На самом деле наш опыт построен из предположений о причинах сенсорных сигналов. Мы строим свою картину мира, непрестанно делая эти предположения и сверяя их с тем, что имеем от органов чувств. Получившаяся ошибка предсказания служит для выработки новых предположений, которые снова сверяются с сенсорными сигналами и так далее. В этом непрерывном процессе мы стремимся минимизировать ошибку предсказания. Наш опыт восприятия определяется содержимым этих предсказаний, а не информацией органов чувств. Эти нейронные фантазии, вырабатываемые на основе непрестанного улучшения наших оценок – и есть то, что мы знаем о мире. Можно сказать, что мы непрестанно галлюцинируем. Но эти галлюцинации – управляемые.

Автор привёл несколько примеров, поясняющих, что мир и то, что мы о нём представляем – несколько разные вещи. Пример первый: феномен синего или белого платья, получивший вирусное распространение в Интернете в 2015 году.

Займёмся содержанием нашего сознания. Наш мозг, живя в тесной коробке, узнаёт об окружающем мире от органов чувств. Но органы эти дают сырую информацию. Она не даёт представление о мире и его объектах. Выработать это представление – задача мозга. Нам кажется, что восприятие направлено в одну сторону: свет, звук и другие физические воздействия преобразуются в электрические импульсы, идущие «наверх», где они подвергаются многоступенчатой обработке. И на выходе имеем представление с миром, состоящим из объектов. В обратную сторону идёт информация, служащая для уточнения этого представления. Логично? Вполне. Но не факт, что верно.

The dress

Какого цвета это платье: сине-чёрное или бело-золотое? Не все люди видят это одинаково: кто-то видит так, кто-то – иначе. Оказалось, дело в настройке восприятия. Одно из объяснений: если ваша визуальная система привыкла к желтоватому освещению внутренних интерьеров – увидите платье сине-чёрным. Если же привыкли проводить много времени на свежем воздухе – получите бело-золотое. Но платье-то реально одного (на деле сине-чёрного) цвета и картинка тоже одна и та же для всех. И всё же мы видим по-разному, что иллюстрирует тот факт, что мир и наше представление о нём – разные вещи.

Вот ещё пример. Взгляните на эту шахматную доску и скажите, какая клетка темнее – А или В?

Шахматная доска Адельсона.

Казалось бы, дело плёвое – конечно, А! А вот и нет, эти клетки одинакового цвета. В этом можно убедиться, соединив их линиями того же цвета:

Но если перевести глаза наверх, то невозможно отделаться от впечатления, что это всё же не так. Не может быть, ведь А явно темнее. Да, темнее, но только в нашем представлении, подсовывающему шахматный узор, в котором белое не может быть одного оттенка с чёрным. Это представление – работа нашей системы восприятия, предполагающей наиболее вероятное объяснение сенсорной информации. Проблема в том, что оно не соответствует действительности.

Но оно и не должно соответствовать действительности. Восприятие – творческий акт. Наша эволюция создала управляемые галлюцинации восприятия не для того, чтобы они служили прозрачным окном в мир, а для того, чтобы помочь нам выжить.

Строя свои предположения, наш мозг исходит из наиболее вероятного объяснения наблюдаемых данных. Работает он при этом по принципу условной вероятности: в процессе обновления прогноза принимается во внимание надёжность информации. Мы генерируем то, что должны увидеть или услышать, делая это на разных уровнях обобщения. И если мы не видим того, что ожидаем, то пытаемся уменьшить разницу между ожиданием и действительностью. Это можно сделать, например, концентрацией внимания. Если мы увидели гориллу на оживлённой улице, имеет смысл прежде всего присмотреться. Но вышеупомянутая разница может быть уменьшена не только этим. Мы можем начать действовать, чтобы новые сенсорные данные ближе соответствовали нашей модели. Это называется активным выводом. Потеряв ключ, мы осматриваемся по сторонам в его поисках, пока наше предсказание восприятия ключа не исполнится. В канву активного вывода укладываются и действия высокого уровня типа поиска работы или решения вступить в брак. И здесь не обходится без генерирования моделей на основе имеющейся информации. Мы ищем ключи не где попало, а там, где скорее можем их найти. С течением времени действия складываются в фундамент обучения. Мы обновляем наши генеративные модели, устанавливая причины того, что видим и слышим.

Что удивительно в концепции активного вывода – наши действия и есть восприятие. Вертя головой по сторонам в поисках ключа, мы приводим наши предсказания о положении и движениях нашего тела в соответствие с действительностью. И действие, и ощущение являются формами предсказания. Поток информации снизу от органов чувств встречает встречный поток предсказаний. Предсказание сравнивается с сигналом обратной связи, рассогласование уходит наверх, чтобы улучшить предсказание и породить новые действия. Этот процесс приводит к аппроксимации по правилу условной вероятности, в результате которой cоздаётся живой мир нашего восприятия. Это восприятие является не чем иным, как контролируемой галлюцинацией.

То, что мы называем обыкновенной галлюцинацией, появляется тогда, когда наш опыт в виде предсказания становится настолько сильным, что сенсорные данные не принимаются во внимание. Восприятие продолжает работать, но при этом выходит из-под контроля. Автор со своей группой исследовал в лаборатории виртуальной реальности то, как предсказания дают дорогу новому опыту восприятия. Они пропустили видеозапись площади перед университетским кампусом через алгоритм компьютерной парейдолии DeepDream. Нейронная сеть алгоритма была натренирована на распознавание собак. В результате получился неслабый такой фильмец из жизни кинолога, который демонстрирует здесь автор:

Сет надеется, что, пролив свет на галлюцинации, мы сможем понять и наш нормальный повседневный опыт. В своей книге он коснулся феномена объектности, через которую мы постигаем мир, а также написал о восприятии времени. Исследования не помогли найти «сенсоры времени» в нашей голове, за исключением нейронов циркадного ритма. Опыт времени – тоже контролируемая галлюцинация. Чем быстрее меняется содержимое восприятия – тем быстрее течёт время. Эксперименты с нейронной сетью, имитирующей действие визуальной системы человека, подтвердили это. Получается, что, что восприятие времени может хотя бы в принципе возникнуть не от некоего внутреннего хронометра, а от оценки скорости изменения сенсорных сигналов.

Автор рассказал о ещё одном зрелищном эксперименте, позволяющем судить о наличии «внутренних часов» у человека. Говорят, что во время сильных переживаний время бежит особенно медленно. Дэвид Иглмен одел испытуемым специальные часы с бегущими микросекундами, которые невозможно различить глазом. Если «внутренние часы» начнут тикать медленнее, то, по идее эти микросекунды можно будет разобрать. В качестве встряски было предложено прыгнуть с тарзанки. Сколько ни прыгали – микросекунд на часах было не разобрать.

Ещё одна вещь, с помощью которой мы судим о мире – это причинность. Мы не можем наблюдать причинность в мире, а только лишь «проектируем», по словам философа Юма, её в мир, насмотревшись на повторение событий, случающихся одно за другим. Почему мы думаем, что это на самом деле так? Нам так удобнее. Мы познаём мир не таким, какой он есть, а полезным для себя.

----------------------------------------------------------

Идеей контролируемой галлюцинации пронизана вся книга. Не думаю, что она является небесспорной в научном мире. А уж концепция активного вывода – тем более. Формула Байеса по расчёту условной информации чрезвычайно популярна в западной литературе, вот и наш автор не удержался привести её в своей книге. Несмотря на то, что мозг делает свои выводы хоть и сходным методом, но всё же не совсем так: ведь он не считает вероятностей, а оперирует, скорее, логикой нечётких множеств. Нейроны циркадного ритма он выносит за скобки, а ведь они – как раз не что иное, как наши внутренние биологические часы. Впрочем, они тикают действительно достаточно медленно. Что-то вроде часовой стрелки. А вот секундной стрелки у нас, по-видимому, действительно нет. Или есть? Просто события отвлекают нас и искажают её ход? Я думаю, науке ещё многое предстоит выяснить в этой области.

Задачей правительства всегда было снижение напряжения между имущим классом и остальным обществом. Если правительство претендует на некий «средний курс» – то, скорее всего, этот курс будет прикрывать поддержание статуса-кво, который благоприятствует богатым. Ведь последние всегда использовали свои ресурсы для влияния на правительство. Избежать риска олигархического правления можно лишь при сильной и независимой центральной власти, будь то древние монархи или социалистические политбюро.

Эта сильная власть должна иметь монополию на деньги и кредит, иначе её будут иметь банки, как сейчас. Инфляции бояться не стоит. На упрёки экономистов австрийской школы автор отвечает, что гиперинфляция случается не от печатания денег, а от потери валютой своей покупательной способности. Государства могут иметь платёжный дефицит, из которого проистекает падение курса валюты и удорожание импорта и всех цен как следствие. Отсюда мораль: не занимайте деньги в инвалюте.

Привилегия создания денег должна принадлежать федеральной власти. Что же делать муниципалитетам, не сводящим концы с концами? Ответ Хадсона: дотации из центра могут помочь. Рецепт номер два: обложить налогами ренты. Ну, это мы уже читали. В общем и целом рецепты из типично левого арсенала: национализация финансов, земли и естественных монополий и налоги на богатство. И да: просить лишние долги. Начав с чистого листа, необходимо установить налоговую систему, которая бы щипала рантье, не давая им богатеть быстрее остальных граждан. То, как борются с проблемами сегодня – совершенно противоположно: в рамках намеренного финансового завоевания на страны накладываются меры по экономии, которые штрафуют трудящихся и снижают уровень жизни. Так проблемы не решить и экономику не поднять.

Вторая холодная война – это не промышленное и торговое соперничество, а битва между экономическими системами. Руководители Китая рассматривают американскую экономику как образец того, чего избегать. Им не нужно население в долгах, в то время, как олигархи снимают земельную и монопольную ренты. Потому государство владеет «командными высотами» экономики, даёт зарплатам расти и ставит целью освобождение от съёма ренты олигархами. Но прогрессивная шкала налогообложения – всё ещё дело будущего. Ещё одним шагом станет альтернативная международная система платежей и дедолларизация.

Запад же находится под пятой неолибералов, которые захватили законодательную власть и блокируют принятие антимонопольных и других законов, ограничивающих их господство. Права трудящихся ограничиваются, профсоюзы хиреют, пенсионные планы сворачиваются. Для отвлечения внимания обществу навязывается политика идентичностей на базе расы, нации, гендера и религии. Либерально-ориентированный средний класс заманивается морковкой обещаний «выхода в люди», то есть перспективой присоединения к кругу рентососов. В союзничестве с ним элиты успешно не допускают изменений налоговых систем в неблагоприятную для себя сторону. Степень захвата центробанков и казначейств финансовым сектором оказалась наглядно продемонстрирована после кризиса 2008 года, когда государство делало всё, чтобы поддержать на плаву финансовых спекулянтов. Потом была пандемия, и курсы акций получили новый толчок после снижения процентной ставки. Вернуть её на место или обложить ренты налогом они не отваживаются, поскольку это уронит цены на недвижимость и обанкротит спекулянтов (замечу: как раз в наши дни процентная ставка вернулась «домой», пока без серьёзных последствий). Во внешней политике Америка продвигает свой фундаментализм свободного рынка интервенциями. Иностранные альтернативы капитализму рантье давятся санкциями и, если необходимо, военной силой.

Сами же западные демократии имеют склонность поляризоваться в олигархии, состоящие из кредиторов, землевладельцев и монополистов, которые добиваются поддержки среднего класса. Этот средний класс опасается радикальных решений с одной стороны и мечтает сам стать успешным инвестором – с другой. Один Процент поощряет эту мечту о вертикальной мобильности и сказку о просачивании богатства сверху вниз, в то время, как богатство это извлекается всё больше и больше в обратном направлении. Сильное правительство встречает противодействие олигархов до тех пор, пока оно само не окажется под их контролем. Оказавшись у власти, рантье и эксплуататоры всегда с большей готовностью применяют насилие для защиты награбленного, нежели их жертвы для своей защиты или проведения реформ.

Автор видит в Китае и России современную альтернативу западному финансовому капитализму. Он считает, что сильное и независимое государство с его регулированием и социальными инвестициями в целях процветания и большего равенства даст больше реальной демократии, чем олигархическая квази-демократия, которая оставляет должников, трудящихся, потребителей и пенсионеров полагаться лишь на свои силы. И если Си Цзиньпин указывает на неравенство доходов как на важнейшую проблему наших дней, то Путин делает упор на роль сильного государства:

В последние десятилетия многие жонглировали броскими концепциями, согласно которым роль государства провозглашалась устаревшей и уходящей. Якобы в условиях глобализации национальные границы становятся анахронизмом, а суверенитет – препятствием для процветания. Вы знаете, я уже как-то говорил, хочу ещё раз это сформулировать: так говорили и те, кто пытался вскрыть чужие границы, полагаясь на свои конкурентные преимущества, – вот что происходило на самом деле. А как только выяснилось, что кто-то где-то добивается больших результатов, так сразу возвращаются к закрытию границ вообще и прежде всего своих собственных – таможенных границ, каких угодно, стены начинают строить.

Китай с его способностью противостоять интересам рантье по извлечению богатства и демонстрацией успешной альтернативы стал врагом номер один для неолиберальных воинов холодной войны. Быть может, его позитивный пример окажется способным мотивировать на восстановление Западом своей собственной промышленной динамики. Ведь когда-то его экономисты боролись за освобождение хозяйства от гнёта привилегий землевладельцев, банкиров и монополистов. Эта борьба была проиграна, и сегодня безраздельно правит Один Процент. Западным экономикам угрожает затягивание поясов, вызванное долгами и извлечением рент. Это – дорога к медленному краху. Ответом Америки на её экономическое угасание явилось усиление контроля над Европой и другими вассалами с помощью военной силы и политических санкций. Возводится новый железный занавес, и странам приходится выбирать блок, к которому им стоит присоединиться. Дедолларизация мировой торговли при этом получает дополнительный толчок.

Взлёт доллара, а также начало его падения.

С началом войны на Украине холодная война превратилась в горячую. Захват Штатами золотовалютных резервов Венесуэлы, Афганистана и России положил конец послевоенной торгово-финансовой системе на основе доллара. Американцы сами начали процесс демонтажа своей глобальной власти.

------------------------------------------------------

Не могу согласиться с советами Хадсона по монополизации денег и кредита. И особенно с его утверждением, что гиперинфляция случается не потому, что государство печатает деньги. Не удивляет, что адепты современной денежной теории черпали вдохновение у нашего автора, который, похоже, считает роль и функции денег такими же, какими их мыслили первые создатели: древние правители Востока. В современной экономике у денег несколько десятков различных функций, и вряд ли их охватывают в своих анализах теоретики СДТ. И главное: если отдать все финансовые рычаги государству, то оно должно максимально строго обходиться с финансами и не печатать деньги, если нет для этого необходимости. По теории. По факту, однако, бюджетная дисциплина – это не про правительства наших дней. Из года в год левые выходят с лозунгами: давайте напечатаем денег, а потом, когда станет полегче – станем экономить. Первое получается «на ура», а вот с последним – проблемы. Никто не станет экономить просто так, из теоретических соображений.

Нелюбовь автора к банкирам происходит, возможно, из его личного опыта, а также из недавней экономической истории. Начиная с семидесятых, Запад стал ощущать нарастающую конкуренцию из Азии. Упали прибыли, замедлился рост благосостояния. Нефтяные кризисы семидесятых усугубили ситуацию. Неолиберальный поворот не смог обратить тенденцию, но лишь привёл к тому, что этот замедленный рост благосостояния оказался присвоенным элитами финкапа. Причина же замедления – это не что иное, как свобода торговли, при которой мировой капитал нашёл себе более прибыльное вложение в других областях земного шара. Поэтому обратить ситуацию для Запада может действительно – деглобализация и новые торговые блоки. Процесс этой нарезки будет весьма болезненным и непредсказуемым. А потом... Потом, может быть, мы станем свидетелями мирного соревнования разных систем.

Причина, по которой Хадсон собирает такие разные страны, как Россия и Китай, в единую альтернативу западному финансовому капитализму – сильное государство. То есть главное отличие в том, что в этих странах олигархи держатся в стороне от политики. Соглашусь, что они активным образом в политику не вмешиваются. Кто пытается это делать – оказывается на нарах или эмигрирует. Но влияние у них есть, и оно велико. Их люди занимают важные посты и пишут законы, благоприятствующие олигархату. Принципиального различия между такой системой и американским финкапом я лично не вижу. Но сильное государство – это, конечно, плюс. Оно представляет собой преграду для безраздельного господства рантье.

И всё же, имущественное расслоение и концентрация богатства в условиях мирного развития – процесс, скорее всего, неизбежный. Так было и будет всегда. Об этом говорил Вальтер Шайдель в своей книге Великий уравнитель. Воплощение надеждам простого человека могут дать «лишь четыре всадника Апокалипсиса»: война, революция, развал государства и пандемия. Лишь они приносят облегчение, но какой ценой... Вот и сегодня мы слышим грохот их копыт. Однако какой бы суровой ни была гроза – она всегда кончается, и после ней всегда становится легче дышать.

Американское мировое финансовое господство стало развиваться после Первой мировой, когда европейцы оказались в долгах перед США. Рузвельт не дал им расплатиться своим экспортом в рамках своей политики America first – Америка прежде всего. Зачем – чтобы дать им снова вооружиться и опять угрожать миру новой войной? Эта война всё равно случилась. И Штаты использовали её для упрочнения своего господства. В 1944-45 годах началось поглощение зон английского фунта и французского франка. Своих союзников они принудили открыть рынки для американских экспортёров и инвесторов.

Первой послевоенной целью стало замещение фунта долларом в качестве ведущей валюты и основы глобальной финансовой системы. С тех пор власть кредитора остаётся их главным рычагом. После открытия рынков с протекционизмом европейских колониальных империй было покончено. Сырьё из колоний стало доступно всем новичкам, первым из которых были Соединённые Штаты. Секретом успеха в этом деле был договор о ленд-лизе 1941 года, в котором получение помощи было увязано с отменой торговых барьеров Британской империи. Совершенно по-грабительски – кошелёк или жизнь. Потом война окончилась, оставив Британию с горой долгов. Кто перезанял? Американцы. О следующем вопросе вы догадываетесь, наверное. Что они за это потребовали? Сдачу английского фунта и торговых преференций. Теперь уже Британия не могла расплатиться по долгам своим же колониям своей же продукцией. И упаси боже заниматься протекционизмом и продвижением самодостаточности. Берёшь деньги у МВФ – подписывайся под свободой торговли. По условиям займа фунт запрещалось девальвировать до 1949 года, что сделало его переоцененным, британский экспорт – дорогим, а торговый баланс – отрицательным. В комплекте с запретом тратить валютные резервы фунтовой зоны на товары Британской империи это привело к превращению фунта стерлингов в спутник доллара. До того было наоборот.

Сдавшись на милость гегемона, Британия присоединилась к нему в выработке новых правил мировой торговли, предложенных остальной Европе. Прогнувшись под них, Европа тоже стала навязывать новый порядок остальному миру. Послевоенный разрушенный мир открылся для американского экспорта. Бреттон-Вудская система заработала. Кейнс пытался продвинуть некую общую валюту под названием банкор, но ему быстро отказали. В принципе, европейцам было некуда деваться. Американцы предложили неограниченную конвертацию доллара в золото, которого не было у Европы, но было в США. На момент конца войны там скопилось 59% всех мировых резервов.

Но был в системе один изъян. Дело во внешних амбициях Штатов. Война в Корее, потом Вьетнам – всё это дорогостоящие вещи. Они потянули торговый баланс США в минус. Автор винит в этом исключительно войны, но на самом деле европейцы смогли отстроить свою промышленность и сократить американский импорт, а в самих США, начиная с шестидесятых, ощутимую долю госбюджета стала съедать социалка. Ну да ладно. По факту нарастающий дефицит вредил американской экономике. В 1968 году демократы проиграли Никсону, который вышел на выборы с планом окончания войны. Однако его советник Генри Киссинджер уговорил вместо этого вбомбить вьетнамцев за стол переговоров путём расширения бомбёжек на Лаос и Камбоджу. Результатом стало не окончание войны, а конвертация Францией, ФРГ и другими странами своего положительного торгового сальдо в золото.

На самом деле система не могла работать без торгового дефицита. Дело в том, что мировая экономика росла, и чтобы не было дефляции, расти должна и денежная масса мировой валюты – доллара. Для решения этого парадокса американские дипломаты реанимировали идею Кейнса, что привело к созданию SDR. Однако партнёры воспротивились использованию их для финансирования американских военных расходов. В конце концов стало ясно, что дни золотого стандарта с 35 долларами за унцию сочтены. Американцы отвязали доллар от золота, и он стал дешеветь вместе с резервами европейских стран. Джон Конналли, быковавший в те годы на переговорах, заявил:

Это наш доллар, но ваши проблемы.

Куда вложить обесценивающиеся доллары? Центробанкам не положено вкладываться в акции и недвижимость. Но можно покупать иностранные облигации. Вместо золота, торговый профицит стали конвертировать в американские трежеря. Они были вынуждены так делать, потому что иначе их валюты бы продолжали дорожать вместе с экспортом. А своего экспортёра обижать нехорошо. Добровольно-принудительно вкладываться в американские облигации стали и страны ОПЕК, ответившие учетверением цены своей нефти на учетверение американского зерна. Автор лично принимал участие в переговорах с арабами, на которых тем было сказано, что Штаты согласятся с дорогой нефтью лишь при условии «переработки» излишков долларов в их казначейские облигации. Так им удалось утрясти ситуацию со своими кредиторами. С должниками (развивающимися странами) разговор был другой: платите или экономьте, распродавайте свою собственность и девальвируйте валюту. Раньше подобные условия выставлялись военными завоевателями. Сегодня это в порядке вещей для завоевателей финансовых.

В наши дни хронической экономии подвергаются уже страны еврозоны. Если они будут продолжать ограничивать свою денежную эмиссию, то США будут продолжать наращивать военные расходы за счёт всего мира. Спайка почти всей Европы в НАТО ставит её в фарватер американской политики.

Есть ещё одна возможность – альтернативный валютный блок. Жаль, что автор не развивает эту тему, как следует. Эффективно сопротивляться долларовой гегемонии можно лишь так. Россия, Китай и некоторые другие страны уже занимаются дедолларизацией и продвигают золото, что является первым шагом. Странам Третьего мира автор советует избегать разрушения своих экономик кредиторами. Это должно стать новым принципом международного права. На кону – государственный суверенитет и Вестфальская система. Надо дать отпор грабителям и их девизу «кошелёк или жизнь». Сами Штаты отвергают многополярный порядок, зацикливая всё на себе. Они отказываются вступать в международные организации, в которых не имеют права вето. Во время встречи с китайской делегацией на Аляске 18 марта 2021 года госсекретарь Блинкен назвал санкции, вмешательства в чужие выборы и поддержку диктаторов, олигархий и клептократий сутью новой мировой политики «основанной на правилах». Я вижу, им нравятся такие правила: в наши дела не лезьте, а вот в ваши мы влезем как «исключительная нация».

Со странами, которые рассматривают деньги и землю общественным достоянием, Соединённые Штаты вступают в борьбу. Макиавелли рассматривал способы, которыми обходятся с побеждёнными. Можно разрушить. Можно поселиться там самому. А можно позволить побеждённым жить по своим законам и снимать с них дань, установив олигархию, которая будет сохранять дружественные отношения. Сегодня – всё по его заветам. Ливию и Ирак разрушили. Но это дорогое удовольствие. Дешевле задушить санкциями, как Кубу, Иран или Венесуэлу. Но успех при этом далеко не гарантирован. Второй вариант, оккупация, тоже используется. Достаточно вспомнить о 750 военных базах, разбросанных по миру, а также о скупленной инфраструктуре, земле, банках и публичных объектах. Но излюбленным является третий вариант: правление через клиентскую олигархию. Очень наглядно получилось это в отношении к странам бывшего СССР. Бжезинский выразился достаточно красноречиво:

Три великие обязанности имперской геостратегии заключаются в предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости от общей безопасности, сохранении покорности подчинённых и обеспечении их защиты и недопущении объединения варваров.

В Советском Союзе деньги и кредит были в руках государства. Государство кредитовало постройку заводов и фабрик, нормировало рабочий день и предоставляло отпуск и образование. Крупнейшие предприятия, типа АвтоВАЗа, представляли собой государства в миниатюре. Чего в Советском Союзе не было – это обратной связи рынка или возможностей для инновации (которых получил Китай после реформ). Советские руководители осознали необходимость рынка, но не знали, насколько цены, доходы и распределение богатства могут быть искажены рентоориентированным поведением. Самое позитивное советское достижение – отмена ренты и процента – не нашло признания. В результате Советы согласились на шоковую терапию и грабительскую приватизацию. Свобода рынка стала свободой для ориентированных на США рантье, а альтернативой централизованному планированию стал поиск ренты клептократами. Узкая прослойка олигархов захватила контроль над государственным достоянием.

Это потом Чубайс признался, что приватизация была не экономическим процессом. Кстати, процесс запустили ровно 31 год назад.

Всё это было заведомо спланировано стратегами холодной войны. Они знали, что чем уже эта прослойка - тем более они чувствуют себя гражданами мира, а не гражданами своей страны, и тем быстрее сплавят свои капиталы за рубеж и продадут акции иностранцам. Результатом «грабитизации» стало возникновение новой аристократии, снимающей ренту. Захапавший ресурсы олигарх мог получить за них высокую цену, лишь продав их за границу, поскольку местные сбережения съела инфляция. Потому он был вынужден полагаться на американские финансовые учреждения. Российское правительство могло выручить больше денег от приватизации, продавая акции по частям, как это делается при IPO. Но его американские советники не собирались отнимать у американских же покупателей их барыши и потому настаивали продавать всё и сразу. То есть по заниженной цене. Трагедия Советов была в неспособности их лидеров представить себе альтернативу жестокой реструктуризации по западным рецептам.

Эти рецепты, кстати, были оглашены заранее. 19 декабря 1990 года МВФ, Мировой Банк, ОЭСР и ЕБРР выпустили совместный доклад о советской экономике, который явился Версальским договором для Советского Союза. Этот Хьюстонский доклад описывал социал-демократию как неудачную попытку построения справедливого общества:

Примеров успешной современной экономики с централизованным планированием нет.

В реальности экономика рантье успешна лишь для класса хищников наверху. Только смешанная экономика способна предотвратить экономическую поляризацию. Но авторы доклада, ничтоже сумняшеся, задекларировали, что не знают никакого пути постепенных реформ. Только шоковая терапия. Только ваучерная приватизация. И никакого ценового регулирования.

Остальное – история: стёршая сбережения, пенсии и пособия гиперинфляция, плоское налогообложение с минимумом налогов на собственность, разрушенные хозяйственные связи, остановившиеся фабрики и заводы. В бывшем Втором мире ударными темпами построили корпоративное государство рантье.

Если бы постсоветские правительства озаботились правильным налоговым режимом изъятия ренты, всё сложилось бы иначе. А получилось – как получилось. Горбачёв принял советы от Запада, чтобы избавиться от военных расходов холодной войны и получить дивиденды с мира. Он распустил Варшавский договор и дал объединиться Германиям, полагаясь на обещание Буша и Бейкера не расширять НАТО на восток. Наивный! С момента появления США разрыв договоров было фамильной чертой администраций этой страны, начиная с десятков договоров с индейцами и заканчивая современной иранской сделкой. Прикрываясь словами о защите демократии, стратеги холодной войны, оставшиеся у руля в Штатах, потребовали отставки Евгения Примакова в качестве условия для предоставления займов МВФ. Когда Путин закончил ельцинскую раздачу слонов для западного инвестора, из олигарха Ходорковского сделали героя демократии. Сегодня Россия под санкциями, но нет худа без добра: развивается своё производство, замещающее импорт.

Америка не теряет надежды подчинить Китай, подобно тому, как она победила Россию. Китай приняли в ВТО в надежде на «демократию». Этим словом на деле описывают финансовое завоевание. Условия были суровы, особенно касательно патентов и интеллектуальной собственности. Но Китай сумел настоять на выдаче технологий в случае производства на территории страны. Предполагалось и проникновение американской финансовой отрасли на китайский рынок, которое бы позволило завладеть торговыми прибылями. Но Китай сохранил контроль над промышленными инвестициями и оставил деньги и долг в руках государства. Они не стали играть по чужим правилам.

Реальный конфликт сегодня – правительственный контроль денег и кредита. Китай избегает использования своей инфраструктуры для извлечения ренты, что является правилом на Западе. Он наращивает производительность труда старым проверенным способом: инвестициями в образование, здравоохранение, транспорт и другую инфраструктуру. И он не отказался от централизованного планирования. Потому что любая экономика нуждается в планировании. Кто планирует, тот делает это в своих интересах, потому если нужно благосостояние всего общества, этим должно заниматься государство.

Сегодняшнее экономическое давление Соединённых Штатов на Китай и Россию заставляет их защищаться путём дедолларизации и стремления к самодостаточности. Это грозит положить конец стандарту долларовых облигаций и закрыть кран финансирования расходов Пентагона. Задача у Путина сложнее: необходимо обеспечить инвестиции в национальных интересах. При концентрации национального богатства в столь немногих руках эта задача становится слишком тяжёлой. Может быть, потребуется ещё одна революция, чтобы создать систему регулирования для достижения благосостояния широких слоёв общества.

Автор набросал программу из 11 пунктов для противостояния неолиберальной повестке дня мировых рантье. Для этого нужно:

• - национализировать естественные монополии,
• - оставить базовую инфраструктуру в руках государства,
• - обеспечить национальную самодостаточность в деньгах и кредите,
• - защищать трудящихся и потребителей,
• - контролировать капитал,
• - облагать налогами незаработанный доход,
• - установить прогрессивное налогообложение,
• - установить земельный налог в зависимости от рыночной стоимости земли,
• - использовать прибыль для вещественных капиталовложений,
• - обеспечить продовольственную безопасность,
• - контролировать движения капитала.

Существенным элементом этого плана является государственный контроль в финансах и кредите. Здесь не обойтись без понятия национального суверенитета. Но нужен ли он мировому гегемону? Явно нет. От страны, регулярно выходящей из разного рода международных договоров, трудно ожидать нового Вестфальского мира с защитой государств от требований иностранных кредиторов. Их цель – превосходство американского глобального капитализма. Они не стесняются писать это в своих планах. В таких условиях национальная свобода остальных стран требует ухода из долларовой зоны. Нужен новый старт, и многие это осознают, что автор иллюстрирует длинной цитатой из Лаврова.

Многие думают, что подобный национализм – шаг назад. Но этот шаг – единственная альтернатива сопротивления во Второй холодной войне, проиграть которую – значит поставить у себя компрадорскую диктатуру. До коллективного мирового правительства в наше время – как до Луны. Хадсон предлагает странам, желающим реальной независимости, блокироваться в систему двусторонних торговых платежей посредством создания регионального банка, который бы выпустил свою валюту, подобную кейнсову банкору. Расширяющийся кредит позволил бы достичь того, чего не достигли страны еврозоны с их разделением Север-Юг. Смогут ли страны достичь успеха в необходимых реформах – зависит от их способности создать финансовые институты, свободные от доллара.

--------------------------------------------------

Снова и снова знакомлюсь я с событиями тех лет из книг разных авторов, и снова и снова узнаю что-то для себя. Следует признать, что изложение Хадсона – одно из самых удачных, хоть и неполное. Я бы добавил, что поистине мировой валютой доллар стал во многом благодаря возникновению рынков капитала за пределами США. Банки стали ссужать друг другу не в нацвалюте места пребывания, а в третьей валюте – евродолларе. И первым был лондонский филиал советского Народного банка.

Упрёки в навязывании экономии, когда нечем платить по счетам, не новы и традиционны для левого автора. Но единственной альтернативой этому является девальвация валюты и нарастающая инфляция. А что есть инфляция, как не обесценивание вкладов населения? Так что рано или поздно приходится жить по средствам, а по долгам расплачиваться потерей благосостояния. Вопрос лишь в том, как распределить эту потерю.

Рецепт успеха Китая автор видит в инвестициях в инфраструктуру, образование, здравоохранение и тому подобное. Я уже писал на этот счёт и повторюсь: эти инвестиции не повышают автоматически производительность труда. Африканские и азиатские страны набрали кучу долгов у того же Китая, который строит им дороги, электростанции и порты. Что-то не слышно об их оглушительном успехе. Наоборот, Китай требует назад свои деньги, банкротя своих должников. Инвестиции – дело рискованное. Они могут быть убыточными, и это мы видели множество раз.

План из одиннадцати пунктов вызывает уважение. Но не только уважение, но и скептицизм: удастся ли экономике сработать при этом в плюс? Да, делёж национального продукта будет более справедлив. Но как бы не пострадало производство, обложенное налогами. Исторически социал-демократы у власти с одной стороны вызывали бегство капиталов, а с другой – не отличались бюджетной дисциплиной. Хадсон в этом смысле не очень щепетилен: не хватает денег – напечатаем. Нечем платить долги – пускай их нам простят. Ну-ну…

Формулированием цели достижения независимости от доллара автор попал в самый нерв. Война на Украине значительно ускорила этот процесс, и сегодня Китай, Россия и другие страны пытаются строить новую систему взаиморасчётов. Эта работа ведётся, но серьёзные успехи – пока впереди. Хочется верить, что у них получится.

Вторым направлением риторики рантье является критика Большого правительства из арсенала либертарианцев. Эта критика стара, как мир. Древнеримские олигархи, сами будучи чемпионами угнетения, обличали в нём царей и тиранов. Главным образом потому, что последние занимались популярными реформами – прощали долги и раздавали землю. Современная олигархия перенаправляет критику с себя на государственное регулирование и налогообложение. Единственное дельное занятия для государства в её глазах – это защита интересов рантье и прав собственности в первую очередь. На практике, однако, альтернативой государственному планированию стали поиск монопольной ренты и централизованное планирование финансовым сектором.

Современное либертарианство появилось в девятнадцатом веке. Генри Джордж боролся против земельной аристократии, но он же был против налогов и социализма. И за свободу торговли. Его труды были понятны и продавались намного лучше, чем сочинения Маркса. Последний, ознакомившись с одним из них, написал:

Всего-навсего попытка, прикрытая социализмом, сохранить капиталистическое доминирование и на самом деле вновь установить его на более широкой базе, чем современная.

Земельная рента должна была быть отменена в пользу промышленных прибылей. Слепым пятном в кампании Джорджа за единый налог на землю был отказ на поддержку государства в этом трудном и непростом деле. Процентный доход он считал заработанным. Как видим, сегодня так считают почти все.

Октябрьская революция оказалась трагическим отклонением, а не дорогой в социалистическое будущее. Компартии по всему миру превратились в просоветские организации, которые охотнее всего сражались с троцкистами и другими социалистами, угрожавших отнять у Сталина лидерство в левом движении. Тот факт, что многие компартии ассоциировались с СССР и евреями, сплотил в правый лагерь милитаристов, националистов и антисемитов. Прогрессивная политика осталась уделом социал-демократии, особенно американской демпартии при Рузвельте. Его Новый курс, казалось бы, наполнил ветром паруса экономики и позволил облегчённо вздохнуть рабочему классу. Финансовый сектор, казалось бы, помогал строить промышленный капитализм. Но в последние четыре десятилетия всё изменилось.

Сегодня антиправительственные стратеги создали экономическую мифологию для защиты интересов рантье. Они спонсируют узколобую экономическую теорию, не признающую продуктивную роль государственных регулирования и инвестиций. Они отрицают незаработанность экономической ренты. И они занимаются краткосрочным анализом, исключая структурные изменения экономики как «политические» и потому чужеродные их экономической логике. Реальность же такова, что планированием приходится заниматься в любом случае. Любая экономика планируется, и если этим не занимается государство, то займутся банки. У большинства из них главный бизнес-план: снять по-быстрому навар и свалить. Например, сделать обратный выкуп акций вместо инвестиций.

За рыночной риторикой нео-рантье скрывается путь в новый феодализм с долговой зависимостью 99% простых смертных от благородного Одного Процента. Если при феодализме крестьянин был привязан к земле, то сегодня это не играет роли: куда не приди, всюду влезешь в долги. Тебе при этом раскажут, что процентный доход – заработан, что это плата за риск. По факту риск исторически всегда ложился на плечи должника. Целью рантье является монополизация общественного богатства и дохода. Всё – себе. Нет предела человеческой жадности. Эта жадность воспевается как движущая сила экономики. Вам об этом расскажут купленные политики и профессора в новостях купленных телеканалов. Если не поверите – найдётся достаточно других верующих, которые, находясь на государственных должностях, станут помогать рантье продолжать набивать карманы.

Фон Хайек написал свою Дорогу к рабству, не осознавая, что настоящая дорога – это то, что сейчас происходит на Западе после того, как финансовый сектор захватил правительства. Современный идеал – это корпоративное глобальное государство, которое заменит общественных политиков в роли планировщика. Национальная суверенность должна уйти в прошлое. Народам при этом обещается всеобщее благоденствие. По факту же низы стагнируют, а верхи продолжают богатеть.

На что может быть надежда в такой ситуации? Трудно надеяться на политиков, большинство из которых служат Большим Деньгам, да и сами происходят по большей части из имущего класса. У Берни Сандерса ноль шансов стать президентом – не дадут. Это ясно продемонстрировали во время прошлых выборов. Возрождение власти рантье представляет собой исторический регресс западного общества. Роза Люксембург была права: у человечества есть выбор: социализм или варварство.

------------------------------------------------

Рассказ Хадсона о двадцатом веке довольно отрывочен. Бросается в глаза его молчание о фашизме. А ведь нация бьёт класс. Также молчит автор о судьбе советского социализма. И делается это не зря: несмотря на серьёзный прогресс, экономическое соревнование он проиграл и сошёл со сцены, уступив её капитализму националистического толка. Но главная его неудача - не экономика, а души людей. Коммунисты ставили себе задачей воспитать нового человека. Не получилось. Но ничего, может у кого-нибудь получится. Ведь не воспитывать - это именно дорога к рабству.

К нему ведёт много дорог, и будет хорошо, что не все. Человек порочен, и в силу этого способен злоупотребить любым хорошим делом. Хадсон обличает рантье, но почти каждый из нас готов получать деньги, ничего не делая. Один Процент – не исключение, ведь они обычные люди. Сегодня это – банкиры. Видимо, Хадсон считает, что промышленники лучше. Чем лучше? Они что – из другого теста сделаны? Поставишь банкиров на место – вылезут другие рантье с новой системой рентополучения. Эта музыка – вечная. Всю историю можно рассматривать как процесс перетягивания элитами одеяла на себя с последующими революциями и вступлением во власть новых элит, которые находят себе новую ренту.

Как известно, культура и цивилизация существуют лишь потому, что отдельные праведники учат древнегреческий. Итальянская журналистка, без особых восторгов зубрившая наречие Гомера в классическом лицее, во взрослом возрасте воспылала страстью к языку древней Эллады, пополнила ряды оных праведников и написала прозелитское эссе с целью расширить круг посвященных.

Получилось восторженное — порой до чрезмерности — сочинение, продвигающее неглупую затею: полюбить язык через удивление тому, сколь непохоже на нас схватывали и упорядочивали в своей речи мир древние греки. Марколонго резонно предлагает рассматривать язык как окно в мышление людей, с которыми мы никогда не сможем поговорить иначе чем через доступные нам документы. Из анализа грамматических категорий, особенностей словоупотребления и прочих лингвистических деталей воссоздается картина вполне потрясающая: мир, где характер действий значимее их хронологической определенности, в явлениях важна была их (не)одушевленность, система наклонений позволяла определить степень реальности действия и т. д. Конечно, по отдельности эти особенности знакомы многим носителям живых языков и тем, кто их учит, но в своей совокупности «причины полюбить» действительно впечатляют, особенно если параллельно изучать, в насколько особые формы размышлений об истории, обществе, мироздании древнегреческий отливается.

«Фраза „может подуть юго-западный“, произнесенная на Террасе Масканьи в Ливорно вечером, когда дует типичный для тех мест ветер, способный „растрепать душу“, выражает вполне вероятное действие; в данном случае древний грек употребил бы сослагательное наклонение. Та же самая фраза, произнесенная в пустынной северной степи, указывает на весьма отдаленное, а потому, как обычно, вспоминаемое с печалью и желанное событие; и в таком случае говорящий прибегнул бы к оптативу. Если же юго-западный уже задул и стал реальностью, тогда глагол в данной фразе стоял бы в изъявительном наклонении настоящего времени. А будь мы в пустыне, ветер, что „одолжил у моря его шум“, стал бы невозможен, нереален, и о нем на древнегреческом повествовалось бы в изъявительном наклонении прошедшего времени».

Дмитрий Антонов. Нимб и крест. Как читать русские иконы

Существует мнение, что современное искусство — неполноценное, потому что его зачастую невозможно понять, не вчитываясь в экспликацию. Дескать, хорошее искусство понятно «невооруженному взгляду»: вот, например, красиво лежит тень на зеленой траве, а вот — стены Кремля. Определенного сорта недальновидность, присущая такой точке зрения, раскрывается, если попросить объяснить, а что, собственно, понятно любителю классического искусства в античной статуе или гравюре Дюрера. «Ну, красиво».

Историк Дмитрий Антонов избавляет от ложной очевидности русские иконы, предлагая чрезвычайно доступный путеводитель по их визуальной «грамматике» и «лексике». Не последний эффект от чтения — сугубо практический: в безликой череде благоговейных мужей с бородами, их спутниц и спутников начинают проступать живые и осмысленные сюжеты, в которых можно различить приметы времени и особенности личного стиля автора. Тем же, кто и так представлял себе, в чем особенности иконической перспективы, и мог отличить деисусный чин от праздничного, книга сулит систематизацию знаний, а также множество деталей и сложно схватываемых нюансов. В общем, если планировать культурологическое или какое иное паломничество по русским церквям, чтение крайне полезное.

«Что касается традиции изображать мучеников с орудиями убийства или отсеченными частями тела (достаточно вспомнить европейские образы Луции Сиракузской с глазами в чаше либо Агаты Сицилийской, показывающей на блюде свою отрезанную грудь), то она мало затронула русскую иконографию. Такие атрибуты начали появляться на редких иконах только в XVI в., под влиянием западного искусства».

Вернер Херцог. О хождении во льдах

Не побоимся этого слова, небывалый интерес в 2023 году проявляют российские книгоиздатели к литературному творчеству немецкого режиссера, подарившего кинематографу как минимум грандиозную картину «И карлики начинали с малого». Сперва в «Издательстве Ивана Лимбаха» вышел роман «Сумерки мира», посвященный полубезумному квазисамураю Хироо Оноде, теперь Individuum выпустил очерк «О хождении во льдах», и есть все основания полагать, что на этом океан новой русской херцогомании далеко не пересох.

В книжке «О хождении во льдах» от первого лица изложена достаточно известная история о том, как Вернер Херцог пошел спасать на метафизическом уровне великую Лотте Айснер. Апокриф, который на самом деле является реальной историей, гласит: когда вдохновительница новой волны немецкого кинематографа тяжело заболела и врачи лишь пожали плечами, Херцог понял, что спасти ее может только одно — молодой режиссер должен пешком дойти из Мюнхена в Париж, ночуя под открытым небом. Что он и сделал, вооружившись лишь компасом да картой. (Важно заметить: на дворе стоял немецкий ноябрь 1974 года, так что поход этот невозможно назвать легкой прогулкой.) Как известно, план Херцога сработал: «Айснерша» вдруг пошла на поправку и еще десять лет внимательно смотрела фильмы, снятые учениками.

Мысли и чувства, родившиеся во время этого странного предприятия, Вернер Херцог зафиксировал в дневниковом травелоге на сто с лишним страничек. Как это нередко бывает в хорошем травелоге, написанном не очень хорошим, но крайне талантливым человеком, путешествие Херцога оказывается путешествием в самого себя: холмы, снег, лес, снова холмы, деревня, опять холмы — все это лишь пейзаж для осознания элементарной (и потому бесконечно сложной) правды мира.

Неудивительно, что из этого похода Херцог, и без того не самый приземленный художник, вернулся с совсем уж запредельными шедеврами вроде «Стеклянного сердца».

«Деревня вчера была вялой, как гусеница на морозе. Сегодня, в воскресенье, она уже окуклилась, скрыв свое нутро под снежным покровом. На холоде дождевые черви, которые не смогли перебраться через асфальтированную дорогу, лопаются. Под жестяными навесами, где летом можно посидеть на воздухе, притаилось одиночество, готовое к прыжку».

Вадим Шершеневич. Критические тексты: театр, кино, цирк, эстрада

Поэт-имажинист Вадим Шершеневич знаком широкой публике в лучшем случае как соратник Сергея Есенина по имажинизму и не самый выдающийся поэт своей эпохи, однако другая сторона его творчества — критическая — только в самое последнее время благодаря усилиям энтузиастов-исследователей обрела книжное воплощение. На днях вышел большой том его текстов, посвященных зрелищным искусствам, и в первую очередь театру, с которым Шершеневич был связан не только в качестве зрителя и критика, но и профессионально: он участвовал в создании и работе Опытно-героического театра, выступал с теоретическими манифестами, однако самое интересное и самое значительное по объему в этой книге — фельетонная летопись московской театральной жизни 1921–1927 годов. То ли потому, что его серьезные рецензии выходили суховатыми и не пользовались большой популярностью, то ли потому, что в пространстве сатиры и юмора можно было позволить себе гораздо больше, Шершеневич написал целую гору таких и сяких фельетонов, стилизованных под разные жанры и произведения, местами по-настоящему забористых, местами каламбурных на грани фола, но неизменно бодрых и познавательных, даже если сегодня без научных комментариев нам трудновато понять, о чем там вообще идет речь. Больше всего в них достается Мейерхольду и Таирову, что неудивительно, поскольку в те благословенные годы их преданным, хотя и не всегда благодарным зрителем был далеко не один Вадим Гаибриэлевич.

«Узрев анонс в некоторых театральных журналах о готовящейся где-то „Грозе“, некий остроумец, выходя с „Леса“ Мейерхольда, сказал:

— Кто в лес, кто по грозу. <...>

Как сообщают очевидцы (очевидцами зовется народ, слышавший из третьих уст), для „Медвежьей свадьбы“ в качестве декоратора приглашен покойный Шишкин, автор известного проекта декораций к оной пьесе, выставленной в Третьяковской галерее под наименованием „Утро в лесу“, где все медвежата отчетливо вырисованы».

Источник: https://gorky.media/reviews/lopayushhiesya-dozhdevye-chervi-...

Другие материалы:

• Русский Дисней — Великое призвание и великая любовь Владимира Сутеева

• Уродливый кинематограф — 4 картины на выбор

• Джонни Депп — режиссер. К 60-летию актера вспоминаем его собственные безумные фильмы

• Первопроходцы — в отечественном кино

• Пабло Пикассо – великий художник, любовник и провокатор

• Сериал «Библиотекарь» по книге Михаила Елизарова — смотрим тизер

• Киноликбез — 30 фильмов для знакомства с азиатским кинематографом

• Джон Кэмпбелл — создатель американской научной фантастики золотого века

• О книге Бориса Соколова «Булгаков. Мастер и демоны судьбы»

• Вечно старый, вечно пьяный — Чарльз Буковски, один из лучших американских писателей

• Не только «Основной инстинкт» — 7 эротических триллеров 1980-х и 1990-х

• «Основной инстинкт» — фильм, который мог стать хитом только в 1990-е

• Понять и простить рептилоида — Из книги «Темные фигуры. Социально-философский анализ фильмов Джона Карпентера»

• Страшнее — тишина: в чём феномен «Чужого» Ридли Скотта

• Наркобароны, убийцы и аферисты — 30 лучших криминальных фильмов, основанных на реальных событиях

• Классика фантастики — Дуглас Адамс. Автостопом по Галактике

• Как Голливуд разочаровался в Мэрилин Монро — но пытался найти ее почти в каждой актрисе

• «Троица», «Офелия», «Смерть Марата», Венера Милосская, «Тайная вечеря» — эти и другие произведения искусства в кино

• Пэм Гриер — актриса, сыгравшая Джеки Браун в одноимённом фильме Тарантино

• Генри Миллер — литературный панк на исповеди

• О переводной фантастике весны — конспирология, метапроза и Война Правок

• Комикс «Мультивселенная» / The Multiversity (DC)

• «Тёмный город» — 25 лет культовому фильму

• Смертельная слава — 9 известных актеров, которые погибли во время съемок

• «Город астероидов» Уэса Андерсона — в ожидании НЛО

• Хоррор-подборка — 7 вечеринок со страшным продолжением

• «Молчание ягнят» — в чем фильм устарел, а в чем остался прогрессивным?

• Предтечи фантастики — Роберт Льюис Стивенсон. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

• Мартин Скорсезе снимет второй в своей карьере фильм об Иисусе

• «Бойцовский клуб» — как Дэвид Финчер продал бумерский сюжет иксерам

• «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы» — о специфике фантастического в «Мастере и Маргарите»

• Классика кинофантастики — «Контакт» (1997), реж. Роберт Земекис

• Комикс по песне Б.Окуджавы — «Надя, Наденька...»

• Пелевин. Начало

• В производство запущен сериал «Рыцари Сорока Островов» — по роману Сергея Лукьяненко

• Как советский студент хотел переселить людей на небеса — Коммунистический «Летающий город» Георгия Крутикова

• 210 лет Рихарду Вагнеру – композитору, считавшему, что гению можно все

• Слышу голос из прекрасного далёка — 7 любимых всеми песен Евгения Крылатова

• 15 книг о кино — детство Трюффо, история советской анимации, биографии Гайдая, Скорсезе, Висконти, Мурнау, Викторова и другие

• Какие фантастические сериалы смотреть в июне 2023 — Чёрное зеркало, Ведьмак, Звёздный путь и другие

• Предтечи фантастики — Джонатан Свифт. Путешествия Гулливера

• О книге Кристофера Приста «Лотерея»

• Франц Кафка — гений, уверенный в собственном крахе

Продолжим. Европейские колониальные державы намеренно запрещали развивать производство в своих колониях. Но редко удаётся монополизировать технологию. А почему бы не убедить жителей колоний, что это – для их же блага? Вот и пригодилась доктрина Рикардо о сравнительном преимуществе, которую автор называет «основополагающим интеллектуальным обманом». У себя же американцы занялись механизацией, которая подняла не только зарплаты, но и производительность труда. Процесс разгонялся сам собой: на сытый желудок работается продуктивней, продуктивная работа приносит больший доход, желудок становится ещё более сытым и т.д.

Автор критикует также теорию Хекшлера-Олина, которая тоже предписывает каждой экономике заниматься тем, что у неё лучше получается на данный момент. Эта теория упрощает экономику до монолитной структуры, в то время как на самом деле она может состоять из нескольких слабо связанных секторов. В данный момент большинство стран-экспортёров сырья имеет двойную экономику: капиталоёмкий экспортный сектор и сектор «для внутреннего употребления», в котором дела не столь радужны. Нищенский труд как торговое преимущество автор называет мифом. В общем и целом допущения этой теории столь нереалистичны, что принимать их – это опять-таки намеренно обманывать публику. На самом деле выравнивания доходов стран по этой причине не происходит. За последние два столетия разрывы между богатыми и бедными странами только усиливаются. Здесь я решил было вставить свои пять копеек по поводу успеха некоторых бедных стран вроде Индии, но решил, что это – исключения, подтверждающие правило. Успеха эти страны добиваются не за счёт экспорта нищенского труда, а за счёт осознанной индустриальной политики своих правительств. В это же время многие страны Запада отказались от подобной политики, убалтывая своих граждан перспективой дешёвого импорта. Это привело к деиндустриализации стран Запада.

Долги и войны оставляют глубокий след в торговле. И здесь не обошлось без мифов. Нам говорят, что долговой дефляции не может быть. Ведь свой доход кредитор вбрасывает обратно в экономику товаров и услуг. Это в теории так. На самом деле он использует его главным образом для скупки собственности и выдачи новых займов. Пустоту этого аргумента Рикардо подтвердила история займа банкирского дома Ricardo Brothers Греции, получившей независимость в 1829 году. Доход от этого займа не пошёл в экономику, и страна стагнировала весь остаток девятнадцатого века. Многим известно выражение дипломатия канонерок: навязывание торговых отношений с помощью силы. Многим, но, похоже, не всем. Вы не увидите ссылки на этот феномен в традиционной теории торговли. В качестве недавних примеров может послужить Венесуэла, в которой янки долгие годы ставили своих диктаторов, которые финансировали торговый дефицит займами, обеспеченными нефтяными активами. Потом в стране к власти пришли левые, и она быстро очутилась в изоляции. Держатели займов конфисковали зарубежные активы, а Банк Британии по-простому отжал золото, которое страна дала ему на сохранение, в пользу своей марионетки.

Результатом следования политике свободной торговли является продолжающаяся эксплуатация стран Третьего мира иностранным капиталом, которая мало чем отличается от колониализма. А ведь эти страны должны по теории продвинуться вперёд своим нищенским трудом. По факту получается обратное. Они не могут защитить, регулировать и субсидировать ключевые отрасли и попали в зависимость от других.

Известным фактом прошлых десятилетий явился уход производства из США в Китай. Одной из причин этого бегства является дорогой труд американцев. Он в свою очередь объясняется высоким уровнем долговой нагрузки трудящихся. 30-40% дохода сжирает ипотека, ещё 15% - здравоохранение, 20% налоги. И это не говоря о частных страховках и прочих кредитах. Это – результат захвата экономики страны финансовым сектором. Тогда, в восьмидесятых, нужно было вкладываться в развитие производства. Но был выбран путь для ленивых – дерегулирование финансов и поощрение спекуляций. Китай же в это время пользовался проверенным рецептом успеха столетней давности из арсенала самих же американцев: протекционизмом.

Сегодня Штаты пытаются предотвратить дальнейшее падение своего экспорта торговыми санкциями, но исторически такие попытки были тщетными и контрпродуктивными. Россия пользуется этим предлогом для введения собственного протекционизма, который позволил, например, существенно усилить позиции страны в агробизнесе. Хадсон цитирует разговор Путина с сыроваром Олегом Сиротой на Валдайском форуме, в котором Путин советует фермеру спать спокойно. Отмена российских контрсанкций не предвидится.

Спасибо за санкции.

Если бы американские стратеги читали Маркса, то из его письма Энгельсу 1867 года узнали бы, что для успеха Ирландии тогда были необходимы независимость от Британии, аграрная революция и защитные пошлины. Подобный рецепт хорошо подходит для современной России: независимость, рационализация производства и налоговой системы (опа, а про налоги Маркс вообще-то не писал) и самодостаточность, достигаемая тарифами и прочим протекционизмом, включая те же самые санкции.

Сегодня президент Байден называет врагом Китай. Штаты ограничили экспорт ключевых технологий этому врагу в стремлении помешать достичь ему полной экономической независимости. В наши дни, как никогда, становится ясно, что резервирование – правильная стратегия. Специализация и снабжение от центрального поставщика ресурсов приводит к критической зависимости от монополиста, который не только ломит цену, но и предъявляет политические требования себе в угоду.

Чтобы привести теорию торговли в соответствие с реалиями, нужно учесть влияние финансового сектора на экономику. Нужно ли это самим воротилам? Однозначно нет. Ведь то, то анализируется, может быть подвергнуто критике и (о ужас!) регулированию. Гораздо удобнее усыпить клиента сказками о том, что деньги не имеют значения. На самом же деле кредитная нагрузка серьёзно ухудшает конкурентоспособность зарплат в международном сравнении. Далее, смещение налоговой нагрузки с финансов и собственности на труд и промышленность надувает пузыри в экономике. Это делает понятие себестоимости намного более сложным, чем в старом добром девятнадцатом веке. Сегодня бы лучше подошла рентная теория сравнительных недостатков (не спрашивайте меня, что это значит, автор не объясняет).

Протекционизм был политикой промышленного капитализма. Политика современного финкапа – это меры жёсткой экономии и долговая дефляция со сказкой об эффективном свободном рынке. Как и любая хорошая фантастика, это «евангелие» требует доброй дозы недоверия.

Я не помню, где это я прочитал. Неважно. Важно описание современной ситуации одним из авторов. Он назвал её rent seeking или рентоориентированным поведением. То есть желанием оседлать какой-нибудь ресурс и сидеть на кранике, снимая маржу. Земельная рента – один из примеров тому. Но есть и другие, о которых автор ранее упоминал вскользь. Например, природная рента. Сидеть на ресурсе – дело удобное и приятное. Но не полезное для экономики, которая заболевает голландской болезнью, при которой заниматься чем-нибудь другим, кроме сырья или услуг, становится невыгодным.

Родственным понятием является монокультурный синдром, создающий двойные экономики, упомянутые выше. Кстати можно монополизировать не ресурс, а каналы его сбыта, и тогда ренту будет снимать не добытчик, а торгаш. Платой за монокультуры является истощение почв и загрязнение окружающей среды. Логика свободной торговли выносит эти вещи, наряду с рабством, геноцидом и прочими нехорошими вещами, за скобки. Потому даже в самых свободных рыночных Соединённых Штатах пришлось создать Департамент земледелия. Процесс извлечения прибыли за счёт ухудшения качества почвы (mining the soil) удалось замедлить. Но не удалось прикрыть источник ренты для монополистов. Я не стану пересказывать истории злоупотреблений американской Carhill и прочих агрогигантов. Просто приведу вот эту диаграмму:

Концентрация в сельском хозяйстве: доля на рынке четырёх крупнейших производителей.

Излишне будет упоминать, что при таком раскладе львиную долю прибыли отожрёт себе не рядовой фермер, а монополист. На страже его интересов стоит Дядюшка Джо, который обеспечивает сбыт по всему миру и улучшает таким образом свой торговый баланс. Один из его слуг, Мировой Банк, спонсирует агропроекты по всему миру, но главным образом в таких культурах, которые в США плохо растут: каучук, пальмы, бананы, специи. А вот конкурентов американским фермерам они выращивать не собираются.

Земля – это ещё не вся природа. В земле имеются нефть и газ – первоклассные источники природной ренты. В до-ОПЕК-овские времена бал правили американские нефтегиганты, которые организовывали свой бизнес по всей планете как филиалы своих головных компаний (чтобы избежать уплаты существенной части налога на доход) и перепродавали свою продукцию через офшоры Либерии и Панамы (чтобы не платить налоги по месту добычи). Так же, как и с почвами, весь сопутствующий вред окружающей среде они стремятся переложить на чужие плечи. Потом на ноги встал ОПЕК, и лафа для них потихоньку стала кончаться. Семидесятые стали годами многократного роста цен на нефть. Страны-добытчики стали купаться в нефтедолларах, но это принесло ту самую голландскую болезнь. Норвегия и Ближний Восток вылечили эту болезнь перекачкой своих нефтеприбылей на иностранные рынки капитала. Золотой стандарт сменился стандартом американских казначейских облигаций. Гегемону это понравилось. Но не понравилось «мухомору» Каддафи, который пытался сбежать из долларовой зоны через создание африканской валюты, обеспеченной золотом. Ливию вбомбили в каменный век, её золото, вырученное за нефть, «испарилось».

Не помогли ему его танки.

26 января 2017 Трамп не постеснялся заявить, что США имеют право на иракскую и сирийскую нефть в качестве репараций за стоимость вторжения в эти страны. Как по мне – философия грабителя в чистом виде.. Про Венесуэлу – смотри выше. Самая свежая тема – Северный Поток 2. В процессе написания книги автор застал ещё проблемы с его строительством, но уже не застал его подрыв. Как мы видим, стремление наложить лапу на углеводородную ренту – фамильная черта американского империализма.

В земле, помимо углеводородов, есть и кое-какие полезные металлы и минералы. Одним из важнейших является медь. И здесь эксплуатация недр ведётся по старым лекалам. Десятки лет американские добывающие компании отстёгивали Чили налог на основании фиксированных «цен производителя», которые были порой в разы меньше рыночных. Доктор Альенде собрался покончить с этой практикой и продавать медь тем, кому он хочет. В итоге покончили с самим Альенде. А страна, располагающая богатыми залежами удобрений, тратит на продуктовый импорт порой больше денег, чем выручает от экспорта своих природных ресурсов.

Вспоминая Киссинджера, не забывайте его жертв.

Голландская болезнь – это не только про нефть. Она может случиться на базе железной руды, как в Австралии. Попытка лечить её сорокапроцентным налогом привела к падению премьер-министра. Железное лобби не дремлет.

А вот возьмём редкоземельные металлы. Не сказать, чтобы их было совсем мало, нет. Но они очень сильно распылены по земной коре, так что их производство чрезвычайно вредно в экологическом смысле. Но долгие годы Китай, который является главным «хранителем» мировых залежей, позволял тайваньским инвесторам извлекать металлы с минимальной маржей для себя. Результатом стало наводнение мирового рынка китайским продуктом, 95% рынка и банкротство американских производителей. Непобедимая цена китайцев не включает в себя расходов на восполнение ущерба природе. Впоследствии Китай снизил экспорт редкоземельных металлов, на что иностранцы отреагировали переводом своих производств на китайскую территорию. Американцы же стали вынуждены заниматься субсидированием своего производителя.

Тот факт, что разработка полезных ископаемых связана с ущербом окружающей среде, приводит к попыткам возложить возмещение этого ущерба на компании-добытчики. Но те не промах и стараются изо всех сил переложить эти издержки на общество. Нигде оппозиция государственному регулированию не выразилась столь ясно, как в истории с трансокеанскими договорами о партнёрстве TPP и TTIP. В рамках этих договоров предполагалось создание не подконтрольных государствам арбитражных судов ISDS, которые бы позволили инвесторам судиться со странами-приёмниками их инвестиций напрямую, без обращения к стране их происхождения. Это поставило бы их над законом. Примеры подобной практики уже есть. В 2016 году арбитраж в Гааге отменил решение Верховного суда Эквадора о штрафе в адрес американского нефтегиганта Шеврон за экологический ущерб. Планируемые меры представляли собой по словам одного из комментаторов «изощрённый токсичный корпоративный рэкет под руководством США». Планы пытались держать в тайне от рядового избирателя, но попытка не удалась, спасибо Wikileaks. Возмущение публики было столь велико, что посодействовало поражению Хиллари Клинтон на выборах. Трамп, вступив в должность, быстро отказался от TPP. Впоследствии другие страны подписали этот договор, но глава о ISDS при этом из него была вычеркнута. TTIP умер своей смертью, не вступив вообще в силу.

---------------------------------------

Глава о торговле не явилась, если честно, для меня откровением. Есть целая школа экономической мысли на этот счёт. Хорошие тексты на эту тему написаны профессором Чан Ха-Джуном. Кое в чём я бы с автором не согласился, а именно в достижении экономического лидерства посредством вложений в социалку и образование. На самом деле надёжных свидетельств корреляции образования и развития экономики нет. Швейцария не заморачивается излишними вложениями в этой области, и ничего, живёт прекрасно. С другой стороны пример Греции с её бесплатными вузами говорит и о возможности обратной ситуации. Я могу понять стремление автора придать левый шарм протекционизму, но на слово ему трудно поверить. Ведь даже сам Маркс не додумался до этого в своём письме насчёт Ирландии.

Пламенный антиимпериализм автора помешал нормальному рассказу о природной ренте. Это больше похоже на изложение современной политики, чем на внятный анализ. Можно согласиться с ним насчёт необходимости возложения расходов по компенсации ущерба окружающей среде на частные компании-добытчики. Хотя почему обязательно на частные? Меня удивило то, что Хадсон не требует национализации сырьевых отраслей. Наверное потому, что в тех странах, где она была проведена, отрасли эти часто не восхищают результатами. Например, в той же Венесуэле. В любом случае, заставив платить добытчика, можно обанкротить его. Ведь он конкурирует с производителями всего мира, и не все страны проводят одинаковую политику в этой области. В результате получится, как с рынком редкоземельных металлов, где Китай, не глядя на экологию, захапал весь мировой рынок, а Штаты, вынужденные худо-бедно добиваться сырьевой независимости, спонсируют свою разработку. В деле охраны природы решения должны быть не национальными, а глобальными, иначе они работать не будут. У автора про это ничего нет. Жаль.