Начало здесь

Заметив, как внезапно помрачнело лицо напарницы, Марк не особо удивился такой реакции. Ему хватило беглого взгляда на личное дело Киры, чтобы понять: она в первых рядах поступила в специально созданную пять лет назад Академию БЛОК, с отличием ее закончила и теперь отчаянно стремилась работать в отделе оперативных расследований. Причиной такой целеустремленности могла быть только личная неприязнь к тем, кто стал другими…

Марк вспомнил о том, как спустя год после появления криптоимпульса часть людей навсегда видоизменилась, превратившись в криптоморфов. Некоторые из них полностью утратили человеческий облик, приняв вид жутких чудовищ, которые словно вырвались из самых мрачных кошмаров. Другие же по-прежнему выглядели как обычные люди, но при этом обрели различные паранормальные способности. Например, они владели телекинезом, левитацией, ясновидением или любым другим, самым невероятным сверхъестественным даром.

Довольно быстро в обществе воцарилось враждебное отношение к криптоморфам, ведь по непонятной причине многие из них оказались склонными к агрессивному поведению: они нападали на людей, ранили их и убивали. Но были и те, кто вел себя мирно, но только лишь до поры до времени. Со временем ученые пришли к выводу, что любой криптоморф рано или поздно слетит с катушек и причинит вред обычным людям. Причина таких срывов до сих оставалась невыясненной, хотя звучали разные предположения.

В обществе постепенно начало преобладать мнение, что агрессивные криптоморфы заслуживают полного уничтожения. Те же из них, кто пока не проявлял враждебных наклонностей, должны были находиться под постоянным наблюдением и контролем. Такое отношение вынудило криптоморфов вести скрытый образ жизни, не выдавая своих способностей. Но не было никакой гарантии, что рано или поздно один из них однажды не совершит убийство…

Именно поэтому спустя три года после появления криптоимпульса в стране создали особую организацию — БЛОК, призванную выслеживать, изолировать и при необходимости уничтожать агрессивных криптоморфов. Его частью стал элитный отдел оперативных расследований, в задачу которой входило раскрытие особо тяжких преступлений, совершенных криптоморфами, и их уничтожение. И пока мир постепенно приходил в себя после шестой волны криптоимпульса (все надеялись, что она станет последней), агенты БЛОК препятствовали распространению агрессивных тварей, которые за несколько лет стали гораздо хитрее и осторожнее: теперь они вели себя тайно, затаившись среди обычных людей…

Марк побарабанил пальцами по рулю и перевел взгляд на Киру.

— Кто бы здесь ни похищал девушек, наша задача — остановить этого ублюдка. — Марк горько усмехнулся, сжав крепче руль. — По большому счету не имеет значения, кто именно совершает преступления: жуткий монстр или человек со сверхъестественными способностями. Криптоморф — он и есть криптоморф. Хотя политики и ученые могут считать по-другому.

— В Академии нас учили, что криптоморфы могут представлять разную степень опасности, — кивнула Кира. — Те из них, кто не проявляет агрессивного поведения, могут быть интегрированы в общество.

— Они все опасны, уж поверь мне, — отрезал Марк, а затем добавил с издевкой в голосе: — Ты же явно гордишься своими успехами в Академии, верно? Но стрелять по нарисованным чудовищам в тире — совсем не то же самое, что метко попасть в настоящего криптоморфа, когда он вот-вот готов разодрать тебя на куски.

— Я готова к такой ситуации, — заявила Кира.

Марк на мгновение поразился, с какой твердостью прозвучали ее слова. Он демонстративно закатил глаза, сделав вид, что решимость напарницы совсем его не удивила, и с ухмылкой сказал:

— В таком случае у тебя появился шанс это доказать.

***

Звякнул колокольчик: Кира, открыв дверь гостевого дома, прошла в небольшой холл, залитый мягким светом старомодной люстры на потолке. Справа у стены притулился потертый диван, возле которого находился журнальный столик с аккуратно разложенными буклетами, слева располагалась стойка ресепшена.

Кира чувствовала себя крайне неловко: мало того, что она отправилась с Вересом черт знает куда за день до официального начала службы в БЛОК, так еще должна была максимально безукоризненно воплотить в жизнь его план. Для этого ей следовало изображать романтично настроенную автостопщицу, решившую заночевать в гостевом доме и заодно посмотреть на таинственный Черный родник. Чтобы сойти за путешественницу, Кира сняла пиджак, закатала рукава блузки и повесила за плечи потрепанный рюкзак Вереса, который завалялся в багажнике внедорожника. Напарник остался в машине, сокрытой в полумраке на обочине, и сказал, что будет наблюдать за обстановкой снаружи гостевого дома.

Они условились держать связь по телефону, поэтому Кира распустила волосы, спрятав крошечный беспроводной наушник с микрофоном. В это мгновение Верес наверняка слышал ее учащенное, взволнованное дыхание, и Кира приказала себе успокоиться: не хватало еще, чтобы этот придурок подумал, будто у нее от страха дрожат поджилки. Они договорились, что Верес будет молчать до тех пор, пока Кира с абсолютной уверенностью не окажется в полном одиночестве. Такая предосторожность требовалась из-за того, что голос Вереса мог слишком громко прозвучать в наушнике Киры и привлечь к себе внимание.

Пока Кира рассматривала обстановку холла, из коридора, расположенного справа от стойки ресепшена, появилась невысокая полноватая женщина с темными волосами до плеч. При виде Киры она расплылась в радушной улыбке.

— Добро пожаловать в «Дом у Черного родника», — сказала женщина, наблюдая за тем, как Кира в нерешительности топчется на месте. — Не стесняйтесь, проходите. Меня зовут Тамара, я хозяйка этого места. Вы хотите снять здесь номер?

— Да, я путешествую автостопом. Замучилась ночевать где придется. — Кира вымученно улыбнулась, стараясь, чтобы придуманная Вересом легенда прозвучала из ее уст как можно убедительнее. — Отдам все на свете за ночь на удобной кровати!

Тамара заливисто рассмеялась, всплеснув руками.

— Бедная девочка! Не стой на пороге, проходи! — Хозяйка наклонилась к стойке ресепшена, выискивая что-то в ящике. — Сейчас гостевой дом пустует, поэтому я дам тебе отличный номер на втором этаже с видом на лес. Утром проснешься под пение птиц!

— Сколько с меня? — спросила Кира, подходя к стойке.

Тамара назвала цену, а затем выудила из ящика ключ и положила его на стойку.

— Для оформления номера мне потребуется твой паспорт.

Кира отсчитала купюры, нисколько не сомневаясь, что Верес даже не подумает возместить ей расходы. Протягивая деньги хозяйке гостевого дома, она виновато потупила взгляд.

— Дело в том, что у меня нет паспорта, — соврала Кира, подумав о том, как оценивает Верес ее актерскую игру: сидя в машине, он наверняка внимательно слушал весь разговор.

— Как же так? — удивилась Тамара, широко распахнув подведенные тушью глаза.

— Я поссорилась с родителями и сбежала, — Кира продолжала рассказывать легенду, придуманную для нее Вересом. — Паспорт остался дома. Поэтому я путешествую автостопом.

— Надеюсь, они хотя бы знают, где ты находишься? — Тамара не сводила с Киры обеспокоенного взгляда.

Кажется, женщина искренне переживала за ее судьбу, поэтому Кире стало неловко от своей лжи, но она тут же отбросила лишние сомнения: в конце концов, она выполняла задание под прикрытием и должна была справиться с ним безупречно.

— Нет, они понятия не имеют, где я. — Кира наигранно нахмурилась и добавила печальным тоном: — Мои родители — очень сложные люди. По правде говоря, единственный человек, кто мне по-настоящему дорог — это мой парень, но мы с ним расстались. Я очень сильно об этом жалею.

Глаза Тамара заинтересованно сверкнули, и Кира поняла, что хозяйка гостевого дома проглотила наживку.

— Тогда ты как раз по адресу! — сказала она. — Слышала о Черном роднике?

— Конечно! — Кира с энтузиазмом закивала. — Это еще одна причина, по которой я решила остановиться здесь с ночевкой. Неужели он правда помогает вернуть потерянную любовь?

— Спрашиваешь еще! — Покопавшись в другом ящике, Тамара вытащила оттуда белую атласную ленточку и протянула ее Кире. — Вот тебе специальная ленточка, на ней нужно написать сокровенное желание, но помни, что родник помогает только с проблемами в личной жизни. Завтра повесишь ленту на любом дереве в Роще Желаний, она расположена прямо возле родника. Сама увидишь, сколько там висит ленточек с просьбами — и каждая из них сбылась, уж поверь мне. Главное условие — никто не должен знать, что ты была у родника.

— Никто и не знает, — заверила Кира, забрав ленточку и ключ с пластиковым брелоком, на котором значился номер комнаты — 206.

— Вот увидишь, все у тебя наладится с твоим суженным. — Тамара улыбнулась, а затем печально вздохнула: — Я бы и сама воспользовалась помощью Черного родника, но храню память о муже. Он умер два года назад.

— Мне очень жаль. — Кира поджала губы. — Тяжело, должно быть, одной вести такое большое хозяйство… Или вам кто-то помогает?

— Нет, я все делаю одна. — Тамара помрачнела лицом и, покачав головой, устало прикрыла глаза: казалось, в это мгновение на нее навалилась вся тяжесть непосильной ноши, которую она взвалила на свои плечи после смерти мужа. — Поначалу было трудно, но потом я привыкла. Мы с мужем построили этот дом двенадцать лет назад, еще до появления криптоимпульса. Нам всегда хотелось жить на природе, а здесь не только лес, но и прекрасное озеро неподалеку. Мы с самого начала решили, что будем сдавать комнаты туристам, которые изредка приезжали в эти живописные места, но, честно говоря, дела шли ни шатко ни валко — виной всему чертов криптоимпульс. Но год назад, уже после смерти мужа, в интернете появилась статья молодой путешественницы, которая когда-то у нас останавливалась.

Кира энергично закивала и повторила информацию, которую совсем недавно поведал ей Верес:

— Я читала эту статью! Ее написала Нина Коган — известная исследовательница старинных легенд и мифов. Она вела популярный блог в интернете.

Тамара сдержанно улыбнулась:

— Нина выяснила, что в лесу неподалеку от нашего дома расположен родник, бьющий прямо из скалы. Древние племена, когда-то населявшие эти места, назвали его Черным родником. Они верили, что он обладает магическими свойствами — избавляет от одиночества и спасает от безответной любви. Нина утверждала, что ей удалось испытать на себе чудотворное действие Черного родника: к ней вернулся любимый парень, с которым они расстались несколько лет назад. Статья Нины привлекла внимание, после чего в наш дом потянулись одинокие девушки, жаждущие найти любовь с помощью Черного родника. Поразительно, но он действительно исполняет желания!

Рассказ Тамары казался таким долгим и напыщенным, что скорее напоминал заученный текст: наверняка она произносила его всякий раз, когда в гостевом доме появлялись новые постояльцы. Кира не сомневалась, что аналогичную историю о Черном роднике можно было найти в рекламных буклетах, разложенных на журнальном столике в холле.

— Я искренне рада за этих девушек и особенно за Нину, — сказала Кира. — Жаль, что в последнее время она перестала писать новые статья для блога.

Тамара пожала плечами:

— После того, как Черный родник исполнил желание Нины, она сообщила мне по электронной почте, что теперь хочет проводить больше времени с любимым парнем. Думаю, поэтому она забросила блог. Когда в личной жизни все хорошо, уже нет нужды тратить себя на что-то другое.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласилась Кира, хотя в глубине души могла бы поспорить с Тамарой. — Наверное, после статьи Нины у вас теперь нет отбоя от одиноких девушек вроде меня?

Тамара заливисто рассмеялась:

— Раз на раз не приходится! Родник исполняет желания только тех девчонок, кто приехал сюда тайно, а таких не так уж и много.

— В таком случае мою просьбу он должен точно исполнить, — уверенно заявила Кира: ей хотелось, чтобы хозяйка гостевого дома была абсолютно уверена, что о ее местонахождении никто не знает.

Тамара с улыбкой кивнула — мол, все так и будет. Взглянув на часы, висевшие на стене, она торопливо сказала:

— Уже девятый час! Ох и заболтались мы. Тебе же нужно с дороги отдохнуть. Располагайся в номере и чувствуй себя, как дома.

Кира не стала расспрашивать Тамару про слухи из интернета о пропавших в этих местах девушках: Марк посоветовал ей изображать из себя наивную дуреху, и Кира старательно придерживалась этой легенды.

Поблагодарив Тамару, она поднялась на второй этаж по узкой лестнице со скрипящими ступенями. Кира оказалась в небольшом, едва освещенном коридоре, по обе стороны которого тянулись двери в номера. Она подошла к комнате 206 и, повозившись с ключом, открыла дверь.

В номере было темно, и едва ощутимо пахло чем-то затхлым и пыльным. Интересно, как часто бывают в гостевом доме постояльцы, и успевает ли Тамара проводить тщательную уборку?

Кира включила свет — на потолке загорелся плафон с тусклой лампочкой. Комната оказалась тесной и скромно обставленной: кровать в компании двух тумбочек, у боковой стены — стол и стул, напротив — окно, за которым сгущались сумерки. Кира заглянула в ванную комнату: совсем крошечная, она едва вмещала душевую кабину, раковину и унитаз.

Кира вернулась в комнату и подошла к окну, рассматривая густые заросли леса. Где-то там, за мрачной стеной из деревьев и кустарников, находился загадочный Черный родник, возле которого, если верить слухам, пропадали наивные девушки, решившие в отчаянии отправиться в глухомань, чтобы избавиться от надоевшего одиночества или вернуть утерянные отношения. И теперь Кира, выполняя указания самого одиозного агента БЛОК, должна раскрыть эту тайну: ее первое дело оказалось куда более интересным и волнующим, чем она могла себе представить еще несколько часов назад, когда проходила собеседование в кабинете Строгина.

Снаружи, с другой стороны дома, в машине караулил Верес. Кира решила, что сейчас самое время наконец-то выйти с ним на связь. Интересно, что он ей скажет? Похвалит за отлично проделанную работу по внедрению на объект под прикрытием — или же снова оскорбит?

— Я одна в номере, — тихим голосом сказала она. — Вроде все спокойно.

— Ты отлично изображала наивную дурочку, что, впрочем, неудивительно, — раздался в наушнике насмешливый голос Вереса.

— Долго думал над шуткой? — осадила его Кира. — Меня заселили в номер двести шесть на втором этаже. Я включила свет, чтобы ты мог увидеть мое окно на случай, если…

Кира не договорила: она сама пока еще не знала, что будет дальше, и насколько опасно ее пребывание в гостевом доме — этот момент они с Вересом не обговорили. Но она чувствовала тяжесть рюкзака за плечами — внутри лежал ее новенький пистолет, и осознание этого факта было единственным, что придавало ей уверенности.

— Какой план действий дальше? — спросила Кира, когда молчание затянулось: Верес почему-то не спешил отвечать.

— Оставайся в номере и смотри в оба, — приказал он. — Жди моих дальнейших распоряжений. Связь пока вырубаем, чтобы не садить батареи в телефонах. Если вдруг увидишь что-то странное — звони.

— А что будешь делать ты? — поинтересовалась Кира, но ответ не прозвучал: Верес отключился.

***

Закончив разговор с Кирой, Марк выбрался из внедорожника. Девчонка неплохо справилась с заданием — гораздо лучше, чем он ожидал от зеленой выпускницы Академии. Ему приходилось работать под прикрытием, и он знал, насколько тяжело придерживаться выдуманной легенды и не проколоться на деталях. Кире это удалось, хотя ничего особо сложного говорить ей не пришлось. В любом случае для новичка она держалась молодцом, и как бы Марку не хотелось этого признавать, но его напарница, похоже, действительно была одной из лучших выпускниц Академии. Платон Строгин — надо отдать ему должное — не ошибся, когда взял ее на испытательный срок в отдел оперативных расследований.

Марк легонько коснулся кобуры под курткой — проверил наличие пистолета (это была привычка, выработанная за годы работы в БЛОК). Прихватив бинокль и рюкзак с оборудованием для криминалистической экспертизы, он направился по гравийной дороге к гостевому дому. Марк старался держаться ближе к деревьям, чтобы раньше времени не выдать себя.

Над крыльцом по-прежнему мерцала вывеска «Дом у Черного родника. Свободные номера», но все окна с парадной стороны здания оставались темными. Похоже, хозяйка ночлежки не соврала: кроме Киры других постояльцев здесь не было.

Немного пригнувшись, Марк обошел дом и оказался с противоположной стороны, практически вплотную прилегавшей к лесу. Он отошел немного подальше, чтобы лучше рассмотреть здание. На втором этаже светилось окно, в котором Марк разглядел силуэт Киры: он узнал ее по невысокому росту и тонкой фигуре. Напарница стояла возле окна и, судя по всему, старалась что-то разглядеть в сгущавшихся сумерках.

Марк не смог сдержать горькой ухмылки: несколько минут назад он с издевкой сказал Кире, что она не в его вкусе, но на самом деле покривил душой…

Кира отошла от окна, и Марк мотнул головой, отгоняя прочь непрошеные мысли: он давно запретил себе проявлять интерес к кому бы то ни было. Однажды он уже совершил ошибку и с тех пор поклялся, что больше никогда в жизни не допустит ее повторения. Пусть весь мир считает его ублюдком, но зато он останется верным принципам, за которые заплатил слишком большую цену. Впрочем, сейчас не время рассуждать об отношениях с противоположным полом или горевать о своем прошлом!

Марк спрятался за ржавыми бочками, стоявшими на заднем дворе гостевого дома, и осмотрел окрестности в бинокль с режимом ночного видения.

В зеленоватом фильтре он увидел припаркованную сзади дома видавшую виды легковушку (должно быть, на ней Тамара ездила в город по хозяйственными делам) и нагроможденный у стены разный хлам: коробки, мусорные мешки, садовый инвентарь. Дальше начинались темные заросли леса, в которые вела тонкая тропинка. Возле нее виднелся приколоченный к палке указатель в виде стрелки с надписью от руки: «К Черному роднику».

Марк достал из джинсов телефон и набрал номер Киры. Спустя один гудок в беспроводном наушнике раздался ее тихий голос:

— Говори. Я одна в номере.

— В общем, план такой, — шепотом сказал он, когда в окне появился силуэт напарницы. — Я пока понаблюдаю за домом снаружи, а ты отправляйся на разведку изнутри: посмотри, живет ли кто-то в других номерах, спустись на первый этаж — проверь ту часть дома, где обитает Тамара. Связь держим по телефону. Если увидишь что-то странное — шепотом сообщи мне.

— А если я столкнусь с чем-то опасным?

— Можешь закричать, — усмехнулся Марк, убирая бинокль в карман куртки. — Думаю, визжать от страха ты точно умеешь.

В ответ раздалось раздраженное фырканье Киры, после чего свет в окне ее номера погас. Марк довольно улыбнулся: он действовал девчонке на нервы. Еще чуть-чуть — и она будет умолять Строгина перевести ее в напарницы к другому агенту.

Или нет?

***

Кира вытащила из рюкзака пистолет и засунула его за пояс брюк на спине, прикрыв блузкой. Выйдя из номера, она вновь оказалась в узком коридоре, освещенном тусклой лампочкой на потолке. Осторожно ступая по скрипящему полу, она по очереди подергала дверные ручки других номеров.

— Остальные номера закрыты, — прошептала она, надеясь, что Верес услышит ее тихий голос.

— Спускайся на первый этаж, — скомандовал он.

Киру раздражала его манера говорить в приказном тоне и общаться с ней, будто она умственно отсталая, но сейчас она была не в том положении, чтобы активно этому сопротивляться. Ее задача на ближайшее время — втереться в доверие к Вересу, и ради этого она могла стерпеть его издевки.

Кира вышла к лестнице. Она убедилась, что поблизости никого не было, и начала спускаться. Под ногами скрипели ступени — казалось, будто этот звук разносится по всему дому. Кира надеялась, что чем бы сейчас ни занималась Тамара, жуткий скрип не привлечет ее внимание.

Кира спустилась на первый этаж и оказалась в холле, откуда началось ее знакомство с гостевым домом. Она заранее приготовила объяснение на тот случай, если ее заметит Тамара: попросит утюг, чтобы погладить мятые вещи. Но хозяйки здесь не было: холл и стойка ресепшена пустовали.

Кира вспомнила, что Тамара появилась из коридора, расположенного справа от стойки ресепшена: должно быть, именно там находились хозяйские комнаты. Кира решила, что сообщать Вересу о каждом своем шаге будет глупо: ее шепот мог привлечь чужое внимание. Поэтому она молча подошла к двери, отделявшей холл от коридора, и осторожно ее приоткрыла.

— Что там у тебя? — в наушнике раздался тихий голос Вереса, и Кира чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Она прошла в узкий коридор, едва освещенный единственной лампочкой на потолке, и шепотом ответила:

— Я на первом этаже. Похоже, это та часть дома, где живет Тамара.

— Осмотрись. Увидишь что-то необычное — дай знать.

Кира машинально проверила пистолет, засунутый за пояс брюк на спине. Прикосновение к холодному металлу придало ей уверенности. Кира подошла к первой двери по правую руку и осторожно туда заглянула.

Погруженная во мрак комната оказалась кухней — Кира догадалась об этом по стойкому запаху недавно приготовленной пищи. Свет из коридора едва проникал в помещение, поэтому Кира достала из кармана телефон и включила на нем фонарик. Яркий луч выхватил из тьмы скромную обстановку: обеденный стол, заставленный посудой, стулья, старый пузатый холодильник, шкаф в углу, раковина и плита, возле которой высились два больших баллона с газом.

Киру удивило странное запустение, царившее в комнате: стол покрывал слой пыли, на грязном окне можно было рисовать узоры, а с потолка свисали нити паутины, словно их свил паук-переросток. Похоже, Тамаре попросту не хватало сил и времени, чтобы наводить порядок во всем доме. И если в гостевых комнатах (во всяком случае в той, что досталась Кире) женщина еще поддерживала видимость уюта, то до чистоты на кухне у нее явно не доходили руки.

Или, может, дело было в чем-то другом?

Кира вышла из кухни. Она выключила фонарик на телефоне, чтобы не привлекать к себе внимание, и направилась дальше по коридору. Кира заметила протертый пыльный палас на полу, а на потолке — бесконечное переплетение нитей паутины. Странно, неужели Тамаре нравилось обитать в таком свинарнике?

— Здесь повсюду паутина и какое-то странное запустение, — прошептала Кира.

— Проверь остальные комнаты, — скомандовал Верес.

И свет вдруг померк: нечто большое и быстрое на мгновение заслонило лампу на потолке — и тут же скрылось в полумраке в конце коридора, едва Кира успела поднять голову.

Что это было?!

По спине пробежал неприятный холодок, а ноги предательски задрожали. Кира приказала себе успокоиться: глубокий вдох — и медленный выдох. В Академии курсантов учили мгновенно реагировать на угрозу, но то были тренировки, а реальность значительно отличалась от занятий под руководством инструкторов: никто не предупреждал Киру, что за день до официального начала службы в БЛОК она окажется одна-одинешенька в странном гостевом доме, затерянном посреди леса, и ее единственной надеждой на спасение в случае опасности будет своенравный агент Марк Верес.

— На потолке промелькнула какая-то тень, — прошептала Кира.

— И куда она делась? — судя по голосу, Верес немного напрягся.

— Кажется, исчезла возле двери в конце коридора, — с сомнением проговорила Кира. Теперь она уже сама не была уверена, что действительно заметила что-то странное.

— Проверь комнату, — приказал Верес, и Кире не оставалось ничего другого, как подчиниться: ей поручили задание, и она должна была выполнить его безупречно. Только так она сможет втереться в доверие к Вересу.

Кира подошла к двери в конце коридора и осторожно повернула ручку. Дверь приоткрылась. Кира проскользнула внутрь, нащупав за спиной рукоятку пистолета: в случае малейшей угрозы она была готова выхватить оружие и открыть огонь.

В комнате царил полумрак, рассеиваемый светом тусклого ночника на прикроватной тумбочке. В постели лежал человек, аккуратно укрытый одеялом, и Кира непроизвольно выдохнула, когда его увидела: она рассчитывала застать в комнате опасного монстра, но никак не обычного парня лет двадцати.

Молодой человек не двигался и ничего не говорил, лишь только его темные, глубоко посаженные глаза внимательно следили за Кирой, словно пытаясь запомнить каждую черту ее лица. Кире стало неуютно от этого взгляда. Она смущенно улыбнулась и тихо сказала:

— Здравствуйте. Я не хотела вас потревожить.

Парень ничего не ответил: он все так же лежал в кровати и пожирал Киру глазами. Она отметила его длинные, давно не стриженные волосы, и бледное лицо, напоминавшее цветом застиранную простыню. В комнате стоял спертый воздух, наполненный убийственной смесью из запахов мочи, испражнений и прокисшей еды. Вывод напрашивался сам собой: парень был явно парализованным, и, скорее всего, Тамара за ним ухаживала — насколько позволяли ее силы и время.

Кира огляделась: как в коридоре и на кухне, потолок комнаты покрывали густо переплетенные нити паутины, а на тумбочке рядом с кроватью лежал ноутбук.

— Что вы здесь делаете? — раздался за спиной удивленный голос.

Кира, вздрогнув от испуга, обернулась: в дверях стояла Тамара. Хозяйка дома прошла в комнату, оттеснив Киру к стене, и обеспокоенно посмотрела на парня в кровати. Кира заметила, как на мгновение пересеклись взгляды женщины и молодого человека, и ей стало ясно: паралитик был сыном Тамары.

— Я искала утюг, — Кира выпалила давно заготовленное оправдание: вот оно и пригодилось! — На стойке ресепшена никого не было, и я почему-то решила, что смогу найти вас здесь. Извините, я не хотела помешать…

— Ничего страшного, в следующий раз просто нажмите на звоночек на стойке. — Голос хозяйки дома потеплел.

— Это ваш сын? — спросила Кира, решив сразу же завлечь Тамару в разговор.

— Да. Его зовут Клим. — Женщина с любовью во взгляде взглянула на парня.

Он по-прежнему таращился на Киру, и ей показалось, что с края его губ потекла струйка слюны. Тамара тем временем продолжала голосом, наполненным печалью и материнской заботой:

— Девять лет назад его сбила машина. Клим полгода пробыл в коме и после выхода из нее еще восемь лет находился в вегетативном состоянии: он только спал и лишь иногда открывал глаза. Мы кормили его через зонд. Но год назад случилось чудо: Клим заговорил. Сказал всего одно слово — «мама», и я поняла: мой сынок вернулся. Он узнает меня, улыбается. В те дни, когда ему хорошо, он может подольше со мной поговорить. И теперь ест с ложечки. Единственное, о чем я жалею: мой муж так и не застал возвращения Клима.

Лицо Тамары словно потемнело от горя, и Кире стало жалко несчастную женщину: оставшись одна, без мужа, она ухаживала за парализованным сыном в затерянном среди лесов доме, и единственным источником ее доходов были редкие туристы, решившие отдохнуть вдали от городской суеты на лоне природы. Правда, в последнее время к ним присоединились одинокие девушки, искавшие счастья у Черного родника.

— Кушать, — вдруг раздался осипший голос, и Кира не сразу поняла, что он принадлежал Климу: паралитик пристально смотрел на мать. — Хочу кушать.

— Сейчас, сейчас, мой хороший, — засуетилась Тамара, а затем виновато взглянула на Киру: — Климу пора ужинать.

— Да-да, конечно. — Кира смущенно улыбнулась. — Не буду вам мешать.

— Утюг возьмете на полке под стойкой ресепшена, — подсказала Тамара, переключив внимание на Клима: она подошла к кровати и подложила под голову сына вторую подушку — вероятно для того, чтобы тому было удобнее есть.

Поблагодарив хозяйку дома, Кира выскользнула в коридор, а затем оказалась в холле. Убедившись, что Тамара по-прежнему находилась в комнате сына, Кира вышла на связь с Вересом, все это время незримо находившемся на другом конце телефона.

— Ты слышал мой разговор с Тамарой? — шепотом спросила она.

— Слышал, не глухой, — буркнул напарник. — Возвращайся в номер, запри дверь и жди моих дальнейших распоряжений.

— А что будешь делать ты? — Кира поднялась по лестнице на второй этаж.

— Прогуляюсь немного, — раздался в ответ насмешливый голос Вереса. — Связь пока прекращаем: у меня батарея скоро сдохнет.

— А если я снова увижу что-то странное?

— У тебя же есть пистолет, — хмыкнул Верес. — Ты вроде неплохо стреляешь по нарисованным мишеням.

Кира собиралась ответить, что во время учебы в Академии входила в десятку лучших стрелков на курсе, но не успела: в наушнике вместо ставшего привычным тихого шума или легкого дыхания Вереса разлилась полнейшая тишина. Напарник отключился.

Манера Вереса резко прекращать разговор, а на любые вопросы отвечать издевками, начала раздражать Киру. Нет, ну правда: как можно быть такой сволочью? На месте Строгина она бы давно дала Вересу пинком под зад, несмотря на все его заслуги в БЛОК.

Кира зашла в свой номер и закрыла дверь на ключ. Немного поколебавшись, она притащила из комнаты стул и подперла им ручку. Что бы ей ни показалось в коридоре первого этажа — тень, заслонившая светильник на потолке, или просто игра воображения, — рисковать Кира не собиралась.

Она достала из-за спины пистолет и, усевшись на кровать, уставилась в окно, за которым сгустилась чернильная тьма. Где-то там, снаружи, прятался Верес, и Кира понятия не имела, что он задумал.

Продолжение здесь

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в мою группу ВК, а также на страницу AuthorToday — подписывайтесь, кроме цикла "Криптоморфы" там есть много других историй в жанрах фантастики, хоррора и мистики)

Судьба Киры Коваль решалась в эту минуту: Платон Строгин, начальник отдела оперативных расследований, внимательно изучал ее личное дело и рекомендательные письма. Он сидел за столом напротив Киры, не спеша перелистывая страницы в папке. Кира терпеливо ждала вердикта. У нее была тайная цель, о существовании которой Строгин даже не догадывался.

В кабинете работал кондиционер, и пиджак из тонкой ткани не спасал Киру от прохлады. Она поежилась, пытаясь унять нервную дрожь. Сказывались переживания о предстоящем испытательном сроке в отделе оперативных расследований и безумная спешка: сегодня днем Кира совершала привычную пробежку по парку, когда ей позвонили из БЛОК — Бюро ликвидации опасных криптоморфов — и сообщили, что Платон Строгин срочно вызывает ее на собеседование. Она две недели мечтала услышать этот звонок и уже отчаялась его дождаться.

Взмокшая от бега, в спортивных шортах и футболке, Кира тут же вернулась домой, приняла душ и переоделась в деловой костюм. Она запрыгнула в свою старую развалюху, которая по какому-то недоразумению все еще считалась автомобилем, и помчала в БЛОК, молясь о том, чтобы не застрять в пробках. Когда до начала собеседования оставалась одна минута, Кира влетела в приемную начальника отдела оперативных расследований и, пытаясь отдышаться, с невозмутимым видом поздоровалась с удивленной секретаршей. Ровно в назначенное время (шестнадцать часов тридцать минут) Платон Строгин вызвал ее в кабинет.

Наконец, он закончил чтение личного дела и, сняв очки, посмотрел на Киру. На вид Строгину было лет пятьдесят: сухощавый, волосы с проседью. На костистом лице выделялись проницательные глаза, нос с небольшой горбинкой и тонкие губы с опущенными уголками.

— Впечатляющее досье, — сказал Строгин, с прищуром глядя на Киру. — Нечасто приходится видеть столь выдающиеся результаты у выпускников Академии. У вас отличные оценки по теоретическим дисциплинам, физической подготовке и стрельбе. Преподаватели, со многими из которых я знаком лично, отзываются о вас наилучшим образом. Ваша нацеленность на результат в столь юном возрасте достойна всяческой похвалы.

Вообще-то Кире в марте исполнилось двадцать два года, и она считала себя вполне взрослым человеком, но матерому Строгину выпускница Академии наверняка казалась несмышленой девчонкой, которая по какому-то недоразумению решила устроиться на службу в самое элитное подразделение — отдел оперативных расследований.

Строгин явно добивался того, чтобы Кира стушевалась под его насмешливым взглядом, но она старалась держаться хладнокровно, ведь от ее поведения на собеседовании зависело, удастся ли ей достигнуть своей тайной цели.

— Спасибо. — Кира скромно улыбнулась. — Для меня будет честью работать в отделе оперативных расследований, если вы дадите на это разрешение.

Кира с детства мечтала о службе в БЛОК. Первым шагом к цели стало поступление в Академию БЛОК, где курсантов в течение пяти лет готовили к непростой работе агентов, занимавшихся поимкой криптоморфов.

Но за последний год у Киры появилась еще одна цель: завершив обучение в Академии, она во что бы то ни стало хотела попасть на службу именно в отдел оперативных расследований и стать напарницей одного конкретного человека.

— Мы всегда рады успешным выпускникам Академии в наших рядах, — сказал Строгин, а затем, нахмурившись, добавил: — Но меня кое-что озадачило в вашем заявлении.

— Что-то не так? — Кира постаралась, чтобы удивление в ее голосе не прозвучало слишком наиграно.

— Вы просите о том, чтобы стать напарницей Марка Вереса, — осторожно начал Строгин, наблюдая за реакцией Киры.

— Да, все верно, — с невозмутимым видом подтвердила она. — Агент Верес — легенда БЛОК и пример для подражания многих курсантов Академии. Несмотря на молодой возраст, он обезвредил рекордное количество агрессивных криптоморфов. Говорят, он как будто обладает особым чутьем на этих тварей. Мне бы очень хотелось перенять его профессиональный опыт.

— Марк Верес действительно является одним из самых результативных агентов БЛОК. — Строгин потер переносицу, а затем, помрачнев лицом, продолжил тихим голосом: — Проблема заключается в другом: у Вереса очень сложный характер.

Кира пожала плечами:

— Я слышала об этом. Но, судя по всему, сложный характер Марка Вереса никак не сказывается на его профессиональных успехах. В конце концов, у каждого есть свои недостатки.

Строгин фыркнул от смеха. Кира не ожидала столь живой реакции от будущего начальника: преподаватели Академии отзывались о нем как об очень сдержанном и бесстрастном человеке.

— Недостатки? — Строгин покачал головой. — Это еще мягко сказано. За три года службы в БЛОК Верес сменил пять напарников: они были в ужасе от его поведения и наотрез отказались с ним работать. Теперь он волк-одиночка. При всем моем уважении к профессиональным навыкам Вереса, я должен признать, что его личные качества вызывают отторжение у всех наших сотрудников. Он желчный и грубый человек. Я категорически против того, чтобы вы работали вместе с ним.

Кира ожидала такого ответа. Но у нее был последний козырь. Встав со стула, она подошла ближе к столу Строгина и, глядя в его холодные глаза, твердо сказала:

— Вы прочитали мое досье, но там не указано главное — причина, по которой я хочу служить в БЛОК. Думаю, вы о ней прекрасно знаете. Именно поэтому мне важно работать вместе с самым лучшим агентом. Я хочу стать таким же профессионалом, как Марк Верес. Или еще лучше.

Строгин нахмурился и, что-то обдумывая, постучал ручкой по заявлению выпускницы Академии. Наконец, он сказал:

— Кира, я работал с вашим отцом. Знал вашу маму. И только ради светлой памяти о них я разрешаю вам пройти испытательный срок в качестве напарницы агента Вереса. Но хочу еще раз предупредить: вам будет очень тяжело.

— Я знаю. — Кира сдержанно кивнула, хотя внутри нее все ликовало: ее план сработал, а это значит, что она будет работать вместе с Марком Вересом!

Строгин расписался на заявлении и протянул его Кире.

— Агент Коваль, поздравляю вас с поступлением на службу в отдел оперативных расследований БЛОК. — Он взглянул на часы, висевшие на стене. — Я распоряжусь о том, чтобы вы получили удостоверение и табельный пистолет до конца дня. Завтра приступите к работе.

— Я благодарна вам за оказанное доверие. — Кира сложила заявление и убрала его в карман пиджака. — Но у меня есть еще одна просьба.

Строгин вопросительно взглянул на Киру, явно обескураженный ее настойчивостью. Она мягко улыбнулась, чтобы не показаться начальнику слишком наглой, и осторожно, как бы невзначай сказала:

— Я бы хотела уже сегодня познакомиться с агентом Вересом. Где я могу его найти?

***

Марк Верес прицелился и нажал на спусковой крючок табельного пистолета. Защитные наушники приглушили грохот выстрела, а отдача чуть дернула руку. Пуля угодила в центр мишени, установленной в конце стрелкового коридора. Именно здесь, в учебном тире, агенты БЛОК два раза в месяц в свободное от службы время отрабатывали навыки меткой стрельбы.

Задача ставилась простая: как можно точнее поразить мишени, представлявшие собой прямоугольные куски фанеры с нарисованными на них криптоморфами. Изображения монстров были однотипными и нарочито гротескными: вытянутые туловища, деформированные руки с когтями, бугристые головы с красными глазами и распахнутыми клыкастыми ртами. Как шутили агенты, никто из них ни разу в жизни не видел именно такого криптоморфа, поэтому художник, рисовавший мишени, скорее всего использовал образ, приснившийся ему в кошмарах.

Кроме Марка в тире находились другие агенты из отдела оперативных расследований — сегодня была их очередь от души пострелять по фанерным чудовищам. Расположившись в дальней части помещения подальше от Вереса, его коллеги о чем-то весело переговаривались, сменяя друг друга у огневого рубежа. Они избегали общения с Марком, но это нисколько его не волновало: он был волком-одиночкой, и этот статус в коллективе полностью его устраивал. Лучше метко стрелять в цель одному, чем быть мазилой в толпе напыщенных идиотов.

Марк вынул из рукоятки пистолета отстрелянный магазин, собираясь заменить его на новый, как вдруг сзади кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся, застав перед собой Алекса Томчака, своего бывшего напарника в отделе оперативных расследований. Томчак теперь работал в тандеме с другим агентом и, как и все остальные сотрудники БЛОК, всячески избегал общения с Вересом.

Марк снял защитные наушники, когда увидел, что бывший напарник что-то ему говорит.

— Верес, к тебе гости, — Томчак повторил свою фразу и с ухмылкой отошел в сторону.

За его спиной оказалась невысокая девушка в темно-сером брючном костюме, который удачно подчеркивал изгибы стройной фигуры. У нее были светло-русые волосы, забранные в хвост на затылке. Зеленые глаза и выразительные губы украшали миловидное, немного бледное лицо с едва заметными веснушками на щеках и носу — похоже, девушка старательно маскировала их тональным кремом. Она с интересом разглядывала Марка, держа в руках какую-то папку. Он удивился: как это хрупкое создание занесло в гремевший выстрелами учебный тир?

Марк перевел взгляд на ехидно улыбавшегося Томчака, ожидая от него комментариев, но тот не успел ничего сказать — девушка, шагнув ближе, начала беседу первой:

— Меня зовут Кира Коваль. Я выпускница Академии БЛОК, — представилась она. — С завтрашнего дня мы будем напарниками.

Томчак, прыснув от смеха, покачал головой:

— А ты смелая. — Он ободряюще похлопал девушку по плечу. — Прежде, чем Верес скажет тебе первую гадость, хочу предупредить: с ним невозможно работать. За пару месяцев, что мы были напарниками, он меня чуть до нервного срыва не довел.

— Томчак, ты еще скажи, что по ночам в подушку плакал, — поддел Верес, с удовольствием отметив, как помрачнел бывший напарник: как и раньше, Томчак терпеть не мог, когда задевали его самолюбие.

— Думаю, мы найдем общий язык. — Кира с вызовом взглянула на Вереса.

В глазах девчонки мелькнул хитрый огонек, который мгновенно его разозлил: он не любил, когда кто-то самонадеянно нарушал установленные им правила и границы.

— Мы найдем общий язык, если ты прикусишь свой, — отрезал Верес, наблюдая за реакцией девушки: она даже бровью не повела. — Ты явно что-то перепутала. Я работаю без напарников.

— Но это противоречит уставу БЛОК, — возразила настырная выскочка. — Согласно ему, агенты отдела оперативных расследований ввиду особо опасного характера службы должны работать в тандеме с напарником, что повышает безопасность при выслеживании и задержании криптоморфов.

Томчак снова расплылся в злорадной ухмылке, наблюдая за невиданным шоу: какая-то девчонка посмела перечить самому Марку Вересу! Более того, другие агенты, находившиеся в дальней части тира, прекратили стрельбу и, сняв защитные наушники, с едва скрываемыми усмешками поглядывали на Вереса и дерзкую выпускницу Академии. Пора прекращать это непотребство. Марк демонстративно вставил новый магазин в рукоятку пистолета и с презрением спросил у расплывшегося в улыбке Томчака:

— У тебя зубы лишние, что ли? Давно по морде не получал?

Ухмылка мгновенно слетела с лица бывшего напарника. Скривившись, будто съел лимон, он ответил:

— Да пошел ты, Верес. С тобой даже поржать нельзя.

— Ржать будешь со своими шакалами. — Марк кивнул на коллег, наблюдавших за их разговором. — Вместо того, чтобы таращиться на меня, лучше бы наконец-то научились метко стрелять.

Томчак, покачав головой, обратился к Кире:

— Беги, пока не поздно.

Он отошел в дальнюю часть тира, где его с нетерпением ждали другие агенты: всем наверняка хотелось из первых уст услышать очередную историю о скверном характере Марка Вереса. Впрочем, ничего нового. Многие из них уже привыкли к тому, что с Вересом лишний раз лучше не пересекаться. Он был отвратительным коллегой, умудряясь при этом оставаться безупречным профессионалом — в конце концов, вряд ли кто-то еще в БЛОК мог похвастаться такой же феноменальной результативностью в поимке криптоморфов. Его опасались, сторонились, а иногда откровенно ненавидели. Но Марк плевать хотел на мнение коллег: он делал свое дело — и делал его хорошо. Его не волновало, что думали о нем другие люди, но еще меньше он заботился о том, хотел ли кто-то с ним дружить. В конце концов, у него была особая причина для враждебного отношения к миру — тайна, надежно похороненная в прошлом…

Когда Томчак отошел, Марк перевел взгляд на Киру: в холодном блеске ее глаз читались интерес и вызов. Девчонка либо и правда не по годам отважная, либо…

— Ты умственно отсталая? — высказал Марк второе предположение. — Я же сказал: я работаю один. Строгин прекрасно об этом знает, поэтому не мог назначить тебя моей напарницей.

— Похоже, он передумал. — Кира улыбнулась уголком губ, протягивая Марку лист бумаги из папки. — Это заявление, подписанное Строгиным. Он дал добро на нашу совместную работу.

Марк пробежал взглядом по строчкам. Внизу стояла размашистая резолюция Строгина: «Принять на испытательный срок в качестве напарника агента Марка Вереса». Вот черт! Строгин совсем головой тронулся?

И не успел Марк высказать вслух свое недовольство, как девчонка уже протягивала ему папку, набитую бумагами.

— Здесь мои рекомендательные письма от преподавателей Академии и результаты аттестации, — пояснила она. — Они убедительно доказывают, что я достойна стать твоей напарницей: будучи одной из лучших выпускниц Академии, я должна работать вместе с лучшим агентом отдела оперативных расследований.

— Тебя саму не тошнит от этого пафоса?

Марк взял протянутую папку и, придав лицу нарочито пренебрежительный вид, быстро ее пролистал: как и следовало ожидать, аттестационные листы Киры Коваль пестрели отметками «отлично», а преподаватели Академии в рекомендательных письмах не скупились на хвалебные слова в ее адрес.

Что ж, эта настырная девчонка хочет стать напарницей Марка Вереса? Значит, она сегодня же получит такой профессиональный опыт, о котором еще долго будет рассказывать своим подружкам со слезами на глазах. Но это даже хорошо: чем больше агентов БЛОК будет знать о том, что с Вересом лучше не иметь никаких дел, тем лучше.

— Ладно, так и быть, — с ухмылкой сказал Марк, отметив, как вытянулось от удивления лицо Киры: похоже, столь быстрой победы она не ожидала. — Хочешь работать вместе — милости прошу, только потом не жалуйся Строгину, как злой и вредный Верес тебя обижает.

— Не переживай: я умею терпеть, — вздернув подбородок, ответила Кира, а затем с насмешливой улыбкой кивнула на мишень в конце стрелкового коридора. — Надо же, ты не такой меткий, как я думала.

— Можно подумать, ты у нас снайпер, — фыркнул Марк, стараясь сдержать раздражение, ведь Кира была права: он действительно пару раз попал в «молоко», немного промахнувшись мимо фигуры криптоморфа.

— Какой глаз? — вдруг спросила Кира.

— Что? — Марк не сразу понял вопрос.

Девчонка хитро улыбнулась и пояснила:

— Выбирай: в какой глаз криптоморфа мне выстрелить? — Она достала пистолет из кобуры, спрятанной под пиджаком, и кивнула на мишень.

— Давай в левый.

Марк едва успел отойти в сторону от огневого рубежа, когда Кира, обхватив пистолет двумя руками, стремительным движением нацелила его на мишень. Она трижды нажала на спусковой крючок, и пули с грохотом одна за другой попали точно в цель, поразив левый глаз нарисованного монстра.

Кира обернулась к Марку. Она самодовольно улыбалась, но Марк заметил, как предательски дернулись уголки ее губ: похоже, Кире Коваль стоило больших усилий изображать из себя крутую девчонку. Интересно, ради чего весь этот спектакль? Почему эта выскочка так навязчиво набивается к нему в напарницы?

Марк сделал вид, что меткость Киры совершенно его не впечатлила, и равнодушно процедил:

— Встречаемся через пять минут на парковке.

Спрятав пистолет в кобуру на поясе, Марк надел куртку и направился к выходу из тира. Он прошел мимо Томчака и других агентов, которые с усмешками оживленно обсуждали увиденное. Марк даже не посмотрел в их сторону: пусть судачат дальше, ему нет никакого дела до этих придурков.

У выхода из тира стояло большое мусорное ведро, куда агенты обычно выбрасывали пластиковые стаканчики из кофейного аппарата или пустые бутылки из-под воды. Марк демонстративно швырнул туда папку с результатами аттестации и рекомендательными письмами Киры Коваль. Он спиной чувствовал, как она провожала его взглядом, а значит, наверняка видела, как он обошелся с ее документами. Марк не сомневался, что его поступок наверняка задел девчонку, но нисколько об этом не сожалел. Пусть знает: никому не позволено играть не по правилам Марка Вереса.

А сейчас их ждала одна очень интересная поездка.

***

Вечер опускался на город: темнело небо, затянутое грязными тучами, в сумраке ярче светились фонари и фары машин, а немногочисленные пешеходы сновали по тротуарам мимо мрачных громадин домов. Конец июля выдался пасмурным и прохладным — впрочем, зачастую казалось, что другой погоды здесь попросту не существовало.

Кира, сидевшая на пассажирском месте, покосилась на Марка Вереса: устремив взгляд на дорогу, он уверенно вел свой внедорожник по улицам. Кира понятия не имела, куда он ее везет, но этот факт почему-то мало ее тревожил. Ей удалось практически невозможное: она не просто напросилась в напарницы к Вересу, но, кажется, умудрилась его заинтриговать! А иначе как еще объяснить, с какой легкостью Марк пригласил ее прокатиться «по одному интересному делу», как он выразился на парковке, когда Кира садилась в его черный внедорожник.

В голове все еще стоял образ Вереса в тире: высокий, мускулистый, одетый в джинсы и простую черную футболку, агент БЛОК только одним своим видом запросто мог вскружить голову толпе легкомысленных девиц, но Кира была не из таких. Да, она отметила его холодную красоту: серые глаза с прищуром, ухмылка на губах, напоминавшая скорее оскал, и по-хулигански взъерошенные темные волосы делали его похожим на опасного хищника, затаившегося в засаде в ожидании добычи. И Кире лишь оставалось надеяться, что она не станет его жертвой…

— Куда мы едем? — спросила она, решив наконец нарушить затянувшееся молчание.

Верес ухмыльнулся:

— На наше первое совместное дело. Ты же так сильно мечтала со мной поработать.

— Хотелось бы конкретики. — Кира пристально посмотрела на Вереса, но он все так же следил за дорогой, даже не удостоив напарницу коротким взглядом.

— Если испугалась, ты так и скажи. — Кажется, ему доставляло удовольствие издеваться над Кирой. — Я тебя высажу: вот здесь как раз подходящее место.

Кира взглянула в окно: они проезжали мусорную свалку на окраине города.

— Очень смешно, — фыркнула она. — Я слышала, что у тебя сложный характер, но не думала, что ты еще и хамло.

— Сама напросилась. — Верес, осклабившись, пожал плечами, будто давая понять, что вообще ни при чем, и Кира сама виновата, что ввязалась в эту историю. Впрочем, так оно и было. — Похоже, ты забыла, что правильным девочкам нельзя садиться в машину к опасным незнакомцам.

— С чего ты взял, что я правильная? — Кира вздернула голову, надеясь, что ее слова прозвучали достаточно дерзко.

Ее немного задело, что Верес так быстро ее раскусил: она действительно всю жизнь была правильной девочкой — типичной отличницей с идеальной репутацией, но сейчас, когда ее конечная цель оказалась столь близка, она изо всех сил старалась произвести впечатление смелой и острой на язык оторвы.

Кире казалось, что только такие девушки могли заинтересовать Вереса: именно поэтому она выкинула нетипичный для самой себя фокус со стрельбой в тире, благо она действительно была очень метким стрелком. Судя по тому, как быстро Верес пригласил Киру отправиться в загадочную совместную поездку, ее план сработал: она вела себя нагло, раскованно и дерзко, и такое поведение зацепило ее напарника. Вот только как бы не перегнуть палку…

— По правде говоря, я думаю, что ты обыкновенная выскочка. — Верес вдруг перевел на нее взгляд, и Киру неприятно поразил ледяной блеск его глаз. — Ты с чего-то решила, что можешь играть во взрослые игры, и теперь настырно лезешь туда, где тебе совсем не место. Лучше бы и дальше ковырялась в своей песочнице.

— Ты ненамного старше, раз уж мы заговорили о возрасте, — резко осадила его Кира: по рассказам других курсантов Академии, общавшихся с агентами БЛОК, она знала, что Вересу исполнилось двадцать шесть лет.

— Ты всегда такая дерзкая или только со мной? — усмехнулся Верес и, не давая Кире возможность парировать, тут же добавил: — Впрочем, можешь не отвечать. Меня мало волнует твое жалкое кваканье.

Кира чуть не задохнулась от возмущения: хамство Вереса начинало переходить все границы. Но она знала, на что шла, и обещала себе терпеть до конца. Вереса, похоже, совсем не заботили ее эмоции: с невозмутимым видом он включил музыку, и из колонок раздались громкие визги гитары вперемешку с истошными воплями вокалиста. Ничего удивительного: Марк Верес оказался любителем зубодробительного хард-рока.

Кира отвернулась к окну. Они выехали из города и теперь двигались по трассе куда-то на северо-восток, мимо фабрик, ангаров и складов промзоны, огороженных бесконечными бетонными заборами. Уличные художники нарисовали на серых плитах многочисленные граффити, изображавшие чудовищных существ и зловещие темные фигуры.

Криптоморфы.

Кое-где на заборах виднелись большие надписи: «Хороший криптоморф — мертвый криптоморф!» или «Смерть криптоморфам!» В обществе до сих пор не было единого мнения, как относится к тем, кто теперь отличался от всех остальных людей.

Кира прикрыла глаза, отдаваясь воспоминаниям…

Одиннадцать лет назад на Земле началась эпоха нового, ранее неизвестного науке феномена, получившего название криптоимпульс. Ученые выяснили, что это было загадочное невидимое излучение, источник которого так и остался невыясненным.

Когда криптоимпульс начал воздействовать на людей, Кира была еще ребенком, но она хорошо запомнила хаос и панику, охватившие мир за считанные недели. Таинственное излучение распространялось молниеносно, ежедневно поражая сотни тысяч жертв по всему земному шару, и быстро добралось до столицы и других городов страны.

Большинство заболевших умирало за пару дней в чудовищных муках: под действием таинственного излучения внутренние органы стремительно разрушались и превращались в чужеродные для организма ткани, вызывая смертельный иммунный ответ.

Как и в случае с другими недугами, воздействие криптоимпульса не всегда заканчивалось смертью: многие люди с трудом поправлялись после тяжелой лихорадки, длившейся несколько дней, а некоторые отделывались бессимптомным течением. Ученые оказались бессильны в создании лекарств, поскольку истинная природа криптоимпульса оставалась загадкой: в его распространении не были виноваты ни микроорганизмы, ни какие-либо известные науке химические вещества или физические факторы. Были те, кто полагал: криптоимпульс, не имея научного объяснения, мог быть проклятием, ниспосланным на весь человеческий род за его грехи.

Кире запомнились выпуски новостей первых лет эпохи криптоимпульса: мертвые тела на улицах крупнейших мегаполисов мира, переполненные больницы, коллапс системы здравоохранения. Волна за волной загадочное излучение накрывало человечество, пока не исчезло самостоятельно шесть лет назад, оставив после себя миллионы трупов, опустевшие города с разрушенной инфраструктурой и глобальный экономический кризис. Страны до сих пор не могли из него выбраться.

Ученые пришли к выводу, что победное шествие криптоимпульса завершилось благодаря банальному факту: излучение поразило каждого человека на Земле. Казалось, криптоимпульс должен был стать еще одним недугом, который едва не уничтожила человечество, но спустя год после его появления выяснилось нечто странное, что навсегда изменило мир: часть популяции людей видоизменилась.

Так появились криптоморфы.

Занятая мыслями, Кира только сейчас заметила, как внедорожник Вереса свернул с трассы, окруженной полями, и поехал по растрескавшейся асфальтовой дороге, пролегавшей среди дремучих лесов. Внезапно идея отправиться в поездку вместе с едва знакомым человеком уже не казалась Кире настолько удачной.

Из колонок все так же оглушительно гремел рок. Кира покосилась на Вереса: с невозмутимым видом он уверенно вел машину по ухабистой дороге, едва слышно подпевая песне. Самый отмороженный агент БЛОК явно что-то задумал, и Кира не сомневалась: ей придется приложить огромные усилия, чтобы не ударить перед ним в грязь лицом.

Вскоре впереди появилась большой указатель: темные буквы на белом фоне — «Дом у Черного родника» — и стрелка, указывающая направо.

— Почти приехали, — ухмыльнулся Верес, сворачивая на гравийную дорогу, уходившую в густые темные заросли. — Готовься: твой испытательный срок начнется прямо сейчас.

***

Марк с удовольствием отметил, как напряглось от волнения лицо новоиспеченной напарницы — красивое, чего уж там. Но он давно приучил себя не обращать внимания на привлекательных девушек: слишком высокой была цена такого интереса…

Реакция Киры на внезапное предложение отправиться в поездку одновременно забавляла его и раздражала. Забавляла — потому что ему было смешно наблюдать, как одна за другой сменялись эмоции на ее лице: вначале самодовольство от осознания того, как ловко ей удалось стать напарницей самого Марка Вереса, а затем — озадаченность и растерянность, когда внедорожник покинул город и углубился в лесную глухомань. А раздражала эта ситуация его потому, что он злился на Строгина: тот прекрасно знал, что Марк терпеть не мог работать с кем-то в команде, но все равно зачем-то подсунул ему зеленую выпускницу Академии.

Ничего не поделаешь: Строгин был единственным человеком в БЛОК, приказа которого Марк ослушаться не мог, а потому ему не оставалось ничего другого, как взять в напарницы конопатую выскочку. Впрочем, у Марка теплилась надежда, что девчонка сама от него убежит после сегодняшней поездки к Черному роднику, если его подозрения насчет происходящего там окажутся верны. А если нет, то напарница навряд ли выдержит Марка больше недели. Еще никому этого не удавалось, за исключением Алекса Томчака, который умудрился терпеть выходки Вереса пару месяцев. Кира Коваль навряд ли побьет этот рекорд — кишка тонка.

Марк сбавил скорость и погасил фары перед тем, как гравийная дорога сделала поворот. Впереди, в вечернем полумраке, показался двухэтажный кирпичный дом в окружении небольших хозяйственных пристроек. Марк выключил музыку и остановил машину на обочине — подальше от зданий, притаившихся у самой кромки леса.

— Приехали, — сказал он, взглянув на Киру.

Распахнув глаза, она напряженно рассматривала горевшую над крыльцом дома вывеску: «Дом у Черного родника. Свободные номера».

— Ну что, как насчет того, чтобы провести здесь ночь? — оскалившись, поинтересовался Марк, наблюдая за реакцией напарницы.

— Ты серьезно? — она скептично приподняла бровь, настолько очевидно стараясь не выдать своего волнения, что Марк чуть не рассмеялся. — Если это шутка такая, то с чувством юмора у тебя явные проблемы.

— Расслабься, детка, — ухмыльнулся Марк. — Не знаю, чего ты там нафантазировала, но ты совсем не в моем вкусе.

Глаза Киры гневно сверкнули в полумраке, но прежде, чем она успела ответить, Марк как ни в чем не бывало продолжил:

— Мы приехали сюда по делу, и если ты перестанешь на меня таращиться, то я подробно о нем расскажу.

Кира с презрением фыркнула и отвела взгляд от напарника: похоже, она злилась из-за того, что позволила втянуть себя в сомнительную авантюру. Поделом ей: пусть знает свое место! И пока она мысленно проклинала Марка, он с невозмутимым видом поведал о сути дела:

— В свободное время я отслеживаю в интернете слухи о появлении новых агрессивных криптоморфов. За последние две недели на специализированных форумах, посвященных обсуждению криптоморфов, обнаружились любопытные сообщения от анонимного источника. По его информации в окрестностях «Дома у Черного родника» пропадают люди — молодые девушки, если быть точным.

— Зачем же они приезжает в эту глухомань? — удивилась Кира. — Здесь же один лес кругом.

— Если верить сведениям в интернете, то девушки тянутся в эти места ради магических свойств Черного родника, расположенного недалеко от гостевого дома.

— Что же это за свойства такие? — спросила Кира, и Марк не без удовольствия отметил искренний интерес в голосе напарницы: похоже, он сумел ее заинтриговать. Впрочем, это было не сложно.

— Черный родник избавляет от одиночества и помогает в безответной любви, — с издевкой сказал он. — Сюда косяком тянутся глупые девчонки, решившие, что водичка из родника поможет им обрести истинную любовь или же приворожить возлюбленных, которые не обращают на них внимания.

— В твоих словах слишком много насмешки, — вставила Кира. — Каждый человек имеет право на счастье, и если поездка к Черному роднику дает одиноким девушкам возможность поверить в себя, то в этом нет ничего плохого. Даже если у этого родника на самом деле нет никаких магических свойств.

— Ты говоришь, как типичная посетительница этих мест, — хмыкнул Марк. — Вот такие дурехи здесь и пропадают.

— Почему же БЛОК не ведет расследование?

— Во-первых, потому что это всего лишь слухи, а во-вторых — потому что БЛОК не реагирует на анонимные сообщения. — Марк перевел взгляд на гостевой дом, темневший вдали среди густых зарослей. — Согласно байкам в интернете, родник дарует счастье только тем, кто приезжает к нему тайно, не сообщив об этом родственникам или друзьям. Поэтому никто не подавал официального заявления в БЛОК. Что касается анонимного информатора, то он, вероятно, боится мести орудующего здесь криптоморфа, который может оказаться не жутким монстром, а обычным на вид человеком.

— Человеком, наделенным опасными сверхъестественными способностями, — сквозь зубы процедила Кира.

Продолжение здесь

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в мою группу ВК, а также на страницу AuthorToday — подписывайтесь, кроме цикла "Криптоморфы" там есть много других историй в жанрах фантастики, хоррора и мистики)

***

День начался как обычно — с лекции. Сотни глаз с интересом следили за каждым жестом Александры: она находилась в просторном конференц-зале Института Трансгуманизма, и молодые люди внимательно слушали ее речь. Она стояла перед ними на сцене — стройная привлекательная женщина с гордо поднятым подбородком и темными волосами, собранными в хвост.

Совет Альянса создал подобные Институты во всех мегаполисах. Цель была простой — помочь гражданам Вечного мира принять идею бессмертия. И если те, кто родился более сотни лет назад, уже смирились с этой мыслью, то подростки еще не были готовы в полной мере осознать концепцию бесконечной жизни.

Александра читала лекции в Институтах по всему Альянсу: программа адаптации включала в себя постепенное знакомство молодых членов общества с идеями Трансгуманизма. Вот и сейчас Александра в тысячный раз повторяла заученные слова:

— Сто семьдесят лет назад редактирование генома моллюска Arctica islandica подсказало ученым разгадку секрета бессмертия, — проговорила она в микрофон, и динамики, встроенные в стены, разнесли ее нарочито бодрый голос по аудитории. — Этот моллюск заинтересовал генетиков, потому что являлся самым долгоживущим существом на Земле. В то же время другая группа ученых занималась экспериментами с наноботами — мельчайшими механизмами, способными к саморепликации. Объединив усилия, инженерам и генетикам удалось синтезировать наногены — особый вид микроскопических роботов, восстанавливающих поврежденный организм с помощью мгновенной репарации на молекулярном уровне.

Александра сделала паузу, чтобы глотнуть воды, и обвела взглядом аудиторию: юноши и девушки, замерев, ловили каждое ее слово. Она была символом того, о чем они слышали с детства: когда им исполнится двадцать семь лет, наногены навсегда законсервируют их тела в состоянии идеального физиологического и анатомического развития. Мысль об этом кого-то могла воодушевить, а кого-то — раздавить и уничтожить.

— Почему бы вам не рассказать о проблеме серой слизи? — выкрикнул с третьего ряда мужчина в черной куртке.

Александра давно его приметила: в отличие от собравшихся в зале подростков он уже достиг возраста биологической зрелости. Тощее лицо незнакомца, казалось, состояло лишь из острого носа, тонких губ и подвижных глазок, делавших его похожим на крысу-переростка.

— Термин «серая слизь» считается устаревшим, — с холодной улыбкой ответила Александра: она не любила, когда какой-нибудь умник перебивал ее отточенную годами речь.

— Но ведь наше бессмертие — это результат активности серой слизи! — снова встрял тощий.

— Вы правы, мой друг. — Александра смерила взглядом оппонента. — Некоторые ученые предупреждали о том, что наногены, выйдя из-под контроля, начнут хаотично самовоспроизводиться, образуя так называемую серую слизь.

— Но ведь именно это и случилось! — воскликнул тощий. — Серая слизь поглотила каждого человека на Земле!

По залу разнесся взволнованный шепот, и Александра поспешила успокоить подростков взмахом руки.

— В этом нет никакого секрета. Важно понять другое: последствия бесконтрольного размножения наногенов оказались совсем не такими, как предсказывали паникеры, — отчеканила она, и зал, услышав ее твердый голос, тут же затих. — Наногены не уничтожили человечество, а наоборот — сделали его бессмертным, образовав единый Наноматрикс, куда записан геном каждого из нас. Смерть индивида невозможна: если человек, поглощенный Наноматриксом, по какой-то причине погибает, то наногены тут же приступают к регенерации поврежденного организма. Ученые назвали это явление экофагией, а Наноматрикс стал синонимом термина «серая слизь», который больше не употребляется.

— Похоже, вам нравится, что внутри людей копошатся миллиарды крошечных тварей, — фыркнул тощий.

— Многим до сих пор трудно это принять, — согласилась Александра. — Поэтому я выступаю по всему Альянсу, чтобы объяснить новую реальность, в которой мы оказались. Первые годы человечество, поглощенное Наноматриксом, переживало экзистенциальный кризис. Мы поняли, что навсегда застряли в своих телесных оболочках. Все, о чем учили нас мировые религии, оказалось бессмысленным: нет никакой загробной жизни, есть только новый Вечный мир, и каждый из нас будет жить в нем бесконечно долго.

Ее слова прозвучали в полной тишине. Даже тощий, казалось, проникся ими, внимательно глядя на Александру.

— После открытия наногенов все, к чему привыкло человечество за тысячи лет существования — смерти, болезни, войны, — стало неактуальным, — продолжила Александра. — На Земле начались беспорядки и волнения, нашу цивилизацию захлестнули массовые самоубийства, которые ни к чему не приводили: Наноматрикс восстанавливал всех погибших людей. Но мы нашли спасение.

Александра сделала еще одну драматическую паузу и, заметив легкую ухмылку на губах тощего, добавила твердым голосом:

— Во многих странах к власти пришли партии, проповедующие идеи Трансгуманизма. Раньше, в старом мире, их идеалы и цели казались смехотворными, но именно они дали человечеству ответ на вопрос, как жить дальше. Страны, восставшие из хаоса под знаменем прогрессивных идей, объединились в глобальный Трансгуманистический Альянс. Вы являетесь его счастливыми гражданами. Теперь мы живем в эпоху Трансгуманизма — рукотворного Вечного мира. Мой муж, Мирон Бранат — один из ученых, синтезировавших наногены, однажды сказал: «Нет рая на небесах, но есть рай на Земле, и мы создали его сами». Я полностью с ним согласна.

Александра замолчала, озарив собравшихся фальшивой улыбкой, и зал взорвался аплодисментами. Она вцепилась ладонями в края кафедры, чтобы не упасть: ее затошнило от собственных слов, и голова закружилась при виде восторженных взглядов рукоплескавших ей парней и девчонок, для которых она с детства служила воплощением идей Трансгуманизма. Радостно аплодируя Александре, они еще не представляли, какого это — существовать вечно.

***

Лекция закончилась. Александра стояла у служебного входа Института, с отрешенным видом нажимая кнопку на пульте вызова беспилотного ховера, оставленного утром на парковочной площадке. Позади нее пролегала магнитотрасса, над которой с тихим гулом проносились ховеры жителей города.

Занятая мыслями о кризисе идеологии в Альянсе, Александра не заметила, как с громким рокотом перед ней опустился старый грузовой ховер. Поднялась его дверца, и двое мужчин в темных костюмах и балаклавах, закрывавших лицо, выскочили из машины. Александра не успела даже вскрикнуть, когда один из них наставил на нее пистолет с глушителем, и черная вспышка испепелила сознание.

***

И вот теперь Александра находилась в темном подвале, куда ее доставили похитители. Наногены завершили регенерацию тканей, и, когда боль в голове окончательно утихла, Александра услышала, как скрипнула дверь. Через мгновение в желтом конусе света появились двое мужчин в темных одеждах. Одного из них Александра узнала — это был тощий человек с крысиным лицом, задававший неудобные вопросы на ее лекции.

— Прошу прощения за наши варварские методы, — сказал он с кривой улыбкой. — Впрочем, вы прекрасно знаете: выстрел в голову не причинил бы вреда.

— Могли бы просто пригласить меня прокатиться. — Александра дотронулась до головы: на коже лба не осталось и следа от раны.

— Мы не были уверены, что вы согласитесь, — вмешался второй похититель — темнокожий, мускулистый, с тяжелым взглядом из-под мощных надбровных дуг.

— Зачем весь этот спектакль?

Тощий переглянулся с подельником и, наконец-то перестав улыбаться, ответил:

— Кое-кто хотел бы с вами поговорить.

Похитители отступили в полумрак, и в конусе света возник невысокий коренастый мужчина с широким лицом и раскосыми глазами, облаченный в длинную черную накидку, напоминавшую монашескую рясу. Он не отбрасывал тени, и Александра догадалась, что перед ней спроецировано голографическое изображение.

— Здравствуйте, Александра, — сказал мужчина спокойным, немного певучим голосом, словно давно привык говорить не спеша и обстоятельно. — Вы наверняка меня узнали.

— Танат, — не веря своим глазам, проговорила Александра.

Никто не знал его настоящего имени. Танат был главой запрещенной в Альянсе группировки, целью которой являлся подрыв устоев и идей Трансгуманизма. Танат и его сподвижники находились в розыске. Они тайно перемещались из одного города в другой, раз в год устраивая теракты в День Провозглашения Бессмертия. Грядущий праздник (его собирались отмечать завтра) наверняка не стал бы исключением.

Методы Таната и его последователей были столь же фанатичными, как и их консервативные взгляды: они взрывали представительства Совета Альянса, похищали и убивали его членов, устраивали массовые самоубийства. Эти действия не приносили результата: Наноматрикс восстанавливал всех взорванных, застреленных и отравленных жертв, словно издевательски опровергая малейшую возможность достижения конечной цели группировки Таната — абсолютной и окончательной смерти.

— Я давно вас приметил, — оценив замешательство Александры, заговорил Танат. Он мог находиться в тысячах километров от нее, но даже на столь огромном расстоянии его голографический взгляд, казалось, прожигал до самого нутра. — Таких лжецов и лицемеров, как вы, еще стоит поискать. Вы читаете лекции по всему Альянсу, но уже давно не верите собственным словам.

— Продолжайте. — Александра вздернула голову, сцепившись взглядом с Танатом. — Я смотрю, вы неплохо меня изучили.

— Мы знаем, что ваш муж, Мирон Бранат, будучи одной из шишек в Совете Альянса, пытался замять постыдные факты о ваших самоубийствах.

Слова Таната будто ледяной водой окатили Александру: она надеялась, что никто не узнает о ее тайном стремлении достичь смерти.

— Вы пять раз пытались покончить с собой, — продолжал Танат, наблюдая за реакцией Александры. — Разве это не иронично? Вы промываете мозги подрастающему поколению, но при этом сами только и думаете о том, как бы поскорее сдохнуть.

— Может быть, мне просто скучно? — возразила Александра, но тут же осеклась, когда поняла, что ее попытки оправдаться перед Танатом выглядят беспомощно и глупо.

— Александра, вы — первый бессмертный человек в истории, — спокойным тоном проговорил Танат, словно не обратив внимания на ее реплику. — И вы помните времена, когда жизнь неизбежно сменялась смертью.

— Это время навсегда ушло. — Голос Александры дрогнул.

— Я так не думаю. У нас есть шанс восстановить равновесие. Вернуть гармонию.

— Устраивая теракты? — фыркнула Александра. — Массовые самоубийства? Вы ведь знаете, что все это бессмысленно.

— Вы тоже знаете, но это вас не останавливает. — Танат чуть подался вперед, и складки его рясы шелохнулись. — В отличие от вас, Александра, мы не стыдимся наших устремлений. Мы хотим покончить с Вечным миром. Вернуть в него смерть.

У Александры закружилась голова: в словах Таната крылось то, о чем она так долго мечтала, но не решалась признаться. Ей осточертел этот мир, и она жаждала разрушить его до основания — вместе с собой.

— Посмотрите, до чего мы докатились. — Танат развел руками, и Александра невольно обвела взглядом полумрак, окружавший пятачок света. — Человечество всегда мечтало о бессмертии. Мы думали, что вечная жизнь станет залогом новых свершений и покорения космоса. Но что получилось на деле? Мы задыхаемся друг от друга. Нас так много, что мы не знаем, куда бежать и где спрятаться — и прежде всего от самих себя.

— И вы хотите это исправить?

— Александра, я предлагаю вам окончательное решение.

— Почему именно мне?

— На протяжении ста семидесяти лет вы были символом начала Вечного мира. — Танат зловеще улыбнулся. — Теперь вы станете знамением его конца.

***

Слова Таната пробудили воспоминания. Потоком мутной воды они хлынули в мозг, и образы прошлого возникли перед глазами…

Александра родилась в религиозной семье. Ее детство было наполнено верой: ежедневные походы в церковь, заставленная иконами квартира, молитвы по утрам и вечерам, занятия в воскресной школе.

Когда Александре исполнилось шестнадцать, родители взяли ее на паломничество в монастырь, затерянный далеко на севере. Вместе с другими прихожанами церкви они затемно отправились в путь на арендованном автобусе. Ночью прошли дожди, а на утро ударил первый октябрьский морозец: ухабистая дорога, изгибами рассекавшая стылый лес, напоминала стекло. Водитель вел автобус аккуратно, и не было его вины в том, что случилось дальше: на очередном крутом повороте со встречной полосы вынесло огромный бензовоз.

Александра с родителями сидела в конце салона — их подбросило вверх и вперед, когда с громким скрежетом автобус врезался в бак бензовоза.

Лежа на полу с рассеченной от удара головой, Александра слышала вопли, но не могла потом вспомнить, кричала ли сама. Кажется, мама корчилась от боли рядом и сжимала ее руку, а затем что-то громыхнуло — как будто над головой взорвался фейерверк, — и пламя заполнило салон автобуса, пожирая и живых, и мертвых…

Позднее кто-то из врачей сказал Александре, что паломникам очень повезло (если можно назвать везением гибель сорока трех человек): авария произошла недалеко от города, и вертолеты спасателей быстро доставили раненых в больницы.

Александра находилась при смерти: переломы позвоночника и рук, ожоги всего тела и дыхательных путей, множественные порезы и травма глаз не оставляли шансов на выживание. В бессознательном состоянии ее госпитализировали в Центр экстренной медицины, где недавно в рамках экспериментального проекта группа ученых синтезировала наногены и теперь подбирала тяжелых пациентов (как говорили медики — «уходящих») для испытания нового вида терапии.

У Александры не было других родственников, она осталась сиротой, а потому спустя несколько дней, когда ее состояние стабилизировалось, и врачи уладили все юридические вопросы, началось лечение: тонкая игла проткнула вену, и серого цвета раствор, кишащий микроскопическими механизмами, влился в кровоток.

Первой генерации наногенов потребовалось сто сорок девять часов, чтобы полностью восстановить организм Александры. Врачи были ошеломлены результатом. Столпившись возле койки, на которой лежала очнувшаяся после искусственной комы целая и невредимая шестнадцатилетняя девушка, они не могли поверить своим глазам — как и не могли представить, что спустя сто семьдесят лет последнее поколение наногенов — одиннадцатое по счету — будет способно регенерировать организм человека за пару часов.

Александра, поджав колени к груди, испуганно рассматривала врачей возле своей койки. По их изумленно-восторженным лицам она понимала, что они стали свидетелями чего-то по-настоящему фантастического — чуда, созданного не Богом, но человеком.

Среди людей в белых халатах Александра заметила рослого молодого мужчину с копной взъерошенных волос. В отличие от коллег, смотревших на девушку как на лабораторную крысу, невесть каким образом избежавшую смерти, он глядел на нее с теплотой и благоговением — как на символ надежд, ставших реальностью. «Мирон Бранат», — прочитала Александра на бейджике, прицепленным к лацкану халата. Она удивилась, каким зорким стало ее зрение: с детства она носила очки, в которых теперь не было надобности.

Александра оставалась в клинике под наблюдением врачей. Несколько недель ей не сообщали о судьбе родителей. Когда Александра узнала, что они погибли, она сняла крестик и больше его не надевала…

Доктор Бранат не отходил от Александры ни на шаг: он стал не только ее личным врачом, но и близким другом. Долгими зимними вечерами, пока Александра находилась под наблюдением, они проводили время в палате, делясь историями из жизни. А через четыре года, когда Александре исполнилось двадцать, Мирон сделал ей предложение.

Тем временем эксперименты продолжались: ученые вводили наногены другим тяжелым пациентам, поражаясь фантастическим результатами. Рак, атеросклероз, аутоиммунные и системные заболевания, пороки развития, травмы, инфекционные процессы — казалось, не было такой патологии, с которой не смогли бы справиться неутомимые микроскопические роботы.

В тот день, когда Александра и Мирон прилетели на Крит, где собирались провести медовый месяц, из Центра пришло сообщение: третья генерация наногенов, введенная группе новых подопытных, оказалась способна к саморепликации и вышла из-под контроля.

С того момента мир навсегда изменился. Люди, пораженные наногенами, стали бессмертными, и Александра, будучи невольным источником этих перемен, проклинала тот день, когда врачи спасли ее жизнь.

***

Танат кивнул тощему, и тот по команде протянул Александре инжекторный пистолет, заправленный стеклянной колбой с черной матовой жидкостью.

— Это ингибитор, — пояснил Танат, когда Александра взяла в руки оружие. — Вещество, способное остановить наногены внутри человека.

— Это невозможно. — Александра рассматривала устройство: металл и стекло холодили кожу рук. — Когда Наноматрикс захватил человечество, научные лаборатории по всему миру вели разработки веществ-ингибиторов, но все попытки избавиться от наногенов оказались неудачными.

Танат улыбнулся: между узких губ блеснули влажные зубы.

— В отличие от других ученых мы более терпеливы и внимательны. Проанализировав информацию, накопленную о серой слизи с момента ее появления, мы заметили одну деталь: травмы, полученные людьми во время аварий на магнитотрассах, под действием наногенов заживали медленнее. Разница была небольшой — всего две минуты. Но сам факт расхождения в скорости регенерации натолкнул нас на мысль: что, если магнитное излучение мешает деятельности наногенов?

Слушая Таната, Александра вертела в руках инжекторный пистолет с колбой, наполненной вязкой черной жидкостью. Присмотревшись, она заметила гравировку на стекле: «Абаддон».

— Мы приступили к разработке ингибитора, — продолжал Танат. — Сотни безуспешных попыток. Десятки лет работы. Но мы не спешили: впереди была вечность. Наконец, используя особую форму магнетита и специальный токсин, мы синтезировали «Абаддон». Александра, вы держите вещество, способное вернуть миру то, что мы потеряли сто семьдесят лет назад.

— Смерть. — Александра шумно выдохнула и прикрыла глаза: от волнения у нее снова закружилась голова.

— «Абаддон» блокирует действие Наноматрикса в организме человека, — с гордостью заявил Танат, и Александре на мгновение показалось, что его широкое лицо словно засияло. — Чертова серая слизь превратится в ржавый микроскопический хлам, и люди снова станут смертными. — Он замолчал, внимательно глядя на Александру, а затем продолжил медленно и тихо: — Завтра в Лагосе в День Провозглашения Бессмертия состоится саммит по случаю присоединения Африканской Конгрегации к Трансгуманистическому Альянсу. У вас запланировано выступление, призванное воодушевить народы Африки.

— Моя речь будет транслироваться в прямом эфире на весь мир. — Александра кивнула, прекрасно понимая, что от нее требуется.

— Альянс активно преследует членов моей группы, и мы не можем совершить громогласный акт, который потрясет все человечество. — Танат не сводил с Александры глаз: к ее изумлению они горели жутким огнем из восхищения и страха, будто лидер террористической организации лицезрел перед собой не простого человека, а ангела смерти. — Но это можете сделать вы, Александра.

***

За панорамным окном отеля текла обычная жизнь Лагоса: с громким гулом проносились старые модели ховеров, улицы кишели людьми, спешившими по своим ежедневным делам, и ярко жарило безразличное ко всему раскаленное солнце Нигерии. Длинную и широкую магнитотрассу, отделявшую зажиточные районы от трущоб, украшали баннеры с огромными надписями: «Вместе с Альянсом — в новое будущее».

Александра отошла от окна и вспотевшей ладонью в очередной раз дотронулась до прохладной рукоятки инжекторного пистолета, спрятанного в кармане пиджака. До начала саммита оставалось два часа, и Александра мысленно повторила слова, которые собиралась сказать во время выступления.

Дверь распахнулась, и в просторный, со вкусом обставленный номер вошел Мирон. Высокий, подтянутый, с гладко выбритым лицом, излучавшим уверенность и твердость характера, — он выглядел точно так же, как сто семьдесят лет назад, когда Александра впервые увидела его возле своей больничной койки. На лацкане пиджака тускло блестел значок в виде раковины моллюска Arctica islandica, ставшего символом Трансгуманистического Альянса.

— Я готова. — Александра коротко улыбнулась мужу и потянулась за сумочкой, лежавшей на кровати. — Можем выезжать.

— Времени еще достаточно. — Мирон пристально посмотрел на Александру, и она узнала этот колкий взгляд: так он глядел на нее в моменты, когда начинал серьезную беседу. — Нам нужно поговорить.

— О чем же?

Александра постаралась изобразить праздное любопытство, но лицо предательски дернулось. Увиливать не было смысла: за сто семьдесят лет совместной жизни Мирон научился читать ее, как открытую книгу. Она отошла к окну и, повернувшись спиной к Мирону, всмотрелась вдаль: широкий проспект терялся в сизой дымке выхлопных газов от старых машин, что еще разъезжали по улицам Лагоса.

На плечи Александры легли тяжелые руки Мирона. Он развернул ее к себе и улыбнулся — той же ласковой улыбкой, какой улыбался ей целую вечность назад, когда она лежала в палате под наблюдением врачей после чудесного исцеления.

— Александра, мы не говорили на эту тему, но… — Голос Мирона вдруг задрожал, а руки крепче сжали плечи Александры. — Я хочу, чтобы ты знала: мне больно каждый раз, когда ты стремишься покинуть этот мир.

Александра отвела взгляд и опустила голову. Она не сомневалась, что Мирон любит ее, даже несмотря на то, что ее поступки служили для него источником раздражения, а сама она уже давно не вызывала в нем былой страсти. Он любил Александру с того самого дня, как впервые увидел ее исцеленной в больничной палате, но любовь эта была сродни неизлечимой болезни, с которой так и не смогли справиться наногены.

— Прости, — обронила Александра.

Мирон горько усмехнулся — и убрал ладони с ее плеч.

— Я знаю, что давно противен тебе. Просто скажи: почему мы по-прежнему вместе?

Александра прикрыла глаза и глухо сказала:

— Кроме тебя у меня никого нет. Оказывается, одиночество еще невыносимее, чем вечная жизнь.

Мирон вздохнул и устало потер лицо. Александра снова отвернулась к окну. После долгой паузы Мирон нарушил тишину, наполненную едва заметным шумом кондиционера:

— Я хочу наконец-то узнать: почему ты стремишься умереть? Хотя бы сейчас скажи мне правду.

Александра никогда не говорила мужу об истинных мотивах самоубийств. Она понимала, что их разговор в номере отеля станет последним, и другого шанса сказать Мирону правду больше не будет.

— Я часто задаюсь одним вопросом. — Она повернулась к мужу и, скрестив руки на груди, встретилась с ним взглядом: в его глазах тлела обида. — Что, если мои родители были правы, и существует другой мир, в котором теперь пребывают их души? Я бы могла воссоединиться с ними.

— Мы никогда это не узнаем.

— Вот именно. — Александра горько усмехнулась и взглянула на часы, висевшие на стене. — Нам пора.

***

В помпезном зале, украшенном гербами и флагами, расположились члены Совета Альянса и представители Африканской Конгрегации. Вечно молодые и абсолютно здоровые, они внимательно слушали выступление Александры — стандартный набор фраз об истоках и успехах Трансгуманизма, все те же самые слова, что она говорила на лекциях для юных граждан Альянса. Вот только финал получился другим:

— Все то, что я сказала, является ложью, которую я произносила более сотни лет, — обведя взглядом зал, провозгласила Александра. — Вы сами это знаете, хотя боитесь признаться.

Она убрала ладони с трибуны и нащупала в кармане пиджака рукоятку инжекторного пистолета. По залу прокатился взволнованный шепот. Мирон, сидевший в первом ряду с другими членами Совета Альянса, с тревогой взглянул на Александру. Вокруг нее с тихим жужжанием кружили минидроны, транслировавшие ее речь в трехмерном формате по всему миру. Вступление Конгрегации в Альянс в День Провозглашения Вечности было крупнейшим международным событием, которое затронуло бы жизни нескольких миллиардов жителей Земли. Навряд ли каждый из них следил за трансляцией, но Александра не сомневалась, что уже через считанные секунды ее скандальное выступление молниеносно разлетится по миру.

Александра вытащила из кармана пиджака инжекторный пистолет с прикрепленной к нему колбой, в которой плескалась черная жидкость. Она поднесла устройство к минидрону, застывшему у ее руки: в глазке видеокамеры отразилось искаженное изображение пистолета. Ропот в зале усилился, у первого ряда появились охранники, но по их растерянным лицам Александра поняла, что никто не знает, какие действия предпринять дальше: прерванная речь амбассадора Альянса могла вызвать в обществе ненужные домыслы и слухи. Но замешательство охраны и правительственных шишек не могло длиться вечно. У Александры оставалось меньше минуты, чтобы завершить начатое.

— В моих руках — вещество, способное вернуть человечеству то, о чем тайно мечтают многие из нас, — сказала она. — Это «Абаддон» — ингибитор, созданный группировкой Таната. Он блокирует действие наногенов внутри организма. К нему примешан мощный токсин, который убьет меня сразу же, как только остановятся наногены. Много лет назад своим примером я показала вам, как можно жить вечно. Пришло время узнать, как достичь конца.

Александра поднесла ствол пистолета к шее — туда, где пульсировала сонная артерия. Охранники бросились к сцене, чтобы остановить демарш амбассадора. Мирон остался на месте: с тоской во взгляде он смотрел на Александру, и губы его что-то шептали.

Тихо щелкнул спусковой крючок, кольнуло шею, и инжекторный механизм впрыснул черную субстанцию в кровоток. Танат предупреждал, что действие «Абаддона» окажется мгновенным благодаря убойной концентрации ингибитора и токсина. Так и получилось: не успели охранники подхватить обмякшее тело Александры, как перед глазами у нее потемнело, и сознание испарилось словно капля росы под вечным сиянием солнца.

***

Когда Александра распахнула веки, взгляд уперся в черноту: голову опоясывал обод, который плотно прилегал к коже и закрывал глаза. Александра сняла устройство, мерцавшее датчиками, и огляделась: она сидела в мягком кресле в гостиной собственного дома. Мирон развалился на диване напротив.

— Ну как? — Он пригубил виски и с интересом посмотрел на жену.

— Я впечатлена, — ответила Александра, с едва скрываемым восторгом глядя на обод. — Потрясающие ощущения и полное погружение!

У нее немного дрожали руки, спину покрывала испарина, а сердце таранило грудь, но спустя считанные секунды наногены привели организм в стабильное состояние. Мирон довольно улыбнулся:

— Вот видишь, а ты не хотела пробовать.

Он перевел взгляд на черную коробку, стоявшую на журнальном столике. Ее украшала серебристая надпись, набранная стильным шрифтом — «ТЕРМИНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ».

Это был виртуальный симулятор смерти, разработанный по заказу Совета Альянса. Мирон лично курировал испытания. Необходимость в таком устройстве назревала давно: с каждым годом в Альянсе увеличивалось число жителей, безуспешно стремящихся прервать жизнь. Наноматрикс одиннадцатой генерации так быстро восстанавливал организмы самоубийц, что никто из них не мог ощутить желанный миг смерти.

Терпение Мирона окончательно лопнуло после первого суицида, совершенного Александрой: в тот день, когда он обнаружил жену болтающейся в петле под потолком их спальни, он понял, что в мире вечной жизни людям нужна хотя бы иллюзия смерти. Все попытки создать ингибитор Наноматрикса провалились, и оставалось только одно — разработать виртуальный симулятор смерти.

— Эффекта полного погружения удалось достичь за счет того, что пользователь «Терминального состояния» испытывает не только смерть, но и проживает сутки до ее наступления, — пояснил Мирон, сделав глоток виски. — В будущих версиях мы хотим расширить этот срок до трех дней.

Александра кивнула:

— В моей симуляции со мной тайно встретился Танат, который разработал вещество-ингибитор. Я умерла с его помощью.

Мирон довольно хмыкнул:

— Искусственный интеллект, подключенный к созданию «Терминального состояния», предложил более тысячи различных сюжетов смерти в зависимости от предпочтений пользователя. В следующих симуляциях ты можешь по желанию уменьшать или увеличивать уровни напряженности или сентиментальности фабулы.

— Я думаю, что сеансы виртуальной смерти пойдут на пользу не только мне, но и другим людям, оказавшимся в тупике. — Александра провела пальцем по внутренней поверхности обода, ощущая выпуклые электроды — источники импульсов, обманувших ее мозг. — Я расскажу о «Терминальном состоянии» на выступлениях.

Мирон поднялся и поставил пустой стакан на столик. Затем взял коробку от симулятора и вытащил оттуда второй обод.

— Я рад, что тебе понравилось. А теперь давай попробуем парный режим.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь)

Давно у нас не было музыкальных видео, хотя поём регулярно. Знаем, что многим из вас (хоть и не всем) такой формат заходит.
С этой недели дочь планирует начать заниматься вокалом, поэтому сегодня мы решили снять на память одну из последних песен, которые учили – это "Маленький принц". Потом можно будет посмотреть, что дадут эти занятия и сделать до и после.
Всем, кто ещё не спит – спокойной ночи.

— Привет. — Парень изумлен звуком собственного голоса: он кажется фальшивым. — Мы знакомы?

— Нет, но... — неуверенно начинает девушка, а затем, словно набравшись смелости, добавляет: — Я Нина. А ты...?

В сознании парня всплывает имя, и он, чуть замешкавшись, отвечает:

— Марк.

Нина кивает. Ее бледное лицо дергается в мимолетной улыбке.

— Рада знакомству, Марк. И давно ты здесь... стоишь?

Он смотрит на часы. Стрелки показывают 7 часов 7 минут.

— Не помню. — Марк растерянно улыбается, смущенный своей забывчивостью. — Даже не знаю, зачем сюда пришел.

— Наверное, загадать желание? — Нина подходит ближе, и становятся лучше видны ее сухие губы, покрытые трещинками, и серые тени у глаз. — Ты ведь понимаешь, что это за место?

Марк оглядывается. Они стоят в центре пешеходного моста, перекинутого на пересечении двух узких каналов в гранитных оковах. Рядом и чуть вдали можно рассмотреть еще несколько мостов — шесть штук, не меньше. На набережной видны деревья и невысокие старинные здания, раскрашенные в пастельные тона. За ними возвышается собор с тусклыми куполами.

— Это Семимостье. — Нина не сводит с Марка темных глаз: ее близость странным образом дарит ему тепло и тревогу. — Самое загадочное место города. Здесь из одной точки видно сразу семь мостов. Среди жителей города есть поверье: если на Семимостье загадать желание в семь часов семь минут седьмого числа седьмого месяца, то оно обязательно сбудется.

— И ты загадала?

— Да. — Нина улыбается, отведя взгляд.

— Оно сбылось?

Нина смеется, и глаза ее ярко блестят.

— Похоже на то! — Она убирает блокнот в карман куртки, берет Марка за руку и тащит прочь с моста. — Идем, я покажу тебе город!

* * *

Порой Марку кажется, что все дни слились в один.

Каждое утро он просыпается на матраце в пустой комнате: голые стены, белый потолок, стылый воздух.

Марк принимает душ, а затем, словно сомнамбула, тащится к шкафу в прихожей, где висит простой набор одежды — пара джинсов и несколько черных футболок. «Тебе идет темный цвет», — однажды сказала Нина, и всякий раз, натягивая футболку, Марк вспоминает ее слова.

Далее завтрак — всегда один и тот же. Марк вытаскивает из холодильника миску с молоком, в котором плавают куски сырого мяса, садится за стол и медленно пережевывает жилистые ошметки. Ни о чем не думая, Марк таращится на стену в коросте облезлых обоев. Когда к горлу подкатывает тошнота, он идет в туалет и выливает остатки молока и мяса в унитаз.

И так — каждое утро: пробуждение, душ, завтрак. Бесконечный цикл, разорвать который может только одно событие — встреча с Ниной.

Марк дышит ради нее. Нина целиком поглотила его существование, и в какой-то момент он понимает, что только рядом с ней чувствует себя живым: когда Нина держит Марка за руку, все обретает смысл и ясность.

Каждый день они встречаются на Семимостье, а затем идут куда глаза глядят. Гуляют по городу — по его паркам, аллеям и дворам. Обнимаются. Смеются. Кормят уток. Встречают закаты на набережной. Но каждый вечер расходятся в разные стороны: Нина — к себе домой, а Марк — в свою холодную конуру. Ночь становится временем, проведенным впустую — без Нины. Проваливаясь в глухую черноту, Марк думает лишь о том, как поскорее вновь ее увидеть.

Однажды, когда они сидят на берегу залива и любуются последними всполохами умирающего солнца, Марк произносит:

— Не хочу, чтобы заканчивался день. Ты снова уйдешь.

— Завтра уезжает моя сестра. — Нина кладет голову на плечо Марка. — Ты можешь остаться.

Нина никогда не рассказывает о семье, поэтому Марк понятия не имеет, с кем она живет. Упоминание сестры становится для него сюрпризом. Но вместе с тем Марк задумывается о другом: а что он помнит о своих родных? Есть ли у него сестра или брат?

Мысль, вспыхнув в голове, тут же исчезает, когда Нина зарывается лицом у груди Марка. Ее прерывистое дыхание обжигает кожу, и по спине Марка пробегают разряды тока.

— Ты мой, — шепчет Нина. — Я нашла тебя и не отпущу.

Марк улыбается, обнимает Нину. В руке она сжимает красный блокнот.

* * *

Вернувшись домой, Марк первым делом направляется в кладовку, в которой свалены пыльные коробки — должно быть, вся его прошлая жизнь? Сколько они здесь простояли — сказать он не мог.

Марк раскрывает коробки, жадно рассматривает содержимое.

Книги. Книги. Одни только книги: затертые обложки, потрепанные корешки, сладкий запах тлена.

Кьеркегор, Сартр, Камю, Ницше, Хайдеггер... Перед взором Марка пробегают диковинные имена авторов, о которых он ничего не знает. Неужели он когда-то их читал?

Марк раскрывает увесистый том с названием «Бытие и время», пролистывает — страницы оказываются пустыми. Озадаченный, Марк просматривает другие книги, с удивлением обнаруживая ту же картину: чистые, пожелтевшие листы без единой строчки текста.

Будто это вовсе не книги, а муляжи.

В глубине кладовки пылится последняя нераспечатанная коробка. Раскрыв ее, Марк находит внутри толстый фотоальбом в бархатном переплете. Здесь спрятано прошлое: детство, школьные годы и взрослая жизнь, о которых Марк ничего не помнит.

Он раскрывает альбом. Пролистывает. Марк чувствует, как горло перехватывает узлом, и дрожат руки.

Прозрачные кармашки, куда обычно вставляют снимки, блестят белизной.

Фотоальбом пуст.

* * *

На следующий день Марк отправляется к Нине. Адрес она оставила накануне, нацарапав его на листе из блокнота. Нина живет в старом доме на набережной узкой, закованной в камень реки. Крыльцо прячется в глубине двора, стиснутого со всех сторон грязно-желтыми зданиями. Из мусорного контейнера несет гнилью, и кажется, что спертый воздух застыл здесь навеки, как и серый клочок неба над головой.

Поднявшись на нужный этаж, Марк стучит в дверь, покрытую облупленной краской. Нина открывает, приглашая Марка.

— Проходи. Я как раз рассказывала Лизе о тебе!

В захламленной комнате девушка, похожая на Нину, чуть старше ее, собирает чемодан. Марк здоровается с ней, но сестра Нины будто его не слышит.

— Так как его зовут? — спрашивает Лиза, даже не взглянув на парня.

— Марк, — хором отвечают Марк с Ниной.

— Надо же! Я помню, когда ты была маленькой, ты постоянно говорила, что твоего мужа будут звать Марком. Нина и Марк — как ты и хотела!

Нина смеется, обнимает сестру.

— Ты не представляешь, как я с ним счастлива! — говорит Нина, не сводя с Марка лучистых глаз.

Смущенный, он отворачивается от девушек, и его взгляд падает на старый шкаф, снизу доверху забитый книгами. Пока сестры щебечут, обсуждая предстоящий отпуск Лизы, Марк рассматривает надписи на корешках. Имена, которые он уже видел: Хайдеггер, Сартр, Камю, Кьеркегор...

Вжикает молния: Лиза закрывает чемодан.

— Все, я полетела! — Она целует Нину в щеку. — Не скучай. Да, пока не забыла: выкинь из холодильника мясо в молоке, зачем ты его маринуешь? Оно же протухло.

— Новый рецепт, — смущается Нина. — Давай, беги, а то опоздаешь.

Лиза хватает чемодан, тащит его к выходу.

— Счастливого пути, — желает Марк, но Лиза, кажется, не обращает внимания на его слова.

Нина идет ее провожать. Из коридора доносятся приглушенные голоса: сестры прощаются. Наконец, хлопает дверь, и Нина возвращается в комнату.

Марк стоит у стены, рассматривая развешанные на ней фотографии в рамках. В основном — пейзажи, но на одном из снимков — старом, блеклом — улыбаются мужчина и женщина в обнимку с двумя смеющимися девочками.

— Когда погибли родители, мы с Лизой остались одни. — Нина подходит сзади, обнимает Марка: руки холодным обручем смыкаются у него на груди. — У меня не было друзей. Не было отношений. Вдруг я поняла, что одиночество оказалось моим единственным спутником.

Мысль, погребенная в сознании Марка, вскрывается нарывом: а кем были его родители? Он не может их вспомнить. Более того, Марк не понимает, кем был он сам?

Кто — «он»? Как он оказался в этом мире? Откуда у него это странное чувство, будто его просто поместили в действительность?

Голос Нины выдергивает Марка из замешательства:

— Сестра пыталась с кем-то познакомить, но меня это тяготило. — Нина на мгновение замолкает, а затем тихо продолжает: — Я много читала, но даже самые мудрые книги не давали ответа. Все как будто потеряло смысл. Пока я не нашла тебя.

Марк разворачивается к Нине. В ее глазах тлеет тоска с искрами надежды. Язык скользит по ее пересохшим губам. Нина тянется к Марку.

Поцелуй длится недолго, считанные секунды. Нина шумно выдыхает, хватает футболку Марка и тянет ее наверх. Он понимает, что делать дальше: вслед за футболкой на пол летит остальная одежда.

Нина в лихорадочной спешке сбрасывает платье, выскальзывает из белья и тащит Марка на диван.

Он входит быстро, порывисто: Нина вскрикивает (от наслаждения — или боли?), закрывает глаза — и выдыхает с долгим, томительным стоном.

Их губы смыкаются. Они не могут оторваться, жадно поглощая друг друга. Одиночество, боль, отчаяние — все сгорает в пламени страсти. Оно очищает, наполняет жизнью.

Но вскоре поцелуй начинает отдавать железом и солью. Марк отстраняется.

Из носа Нины струится кровь, заливая ей губы. Нина сжимает зубы, закинув голову. Бледная и хрупкая, она выгибается на диване, сотрясаемая судорогами.

— Нина?! — кричит Марк — и проваливается во тьму.

* * *

Холодный свет сочится сквозь веки. Ноздри Марка тянут сухой воздух с запахом химикатов, мочи и прелого белья.

Он приходит в себя, сидя на стуле в больничной палате. Справа, чуть поодаль, на койке лежит Нина с перебинтованной головой. Ее глаза закрыты. Лиза и врач стоят рядом.

Марк пробует пошевелиться и что-то сказать, но не может: руки и ноги обмякли, а вместо членораздельной речи из горла вырывается хрип.

Лиза и доктор игнорируют потуги Марка привлечь к себе внимание, словно им нет до него никакого дела. Нина — вот, кто занимает их мысли.

— Она слышит нас? — тихо спрашивает Лиза.

— Ей сделали укол седативного средства, — отвечает врач. — Она спит.

— Я нашла сестру дома. — Лиза отворачивается от кровати и глядит в сторону Марка, но ее взгляд странным образом смотрит сквозь него, будто на стуле никто не сидит. — Забыла паспорт и вернулась за ним. Нина лежала на полу без сознания, лицо в крови.

— Мы опасались сотрясения, но МРТ выявила более серьезную патологию. — Доктор показывает Лизе снимки. — Опухоль мозга.

Лиза как будто сжимается, и ее плечи трясутся от беззвучного плача.

— Нина последние месяцы жаловалась на головные боли, — бормочет Лиза. — Я несколько раз говорила ей сходить к врачу!

— Другие симптомы были? — уточняет доктор. — Потери сознания? Галлюцинации? Прочие странности?

— Вроде нет... — неуверенно начинает Лиза, но вдруг внезапная догадка озаряет ее лицо, и она произносит: — Нина замачивала сырое мясо в молоке!

Доктор кивает с безразличным видом: слова Лизы его не удивляют.

— Вкусовые извращения могут быть одним из симптомов.

— Она поправится? — Голос Лизы дрожит от волнения.

— О прогнозе нам лучше поговорить в ординаторской.

Они выходят, и Марк переводит взгляд на Нину. Ее грудь, укрытая застиранным одеялом, тихо вздымается, а под сомкнутыми веками беспокойно двигаются глазные яблоки.

Кажется, проходит вечность.

Вдруг Марк понимает, что может пошевелиться. Медленно и осторожно, словно немощный старец, он поднимается со стула. У его ножки стоит раскрытая сумка Нины, в которой виднеется красный блокнот.

Марк раскрывает его, пролистывает. Страницы исписаны аккуратным почерком, который ближе к концу становится все более неразборчивым. Взгляд замирает на записи, украшенной виньетками:

«7 июля. Сегодня в 7:07 я загадаю желание на Семимостье. Будь что будет. Я загадаю его. Моего Марка...»

Марк чувствует, как немеют руки. Его словно окатывает ледяной водой, и сердце пропускает удар.

Билось ли оно вообще все это время?

В сознании Марка крутятся вопросы и мысли, складываются фрагменты мозаики.

Аскетичный быт, непрочитанные книги, отсутствие родных, странные предпочтения в еде и люди, которые его не замечали, — все встает на места и наконец-то обретает смысл.

— Теперь ты знаешь. — Тихий голос Нины вырывает Марка из оцепенения.

Повернув голову на подушке, Нина смотрит на него тусклым взглядом. Ее губы и нос истончились, серая кожа напоминает пергаментную бумагу.

— Значит, меня не существует? — глухо произносит Марк. — Ты придумала меня?

Нина слабо улыбается, глядя на Марка затуманенным взором.

— Прости, Марк. Я сама не верила, что такое возможно. Ты — плод моего воображения. Эйдолон.

Он встает со стула, проходится по палате, глядит в окно. Пациенты с родственниками прогуливаются по больничному двору, отбрасывая на асфальт длинные тонкие тени: закатное солнце опускается за крыши домов.

— Это не твое воображение, Нина, — с горечью в голосе роняет Марк. — Это твоя болезнь, а я — ее симптом. Галлюцинация.

— Я знаю. Но разве это что-то меняет?

Марк оборачивается. Теперь Нина смотрит на него взволнованным взглядом, будто все силы, что еще теплятся в ее хилом тельце, концентрируются в двух гаснущих точках, сокрытых в провалах глазниц.

— Разве изменится моя любовь к тебе? — горячо шепчет Нина. — Разве ты перестанешь желать меня?

Они оба знают ответ.

Марк подходит к Нине, садится на кровать, сжимает ладонь девушки — сухую, холодную, тонкую.

— Что теперь будет? — хрипло спрашивает он.

Нина пожимает плечами, не сводя с него глаз.

— Меня ждет выбор. Врачи предложат операцию.

— Но это значит...

Марк замолкает, и Нина продолжает за него:

— Это значит, что если операция будет успешной, то ты навсегда исчезнешь.

Марк шумно сглатывает горькую слюну. Отводит взгляд. Его рука дрожит, и он боится, что волнение и страх передадутся Нине. Но она спокойно произносит:

— Я не хочу тебя терять, Марк.

— Но тогда ты умрешь! — Отчаяние ломает его голос.

Улыбка скользит по лицу Нину.

— Зато вместе с тобой.

Марк опускает голову. С каждой секундой молчания вокруг сгущается воздух. За стеной в соседней палате кто-то тихо стонет. Из коридора доносится грохот колес по щербатому полу: санитар везет на каталке еще одного пациента.

— Ты уже приняла решение? — Марк нарушает паузу.

Нина выдыхает — и словно вжимается в постель, растворяясь в одеяле и подушке.

— Марк, я сильно устала, — шепчет она.

Нина смыкает веки, соскальзывая в сон, и вместе с ней Марк проваливается в темноту.

* * *

Утреннее солнце мерцает сквозь ветхий саван облаков, сырой ветер холодит кожу, и от затхлого запаха реки кружится голова.

Марк снова на старом мосту. Почувствовав на себе взгляд, он оборачивается.

У противоположной ограды стоит Нина, ветер колышет ее волосы и летнее платье. Лицо, все еще осунувшееся и бледное, светится изнутри тихим светом, будто исполненное надеждой и радостью при виде Марка.

— Привет. — Нина улыбается, махнув ему рукой. — И давно ты здесь стоишь?

Марк пожимает плечами и расплывается в улыбке, безумно счастливый вновь видеть Нину.

— Не знаю, — отвечает он. — Просто жду тебя.

— Я вернулась. Выписалась из больницы.

Нина подходит ближе, берет ладонь Марка. Приближает лицо: круги под глазами, сухие губы, дрожащий подбородок.

— Ты сделала выбор? — зачем-то спрашивает Марк, хотя знает ответ наперед.

Нина его целует. Обнимая ее, Марк не хочет думать о том, сколько времени отведено им обоим на тонкой грани бытия.

В голове звенит одна простая мысль: последние дни он проведет вместе с Ниной — еще не мертвый, но уже не живой.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь)

— Я успокоюсь, когда меня выпустят из этой камеры!

— К сожалению, мы не можем этого сделать, — отвечает голос. — Вернитесь за стол. Там установлен микрофон, вас будет лучше слышно.

Немного помедлив, Виктор нехотя выполняет просьбу: отодвигает стул (металлические ножки скрипят по плиткам на полу), садится за стол. Он кладет ладони перед собой, ощущая стальную поверхность столешницы.

Холод от рук передается всему телу, и Виктор передергивается от дрожи.

А может, его трясет от страха?

На столе стоят пластиковая бутылка с водой, стакан и микрофон. Виктор наклоняется к нему чуть ближе. Произносит, стараясь сохранять самообладание:

— Вы что, меня записываете?

— Да, это нужно для протокола, — раздается из динамика голос наблюдателя. — Мы регистрируем все, что вы делаете и говорите. Виктор, пожалуйста, успокойтесь. Выпейте воды.

— Спасибо, не хочу, — Виктор язвительно ухмыляется.

— Беседа будет долгой. Нам нужно задать много вопросов.

— Кто вы?

Динамик молчит, но спустя несколько секунд наблюдатель все-таки отвечает:

— Врачи. Эпидемиологи.

— Что?! — Виктор чуть не подскакивает на стуле от удивления. — С каких это пор врачи похищают людей средь бела дня? — Гнев и раздражение кипят в голосе Виктора. — Вы схватили меня на улице, когда я выходил с работы! Ничего не объяснили, запихнули в фургон, а потом в эту камеру без окон! С запертой дверью! На каком основании вы меня задержали?!

— Виктор, я сожалею, что мои коллеги причинили вам дискомфорт, но другого выхода не было: приходится действовать быстро. Мы не можем тратить время на уговоры.

Виктор напрягается: ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, спина деревенеет.

— Почему вам приходится действовать быстро?

Наблюдатель отвечает после короткой заминки:

— Мы должны как можно скорее изолировать всех контактных лиц. Опыт предыдущих пандемий показал, насколько это важно.

Виктор проглатывает вязкий ком в горле прежде, чем произнести в изумлении:

— Вы о чем вообще говорите?!

Бесстрастный голос наблюдателя словно окатывает холодом из динамика:

— Существует высокая вероятность, что вы можете быть переносчиком новой, ранее неизвестной инфекции.

— Вы серьезно?! — Виктор чувствует, как шумит кровь в ушах. — Вам что, «короны» было мало?!

Голос наблюдателя впервые за время разговора звучит напряженно:

— Боюсь, что в этот раз речь идет о чем-то более серьезном, чем коронавирус или другие известные науке патогены.

Все, с него хватит этого бреда!

Виктор в ярости ударяет кулаком по столу.

— Да вы там с ума сошли, что ли? — кричит он. — Я прекрасно себя чувствую!

— После того, как я побеседую с вами и соберу анамнез, врачи осмотрят вас и возьмут анализы. — Наблюдатель делает небольшую паузу, будто аккуратно подбирая слова, а затем продолжает: — Но вначале следует убедиться, что вы не представляете для них явной опасности.

Виктор фыркает от возмущения:

— Да вы сами больные — на голову! Неужели не видно: я в полном порядке! Здоров, как бык! У меня ничего не болит!

Он встает из-за стола, ходит по камере — от стены до стены, всего лишь четыре шага, туда и обратно, туда и обратно.

— Да здесь даже туалета нет! — взрывается Виктор. — Только кровать!

— Вам придется совершать мочеиспускание и дефекацию в специальные контейнеры, они стоят в углу. Мы заберем на исследование все ваши биоматериалы.

Виктор смотрит на желтые контейнеры. Только сейчас он замечает на них черные переплетенные полукруги — символ биологической опасности.

Виктор нервно усмехается:

— Можете подавиться моим дерьмом! Я вам такую кучу наваляю, что вы еще пожалеете!

— Виктор, давайте без грубостей, — спокойно просит наблюдатель. — Пожалуйста, вернитесь за стол. Вас плохо слышно.

Мотнув головой в бессильной ярости, Виктор садится за стол. Сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Хочется раздолбать к чертям собачьим проклятый микрофон. Да еще этот шум в ушах...

— Так лучше. — Голос наблюдателя звучит нарочито спокойно, будто ему приходится разговаривать с буйнопомешанным. — Чем быстрее вы ответите на вопросы, тем больше шансов, что нам удастся во всем разобраться и, возможно, помочь вам.

— Возможно?! — Виктор чуть не давится слюной.

Наблюдатель отвечает таким серьезным тоном, что Виктор окончательно понимает: нет, он не шутит. И это точно не розыгрыш или какое-то недоразумение.

— Я не буду вас обнадеживать. Ситуация крайне опасная и быстро выходит из-под контроля. Скорее всего, ваша жизнь тоже в опасности. Но ответы, которые вы дадите, могут вас спасти.

Виктор берет пластиковую бутылку со стола, наливает воду в стакан, выпивает. Прохладная жидкость смачивает пересохшее горло, но голос, которым Виктор произносит свой вопрос, все равно звучит слишком хрипло:

— Что, черт возьми, происходит? — Теперь он не на шутку взволнован, да что уж там — напуган. — Перед выходом с работы я читал новости — там не было ничего про новую эпидемию!

— Мы контролируем информацию, чтобы сдержать панику.

— Вот поэтому вы забрали мой телефон? Боитесь, что люди узнают про инфекцию?. — Несмотря на страх, Виктор все еще способен язвить, и осознание этого факта радует его на долю секунду — прежде, чем вновь возвращается страх.

Страх усиливается, когда в ответ из динамика доносится голос с едва заметными нотками растерянности, как будто наблюдатель сам сомневается в своих словах:

— По правде говоря, мы не совсем уверены, что это инфекция.

— То есть? Вы сами только что говорили, что столкнулись с какой-то заразой!

— Науке не известен ни один вирус или бактерия, которые могли бы поражать людей с такой скоростью. Поэтому мы также не исключаем, что этот патоген может оказаться новым видом биологического или химического оружия.

Виктор крепче сжимает кулаки, чтобы унять предательскую дрожь — не только в руках, но и по всему телу.

— О какой скорости идет речь?

— Около суток. — Наблюдатель делает паузу, а затем продолжает чуть тише: — С момента заражения до смерти проходит в среднем двадцать четыре часа.

— И вы думаете, что я уже... заразился? — С трудом произносит Виктор: горло будто перехватывает рукой в железной рукавице.

— Человек, с которым вы близко общались, уже находится в реанимации в критическом состоянии.

— Кто этот человек?

Напряженная пауза в ответе длится пару секунд, но Виктору кажется, что проходит вечность прежде, чем из динамика раздается голос наблюдателя:

— Ваша жена.

Виктора словно окатывает холодной водой.

— Рита?!

— Когда ее обнаружили без сознания в метро, с ней были ее документы, по которым удалось установить личность. Благодаря записям на камерах наблюдения мы выяснили, что сегодня, в период с 13:10 до 13:50, вы близко контактировали с женой в кафе «Крещендо».

— Да, это был обеденный перерыв, — растерянно признается Виктор, а затем, немного помедлив, тихо добавляет: — Вообще-то у нас сейчас трудности в отношениях, мы уже три месяца не живем вместе. Нам нужно было кое-что обсудить, и мы договорились встретиться в кафе. — Он разводит руками в стороны. — Господи, зачем я все это говорю?! Какое вам до этого дело? — Наклоняется ближе к микрофону, произносит взволнованно, почти срываясь на крик: — Как Рита?! Что с ней?!

— Она находится в коме. В реанимации. Под пристальным наблюдением врачей. Они делают все возможное, чтобы ее спасти. Как и сотни других зараженных.

— Но... Что с ней произошло?! Вы говорите, что эта зараза быстро поражает людей, но как она проявляется?

— Патогенез заболевания не до конца понятен. — Наблюдатель снова делает паузу, и Виктор понимает, что манера невидимого собеседника отвечать с недомолвками жутко действует ему на нервы. — По правде говоря, он вообще не понятен. Что касается симптомов, то, судя по всему, поначалу они проявляются постепенно и незаметно, но затем резко нарастают, поражая в первую очередь мозг.

— Как именно? — настойчиво спрашивает Виктор.

Снова пауза в ответ.

Да они там издеваются, что ли?

Виктор откидывается на спинку стула, прикрывает глаза. В ушах по-прежнему шумит кровь — или нет? Может, ему просто кажется?

Виктор прислушивается: откуда-то издалека доносится едва заметный звук — нечто протяжное, заунывное, раздирающее душу. Взглянув на динамик над дверью, Виктор понимает, что звук раздается оттуда: похоже, невидимый наблюдатель решил включить музыку, пока медлит с ответом.

Вот только что за странный выбор мелодии?!

— Я хочу знать, что случилось с Ритой, — сквозь сжатые зубы повторяет Виктор.

Наблюдатель наконец отвечает. Судя по тону, он делает это неохотно, осторожно подбирая слова:

— Как и другие зараженные, она внезапно потеряла сознание. Упала на платформе в метро. Пассажиры вызвали скорую.

— Почему зараженные теряют сознание?

— Мы этого не знаем. Первые единичные заболевшие появились три дня назад, но уже сегодня речь идет о сотнях зараженных. Многие из них контактировали с другими людьми. Сейчас мы выясняем, как передается патоген и откуда он взялся.

Виктор качает головой, кусает губу: слова наблюдателя кажутся ему полнейшим бредом.

— Люди не могут просто так взять и потерять сознание! — взволнованно говорит он. — Должны же быть еще какие-то симптомы?!

— О них мало известно, но было замечено, что у зараженных отмечаются странности в поведении. Кто-то становится необычайно рассеянным, а кто-то — грустным и печальным. Зараженные словно уходят внутрь себя. Некоторые начинают плакать или что-то бормотать. Мы пытаемся выявить другие симптомы, в том числе благодаря наблюдению за вами.

— То есть, вы считаете меня зараженным?

— Мы не можем это утверждать, но вероятность очень высока.

— Замечательно, просто замечательно. — Виктор даже не пытается скрыть сарказм, к которому примешиваются злость и раздражение: — Получается, что вы ни хрена не знаете!

— Как я уже говорил, мы столкнулись с чем-то по-настоящему странным и... — Наблюдатель опять делает паузу, подбирая слова. — Непонятным.

Виктор в нетерпении стучит пальцами по столешнице: затянувшаяся беседа с наблюдателем выводит его из себя.

— Ну хорошо, люди внезапно теряют сознание, а что происходит дальше?

— На короткое время они впадают в кому, после чего наступает внезапная смерть от внутренних кровоизлияний в головном мозге.

Раздражение сменяется растерянностью, когда Виктор слышит ответ наблюдателя.

— Рита умрет так же?

Наблюдатель не отвечает. Молчание длится так долго, что Виктору хорошо слышна странная протяжная мелодия, доносящаяся из динамика. Кажется, она стала громче, и Виктор непроизвольно прикрывает глаза: звук словно проникает в голову, мешает думать и сосредоточиться, уносит прочь... к воспоминаниям.

Голос наблюдателя выдергивает из прострации:

— Виктор, мне нужно задать вам...

Виктор его перебивает:

— Вы... Вы не могли бы сделать потише? — просит он тихим, сбивчивым голосом, будто вся злость, кипевшая внутри, неожиданно его покинула.

— Я говорю громко? — спрашивает наблюдатель.

— Не только вы, но и все эти звуки...

— Я отрегулировал громкость динамиков, — после короткой паузы сообщает наблюдатель и прежде, чем Виктор успевает оценить разницу, торопливо добавляет: — Итак, Виктор, я уже понял, что вы не жалуетесь на свое здоровье. Но как насчет вашей жены? Возможно, вы заметили странности в ее поведении? Или она сама на что-нибудь жаловалась?

— Я же сказал, что мы не живем вместе, — устало отвечает Виктор. — У нас... произошел разлад. Сегодня в кафе я увидел ее впервые за три месяца, до этого мы общались только по телефону.

— Зачем вы встречались?

— Рита передела мне документы на развод, и я их подписал, — с горечью в голосе признается Виктор.

И снова — пауза, словно наблюдатель не знает, как реагировать на эти слова. Из динамика все еще доносятся протяжные звуки странной мелодии, но Виктор уже не реагирует на них: кажется, музыка сплетается с его мыслями, заменяя собой нервные импульсы в мозге...

— Вы долго не виделись с Ритой. — Голос наблюдателя возвращает Виктора к реальности. — Возможно, вы заметили какие-то перемены в ее поведении?

Виктор неуверенно пожимает плечами:

— Ну, по правде говоря, весь последний год она была... сама не своя. После того, что случилось в нашей семье.

— Что-то серьезное?

Виктор чувствует, как напрягаются желваки, когда он заставляет себя ответить:

— Мне бы не хотелось об этом говорить. Все уже в прошлом, и ничего не исправить. — Он делает паузу, чтобы собраться с мыслями (музыка из динамика мешает сосредоточиться). — В течение года Рита проходила психотерапию. С переменным успехом. Порой у нее случались нервные срывы.

— Поэтому вы расстались? Вы не смогли этого выдержать?

— Не только, — все так же неохотно, словно под дулом пистолета, произносит Виктор. — Впрочем, сегодня в кафе мне показалось, что Рита как будто бы...

Он запинается, не в силах подобрать нужные слова.

— Как будто бы что?

Виктор качает головой, прикрывает глаза:

— Как будто бы в ней что-то окончательно надломилось. Рита была немного рассеянной и словно... погруженной в себя.

— Вы обратили на это ее внимание?

— Да, я спросил, как она себя чувствует. Рита ответила, что в последнее время проходит новое лечение, и вроде бы оно ей помогает. Ее психолог посоветовал курс... — Виктор приходится напрячь память, чтобы вспомнить слово: — Курс музыкотерапии или типа того. Я плохо разбираюсь во всем этом, но вот Рита всегда любила музыку, она частенько затаскивала меня на концерты в филармонию. — Виктор удивляется, когда понимает, что произносит последние слова с теплотой в голосе. — Я их терпеть не мог, а вот Рита просто обожала. Поэтому ее психолог решил, что ей может помочь курс музыкотерапии в каком-то научном центре. Рита сказала, что это новый экспериментальный метод: к голове подключают электроды, и особая музыка вроде как звучит прямо внутри головы. Во время разговора в кафе Рита периодически что-то напевала... какую-то мелодию. — Виктор замолкает, прислушиваясь к музыке. Теперь ему трудно понять, где она звучит — внутри его мозга или из динамиков? — По правде говоря, этот мотив как будто до сих пор звучит у меня в голове... — Он растерянно смотрит на дверь. — Вы убавили громкость динамиков?

— Да, я сделал потише. Виктор, вы знаете, с кем могла контактировать Рита в течение сорока восьми часов до вашей встречи?

— Понятия не имею. Мы не обсуждали личные жизни друг друга. Я подписал бумаги на развод, и на этом наша встреча закончилась.

— Что ж, думаю, на сегодня с вопросами хватит. Через пять минут в камеру зайдут врачи, чтобы провести осмотр и взять анализы. Кроме того, к вам прикрепят датчики пульса, ритма сердца, давления и дыхания. Не пугайтесь, врачи будут в защитных костюмах. После осмотра и всех процедур вы сможете отдохнуть. Ночью за вами будет продолжено наблюдение, в том числе с помощью автоматической системы регистрации движений и звука — на тот случай, если вы вдруг проснетесь.

Виктор выдавливает горькую усмешку:

— Не думаю, что я вообще смогу заснуть. — Новая мысль пронзает сознание, и Виктор, взглянув на часы, спрашивает с тревогой в голосе: — Сейчас 20:40. Если вы говорите правду, и я действительно мог заразиться от Риты, то мне осталось жить меньше суток. Значит, завтра утром я потеряю сознание, а затем умру?

— Мы не знаем наверняка. Нужно провести осмотр и необходимые исследования, взять анализы. Именно этим займутся сейчас врачи. Не стоит отчаиваться раньше времени.

Виктор понуро склоняет голову. Кажется, он больше не в силах перечить.

— Хорошо. Делайте все, что считаете нужным. Только, пожалуйста, убавьте громкость, я устал от всех этих звуков...

Виктор закрывает уши руками, но мелодия, которая звучит из динамиков, не утихает.

* * *

Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-01.

Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 02 часа 14 минут 48 секунд.

Действия субъекта #113: ворочается в постели, откидывает одеяло, садится в постели, закрывает уши руками, трясет головой, встает, подходит к столу, садится, наливает воду в стакан, пьет воду, наклоняется над микрофоном.

Оценка физиологических показателей субъекта #113:

Частота сердечных сокращений: 98 ударов в минуту.

Артериальное давление: 143/90 миллиметров ртутного столба.

Ритм сердца: синусовый, единичные предсердные экстрасистолы.

Частота дыхательных движений: 19 в минуту.

Оценка походки: замедленная.

Оценка голоса: хриплый, сдавленный, с редкими запинками.

Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы меня слышите. Вы же все записываете. [Пауза.] Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо так громко! Два часа ночи. [Пауза.] Вы слышите меня? Я не могу уснуть. Пожалуйста, выключите динамики. Пожалуйста.

Действия субъекта #113: встает из-за стола, подходит к кровати, ложится в постель, смотрит в потолок, закрывает глаза, поворачивается на бок, закрывает голову подушкой.

Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-01.

* * *

Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-02.

Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 04 часа 37 минут 15 секунд.

Действия субъекта #113: убирает подушку с головы, садится в постели, закрывает уши руками, раскачивается вперед-назад, встает, подходит к столу, садится, наклоняется над микрофоном.

Оценка физиологических показателей субъекта #113:

Частота сердечных сокращений: 110 ударов в минуту.

Артериальное давление: 148/95 миллиметров ртутного столба.

Ритм сердца: синусовый, частые предсердные экстрасистолы.

Частота дыхательных движений: 21 в минуту.

Оценка походки: замедленная, с пошатыванием.

Оценка голоса: хриплый, дрожащий, неразборчивый, с частыми запинками.

Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы все записываете. [Пауза.] Вы отобрали мой телефон, я не могу никому позвонить. Не могу связаться с Ритой. Пожалуйста, передайте ей эту запись. Она в коме, я знаю. Но я слышал, что люди без сознания могут все слышать. Рита должна знать, что я... [Неразборчиво. Пауза.] Мне очень, очень жаль. Рита, я просто хочу, чтобы ты знала: я говорил разные слова, я ужасно себя вел, но... [Неразборчиво. Пауза.] Я никогда тебя не винил. И я сожалею, что так поступил. Эта вина... [Неразборчиво. Пауза.] Она не дает мне покоя. [Пауза.] Я чувствую ее, слышу. [Пауза.] Пожалуйста, пусть она утихнет, я больше не могу.. [Неразборчиво.]

Действия субъекта #113: кладет голову на руки, сидит без движений за столом.

Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-02.

* * *

Он просыпается, когда сквозь музыку доносится громкий голос наблюдателя:

— Виктор, вы слышите меня? Виктор?

Он медленно поднимает голову. Размыкает веки: яркий свет лампы на потолке бьет по сетчатке. Виктор щурится, пытаясь понять где находится.

— Д-да? — заторможенно говорит Виктор. — Где я?

Он с трудом разбирает собственный голос сквозь навязчивую мелодию: она будто поглощает собою все остальные звуки. Даже ответ наблюдателя кажется приглушенным:

— Вы по-прежнему в обсерваторе под нашим наблюдением.

— Который час? — Виктор смотрит на наручные часы, но не может сфокусировать взгляд на стрелках: зрение почему-то стало нечетким, размытым.

— Уже утро, — произносит наблюдатель. — Вы уснули за столом, когда во второй раз вставали ночью. Вы помните это?

Виктор наконец-то находит силы выпрямиться. Он откидывается на спинку стула, обводит затуманенным взглядом комнату. Отвечает неуверенно, сбивчиво:

— Да... Смутно. Помню. — Он берет пластиковую бутылку с остатками воды. — Вы передали запись Рите? Она обязательно должна ее услышать...

— Виктор, сегодня ночью ваша жена умерла. Примите мои соболезнования.

Рука судорожно сжимает бутылку, и вода выплескивается на стол. Новость сокрушает Виктора: он тяжело дышит, капли пота выступают на лбу. Дрожь сотрясает его изнутри.

— Я хотел задать вам еще несколько вопросов, — осторожно вмешивается наблюдатель, — но если вам нужно время...

Виктор перебивает:

— Нет. Все нормально. Я в порядке. Спрашивайте.

Голос дрожит, но Виктор, сжав кулаки на мокром столе, изо всех сил пытается держать себя в руках.

— Мы получили результаты ваших анализов. Все показатели в норме.

— Значит, я здоров? — Странное безразличие овладевает Виктором. — Могу идти?

— Боюсь, что нет. У нас появились новые данные, которые... проливают свет на возможный источник заражения. Но мы не до конца уверены, поэтому я должен кое-что у вас уточнить. — Наблюдатель делает паузу, словно ожидая реакции собеседника, но тот молчит. — Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила лечение по поводу своих... нервных срывов. Вы могли бы рассказать подробнее, что стало их причиной?

Когда Виктор отвечает, собственный голос кажется ему заторможенным, медленным и будто заглушенным бесконечной музыкой:

— У Риты была депрессия... После того, как погиб наш сын. На море. В тот день я как обычно работал, а Рита вместе с Максом поехали на пляж. Они нашли укромное место, где не было других людей. Максу только исполнилось шесть, он не умел плавать. Играл в песке на берегу моря, пока Рита загорала... Она, конечно же, наблюдала за ним, но в какой-то момент задремала, а когда открыла глаза, то... — Виктор делает судорожный вдох прежде, чем тихо, сдавленно продолжить: — Макса уже не было... Как потом выяснилось, в том месте проходило отбойное течение — наверное, Макс зашел глубже в воду, и волны затянули его в море.

Он замолкает, прикрыв глаза, полностью отдавшись мелодии, которая уносит прочь, к берегу морю, к его темным волнам...

— Мне очень жаль.

Голос наблюдателя звучит словно из-под толщи воды, но Виктору уже все равно: все так же с закрытыми глазами, он медленно говорит:

— С тех пор Рита стала... другой. Она винила себя в смерти Макса. Это чувство не давало ей покоя, изводило ее... Словно... Мелодия, которая все время играет у тебя в голове...

Виктор начинает тихонько напевать мелодию, которая странным образом одновременно звучит из динамика и внутри его головы.

Через несколько секунд Виктор замолкает, и наблюдатель напряженно спрашивает:

— Что вы имеете в виду? Виктор?

— Рита дважды пыталась покончить с собой, — отрешенно, будто не услышав вопрос, отвечает Виктор. — Она несколько раз лежала в больнице... И в какой-то момент... жить с ней стало... невыносимо. Да, я признаю это. Я тоже... сдался. — Виктор вынужден на мгновение замолчать, чтобы расслышать собственные слова сквозь нарастающую музыку. — Я... изменил Рите, и она об этом узнала.

Виктор полностью отдается неясному, жгучему порыву — и снова тихо напевает мелодию.

— Мы все совершаем ошибки, — говорит наблюдатель.

Горький привкус во рту заставляет Виктора скривиться, когда он заторможенно произносит:

— И все... испытываем вину? Вы тоже? — Он ждет ответа наблюдателя, но тот почему-то молчит. — А может, Риту убила... ее вина? Как и всех остальных? Сожаление, от которого никак не избавиться... Как мелодия в голове...

Виктор продолжает напевать под нос мелодию.

— Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила курс экспериментальной музыкотерапии в научном центре. Она сказала, как он называется?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Дело в том, что нам, кажется, удалось воссоздать цепочку заражений. — Сомнение окрашивает голос наблюдателя, но Виктор с трудом его слышит: мешает музыка, которая становится все громче и громче. — След ведет в один частный научно-исследовательский центр. Скорее всего, именно там лечилась ваша жена.

— Оттуда вырвался какой-то вирус?

— Мы пока не до конца уверены, что именно там произошло. Нам известно лишь то, что в институте изучали влияние музыки на мозг человека, и...

Виктор перебивает с нервным смешком:

— Хорошо, что вы про это заговорили. Вы не могли бы ее наконец-то вырубить?

— Кого вырубить? — удивляется наблюдатель.

Впившись ногтями в ладони, Виктор чеканит хриплым, сдавленным голосом:

— Музыку из динамика. Она меня реально достала. Я не мог из-за нее уснуть, а сейчас она мешает вас слушать!

Он выкрикивает последние слова, но с трудом способен их разобрать: музыка заглушает собой все остальные звуки. Откуда-то издалека, словно из глубины колодца, слышно наблюдателя:

— Виктор, кроме моего голоса из динамика больше ничего не звучит.

Слова, словно пули, разламывают череп Виктора: все становится одновременно размытым — и невероятно ясным, четким, острым. Словно истина, которую он всегда знал, но боялся признать.

Он падает на пол, произнося на последнем дыхании:

— Я больше не могу... ее вынести...

Издалека, сквозь какофонию темных, окрашенных кровью звуков, доносится испуганный крик наблюдателя:

— Быстро вызывай бригаду, он отключается! Виктор! Виктор! Он потерял сознание! Быстро врачей! Виктор! Виктор, ответьте! Виктор! Виктор!

Он лежит на полу, безразличный ко всему, что творится за стенками его черепной коробки. Вскоре голос наблюдателя исчезает, всецело поглощенный музыкой. Она звучит громче — навязчивая, невыносимая мелодия, которая наконец-то достигает смертельного крещендо, как и чувство вины, раздирающее Виктора изнутри.

Он закрывает глаза, и вместе с темнотой наступает спасительная тишина.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь, в новом сезоне там будет много чего интересного)

P.S. Аудиоспекталь на основе рассказа (озвучка канала "Мик Бук"):