Добывали на земле, которая кормила и убивала. Кормила его предков, сбежавших от Наполеона, а убивала – индейцев, справедливо не желавших делиться с цивилизацией тем немногим, что они имели. Но когда белые пришельцы изгнали последних Флатхедов, началась долгая череда разборок в семье Уилсонов. Капулетти и Монтекки, могли бы брать уроки ненависти у его галльской родни, осевшей в этих горах.
Прошли годы. После рождения Генри остались две затухающие ветви, некогда многочисленного клана – отца и двоюродного дяди. Еще через сорок лет – только Генри и Мари, с небольшим потомством из двух мальчиков и двух девочек.
А три года назад жена и дети погибли…
Генри, запрокинув голову на подголовник, тяжело вздохнул. Провел рукой по лицу и посмотрел на лобовое стекло, покрытое тонкой водяной пленкой. Сколько боли и смертей скрывается под холодными камнями древних захоронений? Сколько горя и бед причинили индейцам его родственники, а потом и друг другу? Сколько несчастья он сам принес людям? Генри замер, глядя на медленно скользящую по стеклу каплю дождя. Правильно говорил отец: «Эта земля – проклятие их рода».
Все Уилсоны, которых Генри знал лично – погибли, не дожив до старости. Дядя – сорвался со скалы, выслеживая горного козла. Отца задрал раненный медведь. Семь лет назад сам Генри едва не утонул, провалившись под тонкий лёд реки Сан. Ему повезло – родники, ниже по течению, не давали воде замерзнуть и сильное течение, протащив без воздуха тридцать футов, выбросило потрясенного Генри в открытый омут. Он еле спасся, добираясь до зимовья в обледенелой одежде. Вот и не верь после этого в легенду про столетнее проклятие индейского шамана: «Все Уилсоны умрут не своей смертью на этой земле».
Мелкий дождь успел намочить лежащий в проеме окна локоть. Генри потянулся за еще одной сигаретой, но передумал. Он сжал зубы. В третью годовщину смерти семьи пора изменить правила. Хватит! Уилсоны уже рассчитались за всё сполна!
Генри стиснул пальцами, торчащий из личинки замка ключ зажигания и повернул его. Теплый двигатель, чихнув, ритмично загудел, отдаваясь вибрацией на руле. Дворники погнали струи воды на грязный капот. Уилсон несколько секунд задумчиво смотрел вперёд, затем включил передачу и, чертыхаясь, дотянулся до пачки Camel на пассажирском сиденье. Сунул в рот сигарету и не прикурив, нажал на газ.
На спуске с перевала Генри медленно миновал поворот, на котором машина Мари слетела с дороги и ещё через двадцать минут, не останавливаясь, проехал по улицам небольшого городка. Статус «город», для этого поселения звучало слишком громко – всего три десятка строений, разбросанных на склоне горы, вдоль шумящей реки Сан.
В прежние времена Санривер гордился гостиницей, тремя барами и парикмахерской, а теперь жил тенью воспоминаний своей столетней истории. Из перечисленного изобилия, к началу восьмидесятых, осталась только захудалая закусочная «Золотая дюжина», с бессменным владельцем, одноглазым стариком Вильямом. С одной стороны, её просторный, но уже обветшалый зал выглядел баром – пять столиков, стойка, с высокими креслами и бильярдный стол, с порванным сукном. С другой – магазином. Торговый прилавок с несколькими стеллажами, где вповалку лежали инструменты, мотки верёвок, брезентовые накидки, коробки с патронами и продукты с долгим сроком хранения.
Проехав последний дом, пикап свернул на гравийное шоссе до столицы округа Пондера, города Харт-Бьютта. Генри закурил и прибавил скорость – ближайшие два часа у него будет время подумать о своём решении…
…Жители Санривер недолюбливали мужчин из династии Уилсонов. Их Земля начиналась перед подъемом на перевал, в том месте, где вода промыла узкий каньон в скальном массиве. Осенью река Сан обнажала – вдоль гранитных стен – полосу гладких камней, по которым мог пройти человек. Для лошадей, а затем и машин, дорогу к хижине у Серебряного ручья, пришлось прорубать на склоне горы, над ущельем.
Вспыльчивый характер, острый язык, шумные разборки между собой за право единолично владеть огромными угодьями – не оставили в сердцах жителей долины жалости для Уилсонов, даже в трагические дни их старинного рода. Смерть жены и четверых детей Генри, поздней осенью 1981-го, потрясла округу, но к нему самому – как все считали, виновнику произошедшего – сочувствия так и не появилось. В этой истории он выглядел монстром, когда машина Мари скользя на мокрой дороге, слетела с перевала и кувыркаясь, упала в ущелье. Вода затопила кабину с лежащими в ней телами, и трехтонная махина чернела колесами среди гранитных глыб, омываемая холодным течением реки.
Никто так и не узнал, почему жена с детьми уехала поздним вечером из хижины у Серебряного ручья. Как говорили люди – очередной раз, после ссоры – Мари сбегала в их старый поселковый дом или к маме в Харт-Бьютт. За последние несколько лет, устав от ругани и тяжелого характера мужа, она не раз поступала подобным образом.
После похорон семьи Генри исчез. Он закрылся в хижине и перестал появляться в посёлке. Даже грунтовая дорога до его берлоги заросла весенней травой, но никто из жителей не решался проверить, жив или нет Генри Уилсон Последний. Наконец, шериф Скотт Браун из Харт-Бьютта, изредка появляющийся в Санривер, отправился в апреле к Серебряному ручью, скорее из любопытства, чем из-за заботы о попавшем в беду человеке.
Браун вернулся через два часа. Сидя за стойкой перед Вильямом, шериф рассуждал, что хоть он и не увидел отшельника, но, судя по тому, как пули тридцатого калибра ломали ветви над его машиной – можно предполагать, что Генри жив. Какие проблемы у него с головой – не совсем понятно, но, очевидно одно, – стрелок не хотел никого видеть.
Шериф говорил это нервно смеясь, но даже старый бармен единственным глазом заметил, как тряслась рука рассказчика. После второй рюмки Вильям убрал бутылку, твердо сказав, – Скотт, либо ты отдаешь ключи от машины и ночуешь у меня, либо перестаешь пить – мне не хотелось бы фигурировать в полицейском отчете виновником гибели человека при исполнении.
Опять поползли слухи о продаже Земли Уилсонов. Разговоры об этом всплывали и затухали всегда: и пять лет назад, и десять, и пятьдесят, а когда изгой Санривера остался один, – вновь стали темой сплетен округа Пондера.
Через шесть месяцев затворничества Генри заметили в Харт-Бьютте. Он покупал продукты и топливо. Уилсон сильно изменился: похудел, отрастил бороду и практически перестал общаться с людьми. Приезжая в столицу, он каждый раз заходил в бар «Инди» и молча сидел с бокалом пива, уставившись в экран старого телевизора на стойке. Рядом с этим заведением его и поджидали люди, желающие приобрести Землю Уилсонов.
Во-первых, Флатхеды, чьи племена жили по всему востоку Монтаны. Старейшина индейцев – Керук Вагош – более полусотни лет пытался договориться вначале с отцом Генри, потом с самим Генри. Вождь рассказывал проникновенные истории о своём народе, потерявшем силу, после изгнания из долины реки Сан. Пугал древним проклятием, наложенным шаманом племени более ста лет назад. Говорил о необходимости вернуть людям право владеть горами и живностью, в которые переселились души их умерших предков.
Во-вторых, скользкие личности от Кевина Томаса, владельца шахты корпорации «Barrick Gold». Она располагались восточнее Земли Уилсонов, в соседней долине. Кевин давно жаждал разрабатывать золотоносную гору с двух сторон – это могло повысить эффективность добычи и сулило очень неплохой доход. Он пытался договориться с Генри, подсылая к нему своих людей и предлагал огромные деньги, чтобы заполучить территорию.
В-третьих, странный представитель Тома Харриса, главы округа Пондера. Внешность посредника не внушала доверия своим поведением, но он настойчиво рекомендовал принять условия некоего богатого и могущественного инвестора. Тот, якобы хотел сделать на Земле Уилсонов шикарный курорт для обеспеченных людей. Генри предполагал, что это сам глава округа Харрис, через подставных лиц, мечтал заполучить долину реки Сан и заняться добычей золота, став конкурентом «Barrick Gold».
Всех просителей и отец, и сын Уилсоны посылали не один раз. Более того, год назад, Кевина Томаса, надутого индюка в дорогих туфлях – Генри отправил в нокдаун, дав великолепную затрещину. Тот в пылу их эмоционального общения, обозвал владельца Земли «Галльским петухом». Генри, поминая предков недобрым словом, был согласен с этим утверждением, но разодетому пижону с побережья нельзя произносить таких слов при Уилсоне.
Генри не собирался продавать часть своей жизни. Ведь она – смысл его существования. Получишь чемодан денег, а потом – что? Куда с ними? Нет! У него есть свой угол на земле, где он – главный, и может оставаться один, вдали от людей. А деньги… денег ему хватало. Золото, которое он мыл на своих участках удовлетворяло все его потребности.
Однако августовским вечером 84-го, по прошествии почти трёх лет после смерти жены, произошла странная встреча, изменившая жизнь Генри.
Уилсон выехал из Харт-Бьютта поздно вечером. В столицу округа он наведывался раз в месяц – пополнить запасы. Генри задержался, покупая продукты и принадлежности для охоты. Потом – заливая десяток канистр бензином и, наконец, заехал в бар «Инди». Там и застрял надолго – прилип к черно-белому экрану, наблюдая финишный забег Карла Льюиса на Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Даже, было, подумал заночевать в Харт-Бьютте, но всё же решил вернуться домой.
Словно что-то почувствовал.
До Санривера оставалось десяток миль. Пикап мчался сквозь дождь, за яркими лучами фар оставляя чёрную стену высоких деревьев. Генри отрешённо смотрел на дорогу, петляющую над рекой, и прибавил скорость перед небольшим подъемом. За ним гравийное шоссе делало резкий поворот, огибая скалу. Генри хорошо знал все опасные участки и привычно выехал широкой дугой на встречную полосу. В косых струях дождя, в мельтешении дворников и заляпанных грязью фар, он не сразу сообразил, что темный силуэт, неестественно вытянутый вдоль левой обочины – неподвижный человек. Уилсон судорожно нажал на тормоз и гружёная машина, пойдя в занос, тяжело остановилась, закрыв капотом странную фигуру. Генри, холодея от предчувствия, выскочил на залитый дождём грейдер и бросился к желтому пятну света.
В двух футах от левого колеса, распластавшись на мокрой щебёнке и вытянув вперед руки, ничком лежала молодая женщина. На испачканных землёй стройных ногах не оказалось обуви. Мокрое пальто синего цвета; колготки, порванные в нескольких местах, выглядели странно для этих мест.
Генри быстро опустился на колени:
– Что случилось? – Он увидел правильные черты незнакомого лица. Комочки земли на щеке, под каплями дождя, серыми струйками стекали по скуле на шею. Чуть выше лба волосы темнели бордовым цветом, в глазах застыли испуг и мольба.
– Что случилось? – Генри повторил вопрос, наклоняясь к лицу женщины, чувствуя мягкий аромат её волос, кожи и легкий запах крепкого алкоголя.
– Кажется…голова… – тихий голос дрожал, – …ударилась головой.
– Я проведу ладонью по спине, если почувствуешь боль – кивни. – Генри, легко надавил на затылок и повел ладонью по мокрой шерсти пальто, чувствуя под рукой овал шеи, острые лопатки, впадину позвоночника. Пальцы скользнули на мягкий изгиб ниже поясницы, и она медленно покачала головой. Генри аккуратно повернул незнакомку на спину. Правую сторону лица покрывала грязь. Кровь уже не сочилась, но макушка и лоб оставались в красных подтёках.
– Я отнесу тебя в машину, – Уилсона била крупная дрожь, но он был собран и сосредоточен.
Женщина кивнула. Генри обхватил рукой её шею, но тут же выругался и вскочил. Подбежав к пикапу, он распахнул пассажирскую дверь, откинул спинку сиденья и быстро переложил вещи вглубь салона. Вернулся назад. В свете фар лицо незнакомки казалось маской с глубокими тенями вокруг глазниц и острой гранью тонких губ. Генри опустился на одну ногу, обхватил руками маленькую фигуру за шею и колени, выдохнул и приподнял женщину.
– Всё нормально? – спросил он, беспокойно вглядываясь в глаза незнакомки.
Она кивнула. Генри поднялся. Осторожно донёс её до машины и, усадив на сиденье, расстегнул мокрое пальто.
– Надо снять, ты совсем замёрзла, – он помог ей освободиться от верхней одежды. Женщина осталась в длинном, чуть выше колен, облегающем вязанном платье. Уилсон дотянулся до сумки на заднем сиденье и вытащил чистую футболку, – протри лицо, сейчас достану канистру с водой и дам тебе виски.
Генри подал открытую фляжку, и женщина сделала большой глоток. Сжав губы, она зажмурилась, шумно выдохнула и выпила воду, которую Генри налил в кружку.
Сквозь монотонный шум дождя Уилсон услышал далёкое урчание автомобиля. Генри снял с себя куртку, укрыл свернувшуюся в клубок незнакомку и включил печку на максимум. Вышел на дорогу и остановился в свете фар своего пикапа.
Со стороны Санривера приближались две яркие, прыгающие точки. Уилсон сунул руку в карман и выругался – сигареты остались в куртке. Обернулся на свою машину – лобовое стекло чернело мокрой полосой. Дворники ритмично качались, словно призывая Генри вернуться в салон. Уилсон чувствовал, как напряжение отпускает – адреналиновая встряска прошла. Дождь успел промочить свитер, и холод начал сковывать спину. Он пожалел, что не сделал глоток из фляжки.
Через несколько минут рядом с Генри остановился знакомый грузовичок. За рулём сидел хозяин бара «Золотая Дюжина». Вильям, не выходя из машины, кивком поздоровался и, приоткрыв окно, высунул голову.
– Генри, ты не встречал на дороге женщину, Елену? – натужно спросил он. – Должна была приехать ко мне из Харт-Бьютта. Ждал её весь вечер, а когда разыгралась непогода – решил отправиться навстречу.
– Елену? – Генри удивлённо посмотрел в единственный глаз Вильяма. – Может и встретил, она не представилась. – Уилсон пошёл к своему пикапу и, махнув рукой старику, позвал того за собой…
Генри и Вильям не виделись более двух лет. Вдовец появился в «Золотой дюжине» через месяц после стрельбы над машиной Скотта. Все разговоры в баре смолкли, едва исхудавший и обросший Генри прошёл, не здороваясь, мимо столиков с несколькими завсегдатаями, и сел перед Вильямом за барную стойку. Одноглазый усмехнулся – когда-то на этом же стуле, нервно ёрзая, шериф рассказывал о поездке к Серебряному ручью. Уилсон выглядел угрюмым и отрешенным. Он попросил виски и несколько пачек патронов. Хоть охота весной и запрещена, но кого это могло беспокоить в Санривер? В зале повисла гнетущая тишина. Шаркающие шаги Вильяма к стеллажу с оружием и обратно усиливали тягостность момента. Генри медленно выпил стакан Jack Daniels, оставил деньги на стойке и взяв в каждую руку по две пачки Springfield .30-06, молча вышел из бара.
После этого случая Уилсон перестал появляться в Дюжине не желая терпеть досужие разговоры и косые взгляды за своей спиной. Как ни странно, но сам бармен не осуждал Генри за выходку с шерифом – частная собственность – это святое. Вильям не винил Уилсона в смерти семьи – в горах сложно застраховаться от несчастного случая. Пожалуй, хозяин Дюжины оставался одним из немногих в долине, кто относился к Генри без предубеждений.
…«Да, старина Вильям сильно сдал за прошедшие два года», – подумал Генри, глядя на давнего знакомого. Медленная походка и невнятная речь – превратили бармена в древнего старика. Уилсон открыл дверь. На сиденье спала женщина. Она лежала, поджав ноги, и даже не пошевелилась от постороннего звука и вспыхнувшего света. Влажные волосы прилипли к щеке. Насквозь пропитанное водой синее пальто бесформенным комком валялось на резиновом коврике.
– Генри… – едва вымолвил Вильям и тут же аккуратно закрыл дверцу, – что случилось, почему она мокрая? Где машина?
– Слушай, я чуть было не переехал твою Елену. Она лежала на обочине, – Генри неожиданно повернулся и быстро зашагал в сторону реки, туда, где обнаружил незнакомку. На самом краю уходящего в темноту откоса, он возбуждённо крикнул:
– Вильям, сдай назад до поворота и посвети сюда, – ткнул в черноту под ногами, – и вруби дальний.
Белый грузовик старика отъехал, медленно пятясь задним ходом. Косые струи дождя сверкали в лучах дрожащих фар. В какой-то момент Генри оказался освещен двумя парами желтых лучей. Его крупная фигура со склоненной головой застыла в ожидании, скользя взглядом за ползущими по крутому склону тенями деревьев. Снизу доносился монотонный рокот горной реки.
Яркая вспышка на секунду ослепила Уилсона – включился дальний свет – и он сразу увидел тёмный профиль блестевшей под дождём легковой машины. Это был Старый Chevrolet Chevelle чёрного цвета. Капот искривился, словно согнутые в коленях ноги пытались оттолкнуть автомобиль с разбитой решёткой радиатора от сосны.
Генри бросил взгляд на дорогу и увидел следы торможения, обрывающихся на обрыве. Еще раз посмотрел на искорёженный корпус. «Деревья у воды не дали бы машине упасть в реку, но гнать в такой дождь…», – пронеслось в голове.
Уилсон соскользнул вниз по мокрой траве. Вся одежда моментально пропиталась водой. Ноги в кроссовках обожгло холодом. Генри дернул за ручку пассажирской двери – закрыта. С трудом перебрался на другую сторону седана – дверь водителя оказалась распахнута. Внутри никого не было. Генри захлопнул створку и полез наверх, цепляясь руками за набухшую от влаги землю.
– Что там? – Бармен тяжело сипел, наблюдая за действиями Уилсона.
– Крупно повезло, что дорога сбросила её в этом месте – деревья на склоне остановили Chevrolet. Не знаю сколько у неё алкоголя в крови, но этого оказалось достаточно, чтобы отключить мозг и в глухом повороте давить на газ. Тем более, когда не знаешь дорогу, тем более в дождь. Очень странное поведение... – Генри быстро повернулся к бармену, – Откуда она здесь, вы знакомы?
– Да, она ехала к нам, в Санривер. У жены артрит. Да и я едва управляюсь в баре. Ты-то, давненько не заходил и не видел меня за работой, – Вильям посмотрел на Генри с осуждением. – Неделю назад договорился с Еленой в Харт-Бьютте, что она поможет нам на кухне. – Старик говорил с трудом, делая паузы после каждой фразы. Его голова мелко тряслась.
Генри изумлённо посмотрел на хозяина «Золотой Дюжины»:
– Ты хочешь сказать, что эта красотка в чулках решила пожить в нашей дыре, работая за стойкой?
Вильям, хрипя закашлялся:
– Говорили, что у неё какие-то проблемы на западном побережье, и она решила забраться подальше в горы, – он опять зашёлся в кашле. – А мне без разницы, что у неё случилось. Давно искал работницу, Елена согласилась. Что я точно знаю – готовит она замечательно. Правда, есть ещё одна беда, – Вильям повернулся к Генри и прочистив горло продолжил, – у моей старухи поднялась температура, и она второй день лежит не вставая. Пожалуйста, увези Елену к Миллерам, я договорился с Энн, что помощница пока поживет у них.
Генри задумчиво покачал головой:
– Ладно, завтра разберемся, с чем у неё проблемы, – он посмотрел на собеседника, размышляя. – Пусть переночует у меня в Санривер. Миллеры живут рядом, лучше попроси Энн зайти и помочь Елене с раной. И поговори с её Томом, чтобы он завтра вытащил этот металлолом.
Генри увез Елену в свой дом. Последние два года он в нём не жил, изредка останавливаясь на одну или две ночи, если сильный снегопад перекрывал дорогу на перевале.
Подъехав к крыльцу Уилсон, не заглушив двигатель, осторожно потрогал плечо спящей женщины. Она вздрогнула, просыпаясь, и повернула к нему голову.
– Елена, приехали, – голос Генри неожиданно охрип. Он чувствовал ритмичные удары своего сердца.
Незнакомка смотрела на него странным взглядом. В отблесках света фар и мелькающих дворников Генри не мог увидеть глубину её тёмных глаз. В какой-то момент ему показалось, что лицо красивой женщины скрывает мягкая маска. «Маска мима, такая же была на дороге…», – мысли Генри плясали, не давая ему сосредоточиться. Его окутал забытый запах женщины, её влажных волос, одежды; тонкий аромат неизвестных духов…
– Хорошо, – Елена улыбнулась уголками губ, – Спасибо, что спас меня…
– Генри. Генри Уилсон, – его голос вдруг сорвался. Биение сердца ускорилось. – У Вильяма заболела жена, и он хотел временно поселить тебя у знакомых. Это мой дом. Он пустует. У меня есть хижина в горах. Оставайся тут, а завтра утром я доставлю тебя в «Дюжину».
– Уже знаешь, зачем я здесь?
– Да, встретился с одноглазым на дороге, – неожиданно Генри стало легко, по рукам пробежала волна приятного тепла. «Как непривычно хорошо. Мне хорошо…», – его мысли вновь запрыгали, но она перебила:
– А машина? У меня там вещи.
– Завтра мы достанем Chevelle, и ты получишь свои сумки, – Уилсон впервые улыбнулся, накрываемый странным головокружением.
Он зашёл в дом и затопил печь. Елена продолжала дремать в тёплом пикапе. Генри распахнул шкаф жены. Знакомый запах поплыл по комнате. Вещи Мари аккуратно лежали на полках и висели на деревянных вешалках. «Как и тогда…», – Генри на секунду пронзила тянущая боль воспоминаний. Отгоняя наваждение, он быстро закрыл дверцы.
Через двадцать минут мужчина вернулся к машине. Дождь закончился. В воздухе висела ночная сырость, но от волнения во рту пересохло:
– Придётся опять тебя нести – ты где-то потеряла свою обувь, – его сердце вновь быстро забилось, левая ладонь дрожала, и он сжал её в кулак.
– Давай, – она улыбнулась, подавшись к нему всем телом.
Генри осторожно поднялся по ступеням крыльца, держа женщину на руках. Сегодня он уже нёс её, но на дороге во время дождя Уилсона сковало тревожное беспокойство. Теперь она обхватила его руками, прижимая свою голову к мокрому свитеру на широкой груди. Елена, не мигая смотрела в глаза своего спасителя и Генри захлестнула теплая волна сладкого трепета. Он чувствовал жар её ладоней на шее и запах... Запах женщины… Голова кружилась. Генри захотел прижать красивое лицо к своим губам и…
Переборов наваждение, он быстро прошёл в дом. Посадил Елену в кресло перед печью и указав на спальню сказал:
– Там кровать. Шкаф с вещами моей погибшей жены, – повернулся и кивнул на огонь за чугунной дверкой. – Вода греется в баке, холодная – в кране. Остальное в душевой. Сейчас придёт Энн, соседка, и поможет тебе с раной.
Усилием воли Генри заставил себя уйти. Закрывая дверь, посмотрел на маленькую фигурку, утонувшую в широком кресле. Неожиданно покраснев, Уилсон добавил:
– Утром, часов в десять, отвезу тебя к одноглазому.
Уже сидя в машине и положив ладони на руль, Генри заметил, как дрожат его руки. Напрягая мышцы, он сжал обод, словно хотел притянуть его к себе.
Уилсон не отправился к Серебряному ручью. Выехав из посёлка в сторону перевала, он свернул к шумной реке и остановился. Скинул с заднего сиденья вещи, пристроился на нём, с трудом вытянув ноги, и погрузился в беспокойный сон.
Генри проснулся рано и долго лежал, глядя через покрытое грязью боковое стекло на тяжёлые от ночного дождя ели, устремлённые зелёными пиками в небо. Белые облака причудливыми фигурами наползали друг на друга, уплывая в сторону перевала.
Солнце, вышедшее из-за хребта, согрело машину. Генри выбрался на тяжёлую от росы траву, разделся и бросился в прибрежную заводь, громко вскрикивая и фыркая, подбадривая себя. Потом переоделся в чистую одежду и поехал в Санривер.
Он не мог ждать десяти часов. Ему хотелось вновь увидеть спасённую незнакомку. В груди тревожно замирало, при воспоминании вчерашних ощущений, её запаха, взгляда… Генри страшился, что ночная магия испарится с утренним солнцем, как пар, клубящийся полосой тумана вдоль реки.
Уилсон подъехал к знакомому крыльцу. Дом выглядел, как обычно, в последние два года – тихим и нежилым. Если бы не серые следы кроссовок на трёх широких ступенях веранды, он бы решил, что всё произошедшее – ему приснилось. Уилсон смотрел на вход, представляя, как он нёс молодую женщину, обнимающую его шею. Как осторожно развернул Елену у порога, чтобы случайно не удариться о косяк…
Дверь неожиданно распахнулась. В обрамлённом широким наличником проёме стояла вчерашняя незнакомка. Словно ожившая картина предстала перед Генри. У него перехватило дыхание – Елена выглядела прекрасно. Любимый халат Мари, зелёного цвета, оказался ей чуть велик, но мягко облегал стройную фигуру. Фетровые домашние сапожки подчёркивали точёные щиколотки. Елена успела помыть голову, и копна светлых волос горела золотом в ранних лучах солнца. В руке женщина держала белую кружку, с клубящимися струйками пара над тонким ободком. Елена улыбалась и, загадочно глядя на Генри, невозмутимо сказала:
– Так и думала, что приедешь раньше, заходи – завтрак на столе. Хорошо, что Энн вечером принесла продукты.
После странной встречи на дороге прошло четыре месяца…
