Сергей наконец решился, прошел вперед и сел на одну из нижних полок. Всего в камере было четыре спальных места, представляющие из себя намертво вмурованные в стены металлические каркасы с приваренными к ним решетками из арматуры. Места эти располагались вдоль каждой из стен, попарно друг над другом, как в железнодорожном вагоне, только вот ни сложить их ни хоть как то пошевелить не было никакой возможности. Матрас, по прежнему свернутый, он положил рядом с собой и не решался прикоснуться к нему, понимая что стоит только его раскатать поверх скрещенных арматурин, как тем самым он, сам с собой, подпишет согласие на пребывание в этом грязном и вонючем бетонном мешке.
Посмотрел на свои кроссовки без шнурков, которые у него конфисковали вместе с брючным ремнем. От этого зрелища вдруг стало очень горько и тоскливо. Нахлынула всепоглощающая жалость к самому себе. Как же так вышло? Ведь он из семьи потомственных офицеров. Его дедушка — офицер, фронтовик, ветеран, орденоносец. Отец — действующий офицер, служащий в части, расположенной недалеко от города Энска, защищающий наше советское небо от врагов. Оба они, и дед и отец, видели в своем внуке и сыне Сереже продолжателя семейной офицерской династии.
Сергею вдруг в мельчайших деталях вспомнилось, как два раза в году, в день праздника Великого Октября и на 9 Мая, они вместе с дедом, одетым в свой парадный китель с двумя внушительными рядами орденов и медалей на нем, степенно выходили из дверей подъезда, чтобы направиться на демонстрацию. Соседки, всегда сидевшие на лавочках, увидев их всячески выказывали свое восхищение. Лица женщин расплывались в улыбках, они всплескивали руками, качали головами, наперебой здоровались с дедушкой и внуком, говорили добрые и приятные слова в напутствие. Иногда, если не выпадало дежурство в части или командировка, к дедушке и внуку присоединялся отец семейства, тоже разумеется в своей парадной офицерской форме. Вот тогда уж соседки чуть не валились с лавочек от умиления, какие у них в доме защитники и красавцы живут.
А уж как ими гордилась мама. Она редко ходила на праздничные демонстрации, предпочитая под любым предлогом оставаться дома, чтобы приготовить праздничный обед для своих мужчин. Когда сильная половина семьи выходила из подъезда, она всегда, сдвинув в сторону штору, стояла возле окна и с высоты третьего этажа смотрела вниз, пока её офицеры и сын не скрывались за листвой кленов и кустов акации, растущих вдоль панельки. Бабушки на лавочках, знающие что она всегда провожает своих, дружно поднимали головы на её окно и жестами показывали, дескать посмотри-ка, посмотри, твои-то какие молодцы пошли. Мама, в такие моменты чрезвычайно гордая собой и своими мужчинами, в ответ приветливо махала бабулькам.
Сейчас он отказывался даже представлять себе, что с ними будет, когда им сообщат о его аресте. Да что там сообщат. Уже ведь сообщили! Этот, который следователь, он же когда их с Костяном арестовывал, сам сказал, что родителей сразу поставят в известность.
А что теперь станет с его мечтой поступить в престижный военный ВУЗ в Ленинграде, чтобы пойти по стопам отца и деда? Ничего не станет! В прямом смысле не станет! Нет больше этой мечты! Сам! Сам взял и растоптал! А что станет с его отношениями со Светой? Светлана была его одноклассницей и они уже как почти как год назад признались друг другу в любви. И все это время тщательно скрывали ото всех эту свою любовь, на людях умело играя роль просто хороших товарищей. Лишнее внимание со стороны учителей и со стороны родителей им бы только мешало. Окончив школу, они вдвоем собирались ехать в Ленинград и там поступать каждый в свой ВУЗ. И только поступив, поставить своих родителей перед фактом. А там будет время до начала учебы, чтобы и с жильем вопрос решить, совместным конечно жильем. Может быть это будет комната в семейном общежитии а может, если родители решат на радостях раскошелится, то и съемная комната в коммунальной квартире.
Всё рухнуло. В один момент. Всё! Внезапно он вспомнил этого несчастного мальчика, которого они втроем забили до полусмерти! А может и до смерти! К горечи осознания собственной загубленной жизни добавилось осознание загубленной, скорее всего, жизни другого человека и жгучий, нестерпимый стыд за это. Сергею искренне, так искренне как никогда в жизни до этого, хотелось попросить прощения у этого пацана, у его родителей да у кого угодно. Ему хотелось, чтобы все они поверили в его искреннее раскаяние и простили его! Вот только не сможет он сейчас докричаться до них. Не сможет. А потом уже может быть поздно.
Сергей повернулся к свернутому матрасу, так и лежащему рядом с ним на нарах, тоненькому, местами рваному и грязному матрасу, потом вдруг без всякой брезгливости уткнулся в него лицом и одновременно стал сильно лупить по нему кулаком, как будто этот самый матрас был персонально виновен во всех его бедах.
Иван.
Войдя в свою камеру, Иван сначала испытал абсолютно те же ощущения, что и Сергей. Унюхал те же отвратительные запахи, запертые внутри не проветриваемого бетонного мешка. Так же несколько минут привыкал к тусклому свету, прежде чем смог что либо разглядеть. И точно так же несколько минут просидел в оцепенении на нижней металлической полке, у которой там, где у нормальных кроватей обычно бывает пружинящая основа из деревянных реек ну или на крайний случай мягкая металлическая сетка, были приварены металлические прутья, образующие решетку.
Но Иван, в отличии от своего товарища и подельника, не испугался ни обстановки камеры ни своего факта заточения сюда. И вовсе не потому, что очень надеялся на помощь родителей, которые должны скоро вытащить его отсюда. Ну а как же? На то они и родители, чтобы помочь ему!
Не -е -е -е -е -т! Он боялся кое-чего другого, того, что гораздо страшнее этой вонючей каморки с железной дверью и мнения родителей о нем. По настоящему он боялся того, что приходит к нему ночью, стоит ему только заснуть. Именно приходит, именно так! Хотя он столкнулся с чудовищем пока только раз, но был абсолютно уверен, что оно придет за ним еще и еще, сколько потребуется. А значит правильное слово - приходит. Но сдаваться за просто так, за здорово живешь, Иван не собирался. Занятия боксом научили его биться до конца, чего бы это ни стоило. Удача — дама очень капризная и может вдруг под самый финал улыбнуться именно тебе, хотя до этого расточала свою признательность только твоему более сильному противнику.
У Ивана уже был план, придававший ему смелости и выработанный сначала в результате напряженной умственной деятельности утром в квартире до прихода милиции а потом окончательно оформившийся уже здесь, в камере изолятора временного содержания. Посидев некоторое время на жестких металлических прутьях своих нар, он, в соответствии с планом, приступил к детальному исследованию всех уголков своего узилища. В этот момент ему бы позавидовали и опытные сыщики - обыскники, настолько тщательно и неожиданно умело Иван осматривал доставшееся ему помещение.
Начал он свой осмотр конечно с двери, прекрасно помня как именно тварь пыталась проникнуть к нему в квартиру. Дверь Ивану понравилась, она была очевидно очень прочная, металлическая. Есть надежда что такую дверь тварь не пробьет и никак не проковыряет себе дыру в ней. Ведь если бы то, что гонялось за ним прошлой ночью, умело проходить сквозь препятствия, то что, скажите пожалуйста, мешало бы ему мгновенно поймать Ивана, пройдя прямо сквозь дверь ивановой квартиры или сквозь перекрытия школьного здания? Ась? То-то же! А Иван умный, он это заметил! Щели между самой дверью и такой же металлической, вмурованной в бетон как и все здесь, дверной коробкой, были очень тоненькие, еле видимые, из за чего дверь закрывалась со скрипом, почти впритирку. То же самое относилось и к небольшому окошечку, расположенному в двери на уровне глаз и сейчас закрытому персональной маленькой дверцей. Но все равно надо будет, когда уже объявят отбой, потихоньку порвать простынку и обязательно заткнуть все эти щелки — тогда поганое чудовище не сможет просунуть внутрь свои ниточки или щупальца или как там они у него называются.
Затем Иван внимательно изучил сливные отверстия в санузле и в раковине. Пришел к такому же выводу что и ранее — простынка, вот лучший способ борьбы с незаконным проникновением незваных чудищ на территорию проживания, пусть вынужденного и временного, советских граждан. Он решил заткнуть оба этих отверстия самодельными кляпами, которые будут изготовлены из все той же многострадальной простынки.
Осмотрев окно, он с радостью понял, что вот тут то никаких дополнительных действий не потребуется. Тут до него обо всем позаботились как надо. В окне камеры было установлено толстое, толщиной несколько сантиметров, стекло из прозрачного пластика. Перед ним наличествовала решетка из арматурин, обязательно утопленная концами в бетон, как и все металлическое здесь. Со стороны улицы, установленная прямо перед окном, просматривалась еще какая-то конструкция в виде опять же металлического листа с проделанными в нем небольшими отверстиями и щелями.
Дальнейший осмотр не выявил иных подозрительных или слабых мест в тюремном убежище и Иван, весьма довольный собой и проделанной им работой, снова уселся на решетку металлических нар.
Если кто нибудь вдруг решил, что инспекция и укрепление периметра и есть весь хитроумный иванов план борьбы с привидениями, то сильно бы ошибся. Всё это были только подготовительные мероприятия. Основной же план, придуманный Иваном, состоял в том чтобы не дать себе заснуть путем чередования умеренной физической и интеллектуальной активности. Вот так и никак иначе! Поскольку тишина и сумрак камеры очень способствовали переходу в сон, хотя времени было еще всего около пяти — шести часов вечера, Иван решил немедленно приступить к выполнению плана имени себя.
Сначала он принялся ходить неспешным шагом от двери камеры до окна, стараясь не торопиться и заодно не топать, чтобы не привлечь внимание милиционеров - охранников, которые находились, как он прекрасно понимал, сравнительно недалеко от двери. Расчет здесь был простой — при такой ходьбе и сильно не устанешь и на ходу само собой не заснешь. А если вдруг каким то чудом заснешь - то непременно упадешь, ударишься и снова проснешься. Гениально ведь? Ну дак!
Промаячив таким образом примерно полчаса, по его собственным ощущениям конечно, Иван снова уселся на свои нары. Тот факт, что их плоскость была сформирована из жестких стальных прутьев, была ему на руку. На прутьях ведь долго и комфортно не посидишь и не полежишь. Уснуть на них будет тоже чрезвычайно трудно, что в данных обстоятельствах его очень радовало. Он даже свой матрас, по прежнему свернутый, закинул на верхнюю полку с глаз подальше. Усевшись, он принялся вспоминать различные задачки из школьного курса предметов, читал стихи какие помнил, пел в уме бодрые песни, повторял таблицу умножения — в общем делал все что мог, занимая работой свой мозг и не давая ему отключиться. Гордый тем, как продвигается выполнение его плана, он некоторое время развлекал себя сочинительством матерных стишков про страшную тварь, караулившую его по ту сторону сна. Это занятие его рассмешило и придало не только смелости но и даже некоторый заряд бодрости.
Само собой Иван прекрасно понимал, что человек не может без сна. Вот хоть что ты делай, а все равно рано или поздно заснешь. Организм просто выключится в определенный момент никого не спрашивая и все тут. Но это нисколько его не смущало. Наоборот, этот непреклонный биологический факт был очень даже учтен в его плане. Как именно? А посмотрите-ка на железную дверь камеры. Что вы там видите? Правильно, на этой дверке белой краской через трафарет нанесен распорядок дня находящихся в данной камере задержанных советских граждан. Что в том распорядке написано? А прямо под словами «Распорядок дня» там первой же строчкой написано «6 — 30. Подъем.». Что это значит? А значит это, что ему любыми способами нужно продержаться в состоянии бодрствования как можно ближе к этим самым заветным шести - тридцати утра. Даже если он вырубится, скажем, в четыре часа утра или что еще лучше в пять часов утра, то в нужное время дежурный милиционер зайдет в камеру и непременно его разбудит. А уж за эти час или два фиг эта самая тварь его поймает! Прошлую ночь он от нее почти восемь часов бегал! А теперь он к тому же более — менее опытный, кое какие возможности и уловки тварюги знает! Так что часик — другой как нибудь справится!
Неожиданно раздался лязг, смотровое окошечко в двери открылось и в нем показалась верхняя часть лица милиционера. Он скомандовал задержанному Ивану встать лицом к дальней от двери стене, той в которой окно и руки при этом скрестить за спиной. Стоять так, пока он не скомандует что можно повернуться. Затем тот же милиционер, видя что перед ним подросток, менее официально и немного мягче уведомил Ивана, что настало время ужина, что поднос с тарелкой и стаканами он оставит у него на нарах, что на подносе этом также небольшая передачка для него от родичей. Затем лязгнул засов двери, шаги, шуршание пластмассы о прутья, снова шаги и снова лязг. Дверь снова закрыта а у Ивана теперь есть двадцать минут на прием немудреной пищи.
Только сейчас он понял, что очень голоден. Еще бы, он ведь со вчерашнего обеда ничего не ел, а вечером матери просто соврал про вкусный ужин на квартире Костяна, чтобы быстрее лечь спать. Эх, знал бы он тогда, чем это самое «лечь спать» кончится. На радостях быстро съел кашу и выпил еле сладкий чай. В мешочке — передачке обнаружились его зубная щетка, зубная паста, чуток конфет, почему то разломанных пополам, распотрошенная пачка тоже разломанных печенек и несколько зачем то нарезанных дольками яблок. Сразу съел парочку конфет и несколько печенюшек, решив оставить остальное на потом, ведь сегодня ночью ему еще понадобятся источники энергии для поддержания физической активности. Пожалел что выпил весь, пусть и невкусный чай, пришлось сладость конфет запивать противной, с привкусом ржавчины водой прямо из крана. Ровно по расписанию появился тот же милиционер и состоялась, так сказать, процедура выноса подноса, ничем не отличавшаяся от процедуры его вноса.
Вполне приемлемо перекусив, Иван решил еще немного посидеть, чтоб как говорится утряслось, а затем продолжить действовать в соответствии с придуманным им планом. Поглядев на лампочку, приткнувшуюся на потолке, решил обязательно её протереть от грязи и пыли, дабы в его нынешнем обиталище стало светлее. Продолжая неотрывно разглядывать тускло светящую лампочку, он размышлял о том, как бы ловчее до неё добраться — потолки в камере были довольно высокие и даже с верхних нар дотянуться было сомнительно.
Лампочка же в свою очередь совсем не резала своим светом смотрящие на неё глаза Ивана. Напротив, эта самая лампочка, повидавшая на своем веку сотни если не тысячи обитателей камеры, делала все от неё зависящее чтобы успокаивать и баловать эти самые глаза — она то становилась теплым ласковым пятном, то расплывалась в красивый оранжевый бублик, то становилась похожей на оранжевую бабочку, лениво помахивающую крылышками.
Когда дежурный милиционер открыл смотровое окошко в двери камеры, где находился Иван и гаркнул «Отбой, отойти ко сну!», то увидел, что подросток уже спит, причем без всякого матраса, прямо на голой стальной решетке нар. Он покачал головой, непорядок все таки. Но заходить и что то менять не стал, зачем это ему надо. Хочет спать на железяках, пусть спит, его личное дело, спина прямее будет. Надзиратель снова закрыл на засов смотровое окно. Часы, висящие в коридоре показывали ровно 10 — 00 вечера. В точности как и написано в одной из строчек распорядка дня, нанесенного на внутренней стороне дверей всех камер, в том числе и той, в которой сейчас тихо посапывал Иван.
Костя.
Он никак не мог поверить в происходящее. С той самой секунды, когда группа вооруженных милиционеров вошла в класс, он вдруг стал воспринимал действительность совершенно отстраненно, как будто бы сидел в кинотеатре а на экране крутили цветное кино про его собственную жизнь, причем снятое его собственными глазами.
Он видел как к нему подошли милиционеры, видел как его обыскивают, видел как его руки, будто сами собой, достали его школьную сумку и демонстрируют её содержимое тому усатому мужику в гражданской одежде, представившимся следователем. Он видел как застегнулись наручники на его запястьях, как он шел буквально сквозь строй учеников его школы, как сел в милицейский УАЗик, в его маленькую стальную будку, напротив своего дружка Сереги.
Однако это самое кино про себя самого оказалось очень необычным, каким то доселе невиданным кино. Дело в том, что он не только все видел, но и все чувствовал. Он чувствовал режущий запястья холодный металл наручников, чувствовал жесткую металлическую лавку и удары таких же металлических стенок, когда УАЗик, в котором его везли, подпрыгивал на ухабах. Почувствовал как дернулось все его тело, когда уже в здании, куда его привезли, кто-то выдернул его брючный ремень. Скажите пожалуйста, в каком советском кинотеатре вдруг стали показывать такое совершенное кино?
Затем Костя в какой то момент вдруг вернулся из чудесного кинозала прямо в свое тело и сразу почувствовал неимоверную тяжесть. Его тело еле шевелилось, руки и ноги с трудом подчинялись командам разума. Ему вдруг чудовищно захотелось спать, захотелось просто лечь и забыться.
Оказавшись в камере, он не обратил не малейшего внимание на обстановку. Только увидел нары, сразу расстелил матрас и тут же на него улегся. В голове пульсировало, перед глазами снова, как тогда в классе, поплыли цветные круги. Он почувствовал как засыпает. Мелькнула искорка надежды что все, случившееся с ним сегодня, это и есть дурной сон. Что скоро он проснется и все будет хорошо, как прежде.
Внезапно громкий металлический скрежет буквально вонзился в голову. Костя открыл глаза и увидел милиционера, который тут же отошел назад к двери и приказал встать с кровати, отойти к стене под окном, повернуться к этой самой стене лицом и руки сложить за спиной. Потом уведомил что принес ужин а через двадцать минут придет снова и заберет поднос. Поковырявшись ложкой в жидкой каше — размазне и заставив себя чуть чуть поесть, он отодвинул поднос. После того как поднос наконец то унесли, решил снова заснуть. Но столь желанный сон уже не приходил.
Костя решил осмотреться и только принялся разглядывать свою камеру, как вдруг осознал, что чувство отстранения от самого себя, накрывшее его с момента ареста в школе, окончательно исчезло. Он снова полностью владел своим телом, его восприятие окружающего мира стало как никогда четким и резким. В нос ему буквально ударила, ранее им не воспринимаемая, противная смесь запахов плохо вымытого туалета, гнили или рвоты ну и конечно неистребимый в таких местах запах хлорки.
Своим обострившимся обонянием он вдруг разобрал еще один запах, который почему то встревожил его. Запах этот был явно знакомым, но он не мог толком разобрать его и вспомнить. В течении нескольких минут тревожащий запах нарастал и вдруг Костя понял — это запах пожара. Так всегда пахнет пожар! Это тот самый запах пожара, вбирающий в себя запахи горящего дерева, бумаги, краски, пластмасс и кто его знает чего еще.
Вскочив с нар, Костя быстро подошел к двери своей камеры, за которой снаружи слышались какие-то приглушенные звуки и явно что-то происходило. Он несмело постучал. Затем, отчетливо чувствуя все больше и больше проникающий в камеру запах гари и даже легкий сизый дымок, уже не стесняясь заколотил кулаком по поверхности двери. Немного подождал, но ничего не произошло. Никто не только не прибежал на помощь, но даже не открыл смотровое окошко чтобы поинтересоваться, кто тут беспорядки нарушает. Почувствовав как страх вместе с паникой овладевают им, он решился на крайние меры. Не зная, поможет ему это или нет, Костя отошел от двери, в три шага разбежался и ударил в металлическую дверь всем своим телом. Неожиданно дверь поддалась, распахнулась и он по инерции буквально выпрыгнул в коридор изолятора.
Сайт автора: 1100110011.ru