На следующий день у нашей команды предоставился шанс взять интервью у владельца одного из крупнейших криптобанков Celsius Алекса Машинского. Они поговорили о спекуляциях в индустрии, об отношениях с Тезером, о рисках и обещаниях крипты. Когда зашла речь о проигравшихся в этом казино, Алекс не собирался признавать свою вину. Сами виноваты! DYOR. На вопрос о том, сколько «настоящих» денег крутится в криптосистеме, он ответил: «Десять-пятнадцать процентов». Что это значит? Это значит, что попытка достать свои деньги из системы обратно имеет примерно такой же шанс на удачу. Как сказал один из критиков крипты Дэвид Джерард:

Вы потеряли свои деньги, когда купили токены.

Насчёт своей панельной дискуссии Бен со спутниками оказались слишком оптимистичны в ожиданиях: в зале начитали 576 свободных мест. И даже шестилетняя дочь Бена, пришедшая с родителями, задремала во время дискуссии. Праздновать успех было явно рано. Они плыли против течения.

В одном из комментариев к выступлению нашего автора я вычитал, что он тогда критиковал «бесплатные» NFT, продвигаемые одной из компаний на конференции, как дармовую выпивку, призванную заманить потенциальных клиентов в казино. Непохоже, что он смог многих в этом убедить. Криптолихорадка шла своим ходом.

Бен на SXSW

По пути обратно в Нью-Йорк они заехали на старый алюминиевый завод Alcoa, переоборудованный под майнинг. Их даже пропустили на территорию. Огромные складские помещения были под завязку заставлены тысячами майнерских компьютеров Antminer. И если в одном здании было шумно и жарко (температура там доходит до 65°C), то в другом – тихо и сравнительно прохладно. Оборудование там погружено в минеральное масло для эффективного охлаждения. Да, у местных появилась какая-то занятость. Но и без того слабая энергосеть Техаса получила дополнительную нагрузку, не говоря уже о вреде для экологии, посредством расхода электроэнергии.

Монтаж майнингового оборудования на бывшем заводе Alcoa в Рокдейле, штат Техас.

1 апреля 2022 года Бен опубликовал результат своего многомесячного расследования по поводу криптобиржи Binance в Вашингтон Пост. Заправляет всем там основатель Чанпэн Чжао ака CZ. Он родился в Китае, но вырос в Канаде. Потом жил в Японии, где получил опыт на бирже. Затем был Шанхай, где он занимался разработкой софта для высокочастотного трейдинга. Ну а с 2013 годой окунулся в мир крипты. В течение месяцев после основания в 2017 году Binance стала крупнейшей торговой площадкой в мире. Особенно популярна она в Китае, где азартные игры запрещены и существуют жёсткие ограничения на движение капитала. Китайские власти стали давить на CZ, в ответ он переместил бизнес в Японию, а ещё через год объявил, что компания вообще не имеет штаб-квартиры.

На Байненсе можно здорово поиграть. Когда-то там можно было получить долговой рычаг 125:1 (то есть на вложенный койн можно было одолжить 125, чтобы вбухать их всех в какую-нибудь спекуляцию). В мире реальных денег простые смертные могут об этом только мечтать. Байненс – не просто криптобиржа, но огромный конгломерат, предоставляющий кредит во всевозможных токенах. Мало того, он ещё и торгует на собственных площадках. Ну а чо, это же виртуальный мир. Для крипты отсутствие регулирования в порядке вещей. Только это... у них очень особенный эпп, который сбоит, когда народ массово достаёт деньги при обвале курса. Он хороший, только почему-то хромает на самом неудобном месте. Бен привёл истории двух его знакомых, которые влетели на десятки тысяч долларов. А кто-то жаловался на убыток аж в 30 миллионов.

Многие обращались в техподдержку, и кому-то даже немножко помогли, возместив небольшой процент. Обманутые вкладчики организовались через Discord и подали на Байненс в суд. Шансы на успех у них не очень велики. Уж очень хорошо у Байненса смазана задница: нет штаб-квартиры, персонал разнесён по всему миру, сам CZ общается с публикой через Твиттер и сидит в Абу-Даби. Предполагаемые махинации Байненс расследуются в нескольких странах, включая США. Есть много версий подозрительных отказов эппа, но одна из них примечательна: их переиграли на их же поле молодые дельцы скоростной торговли с более совершенными алгоритмами. Если это правда, то шансов на справедливый рынок и успех для обычного инвестора в принципе не остаётся.

В апреле Бен с товарищами посетили ежегодную конференцию Биткойн в Майами, где они более тесно познакомились с членами криптосообщества. Им было, в общем-то, особо не о чем друг с другом общаться, кроме как об утопической финансовой свободе. Для Бена они представляли собой проекцию вечной американской фантазии: по-быстрому разбогатеть, не вложив ни копейки. По-русски это будет: купить на грош пятаков. На конференции ему удалось пообщаться с одним из сооснователей Тезера Бруком Пирсом. Брук рассказал, что компания много раз пыталась получить аудит, но это всякий раз не удавалось. Никому не хотелось с ними связываться. Бен сказал ему, что поведение компании потенциально нарушало ряд законов, регулирующих финансовую деятельность, на что Брук возразил, что аудитор берёт на себя большой риск, если его клиент обанкротится впоследствии, как это было в своё время с Enron (которых Пирс не считает за мошенников). Теперешнюю вовлечённость больших финансов в крипту он не считал серьёзным риском, но Бен напомнил, что в махинациях, приведших к кризису 2007-8 годов тоже было замешано много крупных корпораций. Интервью закончилось, а нашему автору на ум стали приходить многочисленные аналогии с событиями нулевых годов. Всё, как тогда: долговое плечо, огромные пакеты ценных бумаг в руках немногочисленных крупных игроков рынка вроде Джастина Сана или SBF, которые играют ими в казино фишками Тезера. Демократизирующая децентрализованная валюта, совершив круг, стала служить способом обогащения для узкого круга за счёт всех остальных.

Центральным элементом конференции служил макет вулкана, который символизировал решение президента Сальвадора Букеле выпустить биткойн-облигации к началу конференции. Правда, ситуация в Сальвадоре стала неспокойной, и выпуск бондов пришлось отложить, а Букеле остался дома.

Вулкан в Майами

Вообще, Букеле – примечательный тип. Когда-то он служил пиарщиком у левой партии, после чего, почуяв перспективу, выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах. Подобно Трампу, он представлял себя поборником интересов простого народа и при этом успешным бизнесменом. Он основал свою партию под названием «новые идеи», с которой и пробился на вершину власти в возрасте 37 лет.

И пошло-поехало! Через восемь месяцев после вступления в должность в Законодательное Собрание вошли военные при оружии, чтобы «помочь» депутатам сделать правильный выбор: вложиться в те самые силы безопасности, которые и присутствовали в зале. Потом пошли другие решения: отставка неугодных судей Верховного Суда, увольнение генпрокурора и, конечно, придание биткойну статуса платёжного средства. В принципе, идея дешёвых денежных переводов в стране, живущей на деньги гастарбайтеров, была не такой уж плохой. Вдобавок Букеле позиционировал Сальвадор крипто-Швейцарией. Работает ли идея на самом деле – вот вопрос.

Бен встретился с двумя беглыми сальвадорцами, которые критиковали правительство за признание биткойна средством платежа, подозревая в этом процессе хорошо известную старомодную коррупцию и отмывание средств. Им пришлось сбежать из страны в конце 2021 года.

Вместо их в Сальвадор направилась журналистская группа во главе с нашим автором. Они выяснили на месте, что принятие биткойна в стране минимально. Большинство предпочитает старые добрые доллары. Лишь 2% денежных переводов между США и Сальвадором проходит в крипте. Кроме того, разворачивание биткойна в стране принесло типичные для крипты проблемы: работает не очень хорошо, централизация вместо децентрализации, да ещё жуликов полно. Обычный небогатый сальвадорец не пожелал играть в эту игру с молодым президентом. Но последний не сдался и только удвоил усилия. Он назвался в Твиттере «крутейшим диктатором мира», пририсовал себе лазерные глаза в профиле и публично хвастался покупкой битков за казённые деньги, сидя с телефоном в толчке. Если это правда, то он истратил несколько миллионов народных денег на эту транзакцию. К началу 2022 года курс сальвадорских долларовых облигаций рухнул, а весной из-под контроля вышла уличная преступность после того, как оказалась нарушена одна из договорённостей с местными бандами. Впоследствии история выплыла наружу, и журналисты, которые стали задавать неудобные вопросы, стали целями. Их смартфоны взломали израильским софтом Pegasus, начались акты запугивания, и им ничего не оставалось, кроме как сбежать из страны.

Но это было уже потом. А тогда последовало чрезвычайное положение в стане, которое продлевается месяц за месяцем до настоящего времени. Гражданские свободы оказались приостановлены. Люди стали пропадать с улиц, оставляя родственников в недоумении. Тюрьмы закрыли для посетителей. Полиция получила трехзначные квоты для арестов. За первые десять недель было арестовано, по оценкам правозащитников, 36 тысяч человек, и это в стране с населением в семь миллионов. К середине лета в тюрьмах умерло как минимум 63 человека. А что Букеле? А Букеле заявил, что число невиновных среди арестованных не превышает одного процента. Бен пообщался с одним из таких, которого вытащили из тюрьмы друзья с помощью онлайн-кампании. Несмотря на все страдания, он был благодарен, прежде всего жене, друзьям, господу Богу и даже президенту, за то, что он рассмотрел прошение его семьи.

И, конечно, не обошлось без визита на место предполагаемого Биткойн-Сити к подножию вулкана, деньги на строительство которого и предполагалось занять с помощью новых бондов. Этот город должен стать безналоговым раем для койнеров востока Сальвадора. Букеле обещал даже выстроить новый аэропорт. Энергию для криптоферм должны был предоставить горячие недра вулкана Кончагуа. Ага-ага. Если бы всё было так просто, то Сальвадор не был бы импортёром электроэнергии. Условия бондов были настолько непривлекательны, что дешевле было бы просто напрямую закупать койны. К маю 2022 года, когда Бен с друзьями прилетели туда, выпуск облигаций был отложен на неопределённый срок.

Они поговорили с местными жителями, чья земля резервировалась под новый аэропорт. Живут они небогато, но всё-таки кормятся своими овощами и фруктами, а также рыбной ловлей. От биткойна для них мало толка, потому что они слабо представляют себе, что это такое. Один из них, Вильфредо, соглашался, что появится работа на новой стройке, но что делать потом, когда она закончиться? На этой пессимистичной ноте наши герои вернулись обратно в Нью-Йорк.

Большевики засучили рукава в строительстве светского государства. Они отделили религии от государства и конфисковали церковные земли, а также запретили религиозную пропаганду среди молодёжи даже в семье. Удар по церкви получился разрушительный, но религия не исчезала. Последовала волна антирелигиозной пропаганды, прежде всего в школах. Церкви закрывали тысячами, а священникам запретили жить в городах. Из свыше 54 тысяч православных церквей к 1940 году осталось всего несколько сотен. В войну наступила оттепель, но десятком лет спустя пошла новая волна пропаганды, в которой науке была отведена особая роль. Пропагандисты не уставали твердить, что чудеса творят люди, а не бог. Излюбленным инструментом лекторов-безбожников была космонавтика. Герман Титов заявил на Всемирной выставке в Сиэтле, что он не увидел бога и ангелов в космосе.

Гармония между наукой и атеизмом оказалась нарушена лысенковщиной, в результате которой советская биология была отброшена на десятилетия назад. Многие годы естественный отбор связывали с либеральным капитализмом имперской Британии и потому считали необоснованным. Так успехи в космосе «компенсировались» проблемам на земле в снабжении населения продовольствием. Объективный наблюдатель заключил бы, что пагубно влиять на науку может не столько религиозная идеология, но идеология вообще.

По иронии судьбы, научная война Советов против религии привела к установлению религиозной ауры вокруг атеизма. Людей поощряли отмечать гражданские праздники вместо религиозных. Церковные ритуалы превратились в светские «красные свадьбы» и «гражданские похороны». Красный уголок потерял иконы и приобрёл портреты Ильича. Крещение стало Октябрением. Больших успехов эта кампания не добилась, но полёт Гагарина породил новые надежды, которые были связаны с наукой. Не нужно было мечтать о рае на земле, а строить его своими руками. Нужно только потерпеть пару десятков лет, пока не наступит коммунизм.

Ответ на эту волну пропаганды из-за океана был предсказуем. Эйзенхауэр заявил во время избирательной кампании 1952 года:

Что такое наша битва против коммунизма, если не сражение между анти-богом и верой во Всемогущего?

На волне страха потерять устои взросла государственная духовная стимуляция, что стало редкостью в истории страны. Ведь обычно религиозные кампании шли снизу вверх, а не сверху вниз. Устанавливается День молитвы, Клятва верности флагу получает слова «под Богом», на купюрах появляются слова IN GOD WE TRUST, которые делают национальным девизом. Эффект в виде роста числа прихожан не замедлил проявиться, но успехи Советов в космосе не делали рядового американца спокойнее. НАСА трудно было назвать религиозной организацией, хоть набожных людей в ней хватало (начиная с Вернера фон Брауна). Публику прежде всего интересовали взгляды астронавтов. И те не подкачали, читая строки из книги Бытия на орбите Луны. Они рассказывали о том, как снова начали верить, ступив на лунную поверхность и ощутив силу Господню.

Внизу, на Земле, послевоенные «крестовые походы» американских властей постепенно пошли на убыль, и интерес к религии тоже стал снижаться. В конце шестидесятых Верховный Суд запретил школьные молитвы, а организация американских атеистов подала в суд на астронавтов, читавших те самые строки из Бытия. Открытие реликтового излучения подтвердило теорию расширяющейся Вселенной, что зародило сомнения в красочном Конце света у некоторых верующих. Астронавты говорили, что следов человека на Земле из космоса практически не видно. Учению Дарвина исполнилось сто лет, и оно больше не связывалось с евгеникой, скомпроментировавшей себя во Вторую мировую. Было от чего волноваться верующим.

Ответом стали новые залпы фундаменталистской пропаганды. Зарождается и получает развитие научный креационизм. В то время, когда советская наука использовала религиозный лексикон для легитимизации, американский фундаментализм стал рядиться в научные одежды в похожих целях. Наука и религия обменялись одеждами.

Ближе к концу века о человеке заговорили социобиологи. Если подумать, то эволюция предcтавляет собой процесс сохранения не организма, но его генов. Джордж Прайс оказался зачарован этой идеей и приложил массу усилий, чтобы математически обосновать эту идею. Из его уравнения выходило, что альтруизм – это не бескорыстная любовь, а всего-навсего бессознательный трюк наших ДНК. Это повергло Прайса в отчаяние. Он обратился в христианство, роздал свои средства и пригласил бездомных жить к себе в квартиру, где они устроили непереносимый бардак. В конце концов, ему пришлось спать на работе, потом в ночлежке. Джордж впал в депрессию и покончил с собой. На похороны пришли двое коллег и четверо бомжей из его квартиры.

Парадоксальным образом, опасения Прайса имели нечто общее со страхами фундаменталистов. Дарвинизм им не нравится прежде всего потому, что эволюция угрожает уничтожить человеческую уникальность, достоинство, мораль и даже разум. Ведь всё можно свалить на гены. В интересах эволюции можно оправдать любое поведение, в том числе аморальное. Американский биолог Майкл Гизелин выразился коротко и ёмко:

Поскреби альтруиста, и увидишь, как у лицемера потечёт кровь.

Ярчайшим представителем новой волны биологов и популяризаторов генетики стал Ричард Докинз, чья книга «Эгоистичный ген» стала классической. В ней он писал, что наши организмы, по сути, являются «машинами, созданными нашими генами», которые выживают в конкурентной среде на протяжении миллионов лет. Однако эгоистичность наших генов не обязательно делает нас самих эгоистами. Она может сделать нас альтруистами, если такое поведение поможет оставить потомство.

Если наш организм – лишь инструмент в руках генов, то как можно вообще судить о морали и свободе воли? Этот вопрос волнует многих христиан и мотивирует современных антиэволюцинистов. Начались попытки ввести обязательное преподавание креационизма в американских школах. На них ответили привычным образом: подали в суд. Судьи ответили однозначно: «Креационизм не наука». Фундаменталисты перегруппировались и назвали свою теорию Разумным замыслом (ID – intelligent design), переименовав бога в «разум». Они полагали, что некоторые вещи в нашем мире просто не могли развиться просто так, подвергая сомнению мутацию и отбор. Предсказуемым образом, последовал новый суд, и новый вывод судьи: «ID – религиозное движение, переименованный креационизм», которому нечего ловить в школьных стенах. Если вы думаете, что это уменьшило популярность ID, то ошибаетесь. Десяток лет спустя после этого суда лишь каждый третий американец считал, что человек эволюционировал в результате естественного процесса.

Взгляды американцев на эволюцию человека

Креационизм пустил корни и в мусульманских странах, где каждый второй как минимум сомневается в дарвинизме. Исламский антиэволюционизм идёт своей дорогой, но имеет общие черты с христианской версией. А именно убеждённость в том, что эволюция подрывает человеческую природу и нравственность.

Данное положение дел высвечивает новый конфликт мировоззрений, хоть есть и полутона. В 1996 году папа римский провозгласил, что католическая церковь признаёт эволюцию. И вообще, если человек не признаёт дарвинизм, он не обязательно при этом религиозен. Некоторые ведущие эволюционисты утверждают, подобно Максу Планку, что наука и религия – непересекающиеся магистратуры. Но проникновение социобиологии на территорию религии всё же очевидно. Дарвинисты упирают на абсолютно случайный характер эволюции, из чего следует, что человек вообще мог и не появиться на Земле. Но эта случайность появления человека – ожидаемая. Если не мы, то какая-нибудь другая группа животных заняла бы наше место.

Вперёд шагает не только генетика, но и нейрология. Учёные исследуют религиозные переживания под прицелами своих приборов и приходят к выводу, что рациональное мышление контролирует мистическое, и если нет первого – то пропадает и второе. Локализуются области мозга, ответственные за религиозные переживания (впереди справа). В них задействованы те же цепи поощрения, что и при любви, сексе, азартных играх, употреблении наркотиков и прослушивании музыки. Неужели религия – это обычное нервное состояние? Исследование мозга у медитирующих буддистов выявило у них более толстую кору в области, отвечающей за внимание. В принципе, ничего нового: у таксистов тоже увеличены области, но отвечающие за пространственную ориентацию.

В своей знаменитой серии экспериментов Бенджамин Либет показал, что в мозгу перед принятием решения возрастает особый потенциал готовности. То есть наше сознательное решение может и не быть причиной наших действий. Как же тогда быть со свободой воли и намерений? А как быть с моралью после случая 1848 года, когда травма головного мозга превратила Финеаса Гейджа из прилежного работника в беспутного картёжника? А вот случай уже из нынешнего века: учитель-педофил пожаловался судье, что ничего не может с собой сделать. За день до вынесения приговора его забирают в больницу по причине сильной головной боли, делают томографию, в результате чего находят опухоль в мозгу, давящую на область справа спереди. После её удаления педофилия пропала. Но потом опухоль снова стала расти – и педофилия снова появилась.

Автор делает вывод, что всё имеет значение: тело, разум, мораль, духовность. Душа исчезает в лабиринте нейронных сетей. Каждая наука находит свои объяснения, но человек – это и продукт активности мозга, и продукт своих генов, а также продукт эволюционного прошлого, образования, общества и убеждений. Человек – это место, где пересекаются наука и религия.

Если поверить Гоббсу, называвшего жизнь «движением конечностей» то можно попытаться воссоздать человека заново. Столетиями это оставалось недосягаемой мечтой, но сегодня искусственный интеллект обещает сделать мечту явью. Окрылённый всё возрастающей вычислительной мощностью, он может вырасти до сингулярности, при которой оставит нас, людей, за спиной и станет преобразовывать окружающую его реальность. Опасения, что это сработает с нами не так, как хотелось бы, существуют уже давно. Религиозный резонанс при таких обстоятельствах неизбежен. Лексикон ИИ изобилует религиозными терминами: жизнь после смерти, преобразование и улучшение человека, космическая миссия и космическая трансформация. В очередной раз религию угрожают отправить на пенсию. И всё же конфликта можно избежать и наладить диалог науки и религии. Одной из очевидных областей такого диалога являются этические вопросы. То, что ИИ должен уважать достоинство человека и Создания – почти само собой разумеется, хоть и высказывается устами папы Франциска. Но особенно интересно то, что ИИ вынуждает нас снова задаться вопросом, кто мы такие.

Если, подобно Стивену Хокингу, заключить о том, что разум делает нас людьми, то нас когда-нибудь сможет превзойти и заменить компьютерный код. Если же, однако, вспомнить, что человек – коллективное животное, то такого вывода сделать не удастся. Быть человеком – это не только быть умным, но и иметь тело, жить в сообществе, быть ранимым, зависимым и смертным.

Алан Тьюринг уже давно придумал тест, отличающий человека от машины. Вернее, этот тест должен был ответить на вопрос, могут ли машины думать. То есть отличать человека от машины он сможет, если принять, что человек – это его разум. Автор с этим не согласен, он не желает лишать человека его тела как неотъемлемого свойства. Общаться - это не только обмениваться информацией, но и объединяться с таким же бренным, зависимым и ранимым существом. В этой перспективе религиям найдётся, что сказать. Два извечных вопроса – «что есть человек» и «кто решает» – по-прежнему актуальны.

Этот вывод меня расстроил, если честно. Связав человека с телом, автор мало того, что сделал его частью животного мира, он ещё однозначно встал на сторону голого материализма Ламетри. Если человек не существует без тела, то нет и души, и жизни после смерти. А ведь это основа религии. Поэтому повествование в книге трудно назвать нейтральным. Это, скорее, попытка опровергнуть некоторые мифы о реакционной роли религий в прогрессе обществ. Но даже с этой задачей он плохо справляется. Потому что религия на самом деле тормозила науку. Книгу Коперника запретили, Галилея осудили. Точка. Да, последующие рассказчики перегнули палку. Но послушайте, что пишут про Дарвина те же фундаменталисты!

Однако они правы, говоря о бездушии науки. Меня удивило отсутствие повествования о нацистской Германии, в которой действовали, по сути, по заветам Дарвина. Если Бога нет, то всё дозволено, в этом мы уже имели возможность неоднократно убедиться. И потому я считаю, что человечество ещё не доросло до безбожного существования. Нам всё ещё нужны «высокие морализирующие боги» из книги Робина Данбара. Да, с ними трудно двигать прогресс. Но без них люди начинают рвать друг друга на части. С другой стороны, существующие религии безнадёжно устарели и с трудом умещаются в голове современного просвещённого человека. Какой же выход? Придётся или реформировать то, что досталось в наследство от предков, или создавать что-то новое. В любом случае, без духовного перерождения перспективы у нас невесёлые.

Российскому читателю Юзеф Чапский (1896–1993) известен в первую очередь как автор мемуаров о своем лагерном опыте («Старобельские рассказы», «На бесчеловечной земле»). В 1939 году офицер запаса польской армии был призван на фронт, попал в советский плен и чудом выжил в Катыни. В 1941 году Чапский вступил в армию генерала Андерса и занимался поиском пропавших польских офицеров. После войны он продолжал исследовать Катынский расстрел, стараясь спасти память сослуживцев от забвения. В коммунистическую Польшу по понятным причинам он вернуться не смог.

Сборник статей «Про/чтение» представляет Чапского с другой стороны: как выдающегося художника, тонкого эссеиста и интересного историка искусства. В книгу вошли главным образом тексты, посвященные литературе. Заметное место помимо польских авторов занимают портреты французских писателей — Пруста, Мориака, Валери; Франция стала для Чапского вторым домом. Кроме того, Чапский пишет о Ремизове, Достоевском, Розанове, Толстом — глубина и доброжелательность суждений человека, пострадавшего от советской власти, в отношении этих авторов может кого-то удивить. Но, пожалуй, главное, что подкупает в его текстах, безусловно важных для понимания путей польской культуры в XX веке, — это обаятельная открытость интонации и пылкость. Остается лишь посетовать, что в издании маловато комментариев, которые помогли бы лучше понимать контекст.

«Говорят, первые ученики Франциска Ассизского, нищие безграмотные монахи, в годы гражданских войн, вражеских набегов и разрушений прилежно и богобоязненно собирали то, что оставалось от книг, даже обрывки страниц, на которых было несколько предложений, потому что из букв на этих страницах можно было составить слово ИИСУС. Карпатские уланы на линии фронта из разбомбленного дома далеко в горах спасли старые французские журналы с дагеротипами, иллюстрирующими смерть Шопена и восстание шестьдесят третьего года. Подобно им и мы с той же нежной заботой должны собирать по миру осколки нашего наследия, собирать обрывки литературы и поэзии нашей, потому что из них можно составить слово ПОЛЬША».

2. Михаэль фон Альбрехт. Между музыкой и словесностью

Книга воспоминаний немецкого филолога-классика Михаэля фон Альбрехта (р. 1933) впечатляет по многим причинам, и на первом месте среди них то, что родившийся в семье русского немца Георга фон Альбрехта, который вынужденно эмигрировал в Германию в 1923 году, он умудрился приобрести и пронести через всю жизнь вторую, русскую идентичность — в мягко говоря не лучших для этого обстоятельствах.

Казалось бы, зачем крупному европейскому ученому (его фундаментальная и безо всяких преувеличений великолепная «История римской литературы» остается одним из наиболее широко признанных трудов по этой теме) трястись из-за русской культуры, от которой он был насильно отторгнут, однако в прежние времена на свет появлялось немало людей, чье целеполагание сегодня вызывает удивление и уважение, и в результате теперь мы можем ознакомиться с этими мемуарными заметками, написанными на прекрасном русском языке. В качестве характерного примера историй, во множестве рассыпанных по страницам книги, можно привести такую: как-то раз автору довелось присутствовать на столетнем юбилее Гадамера, который выслушал множество поздравительных речей, встал и произнес одну-единственную фразу: «Самое главное в человеческой жизни...» — однако конца ее Альбрехт не расслышал и поделился с читателями надеждой дожить до того же возраста и самому во всем разобраться. От души ему этого желаем.

«В конце второго года фотограф, приглашенный сделать снимок класса, увидав мои длинные черные волосы в полном беспорядке, взял гребенку и любезно предложил провести мне „красивый пробор, как у фюрера“. На что я огрызнулся: „Не хочу прически Гитлера“, чем сдуру навлек крайнюю опасность на родителей и бабушку. Фотограф пришел к нам домой и заявил, что донесет; папа с трудом успокоил его, купив вместо одного — десять снимков».

3. Руту Модан. Туннели

Отправились как-то женщина-археолог, еврей-ультраортодокс и палестинские контрабандисты на поиски Ковчега Завета. Цели у каждого из них разные: археолог хочет завершить раскопки, начатые ее отцом и прерванные первой интифадой, верующий гражданин готов на все, чтобы «спасти от Пелиштимлян» легендарную святыню, а палестинцам же вообще не до того, но у них есть инструменты и навыки проведения подземных работ там, где работать нельзя.

Как водится, за авантюрным сюжетом в графическом романе Руту Модан скрываются веселые и не очень веселые размышления о судьбе клочка земли, который можно было бы объехать за день на велосипеде, если бы не сложная система стен, блокпостов и арабо-еврейских, если можно так выразиться, отношений.

Руту Модан — большая оптимистка. Она верит, что даже на Ближнем Востоке возможны мир, дружба, любовь, а вражда и ненависть должны когда-нибудь себя исчерпать. При этом проблемы региона она не сводит к «палестинскому вопросу», указывая, что евреям хорошо бы разобраться и с внутренними израильскими противоречиями.

Визуально роман выдержан в развесело-«примитивном» стиле в духе журнала Mad, с которым довелось работать Руту Модан, или «Тинтина», с которым художницу неизменно сравнивают. Юмор соответствующий — местами на грани фола, местами не для слабонервных. Такой почерк делает особенно искренним общий посыл книги, который можно свести к простому императиву: «Будьте же вы людьми, все ж мы люди».

«— Если это останки иноверцев, их нельзя перезахоронять на еврейском кладбище.

— А как я это узнаю?

— Никак. Поэтому нужен обряд перевода костей в иудаизм».

4. Бен-Чхоль Хан. Метатеория развлечения. Деконструкция истории западной страсти

Актуальных философов можно для удобства разделить на две большие группы: одни создают философские селфи, другие — концептуальные дикпики. Ну а мы, благодарные читатели, их получаем и сосредоточенно исследуем.

Актуальный философ Бен-Чхоль Хан вырывается из этого круговорота информации, о которой не просили, занимая в «Метатеории развлечения» своего рода метапозицию, ухитряясь одним кадром сделать философское селфи, которое одновременно является концептуальным дикпиком.

В этой книге он прежде всего замахивается на Канта, комментируя, с одной стороны, его моральные императивы, которые, по мнению Бен-Чхоль Хана, не выдерживают схватки с мифологической повествовательностью развлечений, а с другой — на его же, Канта, критику способности суждения, сетуя, что немецкий философ отказывал развлечению в когнитивных способностях и будто специально не замечал метафизической связи между восточным массажем и большим умом.

Есть в этом скорбном труде и бес-ценные (un-wertvoll) наблюдения по поводу Хайдеггера:

«Книга — это свидетельство. Фильм, напротив, махинация. „Кувшин“ и „плуг“ указывают на происхождение. Они не „машины“. Радио и телевидение, напротив, ведут к бездомности. Хайдеггер конструирует собственный мир посредством слишком произвольного различия. Хайдеггеру не хватает как раз безмятежности перед лицом мира. Его язык как страсть в том смысле насильственен, что он работает очень выборочно и исключающе. Его язык не дружелюбен. Миру принадлежат не только цапля и олень, но и мышь, и Микки-Маус».

5. Курт Трептов. Влад III Дракула. Жизнь и эпоха настоящего графа Дракулы

В марте 2003 года суд румынского города Яссы признал американского историка, основателя «Центра румынских исследований» Курта Трептова виновным в растлении и насильственных действиях сексуального характера в отношении группы мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 14 лет.

На суде Трептов признал себя виновным только в сексе с одной из потерпевших, которой на момент преступления было 13 лет. Подсудимый при этом заявил, что не знал о возрасте пострадавшей. Судья признал его виновным по двум доказанным эпизодам и приговорил ученого к семи годам лишения свободы.

Из тюрьмы Курт Трептов вышел в феврале 2007 года. На слушаниях по условно-досрочному освобождению адвокат сообщил, что в заключении его подзащитный написал книгу «Влад III Дракула. Жизнь и эпоха настоящего графа Дракулы», и попросил учесть это как общественно полезную работу. Ходатайство было удовлетворено, а теперь эта монография доступна и на русском языке.

«Коммунистическая историография создала образ Дракулы как классового героя, который изо всех сил пытался обуздать злобных бояр. Этот тезис повторялся так часто, что обычно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, без понимания политических мотивов, его создавших. Именно по этой причине отношения между Владом III и его боярами должны быть пересмотрены — особенно в свете политических изменений в Румынии и Восточной Европе, которые освобождают этот вопрос от каких-либо идеологических ограничений».

Источник: https://gorky.media/reviews/ne-hochu-pricheski-gitlera-knigi...