Я был в Орленке в 1987 году. И вот, я снова здесь!

Я все детство провел в лагере "Орленок". В этом году побывал на его останках. Картина угнетающая.

Все, что осталось от любимого лагеря.(((((

У кого остались старые снимки из этого лагеря присылайте. Вспомним вместе прошлое лагеря Орленок.

Клуб История Магнитогорска https://vk.com/clubistoriymagnitogorska

Сказ о том, как Орлята в поход ходили

8 утра, солнца пока нет


Произошла эта история совсем недавно. Приехали мы, значит, в ВДЦ Орлёнок и как подобает вожатым лагеря "Стремительный" пошли в поход протяжённостью в 16км. "Совсем немного". - скажут искушенные любители активного отдыха, и я с ними соглашусь, но не стоит забывать, что в дальнейшем мы будем ходить по этому маршруту с детьми.

Это отправная точка нашей экспедиции и да, вечерами площадка выглядит как скрин из fallout'a

Долго ли коротко ли, шли добры молодцы дорогой живописной, да на пейзажи богатой, и не ныли они от жары потому как цель ясна была и временем располагали. И ещё компас был неплохой (фотографию которого я забыл сделать)

Через несколько часов непрерывного движения (примерно 5-6 часов) мы разбили лагерь на весьма удобной площадке. Кругом лес - дрова бесплатные.
Гречка куплена, картошка варится, чай уже готов, а гитара ещё несколько минут будет одиноко лежать в чехле

Впрочем, недолго мы отдыхали, ибо дрова сами себя не соберут, а палатки сами себя не поставят. Оно того стоило - ночная музыка у костра... Это что-то непередаваемое

Вообще была идея оседлать сих замечательных скакунов, но ТБ есть ТБ и верность уставу партии, а также нежелание получить копытного леща возобладали, и мы двинулись домой.

Ну и заспанная морда

Фотографии сделаны на xiaomi redmi 4x с последующей обработкой в мобильном Adobe Photoshop

И если будет интересно, расскажу о работе в Орлёнке

Моя амурская деревня с героическим именем Отважное неровными улицами раскинулась недалеко от китайской границы. Не знавший детских садов и пионерских лагерей, я вырос между стылой избой и фермой, на которой дояркой работала мама. Будучи семиклассником, я занял первое место в областном конкурсе кролиководов и был награждён путёвкой во всероссий­ский пионерлагерь «Орлёнок». Это стало событием для моей деревни просто фантастическим. «Артек» и «Орлёнок» считались заоблачной вершиной советского детства, по крайней мере, с высот отважненской школы.

- Через три дня нужно быть в Благовещенске, оттуда группа детей летит в «Орлёнок», - строгим голосом позвонили из райкома комсомола. Мать с фермы никто не отпускал - как обычно, не на кого было бросить коров. И углублённый медосмотр пришлось проходить в одиночку.

- Мальчику из Отважного дали путёвку на Чёрное море, надо помочь - эти слова, сказанные заведующей поликлиникой одной из медсестёр, стали моим «зелёным светом».

Больница была на одном краю райцентра, а баклаборатория - на другом, и я по нескольку раз в день бегал через весь посёлок: с пробирками в лабораторию и с листочками анализов из лаборатории. Пара дней - и заветная медкарта с десятком синих печатей в моей сумке.

Сторублёвка от матери и клятвенное обещание, взятое с меня, отбить телеграмму «сразу, как приедешь на своё море».

Всех детей в областной Дом молодёжи привезли родители, только я приехал один.

- Почему без матери? - строго спросила грозная тётка.

- Васька-бригадир её с фермы не пустил, - без запинки ответил я. Вопросов больше не было...

Трудяга советского неба турбовинтовой Ил-18 долгие 12 часов бултыхался в заоблачной синеве, с промежуточными посадками преодолевая немыслимые расстояния от Благовещенска до Москвы.

Куцая ночёвка в столице - и следующий лайнер уносит нас к южному морю.

Едва наш самолёт приземлился в аэропорту Адлера, как я стал канючить, чтобы меня отпустили отбить домой телеграмму. Вожатые сжалились, и перьевая ручка, макаемая в засохшую чернильницу, царапая серый бланк, выводила каракули: «Мама, долетел хорошо…»

«Орлёнок» встретил белой накипью шумных волн, ритмично бьющихся о берег Чёрного моря. На побережье горел теплом октябрь, стройные кипарисы вонзались в синее небо, а на клумбах цвели невиданные доселе розы. Другая планета!

Наши вожатые Марина и Серёжа создали для нас целый мир - мир пионерских законов и традиций. Каждый день мы заканчивали в орлятском кругу (мальчик, девочка, девочка, мальчик) - обнимали друг друга за талию: «Доброй ночи, девчата-орлята…» - говорили мальчишки. «Доброй ночи, ребята-орлята…» - отвечали девчонки. А сколько было нам поведано легенд и сказочных историй! Особой мастерицей тут была Марина. Каждая прибрежная сопка, пологий мыс, рощица и тропинка были овеяны придуманными легендами. Все они были с налётом трагизма, разлучённых влюблённых, но в каждой из них добро побеждало зло. Мы всем отрядом не хотели ложиться спать, выпрашивали у Марины пару-тройку свежих легенд.Не выезжавший дальше райцентра Архара, я первое время безумно скучал по своей деревне, по дому и матери. Помню, что, поверив в историю о том, что все просьбы, сказанные «каменному цветку» - аляповатому фонтану у Дома авиации и космонавтики, - обязательно сбываются, я тайком бегал к цветку-фонтану и просил его, чтобы быстрее пришло письмо от матери.

Конверт с цветной каёмкой и словом «авиа» по верхнему краю, прилетевший из моего Отважного, был для меня подарком с неба.

«Майка наша отелилась, тёлочку привела… А баба Грязниха умерла…» - писала моя мамка бесхитростные деревенские новости.

Наша дружина называлась «Звёздная», распорядок орлятского детства был насыщен до предела: подъём, завтрак, три урока в школе, где не задавали (!) домашнего задания, и череда кружков - мероприятий. Дети в отряде были со всего Советского Союза, сыновей и дочерей доярок и токарей было немного. В основном черноморские лагеря были доступны потомкам тогдашней номен­клатуры.

Мы сдружились практически все, там были первые влюблённости, вздохи и клятва, что п­исать будем друг дружке всегда.

Потом, под конец месячной смены, мы безумно привыкли друг к другу, а когда автобусы развозили нас в разные стороны, сколько было выплакано слёз. Рыдали все! Я не помню ни одного безучастного лица.

Помню, как перед самым отходом автобусов мы с Олегом из Калининской области пулей сбегали к морю и, бросив в волну по 10 копеек, стремглав вернулись обратно. Вожатая Марина нас не ругала…

7 ноября 1982 г. группа амурских детей, возвращавшихся из «Орлёнка», провела в Москве. Я не знаю, почему так получилось, но нас повели на Красную площадь на праздничную демонстрацию. Мы стояли в первых рядах у самого Мавзолея, и я, широко распахнув глаза, смотрел на «неустанного борца за мир во всём мире, дорогого Леонида Ильича». Он выглядел очень больным человеком, до сих пор в глазах стоит его беспомощное помахивание рукой всему советскому народу.

В Благовещенске в день прилёта нас практически всех разобрали родители, за некоторыми из детей приехали на второй день. Меня не забрал никто.

Рассерженная девица из обкома комсомола выговаривала мне:

- Почему за тобой не приезжают родители? Всех предупредили заранее!

Я растерянно пожимал плечами.

Запертый в гостинице, я сидел словно узник, три раза в день меня кормили в гостиничном буфете и постоянно за что-то ругали. На улицу не выпускали ни на минуту. Тоска! Просидев сутки взаперти, я решился на побег. От материнской сторублёвки осталась десятка, а плацкарта до Архары стоила 6 рублей. «Прорвусь», - решил я.

Обдурив администраторшу, я пулей вылетел из гостиницы - вслед мне неслось: «Мальчик, постой...» «А как же!» - думал я, бежав, куда глаза глядели. Мне казалось, что за мной гонится весь Благовещенск. Остановился только тогда, когда сердце стало биться высоко в горле…

От станции Татакан до моей деревни 3 километра просёлочной дороги, билет на поезд я по наивности взял только до Архары. Татакан - следующая за Архарой. «Попрошусь, довезут», - по-детски думал я.

- Пацан, вставай! Архара! - грубо толкнул меня проводник.

- Дяденька, а можно на следующей выйду? У меня нет денег на автобус, а оттуда я пешком добегу.

- Выходи, я сказал! - проводник был непреклонен.

Я вышел в ночь. Глотая слёзы, не встреченный никем, «орлёнок» понуро шёл вдоль вагонов.

- Ты что плачешь, мальчик? - участливо спросила проводница одного из вагонов. Я выпалил всё про лагерь, про Чёрное море и то, что денег нет ни копейки, а до деревни 12 км отсюда идти.

- Заходи ко мне в вагон, доедем до твоего Татакана.

Я зайцем бежал от станции до своего дома - душила обида, почему никто не встретил.

На мой торопливый стук в окно открыла мама, одна нога её была в гипсе…

- Сынок, я на ферме ногу сломала. Сердце стало чёрным, что некому тебя встретить, - гладила она меня по голове.

С неведомого ей Чёрного моря я привёз 2 килограмма краснобоких яблок и кучу восторженных рассказов о той счаст­ливой «стране» Пионерия, где я был, где тепло и беззаботно и печку топить не надо.

Мать в ту ночь яблоки мои даже и не попробовала, подперев щёку ладошкой, она смотрела на меня и почему-то плакала:

- Ешь ты яблочки, в такую даль вёз, а я не хочу. Правда не хочу, сынок, - тихо говорила она.

Я ей не верил…

тыц