Я открыл глаза и, не глядя на стрелки, уже знал, что сейчас они придут. Самое время. Я повернул голову к окну. Сквозь грязно-оранжевые шторы просачивался огонёк из дома напротив. Кому-то не спится. Видимо, я произнёс это вслух, потому что у подушки кто-то завозился.
- Явились, - процедил я.
От изголовья отделилась тень, прошла на середину комнаты, упёрла руки в бока. На светлом фоне ясно угадывалась костлявая фигура. Тень у кровати опустилась на простыню.
- Уйди от него, - скомандовала фигура.
- Не уйду, - ровно ответила вторая.
Костлявый силуэт шевельнулся.
- Не злись, - посоветовала сидящая.
- Опять не договорились, - произнёс я.
Ответом было молчание.
- Я устал убеждать вас, - сказал я.
- Я тоже, - тень в середине сорвалась с места и заходила по комнате. – Никогда не думала, что с ней так трудно.
- Не суетись, Смерть, - сидящая в ногах встала, поправила одеяло. – ты торопишься.
Смерть остановилась. Не нужно было зажигать света, чтобы увидеть, сколько злости в её глазах.
- Для меня нет понятия «торопливость», - отчеканила она. – Я всегда прихожу вовремя.
- Сейчас ты оплошала, - спокойно возразила Жизнь. – Ты перепутала, это бывает.
- Нет, - злость переросла в ярость. – Нет! Я никогда не ошибаюсь! Он болен!
- Ты заблуждаешься. Вспомни Моцарта, Пушкина.
- Эва, махнула. Так ты запросто пришьёшь мне гибель 350 миллиардов человек.
- К счастью, для многих это было необходимо. А Бруно, Лермонтов, тысячи других?
- Мне положено.
- Да. Но вспомни, как часто мы взвешивали всё, как часто я была не согласна с тобой.
Смерть снова забегала кругами. Жизнь попыталась поймать её за рукав, но та отдёрнула руку.
- Но сейчас-то ты почему не согласна?! – прошипела костлявая.
- Он очень молод.
- А тысячи тех, кто погиб до 25 лет? Тогда ты так не упорствовала.
- Они либо сделали здесь всё, что им было предназначено, либо они были плохими людьми.
Смерть выходила из себя всё больше. Я лежал под одеялом и молча слушал их спор. Они обе были правы. Я очень болен, я не жилец. Но я и очень молод. Скоро год, как почти ежедневно около меня разыгрываются эти спектакли. Неужели каждый испытал это?
- А сейчас-то ты почему мне мешаешь? – Смерть, похоже, была готова кинуться на меня и завершить этот затянувшийся акт.
- Он спасёт человечество, - торжественно, но без пафоса произнесла Жизнь.
- Он? И всё человечество?! – Смерть заколыхалась в припадке.
- Вспомни, как я отговаривала тебя от Пастера, Ньютона. А сколько раз мы ругались у постели Эйнштейна.
- И зря я тебя слушала. Мои коллекции были бы много полнее.
- Господи, - Жизнь тоже начала нервничать. – За что мне такое испытание? Я говорю тебе – через несколько месяцев он займётся микробиологией и через 6 лет сделает гениальное открытие!
- Ага, лежачий больной.
- Он встанет. Он поднимет самого себя и тысячи других людей.
- Конечно, оловянный солдатик – раз, и готово!
- Ты пропустила слово «гениальный».
- Да сколько их было, гениальных! А он вот тут лежит сейчас и просто ждёт, когда я его заберу. Ждёшь ведь?
Я опустил веки, чтобы не видеть рождение уже знакомого огонька в глазах Смерти. Чувствовал, как Жизнь подбирает слова, чтобы убедительней сломить противницу.
- Вот что, - я открыл глаза. – Сыграйте на меня. Неважно, во что – в карты ли, в шахматы, в бильярд, хоть в «крестики-нолики». Чей выигрыш – тот и получит трофей.
- Как ты можешь? – воскликнула Жизнь. – Ты смалодушничал, ты поддался этой гадине…
- Но-но! – повысила голос Смерть. – Он знает, что говорит. В конце концов, спор наш закончится. Один он у нас, что ли?
- А если выиграю я? – спросила Жизнь.
- Тогда пускай поднимает человечество. Но, - узкие губы Смерти растянулись в стороны, - выиграю я! Последнее желание умирающего – закон.
Жизнь запротестовала.
- Хватит, - слабо крикнул я. – Мне надоело это. Я больше не состоянии прозябать так сначала несколько месяцев, а потом ещё 6 лет. Вы меня замучили вконец. Выполните мою действительно последнюю просьбу.
Жизнь отнекивалась, Смерть не слушала её, перебирала вслух варианты. Я отвернулся и накрыл голову подушкой.
Днём я поминутно прислушивался к себе. Недомогания не было, слабости тоже. Хитрит Смерть. Последний день даёт прожить спокойно. Мастерски она играет. Вспомнить хотя бы её азарт во время чумы. Кончатся мои мучения. Может, это и малодушие, но зато потом мне будет хорошо. Ко сну я отходил кротко, заранее мысленно со всеми попрощавшись.
Когда проснулся, солнце, с трудом прорываясь сквозь шторы, играло у меня на щеке. Я жив.
Не знаю, во что они играли, но ясно, что Смерть проиграла.