Эх, господа, что у нас там на повестке дня? Литература аж по 100 книг, котики и немного истории? А и будем в тренде!
Но на самом деле мы наконец-то почти определились с предательствами Гастона (но не полностью) и дошли в своей попранной хронологии аж до войны Франции с Испанией. Потому мы будем внезапно не про котиков, а про куриц.
Про мокрую курицу и силу молитвы
Война с Испанией началась для Франции настолько неудачно, что под угрозой оказался аж сам Париж. Народ впал в панику, Госпожа де Комбале начала строить баррикады из котов и яблок, Ришелье привычно грохнулся во всёпропальство и «А-а-а-а-а-а, народ меня ненавидит, сейчас мне окна побьют, а потом возьмут и как Кончини, а его же СЪЕЛИ!»
Но тут на сцену ворвался мрачный отец Жозеф и сходу осведомился:
– Шо не ржёшь, мой конь ретивый?
Дальнейший монолог неистового капуцина можно было сокращённо привести к «Бздыщ! Бздыщ! Вот тебе ещё мотивирующий пендель! Встал и пошёл! Мокрая курица! А то я ща схожу за плёткой!»
Потрясённый кардинал восстал из полумёртвых, начал ездить по улицам и наставлять народ, народ выпал из паники, Ришелье окончательно отошёл и как следует помолился. Как обычно, в таких случаях молитва оказалась результативной: французская армия оглянулась и поняла, что в тылу дела плохи. Испанцы поняли, что сейчас им наваляют, и сделали вид, что они просто войском мимо проходили и вообще, заблудились маленько.
Положение пришло в норму, и Гастон решил, что таки МОЖНО. А потому он кинулся в заговор, на этот раз с графом де Суассоном. Граф был, как это заведено, красавцем, принцем крови и троюродным братом короля. А ещё – другом Гастона и завсегдатаем заговоров против кардинала. Например, в заговоре де Шале Суассон участвовал. Так что заговорщики пошли по проторенной дорожке и решили в очередной раз кардинала убить.
Это такой Луи де Бурбон граф Суассон
Тут надо сделать отступление и сказать, что из попыток убить Ришелье мог получиться нехилый такой список разной степени абсурдности. Вскоре после заговора де Шале была ещё попытка Гастона с братией укокошить ненавистного кардинала на крестинах дочери того же Гастона (от первой жены, герцогини де Монпансье). Но Ришелье применил гениальную тактику: он заболел и не пришёл. Пропустил, так сказать, собственное убийство по состоянию здоровья. Дальше были попытки Марии Медичи (где заговорщики-убийцы КРАДУТСЯ с любимым конём королевы на цыпочках). И вот наконец…
План был прост: вот кардинал придёт с Гастоном поговорить о делах военных, а Гастон знак ка-а-а-ак подаст, а остальные заговорщики ка-а-а-ак напрыгнут! В общем, Ришелье пришёл и заговорил, Гастон слушал и кивал, заговорщики терпеливо ждали знака («А что там, кстати?» – «Да, вроде, три раза уткой крякнет…»). Но Гастон не торопился крякать уточкой, ухать совой, говорить кодовые фразы или махать платочками. Он сидел и кивал, и смотрел в пространство. Ришелье договорил и ушёл, а Гастон всё сидел, а заговорщики всё разочаровывались…
– А сигнал? – укорили Гастона, когда исключительно целый кардинал убыл восвояси.
– А я чего-то растерялся, – нашёлся Гастон. – И вообще, чегой-то у меня сердце кольнуло. Страшный, страшный человек!
Ща опять как натянет рубашку по самое... кхм, смиренно облачит, словом.
Тут граф де Суассон наконец-то понял, с кем имеет дело. Вспомнил участь Монморанси, прикинул, что он же тоже красавец и принц крови, и первым завопил: «Разбегаемся в разные стороны, всё пропало!». И разбежался аж до Седана, а потом вообще помирился с Ришелье. Временно, конечно – потому что потом он опять начал интриговать, попал под надзор, а уже за год до смерти кардинала собрал армию мятежников и даже сумел одержать блестящую победу. После которой славный полководец и принц крови захотел испить водицы и поднял забрало. Дулом заряженного пистолета.
– А вот что-то не везёт Франции с красавцами, полководцами и принцами крови, – заметили присутствующие, созерцая недавнего победителя с дырой в башке.
– Ну, или Ришелье очень хорошо помолился, – не согласился в кустах Рошфор, складывая мушкет с оптическим прицелом (версия про снайпера действительно имеет место быть, кстати).
– Он бы ещё пистолетом в носу поковырял, - не согласится автор, который знает, что инструкции по ТБ пишутся кровью.
Но пока что Суассон был ещё живой и поехал мириться с Ришелье. А Гастон хотел было разбежаться в Гиень, а потом опять влезть в очередной блудняк, где мамочка, кардинал-инфант, деньги, войско…
– А, гори оно всё гаром, – подумал Гастон и написал королю длинное письмо с покаяниями в духе «Ой, ну я же еще не успел тебя предать по-настоящему, а давай ты мне дашь денег, а? И жене бы моей ещё гарантий безопасности. И маме вот…»
Маме Людовик гарантии давать отказался, а брату и его жене таки дал. Так что Гастон в очередной раз покаялся, облобызал брата, получил полмиллиона ливров, чтобы выплатить долги, и затаился. Потому что как-никак, Людовик всё-таки хилый, а дофина нет и нет, а Гастон наследник престола Франции…
Но тут кардинал Ришелье опять как следует помолился, родился будущий король-солнце, Людовик Богоданный, и Гастон резко из наследников выпал.
Потому о рождении дофина обязательно надо рассказать.
Про особенности королевского размножения
Тут надо сказать, что к наличию/отсутствию наследников трона все тогда относились дико серьезно, почти как к королевскому или кардинальскому здоровью. Так что примерный перечень тем в салонах того времени был несколько экзотичен:
– А вот вы слышали, с кем ещё успел погулять Бассомпьер? (до заключения в Бастилию сей вельможа был эпическим гигантом этого дела, так что ему пришлось сжечь аж шесть тысяч компрометирующих любовных писем в ночь перед арестом).
– Да ладно Бассомпьер, вот вы слышали – какой у кардинала геморрой?
– Да ладно геморрой – там король ещё не размножился? А почему нет?
– Может, и у короля геморрой?
– Просто король – не Бассомпьер!
И никто не Бассомпьер. Кроме Бассомпьера.
Король, точно, Бассомпьером этого дела не был. Он и так-то был человеком стеснительным и даже постель предпочитал сам застилать. А тут ещё маменька устроила эпическую консумацию брака с Анной Австрийской – согласно некоторым источникам, подослав нянек новобрачного и новобрачной. И няньки эти буквальным образом свечу держали. И из угла глазами лупали, как там и чаво.
В общем, король как-то всё больше пропадал на охоте да горошек выращивал, хотя с женой своей вроде как сначала постепенно сблизился и проявлял к ней очень даже тёплый интерес. Потом у королевы начались выкидыши, и если первый Людовик перенёс тяжело и очень заботился об Анне, то вот второй посчитал предательством и к жене охладел.
А всё потому, что Анна вместе с подружкой де Шеврёз и ещё одной фрейлиной решили как-то пробежаться. Согласно некоторым источникам – пробежать насквозь тёмный длинный зал вообще без свечей. Вместо того, чтобы кого-нибудь позвать со светильниками.
– А чего там, возьмем королеву под одну ручку, под другую – и побежа-а-а-а-а… *БЗДЫЩ* Ой, как это мы забыли, что тут стоял трон?
В общем, да, королеву с разбегу ушатали о символ королевской власти. По другим источникам, просто имели место гонки на паркете. По третьим – прыжки через ров в парке. После которых Людовик пришёл к однозначно-ужасному выводу: он женат на дуре. Вот этого он Анне простить уже не мог.
Потом случилась история с Бэкингемом, произошла Ла-Рошель, стрясся «день одураченных» – и не будем забывать, что Анна Австрийская была на стороне Марии Медичи – следом завязались военные заварухи… И как-то ничто не разубеждало Людовика в его мнении о жене. Тем более что рядом с женой вечно маячила герцогиня де Шеврёз, которую кардинал ласково называл Шевреттой (от фр. «шевр» – коза, т. е. что-то вроде «козюлька»). Козу из огорода, правда, выгнали, но когда это расстояния мешают настоящей женской дружбе?
Наслушавшись Шевретты, Анна решила окончательно подтверждать свою репутацию скорбной главою. И кинулась в интриги и переписки по принципу «А я что, хуже, что ли?» А тут как раз брат – кардинал-инфант Нидерландов, а золовка – королева Англии, а заодно уж напишем и послу в Испании, а подруге-герцогине тоже же надо написать, обязательно. И если бы речь была о похождениях Бассомпьера или чьем-нибудь геморрое – полбеды. Но Анна в письмах уговаривала Генриетту Английскую устроить геморрой всей Франции – уломать муженька, чтобы Англия выступила вместе с Испанией в войне. А уж королева Франции похлопочет, чтобы испанский и английский король нашли общий язык.
Но тут как-то выяснилось, что «шпионы там, шпионы здесь, без них не встать, без них не сесть», и вообще – «чихнёшь в кустах – известно кардиналу». Так что письма Анны перехватили, а Людовик пришёл в изумление и буйство и послал к Анне канцлера Сегье с обыском. Мы этот эпизод видели в романе у Дюма, только тот немножко наврал на 14 лет.
Канцлеру к тому времени было под 50, и был он суровым и совершенно верным Ришелье человеком. Дальше версии разнятся – то ли Сегье обыскал вещи королевы и не нашел нужного письма, а Анна его показательно упаковала за корсаж. То ли канцлер как раз показал королеве перехваченное письмецо, а Анна его выхватила, но не съела, как пойманный шпион, а заховала поближе к сокровенному с высказыванием, что кардинал, мол, не отрастил достаточно длинные руки, чтобы добраться ТУДА.
– Ну, звиняйте, – сказал Сегье и потянул руки к королевскому третьему размеру. Пораженная Анна письмо тут же отдала, а сама незамедлительно брякнулась в обморок от переживаний.
Это она сделала преждевременно, потому что дальше ей нанёс визит сам Ришелье. И совсем не с желанием потанцевать сарабанду или хоть руки куда-нибудь не туда потянуть. Кардинал попросту выложил все карты на стол, и выглядело это как-то так:
– А ещё мы вот такое ваше письмецо перехватили…
– А-а-а-а-а, каюсь, писа-а-а-а-ала!
– Это не всё, госпожа. Так вот, насчёт письма к герцогине де Шеврёз…
– Это не всё госпожа. Да, тут вот ещё кое-какое письмо расшифровали…
После энного «этоневсё» Анна оказалась в слезах, соплях и панике, а к беседе присоединился пылающий негодованием Людовик. Потому что «Не только дура, ещё и изменница, и чего мне с этим делать?!»
– Ну-у-у-у, если посмотреть на вашего батюшку, то вы ещё в выигрышной позиции, – заметил кардинал, у которого перед глазами замаячил несветлый образ Марии Медичи.
– И чем кончилось с батюшкой? – срезал король, вспомним ещё менее светлый образ Равальяка. – Лично я за тюрьму или монастырь.
– Но почему Гастону можно, а мне нельзя? – из полуобморока простонала Анна.
– Гастон с Бэкингемами по садам не гулял! – срезал король ещё жестче. – Кардинал, а вот вы… кузен… а-а-а-а, не надо таких глаз!
Но Ришелье уже твердо вознамерился супругов мирить. Потому что запихаешь Анну в монастырь или тюрячку – опять же, родня возмутится, бракоразводный процесс затянется, потом нужно опять короля женить, потом притирка с новой женой, а здоровье-то у короля не ахти, а дофин нужен отчаянно, потому что ты вот трудишься-трудишься, а получается, что всё того и гляди достанется Гастону.
В общем, кардинал произнёс «Мирись-мирись», Анна написала чистосердечное признание, а король жену от этого больше любить не стал и с того времени придал понятию «разные спальни» качественно новый уровень: он не то что не ночевал в одной спальне с королевой, но даже и не заезжал в Лувр.
– Срочно нужен дофин, – воплощал собой отец Жозеф чаяния Франции. – Добывайте как хотите.
– Вы мне откуда предлагаете его добывать? – огрызался нервный Ришелье, разматывая испанцев, распутывая заговоры и подавляя бунты крестьян. – В каком смысле – откуда угодно? Вы таки знаете ещё какие-то места, откуда появляются дофины? Извините, но вот эту работу я за короля сделать не могу. Хотя-а-а, если нужным образом его зафиксировать…
Идея насчёт «зафиксировать» уже не казалась такой плохой. Людовик упорно не наведывался в Лувр. Анна в Лувре сидела и поплакивала. Кардинал заглаживал котов до облысения и ломал голову – как решить проблему с наследником.
Видимо, вместо нужной молитвы о дофине подуставший Ришелье брякнул что-то вроде «Дождик-дождик лупани, короля в Лувр прогони», потому что сработало именно это. Людовик как раз заехал в Париж навестить Лафайет – свою бывшую фаворитку, а теперь монахиню. Наговорившись обо всяком духовном, король обнаружил, что Париж является идеальной иллюстрацией к песенке «Словно из водопровода льёт на нас с небес вода».
– Что-то давно я в Лувре не бывал, – подумал король, представив путь обратно по холодной, мокрющей и вязкой дороге. – А пойдёмте нагрянем, господа!
И пошёл, и нагрянул почти без предупреждения, а раз уж заехал, и холодно, дождь за окном, а жена хоть и не кардинальского интеллекта, но вполне себе тёплая и симпатичная…
В общем, государственный долг был исполнен, а через девять месяцев родился будущий Людовик XIV Богоданный, “король-солнце”. По поводу чего были устроены неистовые гуляния, король бегал и вопил: «Господа, сын! Сын!», Гастон заглядывал в пелёнки и натыкался взглядом на подтверждение того, что он тут больше не наследник… А Мария Медичи даже поздравлений не прислала, вот.
Тут отношения Людовика с женой потеплели, и через пару годиков у короля родился ещё сын – Филипп, дитя Франции и будущий герцог Орлеанский. После этого Анна сразу же нашла, чем заняться, перестала пытаться в интриги и даже помирилась с кардиналом, поскольку Ришелье-то как раз выступал за Людовика и сыновей на троне, то есть теперь и за её саму.
А в народе ещё долго не могли понять – кардинал это так хорошо помолился или бывшая фаворитка короля Лафайет.
Потому что с фаворитами и фаворитками у Людовика XIII дела обстояли ну очень интересно.
__________________________________
И тут разумеется, открывается бездна возможностей для рассказа о фаворитах и фаворитках Луи. Если на то будет воля читателей, конечно. А там уже и заговор Сен-Мара недалеко.
Ссылок нет. Телеграмма нет. Есть предыдущий пост, и он тут:
