Слава Ведомому Богу. Слово в Неделю Торжества Православия
Сегодняшняя неделя, первая неделя Великого поста, – Торжество Православия. Вот сейчас мы служили молебен Торжества Православия и читали Евангелие. В Евангелии были такие слова: хозяин оставляет 99 овец и идет искать одну заблудшую.
Сегодня я бы хотел немножко пожалеть язычников и чуть-чуть их оправдать. До пришествия Христова люди шарахались вправо-влево в поисках Бога. Почему они так действовали?
В человека от создания его вложена жажда Бога. Даже если он родится в неверующей или не православной семье. Где-то на генном уровне в него вложена жажда Бога. Он может воспитываться в не православной среде, но где-то в интуиции все время будет звучать маленький такой, тонкий голосок. Почему бедные язычники все время творили себе идолов? Потому что в них была жажда Бога. Но они не могли никак уловить Бога Неведомого, Который был для них неведом.
Это уже в христианское время святые отцы в Духе Святом могут познавать Бога в Его Божественном мраке. То есть в Его неоформленности в формат этого мира. Бог не ограничен форматом этого мира. И когда святые отцы занимались умной внутренней сердечной молитвой, они выходили из формы и приходили к содержанию, и переживали Бога Неведомого, неоформленного, но очень определенного.
Конечно, это уникальные люди. Такие люди, как преподобный Серафим Саровский, рождались один на миллион, а может быть, на миллиард. Один в столетие, два в столетие. Они входили в божественный мрак и жили Бога неоформленного, неограниченного материей, какой-то формой. Потому что сущность Божию нельзя ничем ограничить. Но таких совсем немного. А все остальные жажду имели, а зрения нет. Зрения Неведомого, неоформленного, неограниченного. К чему наше зрение апеллирует? К форме. А Бог не может быть ограничен ничем, потому что Он – Совершенство. И любое ограничение Его лишает Его совершенства.
И вот эти бедные язычники имели жажду, но не имели зрения. И начинали лепить так, как они понимали. Так, как им было это доступно в их плотском, совсем-совсем земном понимании. Но жажда заставляла их что-то делать. Поэтому сегодня, в день Торжества Православия, у меня почему-то совсем нет к ним ненависти, презрения или пренебрежения. У меня рождается к ним жалость. Они, бедные, не могли так познать, как могут христиане в Духе Святом. В Духе Святом христиане, редкие христиане, могут жить Бога неоформленного. А все мы – нередкие, ради нас Бог входит в форму.
Он входит в формат иконы и живет для нас через икону, наполняет икону своей благодатью. Господь наполняет Своей благодатью знамение Креста Своего Честнаго. И не только рукотворенное знамение Креста, но и то знамение креста, которое мы наносим на себя. И в форму этого крестного знамения входит Бог Своей благодатью и чудотворит. Бог входит Своей благодатью в священническое благословение, которое несет в себе тоже вот эту форму IC XC — Иисус Христос. И наполняет эту форму Своей благодатью, Своим Божеством. И поэтому, когда священник благословляет кого-либо, то через это благословение к человеку прикасается Бог.
Бог входит в форму Своего Имени таинственно. И Сам Христос говорит: «Именем Моим бесы ижденут». Не призыванием просто Меня, а Именем Моим. Бог Своей благодатью входит в Имя Божие, Которое в таинстве Иисусовой молитвы мы тесним внутрь своего сердца: Иисусе, Иисусе, Иисусе, Иисусе. Если мы это делаем искренне и чистым сердцем и умом, то в наше сердце входит Сам Христос.
Бог входит в форму хлеба и вина и творит их Телом и Кровью Своей, Которыми мы можем буквально принимать внутрь себя Самого Христа. Не как бы, не образно, а Самого Христа. Иначе не нужно причащаться, потому что это не игра, это очень серьезно и очень определенно. Мы приходим к таинству Причастия и принимаем через Тело и Кровь Самого Христа.
Но возникает вопрос: почему один человек причащается и что-то получает, а другой остается пустым? Симеон Новый Богослов сказал такую очень точную фразу. Точную для того, кто может вместить. Он сказал: «Бог – это Огонь, Который ищет вещества». Чтобы огонь разгорелся, нужно вещество, которое он подожжет и разожжет. Это вещество – наше духовное состояние искренности и поиска Бога. Если в нас есть это вещество, Господь касается его и оно разгорается, и начинается его бытие. Его духовное бытие, не физиологическое, а духовное его бытие. А в ком нет вещества, в том и зажечь нечего.
Многие религии имеют понятие бога. Вот в монотеистических религиях иудаизма и ислама Бог есть, но он размыт в своей надмирности. Он вроде бы есть, но он никак, ни в какой форме не может войти в отношение с человеком. А в христианстве, пока мы еще не просвещены созерцанием, чтобы видеть Бога Неведомого, невидимого (в отличие от батюшки Серафима, который мог жить Бога вне формы), – Бог делает снисхождение и шагает к нам навстречу, в формат этого мира, чтобы стать для нас осязаемым, переживаемым.
Апостол Павел был очень приятно удивлен, когда в афинском ареопаге увидел жертвенник Неведомому Богу. Язычники понимали, где-то отдаленно понимали, что Он есть. И все-таки среди своих рукотворенных идолов поставили жертвенник Неведомому Богу. А в Троице-Сергиевой Лавре на Успенском Соборе над входом написано: «Ведомому Богу». Христиане уже знают Бога. Он перестает для них быть Богом неведомым, непознаваемым, надмирным, трансцендентным, совершенно размытым. Для христиан Он становится Ведомым, переживаемым, ощущаемым, реальным Богом. Богом, Который Есть. «Аз Есмь», — так Он Сам о Себе говорит.
С праздником вас! Вы на неделю ближе к Пасхе стали. Поздравляю вас. Спаси Господи.
Протоиерей Сергий Баранов
Есть прямая и простая причина у этого праздника: отцы седьмого Вселенского Собора восстановили православное почитание икон, поразив и уничтожив последнюю ересь, терзавшую Православную Церковь. И однако, пытливому сознанию современного человека этого знания недостаточно, ему необходимо понять, почему почитание изображений, выполненных красками на досках, – православно, а отрицание такого почитания – ересь? Разве не очевидно, вопрошает Церковь современный интеллектуал, убеждённый, что Бог у него, у интеллектуала, внутри, – разве не очевидно, что нельзя воздавать божественные почести доске, что бы на ней ни было изображено? Разве не очевидно, что все эти так называемые ритуалы и обряды – всего лишь пережитки старинных языческих культов, магических мистерий, которые устраивали древние колдуны.
Можно долго, обстоятельно и глубокомысленно отвечать на подобные вопрошания. И Церковь отвечает на них. Отвечает трудами своих богословов, своей литургической поэзией, чудесными исцелениями наконец, вершащимися у чудотворных икон от древних времён и доныне. Но сегодняшнее Евангелие заставляет нас взглянуть на эту проблему с неожиданной стороны.
“Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства”, – говорит Иисус о Нафанаиле. То есть вот человек, вот сын народа Божия, который прям, честен и прост, и нет в нём никакой лжи! Почему вдруг Спаситель так выделяет Нафанаила из числа других апостолов? Чем этот человек заслужил такую высокую оценку Сына Божия? Никаких особенных чудес на глазах Нафанаила не произошло, никто ещё не воскрешён, ни один слепец пока не прозрел, а этот простой и некнижный житель Вифсаиды произносит слова, в справедливости которых готов усомниться даже величайший из пророков Ветхого Завета, Иоанн Креститель: “Равви! Ты – Сын Божий, Ты – Царь Израилев”. Это неожиданное исповедание Иисуса Христом, Сыном Божиим тем более поразительно, что оно не явилось следствием глубокого богословского постижения или реакцией на потрясающее воображение чудо воскрешения четверодневного мертвеца! Такая глубокая, ошеломительная вера стала следствием безграничного детского доверия, родившегося в душе Нафанаила в ответ на простое, почти житейское напоминание о важном событии в его жизни, которое произошло, как говорит Христос, под смоковницей.
Человек подозрительный и недоверчивый, привыкший сомневаться в очевидном и не доверять никому, либо не придал бы этому событию под смоковницей никакого значения, либо счёл бы его мистификацией, фокусом, обманом... Именно таким людям, а вместе с ними и всем нам Господь наш сказал: “…истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное” (Мф.18.3).
Когда дитя баюкает куклу, ему не приходит в голову, что кукла живая. Ребёнок, как бы мал он ни был, всё-таки понимает разницу между куклой и кошкой. Ему не нужно доказывать, что кошка – существо, а кукла – вещь. Но оттого, что ребёнок понимает это, его нежность к кукле не становится меньше, потому что ребёнок – в своём роде “подлинный израильтянин, в котором нет лукавства”. Так и Нафанаил, подобно ребёнку, просто-напросто… доверяет своему Спасителю.
Священник Сергий Ганьковский
p.s. Если у Вас есть вопросы или пожелания пишите мне в Telergram: Prostets2024
Для новых посетителей моей странички, ссылки на прежде размещённый материал, который всем рекомендую для прочтения:
Серия диалогов неверующего со священником: Диалоги
Серия постов: Наука и религия
Серия постов: Вера и неверие
Пост о «врагах» прогресса: Мракобесие