я различаю голоса, но не понимаю, о чём они говорят. Иногда рядом слышны механизмы, как через слой ваты. Иногда они пытаются вспороть меня, и я чувствую циркулярные пилы на своей поверхности, чувствую повреждения, но без боли. Всё, что я чувствую — это спокойствие. Но пожалуйста, пусть это будет конечная?
