Продолжаем знакомиться с книгой Вальтера Шайделя "Великий уравнитель".
Ссылки на предыдущие части: 1 2
Наряду с тяжёлой войной, другими событиями, делающими людей более равными, Вальтер называет революции, развал государства и эпидемии.
Начнём с революций. Разумеется, далеко не всяких, а радикально меняющих общественный строй. Примером для рассмотрения послужил "коммунизм", как привыкли называть социализм Советского Союза, Китая и других стран в двадцатом веке. Не жалея места и красок, автор описывает жестокости большевистских экспроприаций и раскулачивание, упирая на высокое количество жертв и падение производства и уделяя главное влияние сельскому хозяйству, не говоря про промышленность. Он даже стал утверждать, что бесспорное снижение неравенства не оправдывало такие жестокости. Удивительно встретить морализаторство в научном исследовании, но ещё более удивительно приписывать целью большевиков достижение равенства, т.е. "всё поделить", как это утверждал и Полиграф Полиграфович Шариков. Действительной целью коммунистов является не "забрать и поделить", а уничтожить эксплуатацию человека чловеком, то есть более справедливо устроить общество сообразно заслугам. Девиз социализма - от каждого по способностям, каждому по труду, и то, что по мере его реализации были допущены отклонения в сторону "всё поделить", стало одной из причин неудачи социалистического эксперимента. В этом контексте по-особому видится борьба многих современных левых за равенство. Сейчас они именно упирают на "всё поделить", а не на уничтожение эксплуатации трудящихся. Почему? Ну, во-первых, они традиционно опираюся скорее на Мао с его уравниловкой. А во-вторых двадцатый век принёс изменения в структуру обществ. Стремительный рост производительности труда делает всё новые миллионы лишними в производственном цикле, и эта быстрорастущая армия получателей пособий не может уже бороться против капиталистов, всё больше применяющих на производстве роботов и компьютеры, под лозунгами уничтожения эксплуатации. Само понятие справедливости получает в наше время новую трактовку. Справедливость в наши дни - это когда поровну. Во всяком случае к этом выводу можно прийти, изучая современные дискурсы о неравенстве, начиная с Пиккети и заканчивая движением Occupy. Но ведь ещё Аристотель говорил, что
справедливость может быть и неравной: равенство справедливо для равных, а неравенство для неравных.
Вопрос всего лишь в том, равны ли люди, в особенности равны ли между собой трудящиеся и бездельники, эксплуатируемые и эксплуататоры. В этом смысле трактовка Вальтера Шайделя цели большевиков как "всё поделить" не вызывает удивления - он всего лишь приписывает идеи современного левого движения большевикам. Для историка это непростительно.
Вернёмся к неравенству при Советах. Бесспорно, что при коммунистах неравенство в России весьма значительно выровнялось. После падения Советской власти оно быстро "восстановилось" до невиданного даже при царях уровне. В 2014 году 111 российских миллиардеров владели пятой долей национального богатства всей страны.
Когда история повторилась в Китае, она приняла ещё более гротескные формы. КПК декларативно определила, что 10% сельского населения относится к "землевладельцам", и они, как нетрудно догадаться, были тоже уничтожены как класс, причём во многих местах десятью процентами не ограничились и раскулачили чуть ли не каждого третьего. При этом в каждой деревне ожидался как минимум один смертельный исход подобных мероприятий, и в итоге с 1947 по 1952 года погибло до двух миллионов человек. В городах подобным образом и со сходными результатами боролись с буржуазией. В результате было достигнут впечатляющий прогресс в области сокращения неравенства - все стали одинаково бедны.
У Данелии в воспоминаниях есть на этот счёт интересный фрагмент:
Летели мы в маленьком самолете. Вместе с нами летел бородатый кубинец примерно моего возраста.
Узнав, что мы русские, он сказал, что возвращается из поездки по СССР и Китаю. Разговорились. Переводила Скобцева, — она уже освоилась и по-английски говорила довольно бегло. В России кубинцу не понравилось, — «у вас есть богатые и бедные», а вот в Китае ему больше понравилось.
— В Китае настоящий социализм: там все равны.
— Спроси, что ему там понравилось? — попросил я Скобцеву. — Что все очень бедные?
— Отцепись, Данелия, — сказал Бондарчук. — Смотри лучше вниз — Остров свободы!
В Гаване нас встречали первый секретарь посольства Алексеев и Альфредо Гевара. А бородатого кубинца — Рауль Кастро. Оказалось, что нашим попутчиком был легендарный Эрнесто Че Гевара.
Как бы то ни было при Мао, но история повторилась и после отхода страны от его политики - после начала нового курса неравенство стало быстро расти, превысив в результате дореволюционный уровень. Похожий сценарий с экспроприациями и жертвами наблюдался во многих социалистических странах - Вьетнаме, Северной Корее, Камбодже и т.д. Про европейские страны Шайдель не писал, упомянув вкратце, что уравнивание было принесено на советских штыках, а насилие на Кубе было латентным. А вот Великую Французскую революцию 1789 года не забыл, и пришёл к выводу, что выравнивание доходов если и имело место, то далеко не в тех масштабах, как при коммунистах. Если же обратиться к многочисленным в более ранней истории восстаниям крестьян и городской бедноты, будь то тайпины, фламандцы, участники Жакерии или примкнувшие к Уоту Тайлеру или Стеньке Разину, то примеры влияния их на более ровное распределение доходов (как это было, например, после средневековой крестьянской войны в Германии) можно будет сосчитать по пальцам. Слишком разными были мотивы восставших и слишком редко восставали они против общественного строя и слишком неравны были силы восставших и силы тех, кто эти восстания подавлял. Вальтер делает вывод, что стабильный уравнивающий эффект революции достижим лишь тогда революционная трансформация пропитывает всё общество. Но и в этом случае уравнительная инерция выдыхается и сходит на нет по мере поиска новых путей развития общества. В конечном счёте жертвы, принесённые на алтарь борьбы за построение нового общества, оказались тщетны. Всё вернулось на круги своя.
Переходим к третьему всаднику Апокалипсиса. Это - развал государства. Поскольку разваливаются при этом структуры, поддерживающие порядок и инфраструктуру, то сопровождается этот процесс обеднением в первую очередь элит. Как можно сохранить богатство, если некому охранять тебя и твоё имущество и некому заставить работать других на тебя же? Потому, независимо, лучше или хуже приходилось при этом беднякам, снижение богатства высших слоёв общества обеспечивало выравнивание в сценариях падения империй прошлого.
Автор рассмотрел несколько примеров: это и средневековое царство Тан, и Западная Римская империя, и Средиземноморье позднебронзового века, и майя, и Древний Египет. Конечно, чем древнее событие - тем скуднее источники, но повсюду ясно вырисовывается картина обеднения элит, которые и пирамиды перестают строить, и меньше украшение в погребения кладут. Насколько хуже стало житься простым смертным - исследовать намного труднее. Касательно истории с падением Рима, Вальтер сделал вывод о том, что бедняки тоже стали хуже жить, и опирался он на сравнения размеров жилищ. Мне трудно принять этот аргумент. Да, если богатые стали строить резиденции поменьше, то это говорит об их сравнительном обеднении. Но говорить ли о том же уменьшение дома бедняка? Трудно сказать - ведь неизвестно, сколько семей жило в таком доме - одна или больше. Одно дело, когда живёшь в трехкомнатной квартире с родителями и другое - когда разменяешь её на две двушки.
Задуматься о благотворности развала государства для бедняков заставляет современный пример развала - Сомали. Да, живёт сомалийская беднота плохо, но до того жила ещё хуже, а главное - всё же не так плохо, как у "цивилизованных" африканских соседей. Недаром всемирно известный писатель и анархист Дэвид Гребер видит в том, что там сейчас происходит, положительный пример. Что ж, всё познаётся в сравнении. Порою лучше жить в анархии, чем при людоедском эксплуататорском режиме, сосущем все соки из населения. Неравенство на территории бывшей Сомали сократилось вследствии исчезновения как элит-кровососов, так и механизмов эксплуатации аграрного большинство городским бизнесом и чиновниками. С другой стороны, ослабление государственной власти в постсоветских странах в девяностых принесло массу страданий и вызвало взрывной рост неравенства. Так что не всякий развал благотворен, а лишь тот, что положил конец экплуататорскому режиму.
Так или иначе, но не так страшен чёрт, как его малюют. Анархисты оказались правы хотя бы частично: уничтожение государства как машины принуждения как иногда приносит облегчение большинству населения, и почти всегда - снижает неравенство.
Четвёртый всадник Апокалипсиса - это эпидемия со значительной убылью населения. После таких событий становится меньше народа, которому остаётся, как известно, больше кислорода. То есть средства производства и ресурсы остаются нетронутыми, и прокормить они способны гораздо большее количество ртов. Когда ртов стало меньше, каждому из них больше перепадает, и доходы оставшихся в живых бедняков растут. Но не только ртов, рабочих рук ведь тоже становится меньше, их не хватает, чтобы обработать угодья, оставшиеся без изменений. И по законам рынка цена на труд вырастает. Ремесленники, и простые батраки заламывают двойные, тройные цены. Земля же при её избытке неизбежно дешевеет, падает и цена аренды, и доход с капитала. Элиты, и так уже частично вымершие, в результате этого продолжают беднеть. Повторение эпидемии в течение следующих десятилетий закрепляет процесс на долгое время. Так было во время чумы в Западной Европе в четырнадцатом веке и в Визанитии в шестом веке, во время оспы в Древнем Риме и после Колумба в Новом Свете, а также во время тифа в более позднее время.
Однако выравнивание доходов после эпидемий сходит на нет по мере восстановления численности населения. Более того, выравнивания этого может вообще не произойти, когда в дело вмешается политика, приводящая в действие механизмы, сдерживающие рост доходов бедняков и обеднение элит. Что можно сделать, если покупатель предлагает за товар недостаточно высокую цену? Правильно, пойти поискать нового покупателя. Как может бороться против этого покупатель? Правильно, запретить делать это (если можешь, конечно). Таким образом "чёрная смерть" привела к закрепощению крестьян Восточной Европы, где неравенство если и уменьшилось, то незначительно. В других местах с ростом зарплат пытались бороться прямыми запретами и ограничениями, но не всегда успешно. Далее, если в четырнадцатом веке собственность феодалов терялась при умирании прямых наследников, то позднее наследственное право стало гибче, и имущество не теряло хозяев, переходя дальним родственникам.
Примечательно, что массовый голод, обладая сходным действием, не имел столь же глубоких последствий как в силу меньших масштабов сокращения населения, так и потому, что голод, в отличие от эпидемии, случается во время сокращения производства. Пирог, таким образом, тоже уменьшается.
И что же, скажем мы, неужели для более справедливого распределения доходов нужно обязательно ждать войны, революции, развала государства, эпидемии или каких-нибудь других бедствий? Неужели нельзя добиться этого менее стрессовым способом. Вальтер исследует этот вопрос в заключительных разделах своей книги.