Ромка сидел на кухне и дожевывал последний бутерброд. Чай остыл, мальчишка увлеченно следил за приключениями капитана Блада. Без книжки завтракать он не садился. Мама, конечно, ворчала, что есть с книжкой нехорошо, это вредно для пищеварения.. Но сейчас родители смотрели “Утреннюю почту”, и ему никто не мог помешать. Как он хотел быть таким же отважным, путешествовать по разным странам, вступать в бой с врагами на своем корабле. Может быть, Ромка даже согласился бы стать пиратом, хотя, он был пионером, так что красный галстук опозорить разбоем было нельзя. Но, он стал бы очень благородным пиратом. Отдавал бы все награбленное у богачей бедным людям. Как Робин Гуд.
В дверь зазвонили, потом мама крикнула: “ Рома, это к тебе!”, и он нехотя поплелся в прихожую. По пути вспомнил, что это же вчера ребята из класса обещали за ним зайти. Кататься на горках! Как он мог забыть?
На площадке толпились одноклассники, состукивая с полозьев санок снег.
— Табунов, ты можешь что-то делать вовремя, чтобы коллектив тебя не ждал? — курносая отличница Скрябина задрала свой нос еще выше. — Ты почему не одет?
— Я сейчас, пацаны, я быстро! — Ромка захлопнул дверь, проигнорировав присутствие девочки, и кривляясь, передразнивая Скрябину, пошел одеваться. — Табунооов… ты мооожешь... Можешь. В три секунды могу.
Натянул треники, сверху теплые штаны, свитер. Пальто, унты, схватил кроличью шапку-треух и санки.
— Мам, я на горку! — мама что-то сказала про одеться теплее, но Ромка ее уже не слушал, бегом спускаясь по лестнице и напяливая шапку.
Горками в их маленьком городке называли сопки, что были разбросаны по всей местности. Город был молодой, только начал отстраиваться, и две самые здоровские горки располагались за чертой города. Две пологие сопки, которые все называли “жопа великана”, из-за того, что стояли они близко друг к другу. Идти туда было минут пятнадцать - двадцать, сначала по новому микрорайону, потом по протоптанной дорожке возле накатанной лыжни.
Воскресенье - выходной день у всех, так что к горкам спешили не только дети, но и взрослые, с лыжами на плечах, санками, болтающимися на веревочках сзади. Целые семьи, разодетые в яркие болоневые курточки, теплые штаны и модные трехцветные шапочки-петушки.
Веселой компанией ребята пошли по дорожке, возглавляла процессию Скрябина, сверкая новыми алюминиевыми санками, за ней, смеясь и спихивая друг друга с дорожки в глубокий снег, тащилась тройка мальчишек. Ромка шел последним. Санки у него были старые, без одной рейки, и с погнутыми полозьями. Это в прошлый раз он неудачно влетел в сосну, занесло его в сторону, где еще стояли не вырубленные деревья. Но, радости от предстоящего катания это не умаляло.
От вида на сопки захватывало дух. Два больших холма, окруженных тайгой, а с них радостно визжа спускается вниз детвора. Взрослые степенно скатываются на лыжах с отдельного склона, изредка подскакивая на небольших трамплинах. Солнечно, морозно, в воздухе кружат маленькие снежинки, ветра нет, просто чудесный день для отдыха.
Ребята взобрались на верх одной из сопок и стали по очереди скатываться вниз, визжа от восторга, скорости, ну а Скрябина еще и хотела привлечь внимание Виталика, что тоже оказался здесь. Он учился уже в седьмом классе, в ромкиной школе. Конечно, на шестиклассницу ему было наплевать, тем более вокруг него вились девочки из его класса. Ромка нахмурился. Эта Скрябина просто позорит их класс. Как можно так себя вести. Еще и кинула веревку от санок прямо перед ним : “ Рома, завези наверх!” Он что ей, прислуга? Возмущению небыло предела. Он смотрел на удаляющиеся розовые штаны Скрябиной, провисшие на заднице от налипшего снега, и ему хотелось крикнуть : “ Ирка, у тебя вся жопа белая!”, но делать этого он не стал, потому что вдруг подумал про свою. А вдруг и у него такая же? Пальтишко ведь не длинное. Не прикрывает. Но, санки Скрябиной везти все же придется, не по товарищески оставлять имущество одноклассницы без присмотра.
Ромка, отдуваясь, тащил пару санок, воображая себя буксиром, тянущим большой корабль, и тут он заметил, что в стороне, в просвете между заснеженными елями стоит мальчик. Рядом с мальчиком скакал чудесный белый щенок с темным пятнышком на глазу. Во повезло кому-то, подумал Ромка, и остановился. Щенок прыгал, припадал на передние лапы, словно звал играть, а мальчик просто стоял и смотрел на Ромку. И вроде бы даже Ромка его знал - видел в школе. Имя еще у него было такое, смешное, как у кота - Вася. И тут этот Вася призывно махнул рукой, мол, давай к нам! Мимо проехали на санках пацаны из класса, обдав мальчика снежной пылью.
“Отойду на пару минут, там щенок же.” — бросив скрябинские санки, Ромка стал пробираться вглубь леса, увязая по колено в снегу. А Вася все махал рукой, подзывая его. Рука была красной, словно ошпаренной. Наверное, варежки потерял.
Добравшись до мальчика и собаки, Рома вдруг замялся, не зная что сказать. Этот Вася какой-то странный, смотрит и молчит, хотя сам звал подойти.
— Можно собаку погладить? Это твоя? — Ромка присел перед щенком, что вертелся как маленький снежный вихрь, ни на секунду не останавливаясь. — Вы чего не катаетесь?
— Мыы… деда ждем. — с трудом разлепил губы мальчик. — Нас дед тут оставил. Скоро придут.
— Кто придут? А, ты дедушку ждешь? Пойдем на горку, ты свои санки где оставил? — щенок вился возле Ромки, громко гавкая, толкая передними лапами под коленки. — Мои там.
Ромка оглянулся, показывая, где оставил сани, но сзади оказалась глухая стена заснеженного леса. Далеко забрался, подумал мальчик, а вроде всего шагов десять сделал. И тишина такая, как будто далеко от горки ушел.
Щенок радостно залаял, побежал куда-то по еле заметной тропинке, что петляла между деревьями. Вася медленно повернул голову, следя за убегающей собакой, растянул синие губы в улыбке, обнажив белые, бескровные десна.
— Это мои друзья, мы тоже играем. Ты тоже играешь. — тут Ромка заметил, что иней на Васином пальто не тает, и больше похож на ледяные иглы, что мальчик стоит без шапки, и поблизости ее нет, что изо рта у него не вырываются облачка пара, как у самого Ромки. Но времени подумать обо всем этом у него не было
Из-за деревьев стали выходить дети. Кто-то шагал по тропинке, кто-то шел напролом по снежной целине, почти не проваливаясь в сугробы. Девочки и мальчики, разных возрастов. Самый старший выглядел как семиклассник Виталик, только одет был несколько странно. Такую одежду Рома видел в фильмах, что показывали в передаче “ В гостях у сказки”, там царевичи и прочие добры молодцы расхаживали в таких вышитых кафтанах, и даже женились на подобранных в лесу замерзающих девушках.
На голове у парня была дурацкая шапка, некогда бывшая красной, а теперь напоминала облезлый колпак Петрушки.
— Ахахаха… — Ромку согнуло от смеха, — во ты вырядился, у вас что тут, уже утренник новогодний?
— Мальчик. Ты будешь с нами играть. — маленькая девочка, замотанная поверх коричневой шубки в пуховую драную шаль, подошла к нему и взяла за руку. Даже сквозь варежки Ромка почувствовал , что пальцы его леденеют. — Идем, там у нас деда сани сделал, кататься-то прям баско, ажно ветер в ушах свистить. Столпом не стой?
Дети , окружившие его, заулыбались, задергались, изображая радость, но Ромке уже очень хотелось уйти от этих странных детей, хотя и его ровесники тут были, и вроде бы с ними можно было поиграть, да еще этот забавный щенок, что трусил по дорожке туда-сюда, словно ожидая, когда же его позовут начать веселую кутерьму… И мальчик решил, что посмотрит все же, во что будут играть эти дети, может и ему понравится.
— Как звать тебя, малец? — тот, в красной петрушкиной шапке, наконец обрел дар речи. — Я Алексий, сын Игнатов. Старший я тут. Ты не боись, дед наш строгий, но добр к нам. Вот, смотри, терем наш, там и тебе полати найдутся. Пошли, покажу.
Парень в кафтане стряхнул со щеки тонкую корку льда и повел рукой, показывая вдаль. Деревья словно расступились, и Ромка увидел избу, словно из сказок, с резным крылечком, маленькими окошками, что пускали солнечные зайчики в глаза, длинными сосульками на заснеженной крыше. Труба на крыше имелась, но дым из нее не шел.
Девочка в пуховой шали тащила Рому к домику, приговаривала, что ему понравится, что играть они будут с утра до вечера, что в поле ему ходить не надо будет и коров пасти тоже. Вот ее раньше заставляли, а теперь даже за хворостом никто не гонит.
Остальные дети плелись позади, скрипя валенками по снегу. В тишине. Молча.
Ромка не понимал, что происходит. Вроде все такие дружелюбные, хотя и диковатые, одеты как будто сиротки из сказок, и Вася же с ними. С какой странной компанией связался этот мальчик. Надо будет обязательно рассказать в школе об этом. Он играет весь день напролет, домашнюю работу, скорее всего, не делает. Может он отстающий по всем предметам. Васю надо спасать.
И тут Ромку словно оглушило. Спасать! Он аж споткнулся и упал. И пока девочка с ледяными пальцами тащила его в сторону крыльца, он вспомнил, что фамилия Васи - Коробов, что в прошлом январе, на каникулах, Вася пропал где-то здесь, на сопках. И что искали его всем городком две недели. Не нашли, не спасли. Родители на кухне вполголоса говорили, что мальчик замерз в лесу.
Перед крыльцом его руку наконец-то отпустили. Скрипнула дверь. Перед ромкиным носом нарисовались серые валенки в инее. Он заерзал по снегу и поднялся на ноги. Хмурый старик в овчинном полушубке ткнул в него своим длинным посохом. Длинные седые волосы и борода засыпаны снегом, на кустистых бровях сверкают снежинки.
— Откуда дитя?! — его голос трещал, словно лютый мороз. — Где взяли, окаянные?
Дети понурились, опустили глаза, кто-то заковырял почерневшими пальцами пуговицы на тулупчике.
— Деда, нам скучно! — девочка в шали, что притащила почти волоком Ромку, вышла вперед. — Мы хотим с мальчиком играть. Он еще может. Теплый. А ты сани смастерил. Кто будет в горку их возить-то?
— Ты, Анисья, не блажи. Мне вас и так девать некуда. Вона вас, дюжина ужо. Дом треснет скоро. Отдам кого чукчам, будете знать! — дед сдвинул брови и маленькие черные колкие глазки его уставились на незваного гостя. — Ишь, извозчика себе нашли. Ты, малец, откуда будешь?
Ромка не понял, почему дед спрашивает “откуда” - все же здесь живем..
— Я из Октябрьска, откуда же еще? Местный я, из шестой школы. Да вы может мою маму знаете. Ее все в городе знают, она врач, в поликлинике нашей. Вы там были же. — возраст деда не заставлял сомневаться, что в поликлинике он точно бывал, и не раз. — И вот Вася тоже.. — Ромка осекся. Вася уже почти год тут обретался. А дед не знает откуда он? Подозрительно.
Дед махнул рукой на Ромку и у того пропало желание говорить. Как рот заклеили.
— Ладно, играйтесь. Ишь, разбойники, живу плоть запрячь решили.. — посмеиваясь в окладистую бороду, дед поднялся по ступенькам, вошел в дом и захлопнул за собой дверь.
Рома заметил, что в окне справа от входа маячит еще одно детское личико. Вроде бы мальчик, кудрявый, светловолосый. Дети окружили и стали тянуть куда-то в сторону, галдя что-то про сани.
— Анисья, — Ромка пошел рядом с девочкой в шали, — чего дед у вас такой странный? Вы что, все его внуки? А чего мальчик в окне, он гулять не идет? Он наказан? — вопросы сыпались из него, как орехи из дырявого мешка.
Малышка вновь вцепилась в его руку и варежку прожгло холодом.
— Дед Карачун не странный. Он нас всех спас. В лесу подобрал, когда мы замерзли уже. Вон, Ваську вашего нашел. Он просто не помнит, где и когда кого подобрал. За его век нас много было. А тот, что дома сидит, да в окошко глядит - то Мишка- пенек, его волки поглодали. Рук, ног нет - один пенек и остался. Не может он с нами гулять. Да дед и его не бросил. Все грозится его, бесполезного, чукчам отдать. Да где те чукчи, мы их и не видали никодась. Ты оставайся с нами, у нас тут весело. — девочка смотрела на Ромку снизу вверх, раззявив беззубый рот в жуткой улыбке.
Табунов, хоть и был пионером, и не верил в бога, да в прочие чудеса и предрассудки, не на шутку перетрухнул. Выражение “и его чуть карачун не схватил” он слышал не раз, и знал, что это означает - что человек чудом избежал смерти.
Так что же, этот дед и есть тот Карачун? Он и его может схватить, и тогда прощай мама и папа, новый кляссер с коллекцией вкладышей от жвачек, магнитофон “Романтика”, который, как уже он знал, родители готовились подарить ему на Новый год? Рыться в шкафах нехорошо, ведь тогда сюрприза не будет, подумал Ромка.
Анисья вела его по дорожке меж сосен, другие дети шли рядом, где-то вдалеке взлаивал Васькин щенок. И тут они вышли к саням. Здоровенным деревянным саням, со спинкой. Да в них можно лошадь запрягать! “ Ромочка, да это же тебя в них запрягут.” — прошептал в голове голос с интонациями отличницы Скрябиной.
Ромка дернулся, но девочка держала его руку словно клещами.
— Кататься, кататься! — за галдели дети и стали усаживаться в сани. Место впереди всех досталось Ромке.
Несколько пар ног стали отталкиваться, двигать сани к краю горки, и вот санки полетели вниз, ветер обжег ромкины щеки, дыхание перехватило, уши шапки хлопали где-то позади головы, сани неслись сквозь деревья, сугробы, взлетая на небольших кочках, грохались на пушистый снег, вздымая облака снежинок.
И все это в полной тишине. Вопил только Ромка, захлебываясь от страха и восторга. Докатившись до конца горки, мальчик оглянулся на тех, кто сидел позади него.
Белые лица покрылись ледяной коркой, дети, вцепившиеся друг в друга ручонками без варежек, были склеены в одну снежную скульптуру. Глаза, стеклянно таращивщиеся в никуда. Набитые снегом, раззявленные рты. И только маленький белый щенок по-прежнему скакал неподалеку.
Ромка соскочил с саней и ужасом стал трясти Анисью, что сидела прямо за ним.
— Девочка, девочка! — от страха он забыл как ее зовут. — Вставай, ну что же ты! Поднимайся!
Раздался тихий треск и ручка Анисьи оказалась в Ромкиных руках. Отдельно от тела. Красный обрубок торчал прямо из рукава шубки. Белела длинная, сломанная косточка.
Мальчик заметался, бросил руку, стал тормошить того, самого старшего, в петрушкиной шапке, но он тоже сидел, словно припаянный льдом к другим детям, недвижимый, похожий на стеклянную куклу.
— И пошто ты Анисье руку-то оторвал? — трескучий голос заставил подскочить бедолагу. — Эт шож ты тут творишь-та, гаденыш? Ужо я табе!
И длинный посох прошелся аккурат поперек пионерской спины.
Дед вынырнул из ниоткуда. Просто вышел из-за ближайшей ели, чуть стряхнув искристый снег с лап.
— Дедушка Карачун, я не хотел, честное слово! Мы катались. А потом я повернулся, а они все такие! — горячие слезы зло полоснули по глазам. Ромка разрыдался. — Я не виноват, простите меня! Хотите, я буду за них всех. Я помогать вам буду. Дрова колоть, воду носить. — Ромке вспомнилось про Тимура и его команду. — Мы вам всем классом помогать придем! Честное пионерское! Мы всегда помогаем пожилым, всем отрядом, и вам поможем.
Дед долго хмурил брови, стучал своей деревяшкой в снег, слушая обещания мальчишки. Ромка за это время прилично вспотел. И от страха, и от волнения. Снял шапку, от головы его повалил пар.
— Дедушка, вы не думайте, что я вру, — мальчик вскинул руку ко лбу, чтобы поправить мокрую челку.
— А ну-ка, ты чего, гаденыш, креститься тут вздумал? — загромыхал дед. — Я те дам, “не вру, вот те крест”! Ток дернись, заморожу как лягушку!
— Да вы что, дедушка, какой креститься! Я пионер! Я в бога не верю. Нам нельзя такое. Я красный галстук ношу.
Дед недоверчиво прищурился.
— И чаво таперь? Красный галстух - это какого бога оберег?
— Да никакого... Это символ пионерской организации. Нерушимая связь коммунистов, комсомольцев и пионеров! — не зря устав учил, пронеслось в голове пионера Табунова. — Мы в богов не верим, живем по совести и партийному уставу.
Ромка понимал, что дед ему не поверит. Привирать про партийный устав не стоило. Мал еще.
Тут от саней послышался треск, посыпался лед с замороженных лиц. Дети на санях зашевелились, стали раскачиваться, словно не могли отлипнуть от сиденья, Анисья встала, и увидев свою половинку руки заголосила.
— А и ручка мояааа… — тянула девочка на одной ноте, — а и бедненькая. Нету ручки- чем ложку держать. С голоду помру, по миру пойдууу...
— Ну, хватит ужо, девка, не ной! — дед хряпнул посохом об землю, и снег вокруг заискрился, затрещал воздух. — Чаво тебе есть? Сто лет не ела и еще потерпишь. А то вона, чукчам отнесу, им девки нужные. Хоть и без рук.
Анисья замолчала, другие дети уже отлипли от санок и столпились вокруг.
— Идите, провожайте гостя сваво, а то он тута помогать рвется, вместо вас. Тогда точно одного придется отдать. Полатей в доме мало. А этот еще и не крестится, вишь. Так в карачуновом доме ему точно не место. Не за что его к нам забирать. В богов он не верит, — проворчал уже под нос дед, — молодец какой… Тьфу ты!
Щенок, что все лаял неподалеку, наконец-то добрался до детей и тут же, увидев деда , стал ластиться, тереться вокруг карачуновых валенок.
— Ну ты, оголоед! — шуганул собаку дед, — А ну пошел до дела!
Белый щенок радостно залаял, закрутился, распадаясь на сверкающие снежинки,превратился в снежный маленький вихрь, и сделав оборот вокруг дедовых валенок, улетел куда-то ввысь.
— Ишь, вьюгу приучили с вами играть. Неча ей тут ошиваться. Кто мести снег вместе с ветром будет? Пушкин? — Карачун потряс бородой. — Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. Ага.. ага.. Хорош был Сашка, зря отпустил его. Так бы и замерз в повозке своей. Зато какие сказки бы нам рассказывал… Ладно, в избу пойду, вы проводите мальчонку, не место ему тут.
Дед удалился, бормоча под нос знакомое до боли. Они во второй четверти учили.
“Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.”
Ромка стоял в окружении давно умерших детей, замерзших в лесу в разное время, разные эпохи. И всех их подобрал дед Карачун. А Ромку отпускает. Потому что он не крестится. Для деда это, видимо, что-то значит. Может крест его, как чёрта припекает? Мальчик читал такое, в книжке про Вия.
Старший парень повел рукой и снова деревья как-будто раздвинули свои ряды. В прорехе, видимой из-за елок, носились дети со склона “ жопы великана”, визжали, кричали, снег искрился в желтом свете фонарей, был вечер, темнота давно царила над сопками.
— Вы, ребят, хорошие, но мне в школу надо. — словно извиняясь сказал Ромка. — Я может к вам приду еще, поиграем. Он помахал рукавицей, и рысью пустился к свету, к живым людям. Напоследок он оглянулся.
В карачуновом лесу царил солнечный день. Красная рябина в инее отбрасывала тонкие лучики света, дети, что провожали Ромку, улыбались черными губами, скалясь желтыми осколками зубов. Темные провалы глазниц вспыхивали зеленоватым огнем. Маленький силуэт, похожий на конфету-трюфель, махал Табунову половинкой ручки, отблескивая белой косточкой.
Ромка выбежал прямо на склон с лыжней. Мимо него проносились люди в цветных комбинезонах, как у космонавтов, на лыжах и каких-то больших досках. Парень в шапке с рогами, чуть не сбил его с ног, крикнув: “ А ну, щенок, в сторону! Пшел отсюда! Здесь трасса для лыж и сноубордов!”, и больно заехав по лодыжкам своей доской, укатил вниз. На склоне сопки играла музыка. Иностранная. Когда успели установить репродукторы, Ромка так и не понял. Днем еще такого не было.
Свои санки он так и не нашел. А еще коммунизм собираемся строить! Даа.. и санки кто-то скоммуниздил. Не жалко, они старые, но мама будет ругать, что растяпа, оставил без присмотра… Да в любом случае влетит, так долго задержался. Ушел утром, а сейчас уже вечер.
Спускаясь с горки, мальчик не узнавал места. Откуда эти большие дома, еще днем их не было? В некоторых окнах светились разноцветные гирлянды, волшебным образом мигали огоньки, окрашивая стекла то в красный, то в синий.
Ромка Табунов бежал сквозь незнакомый вечерний город, вплотную прилепившийся к сопкам. Кругом светились вывески магазинов, улицы были украшены цветными фонариками, люди, идущие по тротуарам, разговаривали сами с собой, прижимая плоские коробочки к уху. По дороге проезжали большие красивые машины, явно импортные, он такие даже в кино не видел.
Наконец-то он увидел знакомое здание. Гастроном, что недавно построили около его дома. В витрине светилась выложенная из белых огоньков надпись: “ С наступающим, 2020 годом! “
Что за чушь. Не может такого быть.
На месте их двухэтажки из бруса стоял большой торговый комплекс. Сверкая огнями и названиями магазинов. Из открывающихся периодически дверей доносилась веселая музыка. Пионер Табунов протяжно заревел, размазывая слезы по лицу.
Из подъехавшей к магазину красной машины вышла девушка в блестящей меховой шубке. Ее длинные волосы цвета снега были красиво уложены локонами, сапожки на высоких каблуках доходили ей до колен. Пока Ромка, открыв рот и забыв свое горе, пялился на нее, та прошла мимо, брезгливо скривив пухлые губы.
— Развелось бродяжек. На вот. — и развернувшись, девушка бросила ему под ноги несколько желтых и серебристых монеток.
Это было так унизительно, что Ромка заревел еще громче. Лучше бы он замерз в этом лесу. Остался бы с теми детьми и Карачуном, играл бы со снежной собакой...
А может он там и остался?
