Хотите ли поговорить о боге
Мозг делали мне, переписка моя, тег «моё»
Мозг делали мне, переписка моя, тег «моё»
Тема "чёрной" и "белой" магии вызывает у меня дикое сопротивление; я почти не способен говорить об этом. Бывают редкие моменты вдохновения, одним из которых я воспользовался.
Между тем, тема эта очень важна для создания мотивации к молитве.
Молитва -- вещь сильная, в чём мог убедиться всякий, кто правильно подходил к делу и проявил немного терпения. Совсем немного продвинувшись в этом деле, мы получаем конкретные и ощутимые результаты. И весь мир бы молился, если бы всякий, кто берётся за молитву, не сталкивался с противодействием, упорным и бесстыдным сопротивлением лукавого.
Странно, но факт: мы можем накопить огромный позитивный опыт конкретной помощи Господа в наших практических делах, но каждый раз, когда нам надо бы помолиться, на нас снова и снова наваливаются помыслы о бесполезности (если не вредности) этого дела. Дьявол не стесняется в методах, и тут в ход идёт всё, тут "все средства хороши" как в русофобии. И увы, эти методы настолько эффективны, что молятся немногие, очень немногие люди. А молящиеся молятся немного -- страшно сказать, но даже в Церкви.
Дьяволу каким-то образом удаётся увести нас в сторону от молитвы, даже когда мы приняли твёрдое решение молиться несмотря ни на какое противодействие. Чтобы нас демотивировать, он играет на наших бессознательных слабостях. Если не сразу, то спустя некоторое время ему удаётся нащупать слабое место, уязвимость психики, и -- "где тонко, там и рвётся".
Но таковы законы войны, слабость и сила ходят рука об руку, сильная сторона обязательно сопряжена с какой-то слабостью, и из всякого поражения можно извлечь пользу для будущей победы. Голова, локоть, колено и кулак приспособлены для нанесения ударов, но они же являются слабыми элементами конструкции человеческого тела. Нападающий всегда раскрывается, подставляясь под удар, и дьявол не исключение.
Как использовать слабости дьявола, которые он обнаруживает как раз тогда, когда вынужден атаковать? Цель дьявола -- использовать человека, а в идеале -- занять место Бога в его душе. Но действуя таким образом, дьявол вынужден и сам в какой-то мере действовать в интересах человека.
Белая магия это и есть по сути ни что иное как использование дьявола в человеческих интересах. Если в чёрной магии человек привлекает содействие дьявола, принося ему жертвы, то в белой магии дьявол сам вынужден идти на жертвы, чтобы каким-то образом увести человека в сторону от молитвы в частности и от Богослужения вообще.
Страшной, неустранимой слабостью дьявола является сама данная нам возможность служить Иисусу Христу. И чем более активно мы используем эту возможность, тем чаще нашему противнику приходится идти на уступки, чтобы добиться своего. Белая магия это и есть уступка со стороны дьявола.
Сказанное выше важно понимать, и вот почему. Когда человек серьёзно входит в тему исихазма, он вскоре обнаруживает, что открывающиеся перед ним перспективы поистине безбрежны. Достичь на этом пути можно очень и очень многого. Но и сам этот путь оказывается настолько масштабным, что с трудом укладывается в голове.
Быстро становится понятно, что речь идёт о святости, но святость это очень высоко, открывающийся путь неблизок. А дьявол тут как тут: раз путь такой дальний и трудный, то не стоит и начинать, говорит он. Между тем, ну если путь и вправду так далёк, что не стоит его и начинать, то что дьяволу-то о нас беспокоиться? Ну потратим мы время и силы понапрасну, ему-то какая печаль? Казалось бы, расслабься и отойди в сторону. Ан нет. Почему? А вот потому.
Потому что дьявол прекрасно понимает, что стоит нам сделать шаг, как ему придётся идти на уступки, жертвовать чем-то второстепенным, чтобы не потерять главное -- контроль над нашим бессознательным (ведь над сознанием контроль уже потерян, раз у человека сложилось намерение молиться). И чем более решительно мы идём, тем более страшными и разрушительными для его державы будут эти уступки.
Истина, которую страшно проговорить вслух, состоит в том, что демоны как мухи на мёд слетаются на помощь всякому человеку, который решил двигаться к Богу. Слетаются, чтобы "помочь" на этом трудном пути -- ведь "не можешь подавить -- возглавь", и они суетятся, стараясь получше подсказать дорогу, чтобы мы могли поскорее достичь цели -- ну и конечно же, совсем иной цели, чем предполагалось вначале.
Почему так важно сказать об этом сейчас? И сказать прямо, открытым текстом! Потому что дьявол в 1917-1918 годах взял русский народ за яйца под контроль, и конечно же, выйти из-под этого контроля он русским не позволит, если только ему не будет угрожать какая-то более страшная угроза -- настолько страшная, что ради неё можно пожертвовать и Россией.
Да, русских очень не хватает в этом мире. За сто лет, на протяжении которых нас нет как политического субъекта, мир заметно изменился к худшему. Мир настолько изменился к худшему, что это начинают осознавать даже люди, никакого отношения к Церкви не имеющие. И возвращение русских мало-помалу начинает осознаваться (пока лишь самыми умными людьми) как последний шанс для человечества.
Но важно понимать механизм, каким именно образом это может произойти. И прежде всего надо понять, что без белой магии это никак не обойдётся, и вот почему. Внутренняя молитва даёт человеку нечто более важное, намного более важное, чем спасение человечества или восстановление православной России. Ведь она возвращает ему давно утраченный им смысл жизни.
Между тем, дьявол отлично знает истинную цену тем стеклянным бусам, за которые он купил постхристианскую Европу. Он приобрёл по дешёвке, даже тридцать сребренников не заплатил за то, что было выкуплено кровью Христа. И конечно же, он не пожалеет ничего, даст любую цену, чтобы потерянный смысл человеческой жизни так и не открылся всем этим потерявшимся людям. Что на этом фоне восстановление прав русского народа, да хоть бы и православной монархии? Да ничего, дешёвка.
Вот почему произойдёт то, что произойдёт. Вот тайная пружина, которая уже пришла в движение, и не понимая действия которой люди будут удивляться, как же так. Как же так вышло, что давно мёртвое вдруг снова ожило и покрытые пылью легенды вдруг сделались явью. Между тем, всё просто. Просто внешее -- не только русский народ или монархия, но даже внешнее в жизни Церкви -- намного менее значимо в глазах демонов, чем внутреннее. И потому сам дьявол вынужден будет помочь русским вернуть свои долги, изо всех сил постаравшись, чтобы русские не вспомнили, что "Мне отмщение и Аз воздам" и "от взявшего у тебя не требуй назад", "любите врагов ваших" и прочие "безумные глаголы".
Белая магия (евпочя) это разгадка и зороастризма Крылова, и антихристианства Галковского, и множества других загадочных вещей. Чем больше мы будем молиться, тем больше будет таких загадок, и к этому надо готовиться заранее.
Солохин М.В.
Тема Иисусовой молитвы в Telegram канале здесь
Смирение – такое настроение нашего духа, когда человек сознает, что ничего своего не имеет и ничего не может без помощи Божией, во всем полагается на волю Божию; все свои заслуги относит не к себе, но к Богу; и все скорби, случающиеся в жизни, принимает с терпением, как по праву заслуженные им. И честное признание своей немощи и вины перед Богом для такого человека становится лестницей к нравственному совершенству.
Смирение – это небесная жизнь на земле, это великая высота, честь и достоинство, это несказанная красота души, это самый удобный путь к общению с Богом и самый прямой путь ко спасению. «Что соль для пищи, то смирение для всякой добродетели», – говорил преподобный Исаак Сирин.
Смирение – это неустанное желание учиться у Того, Кто сказал: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11: 29). Это действенное подражание Христу, «ибо главное во Христе Иисусе то, что Он “смирил Себя, быв послушным даже до смерти” (Флп. 2: 8)».
Смирением полностью ниспровергается гордыня, эта крепость диавола в душе человеческой, оплот всех прочих страстей. Смирением обретается подлинный душевный мир, так что, по слову аввы Пимена, «если будешь смиренно думать о себе, то найдешь покой везде, где бы ни был».
Смирение тем удивительно, что оно восполняет все слабое – слабую веру и слабую любовь. Смирение заполняет бездну между Богом и человеком. Оно есть путь, открытый всегда и всякому; оно часто спасает даже того, кто сделал многие и великие грехи, так что, по свидетельству святого Ефрема Сирина, «грешник, если приобретает смирение, делается праведником». Как гордость низвергла диавола с неба в преисподнюю, так смирение возносит человека с земли на небо.
Смирение – это не слабость, а великая сила. Это победа человека над самим собой, над демоном эгоизма и всесилием страстей. Это способность открыть Богу свое сердце, чтобы Он воцарился в нем, освящая и преображая Своею благодатью нашу жизнь. Смирением человек очищает свое сердце, обретает внутреннее совершенство и становится святым.
Эту добродетель труднее всего обрести, поскольку человеку для ее приобретения нужно отказаться от гордыни, то есть от всей той лжи, которую он привык о себе воображать, и от всего эгоистичного самолюбия, в котором привык «вариться».
Но будем честны: нам ведь нравится, если рядом с нами на работе или в семье находится смиренный и терпеливый человек, а не раздражительный гордец? Смиренных людей крайне мало, но, будь выбор, нам ведь хотелось бы, чтобы такими были наши дети, наши друзья, наши коллеги, наши подчиненные, не говоря уже про начальников. В сложной ситуации нам хотелось бы, чтобы именно такой человек оказался рядом, поскольку именно смиренный человек будет полностью надежен и точно не предаст и не попытается использовать наше бедственное положение в ущерб нам и с выгодой для себя. У смиренного человека не сдадут нервы, он не станет биться в истерике, обвиняя всех и вся, не станет требовать к себе особого внимания, не будет интриговать, не станет осмеивать чужие ошибки и оправдывать свои, он спокойно продолжит исполнять свой долг, оставаясь человеком в любой ситуации.
Но если мы признаем эти качества хорошими и желаем их другим, в том числе и нашим близким, то надо согласиться, что они хороши и для нас. Впрочем, не все желают таких качеств. К сожалению, в современном мире культивируется образ «преуспевающего гордеца» – человека-хищника, который идет к благополучию и мирской состоятельности по головам друзей и коллег, распихивая всех локтями, сознательно жертвуя ближними ради своих целей.
Такой человек напоминает того, кто, пробиваясь через толпу стоящих у пропасти людей, в итоге первым падает вниз. Пусть даже ему на время удается окружить себя дорогими вещами, как сороке удается украсить гнездо блестящими фантиками, но конец такого пути, как правило, один – глубоко несчастный человек, страдающий от внутреннего одиночества и понимающий, что в процессе «пробивания локтями» потерял гораздо больше, чем приобрел.
Тем не менее, сторонники подобного пути, чтобы оправдать его, немало сделали для искажения образа добродетели смирения. Смиренного человека они пытаются представить как безвольное, забитое, трусливое и глупое существо, между тем как на самом деле смиренный человек – это прямая противоположность той карикатуре, которую рисуют на него гордецы-«хищники».
Подлинный смиренный человек не имеет злобы и ненависти, не имеет и врагов. Если кто-то причиняет ему обиды, он видит в этом человеке орудие правосудия или Промысла Божия. Когда его оскорбят, он, прежде всего, подумает о том, не заслужил ли он этого оскорбление, и если даже не заслужил, найдет в себе довольно великодушия, чтобы простить обидчика.
Смиренный предает себя всецело воле Божией, благодаря чему избавляется от всякого страха и беспокойства, так что там, где гордец трусливо бежит или мается от стрессов, смиренный сохраняет невозмутимость и остается непоколебимым как скала.
Смиренный человек ведет осознанную жизнь, наблюдая за своей душой и очищая покаянием свои грехи; постоянным сокрушением и памятью о прошлых ошибках он предотвращает будущие. Он трезво глядит на себя, видя собственные недостатки и прося у Бога помощи в исправлении их.
Он считает себя самым грешным перед Богом, никого не оскорбляет, не злословит и никем не гнушается; во всех остальных людях смиренный человек старается видеть достоинства, при этом избегает пустых споров, отсекает свою волю ради воли Божией и с готовностью повинуется истине.
Смиренный не лезет к другим с поучениями и обличениями, не дерзит старшим, не упрямится и не ленится, он строг к себе и снисходителен к другим, не превозносится и не гордится ничем человеческим, во всем, что не вредит спасению, охотно уступает ближнему, не помнит зла и готов прощать даже прежде, чем у него попросят прощения. Он беспристрастен в оценках и равнодушен к похвале.
Поскольку он считает себя ниже всех, его невозможно унизить, а поскольку он ничем земным не гордится и ни к чему не привязывается, его невозможно запугать, а значит, им невозможно манипулировать. Смиренный никогда не падает, ибо ему некуда падать. Принимая всякую скорбь как заслуженную, он никогда не оказывается растерян и выбит из седла.
При этом чем больше он смиряет себя, тем больше его возвышает Бог.
В духовном отношении для смиренного человека свойственны также, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), «отвержение премудрости земной как непотребной для неба… Отложение всех собственных умствований и приятие разума евангельского… Сознательное во всем послушание Церкви».
Человеку, грешнику, естественно и необходимо смиряться. Если же он не смирится, то смирят его обстоятельства, промыслительно устрояемые к его душевной пользе. И те, у кого нет смирения, много и бессмысленно страдают. Как отмечал преподобный Силуан Афонский, иной человек много страдает от бедности и болезней, но не смиряется и потому без пользы страдает. А кто смирится, тот всякой судьбой будет доволен, потому что Господь – его богатство и радость; и все люди будут удивляться красоте души его. Душа смиренного, как море: брось в море камень, он на минуту возмутит слегка поверхность и затем утонет в глубине его. Так скорби утопают в сердце смиренного, потому что с ним сила Господня.
Кто не смиряется, тот не имеет покоя, ибо «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4: 6). Смиренному, если и согрешит, легко принести покаяние, а гордый, даже если и праведен, легко делается грешным и губит через это все множество трудов своих. Всякие другие добродетели без смирения разрушаются и обесцениваются.
При этом следует отличать ложное смирение, которое есть лишь на словах, а не на деле. Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что «не тот проявляет смиренномудрие, кто осуждает себя… но тот, кто, будучи укорен другим, не уменьшает к нему любви». Те же, кто, на словах называя себя грешником, будучи сдержанными в речах и отказываясь от мирских почестей, тем не менее, не хотят отказаться от высокого мнения о себе, не терпят обличения от других и не перестают внутренне осуждать других, – они не имеют смирения в сердце своем и попросту лицемерят.
Также нельзя путать смирение с беспринципностью. Смиренный человек всегда принципиален; он готов стерпеть любую обиду, нанесенную ему лично, но никогда не согласится на грех, никто не сможет заставить его произнести ложь, отказаться от веры, нарушить волю Божию. В этом он не уступит никогда, он готов пожертвовать собой ради других, но никогда не пожертвует другими ради себя и не пожертвует истиной Божией ради кого бы то ни было. Это подтвердили тысячи православных мучеников, которые были смиренными в своей жизни, но, едва от них начинали требовать отречься от Христа или совершить грех, они твердо говорили «нет» и сохраняли верность Богу вплоть до смерти, что нередко изумляло и восхищало даже их палачей.
Как же достичь смирения? Смирение приобретается не одними лишь мыслями смиренными, но охотным и безропотным подчинением себя скорбным происшествиям нашей жизни. Оно также приобретается от познания Бога, от частого покаяния и от исполнения заповедей Христовых, особенно заповеди о том, чтобы воздавать добром за зло, и от подражания Ему в том, чтобы самоотверженно служить ближним. Кто обращает всегда взоры на свои недостатки, тот всегда находит других лучшими себя.
Желающий обрести смирение должен все, что совершает доброго, приписывать не себе, но Богу, ибо Его животворной силой мы действуем и по вразумлению от Него понимаем, что есть добро и как его можно исполнить. Он должен быть готовым на всякое обличение ответить: «Прости меня», – и считать всех людей выше себя. Он должен осознавать, что все выпадающие на его долю неприятности имеют причиной его собственные грехи и посланы для его исправления, поэтому принимать их с благодарностью, как горькое, но спасительное лекарство. Он должен быть готовым отказаться от любого своего умствования, если увидит, что оно противоречит истине, а также и от своей воли, когда она противоречит воле Божией. Нужно также размышлять о величии Божием, о своей греховности и о смирении Христа. Нужно избавляться от дурной привычки к оправдыванию себя и желания во что бы то ни стало настоять на своем мнении. Нужно учиться терпению, терпеливо сносить все неприятности, не только крупные, но и мелкие, особенно переносить обиды, ради Господа не воздавая злом за зло.
Но самое главное, с чего начинается восхождение на сияющие высоты смирения и что доступно абсолютно каждому человеку любого возраста и пола, – это отказ от осуждения ближнего. Чем больше человек совершенствуется в этом делании, тем сильнее постигает смирение, и Господь на опыте открывает ему пути совершенства.
— Мой путь шел через поиск смысла. Как пел в 80-х один рок-музыкант (ныне священник в Макеевке) — «Если меня разложить на молекулы — что ж, стану молекулой. А если меня разложить на атомы — что ж, стану атомом. Скучно». Вот это ощущение скуки как последнего предела мироздания и было для меня толчком к вере. Ну не может же скука быть последней истиной!
— Стало обидно?
— Захотелось добраться до истины.
— Как же Вы добирались?
— Сейчас, по прошествии 20 лет, кажется, что все было очень просто…
Лет пять назад я был в монастыре у кришнаитов. Здесь, в Подмосковье, у них российский центр. И выяснил очень интересную вещь. Оказывается, в истории индийской философии был диспут, очень похожий на тот, что ведется в христианском мире между протестантами, православными и католиками. У католиков считают, что ты своими заслугами должен заработать себе спасение. Протестантские полемисты говорят: «Нет, ты только уверуй, Господь тебя Сам спасет. Тебе не надо никаких заслуг, добрых дел». Православие — это путь такой «царской середины», сотрудничества Бога и человека.
Так вот, у кришнаитов есть две школы, одна из которых близка православным, вторая — протестантам. Одна из них зовется «школа обезьянки» вторая — «школа котенка». Первая говорит, что детеныш обезьяны цепляется за мать, а она его сама переносит с ветки на ветку. От малыша требуется лишь держаться и не мешать. «Школа котенка» говорит: смотрите как кошка несет в в зубах малыша, котенок же вовсе ничего не делает. Так и Господь спасет человека, который в этом никакого участия не принимает. Мое крещение я могу объяснить только с позиции «школы котенка».
Можно, конечно, долго рассказывать, как из полного неверия, из семьи, где не было православной традиции, с кафедры атеизма я пришел в семинарию. И при этом буду употреблять местоимения «я», «мне». На самом же деле это было чудо. Не я пришел в Церковь, а Господь «взял за шкирку», вытащил и протащил, как я этому ни сопротивлялся. Чудо — любое проявление Божией воли. И именно потому, что это — чудо, оно не подлежит дальнейшему анализу. Это нельзя дальше расчленять. Здесь можно просто замереть… Чудо есть чудо, и чудо есть Бог.
Если же искать человеческих сдвижек, то тут очень много ниточек сходились в один узел.
Первыми религиозными авторами, которых я читал, были Франк и Шестов. Первое знакомство с ними оставило меня равнодушным. Я просто не понимал, о чем они пишут. Их рассуждения о Боге, о Христе казались мне слишком далекими. Но все же нечто позитивное из первого знакомства с ними я вынес. Они показали мне, что можно быть христианином и при этом человеком XX века. Затем отец Сергий Булгаков вполне убедил меня: мир духовной жизни — это такой мир, о котором нельзя судить снаружи.
На третьем курсе МГУ я всерьез заболел Достоевским. Книга, которая по-настоящему перепахала меня — это «Братья Карамазовы». Я действительно болел ею. Две недели, пока читал, ничего кроме этого в голове не было.
Кроме того, оказавшись на кафедре научного атеизма, я в учебном порядке должен был заниматься религиозными вопросами, читать литературу — прежде всего, конечно, атеистическую, — но попадался и самиздат. Доводилось брать книжки у знакомых, да и на кафедре библиотека была достаточно приличная. Атеистический стиль работы, с которым я встретился, вызывал неприятие и тем самым во многом помог мне определиться.
— Каким образом?
— Во-первых, сравнивая первоисточники, Евангелие, книги по истории Церкви с тем, как это препарировалось в книгах по атеизму, я достаточно быстро заметил, что в последних много неправды, многое притянуто за уши и огромное количество просто элементарной некомпетентности. Когда я начал вживаться в кафедральную жизнь, меня поразила одна деталь. Там не было ни одного спецкурса по библеистике, по истории Церкви, даже по истории религии; там не было ни одного человека, который мог бы эти спецкурсы вести. Было много спецкурсов по «модернизму», но никакого знакомства с традицией. Образование получалось странно мозаичным. Кроме того, в те годы никто из преподавателей кафедры не знал ни еврейского, ни греческого языков. И при этом они заявляли, что занимаются научной критикой Библии. Это меня сильно разочаровало.
— А как Вы вообще оказались именно на столь своеобразной кафедре?
— Нет, не потому, что я был одержим зудом атеистической работы. Вообще-то я собирался специализироваться на кафедре «истории зарубежной философии». Марксизм был мне, мягко говоря, неинтересен. А вот что-то зарубежное, желательно современное… Но на экзамене по этому предмету приключился эпизод, перевернувший всю мою жизнь. В билете, который мне достался, первый вопрос был по китайской философии, второй — по Аристотелю. Китай был мне опять же неинтересен, да и лекции на эту тему у нас были крайне скучные. Короче, я ничего по этому вопросу билета не знал. А по Аристотелю ответил хорошо. Опыт сдачи экзаменов у меня к тому времени был уже немалый, поэтому я понимал: два по первому вопросу и пять по второму в среднем дают тройку. Каково же было мое удивление, когда профессор Богомолов протянул мне зачетку с записью «отлично»! Но при этом он сказал: «передайте привет Вашему отцу!». Отец-то у меня тоже философ, и работал он тогда в Президиуме Академии Наук…
А тогда я понял: или я всю жизнь буду всего лишь носителем своего отчества и всю жизнь буду таскать домой «приветы отцу». Или я должен искать свой путь жизни.
Сложность выбора состояла в том, что уже в ту пору официальная идеология не вызывала у меня симпатий. Поэтому я как раз накануне экзамена подал заявление о специализации по кафедре истории зарубежной философии: думал забуриться куда-нибудь в былые века и культуры, в проблемы, по которым, к счастью, не существует «установочных» определений пленумов ЦК… Но, оказалось, что на этой кафедре слишком хорошо знают моего отца. Куда же еще на философском факультете можно спрятаться от идеологии? — Конечно, на кафедру логики. Занятия по логике я любил… Но, увы, мой отец по своей научной специализации как раз логик и потому на этой кафедре более чем известен. Так, а раз мой отец логик, а я хочу выбираться своей колеей, то что же находится вдали от логики? — Конечно, религия. И в итоге я подал заявление на кафедру атеизма: по сути изучение той же самой «зарубежной» или несоветской философии, только с более узким выбором тем.
Так что в выборе этой кафедры «виноват» мой подростковый «протестантизм». Ничего идейного.
— И на самой кафедре атеизма к вере Вы тоже шли «от противного»?
— Во многом, да. Сама атмосфера общества, которая сложилась в начале 80-х годов, помогала повернуться к Церкви. Атеистические нападки выглядели очень нечестно, и я сказал себе: если ты видишь, что родная партия врет тебе по каждому поводу, и в крупном, и по мелочам, то, может быть, она не права и в вопросе, который сама же назвала основным вопросом философии — «Есть ли Бог? Что первично: материя или разум?».
Я подошел к миру религиозной мысли, попробовал понять русских философов — естественно, сразу не получилось. Это была совершенно другая вселенная, абсолютно чужая для меня, для моего воспитания, моего окружения.
У меня не было верующих знакомых, никого: ни родственников, ни друзей, ни однокурсников — то есть приходилось идти по книжкам. И довольно скоро я понял, что это мир, который можно понять только изнутри. Человеку неверующему рассуждать о религии — это все равно, что слепому рассуждать об особенностях Рембрандта. И я понял, что не хочу ставить себя в глупое положение; раз уж профессионально я оказался связан именно с этой специальностью, все-таки должен попробовать войти внутрь…Я понял, что нечестно заниматься изучением религии, если ты сам никакой веры не имеешь. Веры-то в марксизм у меня не было точно. Но и никакой другой — тоже.
Кроме того, меня задели и даже обидели слова отца Сергия Булгакова, о том, что неверующий человек, который занимается изучением чужой религии, похож на евнуха, который сторожит гарем. И я решил попробовать войти в этот мир. Читая книги русских религиозных философов, я заметил, что они постоянно говорят о том, что религия — это мир опыта. И если у тебя этого опыта нет, хотя бы в малейшей степени, ты, изучая историю религии, ставишь себя в неловкое положение. В самом деле, мы же не станем доверять мнению глухого человека, если он вздумает написать диссертацию о музыке. В таком же положении и человек, не слышащий музыки небесных сфер. Что он может сказать о религии?
Я понял, что если хочу уважать себя, то должен сделать решительный шаг.
— Когда Вы впервые осознали, что верите во Христа не просто как в учителя нравственности, жившего 2000 лет назад, а как в Бога, от Которого зависит вся ваша жизнь?
— Для меня это были два разных момента: сначала пришла вера во Христа как Бога (Творца, Спасителя, грядущего Судию), а уже потом — вера во Христа как Вседержителя, от Которого зависит моя жизнь здесь и сейчас.
Что касается первого, то это произошло, когда мне было 18 лет. В то время я «болел» произведением Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» и там меня очень поразила легенда о Великом Инквизиторе. Можно сказать, что в моей жизни это был переломный момент. Дело в том, что в легенде о Великом Инквизиторе чудесным образом сошлись все те философские проблемы, о которых я тогда думал. Все, что тогда меня пугало в жизни сконцентрировалось в словах Великого Инквизитора. Я вдруг понял, что те искушения в пустыне, которые были предложены сатаной Христу — это предельно емкие искушения, которые охватывают всю деятельность сатаны в мире и полностью характеризуют его. И поэтому я согласился с той характеристикой, которую Достоевский дал этому евангельскому персонажу — «дух сверхчеловечески умный и злобный».
То есть получилось так, что сначала я признал существование сатаны и ужаснулся реальности сатанинского замысла о нас, ну а затем последовал логический вывод: если Христос смог отвергнуть эти искушения, значит Он тоже сверхчеловечески умен, но добр. Пришло осознание Христа как Спасителя. Ощущение внутренней пустоты прошло, свет в окошке забрезжил.
Но, все равно, с моей стороны это было пока только некое философское принятие Христа. Начать молиться было намного труднее, и это произошло несколько позже, а крестился я почти через год после этих событий. И даже будучи крещенным, я с большим трудом понуждал себя публично перекреститься в храме или поклониться вместе с бабушками, которые там стоят. Более того, спустя еще год после крещения на какой-то марксистской лекции, когда лектор громил идеалистов, я с ужасом понял, что он говорит, фактически, про меня. Осознать то, что я стал идеалистом, было очень трудно, настолько глубокие корни пустила марксистская закваска в моем подсознании.
А отношение к Нему как к Вседержителю пришло уже позже. Понимаете, своеобразие юношеской веры заключается в том, что она ни о чем не просит, она просто радуется тому, что Бог есть. Еще нет болячек, нет каких-то безвыходных жизненных ситуаций и, следовательно, можно приходить к Богу не торгуясь, не выклянчивая «гуманитарную помощь». Поэтому впервые я начал относиться ко Христу не просто как к Творцу и грядущему Судье, а как ко Вседержителю, от которого зависит моя жизнь здесь и сейчас только тогда, когда начал молиться о том, чтобы Господь помог мне поступить в семинарию.
— А почему из всех религий Вы выбрали именно православие?
— В свое время я решил для себя: если однажды я все же приду к выводу о том, что Бог есть, то не буду выдумывать никакой своей религии. Мне уже обрыдли все эти бесконечные ночные посиделки на кухнях и общагах, когда в прокуренной комнате со стаканом коньяка (вод ки, портвейна, пива) в руке ведутся дискуссии об Абсолюте. «Так, Андрюша, давай договоримся. Если ты однажды придешь к выводу, что Бог есть, я тебя очень прошу: не выдумывай ничего своего. Понимаешь, если Бог есть, то это означает, что ты не первый умница, который до этого додумался… История началась не с тебя. Ты не первый человек идущий по этому пути. Присмотрись к опыту людей, которые шли по нему раньше и дальше тебя продвинулись». Любые попытки выдумать что-то свое, свою религию, мне казались верхом пошлости. Поэтому я с самого начала наложил на себя такое ограничение, что не имею права, не должен пошлить, не должен выдумывать что-то свое, а должен войти в традицию. Если уж христианство — то самое традиционное.
А почему именно христианство? — Так ведь к тому времени у меня уже были представления о других религиях, и я уже понимал, что более высокого пути религиозной жизни и мысли нигде нет. Ни одна другая религия мира не кладет в свою основу формулу «Бог есть любовь» и не говорит в своем символе веры — «нас ради человек и нашего ради спасения».
— И как это решение переросло в действие?
— Помню, это решение я принял под воздействием чувства … зависти. Мой ближайший друг — студент истфака — все же крестился (у староверов). Он был настолько счастлив, что я решил: хватит баловаться философией, жонглировать умными терминами и цитатами, надо решаться… Это был май, и я решил: «и я либо к осени крещусь, либо никогда». При чем тут была осень, мне и самому до сих пор непонятно… Но в те дни для меня значимой стала песня Владимира Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан… Снимите шляпу».
Конечно, обычная студенческая суета занесла своей пылью ту ясную решимость. И в предпоследний день осени — 29 ноября — я был разбужен мыслью: «Ты же что-то обещал сделать!». И побежал искать храм для того, чтобы более не откладывать. В каком-то смысле я испугался себя самого, своей нерешительности и решил с нею покончить.
Тогда в голове у меня вертелись строки Пастернака: «Жизни ль мне хотелось слаще? — Нет, неправда: я хотел только вырваться из чащи полуслов и полудел!»…
Спустя годы я услышал точную формулу этой своей мотивации со стороны. Я уже был в аспирантуре. И вот наш сектор «современной зарубежной философии» празднует Масляницу дома у моего научного куратора Тамары Кузьминой. Сидим на кухне, и ведем вековечную русско-интеллигентскую дискуссию на тему «что такое мещанство». А в гостях у Тамары Андревны в тот день оказался ее давний друг, былой однокурсник. Вот только он по окончании университета решил не иметь вообще ничего общего с советской идеологией, и всю жизнь так и проработал Калуге истопником. Но интерес к миру книг он не потерял. Вот и сейчас — пока все сгрудились на кухне и спорили, он ходил по квартире, выискивая на книжных полках новинки. И вот, отобрав что-то интересное для себя, со стопкой книги он заходит на кухню. И хозяйка его с ходу включает в разговор: «Ну, скажи, что такое мещанин?!». Ответ был дан без секунды раздумий, слету: «Как что? Мещанин — это человек, у которого бытие определяет сознание!».
Мне же хотелось, чтобы мое сознание дало мне новый опыт бытия…
С этой жаждой я и пришел к крещению. Сам день моего крещения был довольно необычным. Я не могу сказать, что уверовал и потому пошел креститься. Ровно наоборот: я пошел креститься для того, чтобы уверовать, то есть я ощущал потребность сделать какой-то шаг, который вырвал бы меня из привычной колеи жизни; надо было пойти посмотреть, ворваться туда, в Церковь. Может быть, потом я что-то пойму. До некоторой степени это был философский эксперимент, поставленный на себе, — но он увенчался совершенно невероятным успехом.
У Бога свои планы о нас: в день крещения благодать Христова коснулась сердца — и с этого дня стало понятно, о чем слова Евангелия «Царство Божие внутри вас».
После этого мне действительно стало изнутри понятно многое из того, что говорится в Священном Писании, у святых отцов. Я всем существом ощутил, что чудо произошло. Это таинство, а не просто омовение в купели…
Андрей Кураев
Сострадание – это то, в чем сейчас больше всего нуждается мир. Любовь – все, что нам нужно, чтобы жить на земле, как в раю. Но, к сожалению, ненависти и злобы ставится все больше, а милосердие встречается все реже. Любовь и сострадание массово покидают людские сердца – и это главный признак надвигающейся всемирной катастрофы. Мы не можем избежать страданий – это «путь всея земли». Пока мы живем в этом теле, боль и страдания будут сопровождать нас. Мы не можем на это повлиять. Но мы, по крайней мере, должны постараться избежать тех страданий, которые происходят по нашей вине.
Одним из главных генераторов наших страданий есть наш ум, который, как мы думаем, живет свободно и независимо. Но он-то как раз и вносит самую большую путаницу в нашу жизнь. Нет обиды, есть наши мысли об обиде, нет злобы и ненависти, есть наш ум, пребывающий в этих состояниях, и т.п. У него есть греховная привычка везде сунуть свой любопытный нос: «Почему Бог сделал то? Почему люди делают это?» Мы своим греховным умом не можем познать мир, который сотворен Непознаваемым и Непостижимым Богом. Невозможно обрести мирный дух, пока мы будем позволять уму судить людей и оценивать действия Бога.
Позволяя уму слишком много, мы сделали свою жизнь невыносимой. Сколько страданий нам сейчас приносит т.н. научно-технический прогресс. Люди изобрели ракеты, которые теперь могут за один удар превратить огромный город в братскую могилу. Люди «познали» тайны природы для того, чтобы поставить ее на колени, но стали на колени они сами, сделав себя полностью зависимыми от своих же собственных изобретений. Все эти познания делают нас разрушителями мира, а не созидателями. Мы не можем повлиять на те страдания, которые приносят нам злые, безбожные люди, водимые помыслами и служащие дьяволу. Но мы можем попытаться не усугублять их своими собственными мыслями. Когда наш ум, как собака, обвешанная репейниками, цепляется то за одно, то за другое, мы впадаем в уныние и тоску. Привязанности ума всегда влекут за собой угасание внутренней духовной жизни.
В какую бы сторону мы не посмотрели, всегда увидим, что мир преисполнен страданиями. Страдают люди, деревья, птицы, звери – весь мир стенает и мучается от боли. Если постоянно пропускать через себя боль этого мира, то можно сойти с ума. Но именно так, неся в своих сердцах боль всего мира, и живут величайшие святые, молитвами которых еще стоит этот мир. Тайна этой боли нам немного приоткрыта в плаче преподобного Силуана Афонского о вселенском Адаме. И в наше время такие же великие преподобные отцы, которых не знает мир, но знает Бог, стоят распятыми духовными Атлантами между небом и землей, не давая тяжести человеческого греха и горя раздавить наш хрупкий мир.
А другие…, другие в это время радуются, пьют, веселятся, живут в свое удовольствие, как будто ничего плохого вокруг них не происходит. Меня особенно поражает то, что сегодня творится в нашем обществе. С одной стороны – море человеческого горя: люди, потерявшие дома, все сбережения, работу, здоровье. Все уничтожила война. Каждый день я вижу слезы матерей, жен, детей, потерявших своих сынов, мужей и отцов. Молодые, красивые лица вытеснили из кладбищенских портретов старых и пожилых. А с другой стороны, многие люди живут так, как будто ничего не происходит: музыка, кафе, танцы, развлечения, шопинг и т.п. Кто-то ворует и наживается, кто-то строит на крови бизнес, кто-то сеет вражду и разделения. Одни ждут хоть какой-то весточки от сына с фронта, другие обеспокоены тем, чтобы не ущемлялись права ЛГБТ. Я потерялся в этом безумии. Происходящее кажется каким-то сатанинским гротеском, сумасшедшим домом. Вместить и понять, как можно так жить, я не могу. Но многие так и живут, и ничего. По всей видимости, со мной что-то не так. Не получается жить так, как живут другие, не заморачиваясь. Душа не может смириться с происходящим и принять это безумие, как норму жизни общества.
Единственным местом, где можно обрести относительное спокойствие и мир души, является мое личное пространство, но и его у меня становится все меньше и меньше. Самое лучшее убежище, как учат святые отцы – наше духовное сердце, но туда еще нужно найти дорогу. Где-то там, в этих глубинах, живет тот самый свет, к которому нас призывает Евангелие: «Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света» (Ин. 9:36). Если нам удастся избавиться от своего ложного «я», то мы подобно блудному сыну вернемся в Отчий дом, который находится внутри нашего духовного сердца.
А пока что в нас живет только эгоизм. Это он говорит людям, что нужно вкусно поесть и приятно провести время. Он внушает нам, что ему необходимо то одно, то другое. Это он пугает нас смертью, тяжелой болезнью, бедствиями, которые могут обрушиться на нашу голову. Эгоизм требует от нас не «зацикливаться» на вере. У него одна задача – сделать так, чтобы мы забыли о существовании нашего духа и, самое главное, о том, что нам нужно во что бы то ни стало избавляться от этого самого эгоизма. Потому что он и есть наш главный источник страданий.
Эгоизм учит нас тому, что мы «должны» и что нам «нужно». Но на самом деле мне нужно только одно – следовать тому, к чему мягко, смиренно и кротко призывает меня произволение Божие. Только следуя этому пути, Господь вначале укрепит нас, затем просветит, вразумит и поможет Своей благодатью. Это и есть исполнение Царства Небесного в нашем духовном сердце, когда душа избавляется от эгоизма и обретает спасение и упокоение во Христе. Тогда только и начнется наша истинная жизнь, которая называется жизнью вечной.
Возле того, кто стяжал сердечный мир, спасаются тысячи. Спасаются, потому что находят человека, того, которого искали всю свою жизнь. Почему христиане теряют соль и становятся пресными? Почему нас все меньше, а духовная жизнь все слабее? Казалось бы, все необходимое для духовного роста у нас есть: Священное Писание в любых форматах, молитвословы один лучше другого (и с обычными молитвами, и с редкими, и с «задержанием»). Только вот что-то не задерживается в душе ничего хорошего. Все прочитанное, услышанное, намоленное выдувается из сердца, как сквозняком. Ходим пустые, как «медь звенящая и кимвал звучащий». Все потому, что нет людей. Вернее, они есть, их много, тех, кто учит как правильно жить, как спасаться, как бороться со грехом, как молиться и проч. Нет тех, кто смог бы на своем примере показать, как это правильно делать.
А слова… Что слова? Они, как пожелтевшие листья на осенних деревьях. Подул ветер, зашумели ветки, и нет этих слов – покатились по земле, упали под ноги. Так и получается, одни эгоисты учат других тому, как не быть эгоистом, как нужно не жалеть себя, не привязываться к помыслам и тленным красотам мира, к людям и вещам; как спасаться от ложной любви к самому себе и постигать в сердце нетленную любовь Божию; как отказаться от суждений, выдумок и фантазий своего ума. Как это все правильно и хорошо сказано, но вот только бы увидеть вживую того, кто не только учит об этом, но и сам так живет. Тогда и без слов душа сама раскрылась и потянулась бы к этому живому свету. Она тянется не к тому, кто говорит о свете, ей нужен сам этот свет.
Он светит и живет в каждом из нас. Но находится где-то глубоко, под спудом, заваленный множеством грехов, поэтому и невидим. А тот, кто расчистил эти завалы и открыл в себе источник этого света, уже не может не светить людям, потому что постиг внутренние глубины самого себя. Он понял, что наша жизненная основа – это тот самый мирный дух, в котором живет нетленный Свет Христов. Не душа, а дух – основа вечной жизни. Невежды называют свой эгоизм «душой» и пытаются ее «спасти». Но ее-то как раз и нужно «погубить», чтобы спасти свой дух, или личность, от индивидуальности души. Именно об этом и учит нас Господь в Евангелии: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?» (Лк. 9:23-25).
Игорь Рябко
Исследование Туринской плащаницы новейшим методом широкоугольного рассеяния рентгеновских лучей установило, что ее возраст порядка 2 тысяч лет – в отличие от прежнего радиоуглеродного датирования (по изотопу углерода-14) дававшего ей всего в 700 лет, сообщает «Cедмица.RU» со ссылкой на ChristianHeadlines.
В течение многих лет эксперты и ученые изучали плащаницу, чтобы установить, могла ли она быть погребальным покровом Иисуса Христа. Итальянский ученый Либерато Де Каро в недавнем интервью изданию National Catholic Register рассказал, каким образом он провел новую датировку Туринской плащаницы с помощью новейшего метода широкоугольного рассеяния рентгеновских лучей.
«Образцы древней тканей всегда несут всевозможные загрязнения, которые обычно невозможно полностью удалить из анализируемого образца, – пояснил Де Каро возможные причины поздней датировки радиоуглеродным методом. – Если процедура очистки образца не выполняется, или тщательная очистка вообще невозможна, как обычно и бывает, то радиоуглеродное датирование всегда дает сомнительный результат. Возможно, поздняя дата, полученная при анализах в 1988 году, объясняется именно позднейшими загрязнениями, что подтверждается детальными экспериментальными данными. Они показывают, что при движении от периферии к центру ткани вдоль самой длинной стороны содержание углерода-14 быстро нарастает, а потому нам никак нельзя полагаться только на радиоуглеродный метод датирования».
В интервью изданию Aleteia Де Каро рекомендовал метод широкоугольного рассеяния рентгеновских лучей как гораздо более точный способ определения возраста. Он доказал свою надежность при испытании на обширной коллекции образцов тканей возрастом от 3 тысяч лет до Р.Х. до 2 тысяч лет до Р.Х. Проведя сравнение с имеющимися в коллекции образцами древних тканей, Де Каро обнаружил в частности, что ткань Туринской плащаницы полностью соответствует образцу древней ткани, найденной археологами в материальном наследии времен осады Масады в Израиле, случившейся в 55–74 годах нашей эры.
«Важно, что этот метод датирования ткани с помощью рентгеновского снимка является неразрушающим, – сказал Де Каро, – а потому допускает неоднократные поверочные анализы одного и того же образца в разных лабораториях. Было бы более чем желательно иметь коллекцию сравнительных данных рентгеновских анализов, полученных в нескольких лабораториях на нескольких образцах, размером не более миллиметра, отобранных из Плащаницы». По словам ученого, при анализе Плащаницы были также обнаружены образцы пыльцы из древней Палестины.
Считается, что Туринская плащаница находилась на Ближнем Востоке, откуда в конечном итоге совершила путешествие в Европу. Она представляет собой льняное полотно размером 4,37 на 1,11 метра с «негативным» отпечатком мужского тела в полный рост, и почитается как святыня Католической и Православной церквями. Многие христиане считают, что именно в это полотно завернули тело Иисуса, хотя официальные представители обеих церквей, признавая святость плащаницы, избегают прямых заявлений о ее происхождении. В настоящее время плащаница хранится в соборе Святого Иоанна Крестителя в Турине.
По документальным свидетельствам, она появилась в Европе в 1353 году во Франции. Радиоуглеродным анализом в 1988 году (в трех независимых лабораториях) она была датирована тем же временем, то есть средними веками (XIII-XIV). Католическая церковь не имеет официальной позиции по вопросу происхождения Туринской плащаницы. Папы Бенедикт XVI в 2010 году и Франциск в 2013 году продолжили традицию осторожных высказываний о плащанице, используя термин «икона», а не «реликвия», поскольку Святой Престол всегда избегал дебатов о ее возрасте. Православная церковь также не высказывают официальную позицию по вопросу ее подлинности. Патриарх Алексий II освятил копию плащаницы как «Нерукотворный образ Спасителя».
Фактор позднего загрязнения впервые доказали российские ученые, обнаруживавшие, что плащаница подвергалась вывариванию в масле в целях консервации, а высохшее льняное масло из образцов перед радиоуглеродным датированием не удаляли. Введенные в 1532 году в ткань 7% масла, по расчетам авторов, сдвинули радиоуглеродный возраст плащаницы на 1300 лет вперед относительно реального возраста. Также экспериментально доказано, что «омоложение» радиоуглеродной датировки происходит при загрязнении ткани продуктами горения в условиях нехватки кислорода – как это происходит при пожарах с тканями, хранящимися в огнестойких емкостях.
Копии Туринской плащаницы хранятся в Белоруссии, Италии, Испании, Португалии, Франции, Бельгии, Мальте, Аргентине и России. Самая ранняя копия Туринской плащаницы, датируемая 1516 годом, находится в ризнице церкви Святого Гоммера в Лире (Бельгия). С 1997 года копия Туринской плащаницы хранится в Сретенском монастыре в Москве.
P. S. Сам я очень рад этой новости и еще сильнее уверовал в истинность Бога. С нами Бог!!
В Андалусии случился скандал: плакат, заявленный на пасхальный конкурс признали оскорбляющим чувства верующих и являющимся пропагандой ЛГБТ. На это автор плаката ответил, что оскорблённые в лучших чувствах верующие грязные и больные люди. После чего грязные и больные быстренько состряпали иск против художника. Срач продолжится в суде.
Моё мнение, как человека, написавшего массу статей по истории искусства - оскорблённые верующие никогда не посещали музеев и картинных галерей. Сходили бы в Прадо, посмотрели бы на Христа Караваджо или на работы мастеров эпохи Ренессанса, глядишь, и не оскорбились бы. Невежество есть зло.
На первом фото сам плакат, а на втором - автор и его сын, который послужил моделью для плакатного Иисуса.
По-моему, шикарное решение. 🤷♀️ А как вам?
Давно уже экранизировали...
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!