Башни из голов: жуткая легенда или жестокая реальность?
МЕРТВАЯ ПРИРОДА
Сюжетом художественного произведения вообще и живописного полотна в частности нередко становится преступление – бытовое, социальное, военное.
Одним из тех, кто посвятил многие свои работы этой теме, был выдающийся русский художник В.В.Верещагин.
Достаточно перечислить названия лишь некоторых его работ: “Продажа ребенка-невольника”, “Опиумоеды”, “Самаркандский зиндан (подземная тюрьма)”, “Подавление индийского восстания англичанами”…
Прославившийся, прежде всего, как художник-баталист, Верещагин показал зрителю уродливую изнанку войны, проповедуя идею мира, как он сам писал, “посредством красок”.
Самым знаменитым полотном Верещагина, в котором выражен протест против военных преступлений, стала его картина “Апофеоз войны”, на раме которой он сделал надпись: “Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим”.
Идея этого произведения была навеяна художнику впечатлениями от его поездки в 1867-70гг. в Туркестан, процесс присоединения которого к Российской империи тогда еще продолжался. Верещагину пришлось даже участвовать в военных действиях русских войск. Он был ранен и за проявленную храбрость награжден Георгиевским крестом 4-ой степени.
Во время своего туркестанского периода Верещагин много ездил, побывав, в частности, в Самарканде, где он осмотрел гробницу Тамерлана – Гур-Эмир и другие достопримечательности, сделал много зарисовок. Живописец заинтересовался личностью грозного завоевателя, ознакомился с историческими трудами, посвященными той эпохе.
Картину “Апофеоз войны” он завершил в Мюнхене в 1871 году.
Уголок безлюдной степи, мертвые деревья, выжженная жарким солнцем трава, а на переднем плане холм, сложенный из человеческих черепов, и слетевшееся на него воронье…
Сам Верещагин так определял жанр своей картины: “если не считать ворон, это натюрморт, в переводе с французского мертвая природа”…
Это полотно, экспонируемое в одном из залов Третьяковской галереи, и поныне собирает вокруг себя посетителей.
Однако возникает вопрос: следовал ли художник при его создании историческим фактам или же изображенная им пирамида из черепов является не более чем художественным символом ужасов войны?
ДНЕВНИК ИНДИЙСКОГО ПОХОДА
Непобедимый полководец Тимур, хорошо знавший историю переднеазиатского мира, держал при своем дворе целый штат историков из числа, как уйгурских, так и персидских ученых, обязанностью которых было описание походов и деяний “сотрясателя вселенной”. Иногда одна и та же работа поручалась одновременно нескольким лицам. При этом Тимур требовал, чтобы исторические труды составлялись на простом и понятном языке.
Благодаря такой предусмотрительности, до нас дошло немало сочинений, созданных на рубеже 15 века и насыщенных яркими фактами.
Однажды к ученому из иранского города Йезда Гиясаддину Али явился некий приближенный Тимура и предложил написать подробный дневник индийского похода, предпослав ему краткое изложение предшествовавших войн великого эмира.
Известно, что это сочинение было написано, по меньшей мере, за два года до кончины Тимура.
Понятно также, что все события в этой старинной хронике излагаются в пользу Тимура и с его одобрения.
Вообще, “Дневник похода Тимура в Индию” Гиясаддина Али, как и ряд работ современников этого иранского историка, дает достаточно полную картину политических и военных деяний великого завоевателя.
Перелистав этот документ, мы без труда получим ответы на поставленный выше вопрос, причем они, эти ответы, даются языком, не чуждым поэтической образности.
Вот, например, как описывает Гиясаддин Али взятие войсками Тимура иранского города Исфахана.
“Столько пролилось крови, что воды реки Зиндаруда, на которой стоит Исфахан, вышли из берегов. Из тучи сабель столько шло дождя крови, что потоки ее запрудили улицы. Поверхность воды блистала от крови отраженным красным цветом, как заря в небе, похожая на чистое красное вино в зеркальной чаше. В городе из трупов нагромоздили целые горы, а за городом сложили из голов убитых высокие башни, которые превосходили высотою большие здания”.
А это уже описывается битва за Дели:
“Даже ужасные избиения в Исфахане и Сеистане ничто в сравнении с этим. Поле битвы от тел раненых и убитых стало похожим на горы и холмы. Головы непокорных врагов под ногами коней, словно стали катающимися шарами для чауганов”.
“Сделанные из голов индусов башни достигли предельной высоты, а тела их стали пищей диких зверей и птиц”.
“Круг военных действий охватил всё до центра боя. Серпом ярости срезали с тел головы индусов и похищали у них жемчуг их жизни”.
Подобных примеров в “Дневнике” можно найти еще немало.
Таким образом, недостатка в отрезанных головах врагов у победителей не было.
Но, как выясняется, в этом деле существовал свой строгий порядок.
“ОПЛАТА ПОДКОВ ПОБЕДОНОСНОЙ АРМИИ”
Подобно многим другим великим завоевателям, Тимур искренне считал себя человеком, рожденным для того, чтобы принести народам мир. Он верил, что войны происходят исключительно из-за амбиций враждующих между собой владык. Он был горд созданным его волей мироустройством и любил повторять двустишие:
“Как существует один бог на небе, так должен быть один царь на земле.
Весь мир не заслуживает того, чтобы иметь больше одного правителя”.
Надо объединить все страны под одной властью, отменить границы, дать всем людям одинаковый закон – вот тогда наступят всеобщий мир и благоденствие.
К этой цели и шел Тимур, покорив за 35 лет своего правления 26 больших и малых стран.
Конечно же, он не считал себя агрессором, тем более палачом, и всячески подчеркивал свою готовность действовать наиболее милосердными методами.
Когда его отважные гулямы (“удальцы”) неожиданно для жителей появлялись у стен того или иного города, Тимур, как правило, не отдавал приказа о немедленном штурме, хотя бы даже это обещало быстрый успех.
Великий эмир обкладывал город со всех сторон, а затем начинал через своих уполномоченных переговоры с городскими старейшинами об условиях капитуляции. Причем, завершающую стадию этих переговоров Тимур проводил лично, устанавливая так называемую “оплату подков победоносной армии”. Оплата была весьма и весьма высокой, зато всем гарантировалась жизнь и свобода, разумеется, при условии полного покорения воле “сотрясателя вселенной”.
Если город принимал условия капитуляции, то в нем замуровывались все ворота, кроме главных, чтобы никто не мог тайно вынести никаких предметов. Затем назначались пункты, куда специальные сборщики дани сносили ценные вещи – украшения, золото, драгоценности, деньги.
Палачи тоже были наготове. Но их добычей становились лишь те из горожан, кто пытался утаить что-либо из своего имущества, и был застигнут с поличным.
Если город защищался, то его рано или поздно брали штурмом с последующими грабежами, насилием над женщинами и массовой резней мужской части населения.
Защитников, оставшихся в живых, обычно продавали в рабство.
Но самая страшная участь ожидала взбунтовавшиеся города. По отношению к ним Тимур был абсолютно беспощаден и часто повторял слова: “Бойтесь смуты, она постигает не только тех, которые из вашей среды действуют беззаконно!”
Ведь взяв тот или иной город и назначив там свою администрацию, Тимур полагал, что работа сделана, и можно двигаться в новые пределы. Но всякое восстание заставляло его отрываться от очередного похода и возвращаться в завоеванные вроде бы области, а это препятствовало выполнению главной задачи по установлению во вселенной одинакового порядка, и потому безгранично раздражало повелителя.
Именно усмирение восставших городов породило жуткую “архитектуру” башен, минаретов и холмов из черепов.
Ради того, чтобы преподать остальным наглядный урок, отвратить непокорных от мыслей о бунте, Тимур был готов на отказ от той выгоды, которую сулила продажа десятков тысяч пленных, становившихся материалом для страшных башен.
Это было “справедливым делом”, верил эмир.
ПРАВИЛА БОЙНИ
Процедура построения башен из голов была расписана до мелочей.
Выступая против восставшего города и зная от своих шпионов точную численность его населения, Тимур загодя определял, какое количество “башен” будет построено вокруг городских стен после штурма. Башни могли быть двух видов – большие и малые, хотя не исключались и варианты. Большая башня требовала для своего возведения порядка полутора тысяч голов, малая – “всего” 750.
Впрочем, основную массу войск, штурмовавших город, эти расчеты не касались.
Для заготовки “строительного материала” предназначались специальные отряды “резчиков голов”. Каждый боец получал персональную разнарядку. При этом устанавливались жесткие правила, можно сказать, “гуманного свойства”, за нарушение которых Тимур сурово наказывал. Запрещалось отрезать головы у живых – только у убитых. Запрещалось приносить женские и детские головы – только мужские, взрослые. Вместе с тем, запрещалось не выполнять установленную норму.
Назначались особые контролеры, которые принимали головы от каждого резчика и вели учет, следя за тем, чтобы головы соответствовали кондициям.
Имелись также бригады “каменщиков”, которые складывали из голов башни-минареты, скрепляя их раствором. В плане башня имела круглую форму с диаметром в несколько метров, достигая высоты, “превосходящей вышину самых грандиозных строений”.
Опять же, резали не всех подряд.
После штурма особые отряды оцепляли кварталы, указанные Тимуром. Это, как правило, были жилища знати, купцов, ремесленников. С этим контингентом Тимур разбирался позднее сам: политических врагов казнил, с имущих брал выкуп, ремесленников использовал для квалифицированной работы, сохраняя при этом за ними определенную степень свободы. В обязательном порядке великий эмир щадил духовенство и ученых.
Но всех остальных ждала страшная участь.
После условленного сигнала начиналась бойня.
Порой разнарядка была так высока, что менее опытные “резчики” не справлялись с работой. Тогда они покупали недостающие головы у своих более сноровистых товарищей. Цена “заготовленной” головы в зависимости от конкретных обстоятельств колебалась от одного до двадцати динаров. Кто-то хитрил, гримируя женские головы под мужские. С них срезали волосы, а лица мазали кровью и сажей. Осатаневшие от вида и запаха крови контролеры не всегда замечали подмену. Впрочем, в этой кровавой суматохе всякий порядок как бы сходил на нет. Но в любом случае на сборные пункты поступало требуемое количество голов.
После этого за дело принимались “каменщики”.
Проходили считанные часы, и за городской стеной, внутри которой еще недавно кипели страсти, вырастали жуткие башни…
ИЗБИЕНИЕ В ИСФАХАНЕ
Но как часто во владениях Тимура восставали уже покоренные города?
Абсолютно точных данных нет, но известно, что счет шел на десятки.
Вокруг многострадального Багдада было возведено 120 малых башен по 750 голов в каждой, что в целом дает 90 тысяч голов.
Похожая картина наблюдалась после взятия Дели.
Поплатились также своими головами мужчины Герата, Шахристана, Алеппо, Туса, Радкана, Меерута и еще целого ряда городов.
Случалось и так, что Тимуру приходилось сменять милость на гнев.
Совсем особый случай произошел в Исфахане, об избиении в котором так поэтично написал Гиясаддин Али.
Этот город покорно капитулировал в ноябре 1387 года.
Губернатор Музаффар-и-Каши сам вынес Тимуру ключи от городских ворот.
Как обычно, начался сбор дани.
Убедившись, что всё идет по плану, Тимур со своими гвардейцами отправился в обратный путь, оставив в Исфахане небольшой гарнизон.
Упоенные легкой победой, солдаты разбрелись по городу, начали приставать к женщинам, задирать мужчин…
Спонтанно собралась разъяренная толпа, кто-то кинул клич, и вскоре практически все захватчики в количестве трех тысяч были перебиты поодиночке.
Едва прослышав о бунте, Тимур тут же повернул коней назад.
Исфахан был обречен.
Тимур помиловал только духовенство и те семьи, которые спасали его воинов от резни, впуская их в свои дома, но таких было совсем немного.
А затем началась новая, куда более кровавая бойня.
К рассвету вокруг стен Исфахана выросло 45 больших башен, сооруженных из 70 тысяч голов. Впрочем, по другим данным, было больше и башен, и голов – от 100 до 200 тысяч.
МИЛОСЕРДНЫЙ И ВЕЛИКОДУШНЫЙ
Порой Тимур мог и гнев сменить на милость.
В 1394 году он приговорил к казни все население турецкого города Мардина.
Но тут прискакал гонец с вестью о рождении внука Улугбека (будущего знаменитого правителя-астронома). Эта новость настолько обрадовала “Железного Хромца”, что он не только помиловал всех обреченных, но и отменил уплату дани с города.
Тимур умел ценить меткое слово и подчас миловал и даже награждал тех, кто проявил находчивость уже в руках палача.
Летом 1399 года Тимуру доложили, что его сын, царевич Мираншах – наместник в Хорасане впал в безумие, а придворные, пользуясь этим, расхищают казну.
Тимур быстро собрался в путь и вскоре вступил в Тебриз во главе карательной экспедиции. Было проведено расследование, и все, за кем имелась хоть ничтожная вина, отправились на эшафот.
Среди группы осужденных был даже шут, который, прежде чем взойти на плаху, повернулся к шедшему за ним эмиру и проговорил: “Нет, только после вас, Ваше Высочество, ведь вам всегда хотелось быть впереди меня!”
Тимур оценил находчивость шута и помиловал его.
Был помилован и царевич Мираншах, но не в силу родственных отношений, а лишь потому, что отец удостоверился в его безумии.
Существует предание о том, как в Ширазе к Тимуру привели известного на Востоке поэта Хафиза.
Тимур, знавший и любивший поэзию, тем не менее, гневался на Хафиза, считая, что тот опорочил его любимые города таким четверостишием:
Если эта прекрасная турчанка
Понесет в руках мое сердце,
То за ее индийскую родинку
Я отдам и Самарканд и Бухару.
И вот Хафиз предстал перед очами великого эмира.
- Несчастный! – воскликнул Тимур, грозно сдвигая брови. – Я полжизни потратил для того, чтобы украсить и возвеличить Самарканд и Бухару, а ты готов отдать их за родинку какой-то шлюхи?!
- О, повелитель правоверных! – с показным смирением отвечал Хафиз. – Из-за этой моей щедрости я и пребываю в такой бедности, - и он провел рукой по своим поношенным одеждам.
Тимур рассмеялся, оценив остроумие поэта, и велел вручить тому новый халат и другие богатые дары.
В БЕСКРАЙНЕЙ СТЕПИ
Башни из голов поднимались не только вокруг крупных городов-смутьянов.
Тимуру нередко приходилось усмирять и непокорные кочевые племена.
И тогда страшные холмы вырастали среди голой степи, на возвышенности, чтобы были видны издалека, внушая страх и трепет всем сомневающимся.
Время, ветер, солнце и землетрясения постепенно превращали эти “постройки” в бесформенные груды.
Справедливости ради, следует заметить, что башни из черепов вовсе не являлись изобретением Тимура.
Еще до рождения полководца гератский малик велел возвести в степи два десятка башен из голов афганских кочевников, беспокоивших своими набегами земли южнее Окса.
Этому примеру следовали многие другие восточные владыки, в частности, основатели Османской империи. А вот основатель иранской династии Сефевидов построил множество башен из черепов животных. Некоторые из них и поныне сохранились в пустынных уголках Средней Азии.
К моменту приезда Верещагина в Туркестан от многочисленных башен из человеческих черепов не осталось, конечно, и следа. Но интуиция художника помогла живописцу создать исторически достоверное полотно. По большому счету, он ни в чем не погрешил против истины.
Отрубленные головы изображены еще на нескольких картинах Верещагина среднеазиатского цикла, в частности, “Представляют трофеи” и “Торжествуют”.
* * *
Дух войны, против которого так последовательно выступал Верещагин, всё же отомстил художнику.
31 марта 1904 года живописец, находившийся в полном расцвете своего таланта и творческих сил, погиб вместе с вице- адмиралом Макаровым при взрыве броненосца “Петропавловск”.
