«Нет алых роз и траурных лент и непохож на монумент тот камень, что покой тебе подарил…» Высоцкий, не альпинист, создал болеющим горами их лучшие песни. Максимально точно, насколько это возможно, сумел выразить то, для чего так сложно подобрать слова.

Красивая поляна, обрамленная торжественными пихтами. Заснеженные горы. Солнце. Покой.

Надгробий – около трех десятков. Много это или мало? Раньше кладбище было в другом месте, у альплагеря Домбай, но в 1956 году его снесла мощная лавина, сошедшая с Мусса-Ачитара. Альпинистов начали хоронить на Пихтовом мысе. Однако и там они не упокоились: через пятнадцать лет поселок разросся, и для погибших на Домбае или завещавших себя похоронить здесь выбрали эту поляну в долине реки Алибек.

Такие тематические кладбища – как книга. Каждая страница – судьба. Молодые ребята и девчонки, опытные инструкторы, мастера спорта по альпинизму – горы берут всех и везде, от «шестерочных» вершин до некатегорийных.

Нина Андреева, 34 года, мастер спорта (мс), при восхождении на Белалакаю (3А) в июле 1965 сорвалась, и веревка не выдержала рывка.

Дима Гусев, 18 лет, Малый Домбай (2А), погиб в июле 2001 г. при спуске. Потом в интернете найду больше информации: шел без страховки.

Желание стать первым, усталость, неопытность, случайность – и стихия, стихия, стихия.

Зоя (Зайтума) Даутова, 26 лет, 1 разряд. Эрцог (4А), с тремя коллегами в 1977 спускались не по гребню, как указывал маршрут, а по лавиноопасному склону, под лавиной все и погибли.

Николай Ветчинкин, 28 лет, 1 разряд, при восхождении на вершину Западный Домбай-Ульген (4Б) не забил промежуточные крючья, сорвался или был сбит камнепадом.

Всматриваюсь в лица. Высчитываю длину того самого тире между датами.

Лиля Смирнова, 21 год, 1949, Семенов-Баши (1Б), сорвана напарником. Рядом – сорвавший ее напарник, Андрей Тищенко, 18 лет. Дети. Они пролетели 400 м. Снять их тела удалось только через год.

Олег Соболев, 36 лет, кмс, и Виктор Терлецкий, 37 лет, кмс, чемпион СССР по альпинизму. При восхождении на Чатбаши (3Б) веревка лопнула, и связка сорвалась со скал. Срыв с «живым» камнем – значится в официальных документах.

Юрий Гольдин, 30 лет, 3 разряд, при восхождении на вершину Южный Домбай-Ульген (3А) полез отцеплять сорвавшуюся альпинистку, сорвался сам. Альпинистка была со страховкой, он – нет.

Спуски – отдельная тема. Они зачастую сложнее восхождений: и физически, и моральной ловушкой – уже достиг, уже смог, самое трудное позади.

Елена Мухамедова, 38 лет, мс. При спуске с вершины Доттахкая альпинист, шедший с ней в связке, сорвался и сдёрнул их обоих.

Часть могил – кенотафы, надгробия без тела. Не все тела можно найти. Людмила Емельянова, 25 лет, сорвалась при спуске с перевала Западный Даут, переходя без страховки трещину на границе ледника. Достать ее не удалось. Не все погибли – некоторые умерли внизу, однако в горах была их жизнь, и похоронить себя или хотя бы поставить памятный знак завещали здесь. Хаджи-Мурат Магомедов – мастер спорта по альпинизму, работал здесь спасателем, совершил около 200 восхождений, участвовал в сотнях спасопераций.

Кто погиб при восхождении, а кто спасал товарищей, как инструктор Леонид Земляк, 38 лет, жетон № 222 Спасотряда. Я нашла большую поэму о нем, но перескажу кратко: в 1966 году четверо альпинистов шли на Джугутурлучат, один из них упал, сломал ключицу. Решили сами не спускаться, запросили помощь. В лагере самым старшим на тот момент оставался Земляк, но у него не было опыта в горах такой категории. «Лёня не имел права (по альпинистским нормам) участвовать в спасработах на маршруте этой категории сложности (4а к/тр.), а недалеко от их группы находилась в то время команда мастеров, которая уклонилась от спасаловки», - говорит его друг, альпинист Сергей Пимкин. Тем не менее, Земляк с товарищами отправился к пострадавшим. Переходя через трещину, провалился в нее, при падении подрезал веревкой глыбу снега, и она рухнула прямо по нему в пропасть. Веревка выдержала, но рация, которая была у Леонида в рюкзаке на самом верху, под ударом снега проломила ему основание черепа.

Борода, высокий ворот свитера, романтика тех лет… Игорь Саамов, 34 года. 1939-1973, погиб в снежной лавине на горе Сулахат. Дополню воспоминаниями его коллег. Игорь был инструктором альплагеря «Алибек», того самого, от которого мы шли к Турьему озеру. Энтузиаст, влюбленный в горы, он с товарищами недалеко от Алибекского ледника построил хижину. Альпинисты ее оценили, желающих там остановиться было намного больше, чем хижина могла вместить. Именно в ней Юрий Визбор написал «Домбайский вальс». Погиб, выполняя свою инструкторскую работу.

«В тот день в альплагере «Алибек» намечалось заключительное восхождение новичков для получения звания «Альпинист СССР» («значок») в категории 1Б на вершину Сулахат (голову Сулахат, как тогда говорили). Всю ночь накануне шел сильный снег, не меньше метра снега легло… На построении перед выходом инструкторы и руководство альплагерем обсуждали что делать, было видно, что они колебались, так как снег продолжал идти. Потом они приняли решение — впереди пошла группа из пяти человек, инструкторов, чтобы протоптать в глубоком снегу тропу для отряда новичков. С отрывом около часа выдвинулись несколькими группами и мы, новички, с нашими инструкторами… Лавина сошла со склонов Сулахат. Как потом оказалось, передовая группа решила идти не к скалам и потом вдоль них, а поперек ложбинки на склоне, и своими следами они подрезали лавинную доску. Они были все в одной связке. Трое пролетели мимо выступов скал ниже и отделались только тем, что нахватались в легкие снега, откопались сами и откопали двух других товарищей. Касаткин Владимир, инструктор, второразрядник, погиб на месте с переломом основания черепа. Игорь Саамов был жив и внешне не имел никаких повреждений. Как потом стало известно у него были отбиты все внутренние органы. Мы соорудили носилки из ледорубов и веревок, положили Игоря и стали транспортировать на перевал, а потом вниз, почему-то решили идти не к «Алибеку», а к Алибекской хижине через нагромождения глыб каждый величиной с комнату. Носилки несли по десять человек. Часто останавливались, растирали руки и ноги Игорю, который то терял сознание и начинал бредить про охоту на медведей, то приходил в сознание и старался подбодрить нас, новичков, чтобы не сильно пугались» - пишет Михаил Каменко.

Игорь Саамов умер в больнице. Через год в его честь назвали перевал высшей категории сложности (3Б) под вершиной Алибек-Баши. А Хижина постепенно пришла в упадок и сгорела в 2004.

Юрий Кулинич, 28 лет, попал в землетрясение во время восхождения на Восточный Домбай-Ульген (5Б). Четверо альпинистов под руководством Бориса Романова были уже у вершины, остановились ночевкой на небольшой полке, когда в кромешной тьме разразилась гроза. Часть стены обрушилась, сметая все на своем пути. Трое альпинистов получили серьезные травмы, на четвертого, Кулинича, упала огромная плита.

Рядом, по другим маршрутам совершали восхождения еще несколько групп альпинистов: все они заявлялись на первенство СССР. Группа Владимира Кавуненко шла по Южному Домбай-Ульгену: «Ночью просыпаемся от жуткого грома. Идёт сплошной камнепад, на небе не видно ни звездочки. Мы как в подземелье. Со сна ничего не можем понять. Запах серы, искры во все стороны. Прямо ад! Когда утром мы посмотрели, что он натворил, ужаснулись. Весь Южно-Домбайский ледник был покрыт камнями. Такого землетрясения не случалось более ста лет. Эпицентр на Кавказе, километров в 15. В районе Птыша зарегистрировали 9 баллов, в Домбае — 6… Плотность падения камней была настолько велика, что все наши перила из верёвки (метров 400) испарились. Не осталось ни клочка. К утру поток камней прекратился, но оставались отдельные толчки, и камни продолжали лететь... И тогда мы начали спускаться. Это был самый страшный спуск в моей жизни: без веревки, без крючьев, простым лазанием. Эпизодически идут камни, горы продолжают дышать».

Кавуненко спустился со стены на морену, к лагерю, подтянулись и другие группы – а Романовской не было. И тогда Кавуненко собрал тех, кто мог пройти маршрут такой сложности. Только маршрута не было: горы стесало, разломало, продолжали грохотать камнепады. «Мне удалось собрать только одну четверку, чтоб выйти на помощь. Это Безлюдный, Романов, Онищенко и я. Поднялся весь Кавказ, идут люди с перевала, несут продукты, но выходить на скальный маршрут отказываются… Я этот маршрут хорошо знаю, но сейчас совсем не узнаю. Всё снивелировано, разбито, сглажено. Камни бьют прилично. Бьют так, что у Безлюдного от каски остался один ободок. У Славы Онищенко тоже разбило каску…» Необходимое для спасения Романовской группы распределили одинаково по всем четырем рюкзакам: понимали, что в таких условиях могут дойти не все. Высокая категория сложности, продолжающиеся подземные толчки, камнепады, ты идешь – а горы под тобой рушатся, намеченный час назад маршрут после внезапного обвала становится непроходимым; и при этом надо было не просто дойти – организовать спуск пострадавших на носилках.

«С двумя ночёвками подошли к ребятам. Их надо было видеть. Полочка чуть больше стола. Лежит Кулинич — детский врач, кандидат наук. На груди у него камень, который ребята не смогли сдвинуть. Раздавило даже стальной карабин. Сидит Боря Романов, Коротков лежит... У Короткова оказалось 13 переломов: таз, бедро, грудь… В нише лежит Ворожищев. У него подозрение на перелом основания черепа. Он то приходит в сознание, то теряет его. У Бориса Романова перелом рёбер и пробита плевра лёгких, началось кровохарканье. Борис спокоен, как всегда, но дышит с трудом. Скажет слово и должен отдышаться. Чёрный весь. При такой травме, как у Ворожищева, редко кто остаётся жить, а он помогал нам спускаться».

За первой четверкой подтянулись еще несколько. Одним из спасателей был Павел Захаров, они создали на полке горы под карнизом станцию, перевалочный пункт: до них носилки надо было донести руками, от них – спускать по отвесной стене. Четверо суток спасатели жили там – провешивали перила, меняли перебиваемые камнепадами участки, готовили тросы к спуску носилок: «Все спасатели и подносчики грузов, работавшие на стене, постоянно испытывали земные толчки – то одиночные сильные, то серийно мелкие. Но всегда рывки были настолько сильны, что ноги отрывались от земной тверди и, возникало полное ощущение невесомости. Когда днем на полке получалось свободное окошко времени, то мы по очереди ложились спать под карнизом. Ночью этого делать было нельзя по чисто психологическим причинам. Когда днем из-под ног уходит почва и, ты целиком отрываешься от скалы и улетаешь в «невесомость» – это воспринималось почти как игра. Но вот ночью эта же процедура воспринималась совсем иначе. Во-первых – все ночи были черны как уголь-антрацит: ни звезд тебе, ни облачка туманного, ни света лунного. Тьма в чистом виде. Страшно. Особенно страшно было во время очередного толчка, который отрывал ноги от скалы. Петли самостраховки еще не натягивалась и, ты начинал ощущать полную потерю ориентации в пространстве, потерю понятий, где «низ-верх» и, как далеко твоя рука от скалы, чтобы схватиться за камень и «приземлить-притянуть» себя… Это состояние усугублялось еще тем, что от ударов камней о скалы, вокруг постоянно висел густой аромат сероводорода, а стена постоянно сверкала искрами этих соприкосновений... Когда сверху падали камни – они падали совершенно беззвучно. Но вот раздавался грохот подобный выстрелу артиллерийского орудия, со свистом разлетались осколки, все вокруг заволакивало запахом густого сероводорода, то тут, то там вспыхивали пронзительные молнии – это чиркали по скалам осколки. И ты не знаешь, какого размера этот камень – разрежет он тебе руку или полностью ее оторвет, а то и по головке погладит».

Раненых эвакуировали успешно, спасательная операция была признана уникальной – носилки спускали сразу на большую глубину, без пересадок.

На пирамидке из камней – таблички с названиями вершин. И имя того, кто поднялся на них – Юрий Губанов. Альпинист, сыгравший с лавинами в смертельную игру со счетом 1:1. В 1967 году Юрий с напарником составлял лавинную карту ущелья Аманауз, чтобы понимать, как провести канатную дорогу из Домбая через Главный Кавказский хребет к морю. Да, были и такие планы. Внезапно со склона Белалакаи сошла мокрая лавина. Напарник успел увернуться, а Губанова лавина утащила. Напарник с максимальной скоростью вызвал помощь, но снег, мокрый, тяжелый, не оставлял шансов. Процитирую Вацлава Ружевского, альпиниста, который участвовал в спасательной операции: «В такой лавине (асфальт!!!), тем более спустя 7 часов, практически нет надежды извлечь из нее живого человека... Мокрый снег достигает веса одного кубического метра до 750 кг. В момент остановки мокрая лавина из попавшего в нее делает «доску»... Ясно, что искали не живого...» Ночью, при свете фонарей, выстроившись цепью, прокалывая зондами снег, выставив наблюдателя, потому что была опасность второй лавины. Зондов на всех не хватало, протыкали лыжными палками без колец. Наконец, поиски решили отложить до утра и скомандовали группе уходить. «Подчинившись команде, мы с Олегом стали подниматься по самому краю застывшей лавины, по ходу втыкая лыжную палку, до характерного цоканья при соприкосновении ее со склоном. В одном из таких уколов палка наткнулась на что-то мягкое... Укол слева, справа и уже понятно, как лежит тело. Сомнений не было! Это он!.. Быстро добрались до пострадавшего. Застывшая лавина – цемент! Освободив голову, в пробитую нишу я сунул руку и дотронулся до лица. Оно было теплое!!!.. Постепенно обламывая смерзшийся снег вокруг туловища, сначала освободили руки. Губанов находился в снежном плену в горизонтальном положении, голова даже чуть приподнята... Вокруг головы свободная сфера с баскетбольный мяч. А ноги прочно запрессованы в уже смерзшийся обледенелый снег… По глубокой снежной траншее его тащили вниз. Приходя в сознание, он орал на весь домбайский лес! Мне тоже хотелось орать от счастья! Не часто приходится нести вниз живого и целого! Пройди мы тогда, поднимаясь из каньона, в полуметре в стороне – и остался бы Губанов лежать до лета».

Сам Губанов рассказывал о лавине: «Я почти убежал от нее, но она меня схватила и стала крутить, как белье в стиральном барабане!.. Мне удалось натянуть ворот свитера на рот и сделать глубокий вдох, задержав его до остановки лавины. Почувствовал нарастающее давление со всех сторон… Успел сложить руки около головы, отвоевав вокруг лица небольшое пространство. Задержанный вдох позволил мне в дальнейшем дышать. Я как бы оставался в отлитой из снега форме. Пытался выломаться на поверхность… Делая выдох, пытался протиснуть руки к ногам и освободить икры, но, наверное, исчерпав запас кислорода в пазухе, я ушел куда-то в мягкое и теплое...»

Тогда Губанову было 29. Ружевский подарил ему еще 26 лет жизни. И как, вы думаете, он их провел? Правильно, в горах. А 1 января 1993 года на перевале Семидесяти трех при спуске на лыжах попал в лавину. Найден в июне. Видимо, в этот раз спасатели прошли мимо…

На кладбище – не все жертвы этих гор. Многих близкие забирали отсюда и везли хоронить на родину.

Тире между датами – это равнина. В корне неверно по отношению к альпинистам: им надо ставить между рождением и смертью изломанный зигзаг горного хребта.

ТУРЬЕ ОЗЕРО. «МЫ ДЖИП ИЛИ ГДЕ?» ВДОГОНКУ… УЕХАВШЕЙ… КРЫШЕ. СИНЬ ВОДЫ И СКРЮЧЕННАЯ КРЕВЕТКА.

20.08.2024

Накануне в заповеднике мы узнали у охранника, что нам повезло: маршрут на Турье озеро в Алибекском ущелье открыли. Еще три дня назад мы про это озеро и знать не знали, а как поняли, что к нему последние несколько лет проход был запрещен, так вот вынь да положь – хотим именно его. Это озеро расположено повыше Бадукских, путь к нему тоже довольно живописный, как обещал интернет, а при желании по дороге можно заглянуть на водопад Алибек. Вроде, все красиво и не страшно. Закрыли маршрут по одной причине: несколько туристов с гидом после водопада пошли на ледник Алибек, завернули сфотографироваться в ледовый грот, из которого вытекает речка Джамагат, и в этот момент на них обрушились глыбы льда. Две туристки погибли, одна была ранена. Трагедию назвали громко – «сход ледника», и тропу выше водопада закрыли на несколько лет. Но в этом июле проход туристам снова разрешили, правда, другим путем, чтобы к языку ледника даже не приближались.

Еще неделю назад я бы гордо вздернула нос и сказала: мы пойдем и к озеру, и к водопаду, и к леднику! Но сегодня нос мой был более реалистичен. Им управляли ноги и опыт.

- Мы пойдем на Турье озеро. А на обратном пути, если очень захотим, посмотрим водопад Алибек.

- Я водопадов насмотрелся на всю оставшуюся жизнь, - сообщил Алеша, и меня это сообщение устроило.

Но был нюанс. Трек начинается прямо из поселка Домбай. Едешь по главной дороге через поселок до конца, а как дороге придет конец, есть два варианта. Первый – оставить машину на небольшой площадке и идти пешком пять километров. Второй – со словами «мы джип или где» свернуть круто налево и вверх, охнуть от первой ямы, офигеть от камней и терки, три раза за пять минут пожалеть, что сунулся сюда, и все же ехать, потому что вариантов ноль – дорога узкая, не развернуться.

- Поедем или пешком? – спросила я перед треком, тщательно затягивая ботинок. – У тебя пальцы хорошо шевелятся?

- Хорошо. А что пишут?

- Пузотерки проезжают, но аккуратно. Джипы едут со скоростью пешехода. Но дорога жуткая. И у меня пальцам свободно, но стопу все равно к концу дня сведет. Решай сам, - ушла я от ответственности.

Алеша прошелся в зашнурованных ботинках, прислушиваясь к ощущениям, взял рюкзак:

- Поедем. Генри тоже заслужил проверку на прочность.

Дорога от поворота до кордона – это адская терка с валунами и ямами, живописно разбросанными в шахматном порядке. Алеша рулил, как в старых советских фильмах, где баранку выкручивают так активно, словно хотят устроить автофуэте то в одну, то в другую сторону. На этом кордоне самые строгие требования: взрослым – паспорта, детям – свидетельства, поскольку вход разрешен только гражданам России. Плюс оформляется договор на туристическое обслуживание. Дело в том, что трек проходит по пограничной зоне. Мы заплатили по 200 р. за каждого человека и еще 200 за машину.

- Мы там проедем? – спросила я сотрудника, выдающего пропуска. В кармане перед шлагбаумом стояла «Лада» с поднятым капотом. Водитель в это время тщательно изучал днище, из-под которого тек темный ручеек.

- Если сюда смогли, проедете, - усмехнулся сотрудник, глянув на Генри. И был прав. Дорога дальше была примерно такой же, но уже без совсем некомфортных булыжников, а местами даже позволяла нормально разъехаться двум машинам.

Хотя кое-где ветки все же оставили на черных боках Генри свои татуировки. Мы двигались со скоростью 10 километров в час. Так медленно пешеходов я еще никогда не обгоняла. Впрочем, их было немного – две небольшие компании. Полчаса – и дорога добралась до альплагеря Алибек.

Это один из первых советских альплагерей. И сейчас там висит плакат: «Мы принимаем гостей с 1936 года». Сначала это были палатки, затем деревянные домики, нынче гостиница, кафе, диско-бар. Никаких тебе «Лыжи у печки стоят», скорее «Плачет девочка в автомате».

Припарковали Генри рядом с неместным Аутлендером, чтобы им было о чем перетереть на своем автомобильном, и пошли по тропе. Справа под деревом стоял большой вольер с распахнутой дверцей и надписью: «За забором алабай, нос в калитку не сувай». Мысль о том, что алабай отнюдь не за забором, а свободно гуляет где-то рядом и может посягнуть не только на нос, взбодрила, и в трек мы вышли весьма активно.

Сначала тропа вела в горку по полям. Примерно через километр показался пустой пограничный КПП. Справа на поле стояла разваленная вышка, а тропа перед лавочкой под навесом, похожей на автобусную остановку, раздваивалась. Влево – на водопад Алибек. Прямо – на Турье озеро. На остановке сидели много бабушек и один дедушка.

- Здравствуйте! Автобус ждете? – спрашиваю.

- Троллейбус, - смеются бабушки.

- Вам к водопаду или к озеру?

- Мы уже все, водопад посмотрели, нам и хватит. Озеро для вас оставили.

- Хорошего дня!

- И вам!

Вот перекинешься так словцом – и на душе веселее.

Тропа пересекла ровное поле и углубилась в невысокий негустой лес. Сначала шла ровно и некрасиво, а потом после ручья, через который проложен деревянный мостик, поскакала ввысь – и тут уже невнятную жидкую поросль сменили любимые пихты и скрюченные березы. Но к зелени прилагались ступенчатые подъемы, проныривания под стволами, растягивания в шпагат, чтобы с одного корня влезть на другой. И тропа узкая такая, паразитка, некуда свернуть, чтобы отдышаться.

- Все выше!.. и выше!.. и выше!.. – бодрит Алеша.

- Вдогонку… уехавшей… крыше… - ну чем я не Винни Пух!

И вот слева – ровная площадка.

- Это смотровая! – тороплюсь я. – Там очень красиво! Вид! Объем! Глубина!

Мне надо, чтобы Алеша туда свернул за ярким кадром, а я в это время смогу снова начать дышать, а то последние метры, кажется, я воздух ушами напрямую в кровь втягиваю – легкие утомились и сказали «дальше без нас».

Ныряем в кривульные деревья – и да, все, как я «люблю»: огромный валун, мы на нем стоим, под нами бездна. Слева ущелье, справа ледник, внизу река. Алеша делает несколько кадров. Что, и все? А хоть минутку отдохнуть?

- Селфи! – приходит спасительная мысль. – Нам в такой красоте надо сделать эпохальное фото!

Алеша выразительно смотрит на меня: вид не то чтобы с ума сойти. Ну, пусть думает, что мне голову напекло, неважно, главное – выиграть еще минутку.

- Вставай сюда на край, и я к тебе.

Встаю безропотно. А сама думаю: что меня толкает в эти горы? Идти тяжело. Спорт – не мое. Плюс я вообще высоты боюсь. Обрывы – точно не для меня. Зачем я здесь? Почему я идут добровольно и с песней? Почему сегодня мы еще даже до озера не дошли, а я уже краем души печалюсь, что завтра уезжать, и гор не будет долго? То ли особый вид мазохизма, то ли какая-то горная муха укусила…

После отдыха идти легче. Но начинаются камни. Это вообще довольно каменистый маршрут. По валунам выходим к реке, свободной от деревьев – здесь уже высоко, и ее берега ограничены только каменным ложем. Кажется, это верховья водопада, по крайней мере, отсюда поток устремляется круто вниз. Проверить сложно, перед возможным падением воду сужают высокие насыпи камней, за которыми не видно ущелья. Некоторое время идем вдоль русла вверх прямо по камням. Трек в телефоне показывает, что надо перебираться на другой берег. Но никакого мостика нет. Проходим чуть выше – и там нет переправы.

Возвращаемся к точке переправы по треку – действительно, здесь цепочка камней, часть под водой, но не глубоко, часть над водой, и по ней через поток вполне можно пройти. Хорошо, ботинки с мембраной, не промокают. Переходим поток, заодно набираем воду, пьем, умываемся.

А потом карабкаемся по камням и скалам. Кое-где – используя все конечности. Понимаешь, как их у человека мало. Наконец, тропа окончательно сходит с ума: маркировка идет прямо вверх по камням. Мы лезем по ним, оказываемся в каменной ладошке, вскарабкиваемся на другой ее край – и внезапно видим чуть ниже в деревьях ультрамарин. Дошли!

Синь воды бьет в глаза. По правую руку берег быстро становится отвесным. По левую – валуны, а за ними довольно ровная площадка. Там же в озеро стекает с ледника ручей. Идем по валунам: можно прямо по-над водой, можно забрать выше – одинаково нормально в сухую погоду. На пологом берегу уже отдыхают две тихие компании. Проходим мимо, пересекаем ручей с разбивающей его на две косы глыбой – хвала ботинкам, ноги сухие – и оказываемся на хорошем галечном языке, спускающемся в воду. Деловито раздеваемся. Озеро небольшое, кругленькое, аккуратное.

Сначала в воду шагает Алеша. Вот тут, наконец, он рассекает синюю гладь, в которой отражаются горы. Затем иду я. Не знаю, рассекаю что-то или нет, но уже не забываю, как дышать – прогресс. Выходишь из воды – и ощущение, что у тебя новая кожа. Легкая и гладкая. Всю усталость смывает. Словно впитываешь эту синь и звонкость озера.

Мы немножечко стоим на голове. Немножечко делаем дыхательную гимнастику. Потом снова в воду.

- Засеки мне минуту, - просит Алеша, поплавав. Засекаю. Он сидит минуту и выходит. Иду я.

- Посиди тридцать секунд, - предлагает он и засекает время. Сижу. Дышу. Холодно, однако не ужас-ужас. Нам бы месяц таких треков – и могли бы вешать себе значок «Несгибаемый гвоздь».

Алеша продолжает йогу, а я делаю несколько шагов вверх по ручью, встаю на четвереньки и опускаю голову к воде – всегда мечтала попить из ручья прямо так, без ладоней, напрямую. Неудобно и забавно.

Рядом вижу на камне соль – туристы оставили для туров. Эти рогатые здесь частые гости, поэтому и озеро – Турье.

Можно было бы походить по окрестностям – по ручью подняться, например, но уж очень здесь умиротворяюще. Не хочется трогаться с берега.

Однако, когда солнце заходит за гору, трогаемся. Перебираемся через камни, доходим до верха гряды, на которую по дороге сюда карабкались. Камни большие – на подъем можно было по расщелинкам на носках подниматься, на спуск лениво искать микроопоры, съезжаю на пятой точке. Алеша старательно снимает. Возмущаюсь:

- Ты можешь снимать, как я героически что-то преодолеваю? А не задницей камни полирую?

- Конечно! Как только ты героически что-то преодолеешь. Хоть разок.

Это – разные точки зрения. Вот мне, например, кажется, что я – красивая и мужественная, волевая и выносливая, перехожу вброд бурные горные реки, подтягиваюсь на скалах, эпично зависаю над обрывами. А на видео скрюченная креветка, глаза в кучку, со скоростью слизня переползает ручей-переплюйку; карабкается, пыхтя от натуги, на камень сантиметров в тридцать; зеленеет лицом и дрожит коленками в трех метрах от края пропасти глубиной в человеческий рост.

Обратно идти легче, говорят. Ответственно заявляю: это мифы от создателей «младенцы много спят», «делать эпиляцию совсем не больно», «в сорок легко похудеть – надо только не есть после шести». Колени уже не гнутся. Земля норовит уехать из-под ботинка. Слезать с камней – это вам не залезать на них. Единственное – дыхалке приятнее, это правда. Поэтому не тормозишь на «минуткупостоять».

Усталые, пыльные, мы с такой радостью сели в Генри! Пришлось бы идти пешком еще пять километров, но нет – и это прекрасно. Генри получил призовое фото с горой Семенов-баши, и мы медленно поехали назад.

Но по дороге я заприметила, что у Кладбища альпинистов на дороге есть карман для парковки. Поэтому мы остановились, чтобы познакомиться с историями тех, кто за горы отдал жизнь.

На входе – табличка со словами из Высоцкого:

«Нет алых роз и траурных лент и непохож на монумент тот камень, что покой тебе подарил…» (продолжение следует)

Тайминг.

Туда:

10.15 – старт на машине от КПП. Время на машине до альплагеря – 55 мин. Километраж – 5 км.

11.20 – старт пешком от альплагеря «Алибек».

13.35 – финиш на озере.

Ходовое время 2.15

Отдых на озере – 1.25 ч.

Обратно:

15.00 – старт от озера.

17.00 – финиш у альплагеря.

Ходовое время – 2.00.

Максимальная скорость: 6,8 км/ч

Средняя скорость: 1,7 км/ч

Высота старта – 1840 м, высота озера 2190, максимальный набор 377 м.

Километраж: 7,3 пеших км.

БАДУКСКИЕ ОЗЕРА. ЗАВТРАК БАСКЕРВИЛЛЯ. ВАШ НОМЕР 23. СТАРУХА С ЧУЛКОМ. ГЛАВМОРЖ. В УГОЛОК КРАСНЕНЬКОГО П..ДАНУТЬ.

19.08.2024

Нам после Софийских озер ничего не страшно, - думали мы лихо и придурковато. Надо пойти в нормальный трек. Выбирать полезли, опять-таки, в интернет. А там отзывы об одном и том же маршруте – от «пробежал за пятнадцать минут в шлепанцах и не заметил» до «умер на первом метре». Пошли брать языка.

На ресепшене отеля была очень милая и активная администратор Ирина.

- Ирина, а куда тут сходить, покрасивее и поинтереснее? Что посоветуете?

- Все красиво. Самые сложные, наверное, Бадукские озера. Я еле дошла, больше – никогда в жизни! Они разные, и дорога через лес с высоченными пихтами, но все время в горку, потом камни огромные. Но люди ходят, нравится.

Три озера, сложно, красиво. Матрасники мы дрожащие или право имеем? Решено, идем к озерам.

В отеле полная уютная повариха готовила на завтрак такую роскошную овсянку, от которой не стал бы морщиться даже сэр Баскервилль! Зарядившись кашей и арбузом, взяв воду и треккинговые палки (Алеше мы купили новые тут же, в спортивном магазинчике), мы отправились к неведомым озерам.

Сначала на машине до указателя на трассе, слева. После съезда по грунтовой дороге пару минут до речки, около которой оборудована небольшая парковка. Мы приехали без чего-то десять, и машины уже занимали четверть мест. Алеша придирчиво оглядывал пейзаж: где тут тень для Генри? Тень была за горами, а на парковку падало открытое солнце и собиралось жарить машины весь день. У въезда примостилась небольшая сувенирная лавка, рядом с ней продавщица раздувала самовар, раскладывала на небольшом столике какие-то шоколадки и хычины для туристов.

От парковки к входу в заповедник через реку был переброшен длинный подвесной мост. Деревянный крепкий настил, веревочные перила, отлично шатается. Все как в моих кошмарных снах. Но Софийские озера псевдоужас сделали нормальной рабочей обстановкой: я гордо проскакала по мосту и только ближе к концу поняла, что еще неделю назад мне было бы на нем некомфортно. Продолжаем визуализировать ночные страхи.

На КПП колоритный охранник взял с нас по 200 р, записал фамилию и количество человек и сказал:

- Ваш номер 23. Когда будете выходить, назовете его.

- Это чтобы мы там не остались?

- Это чтобы мы знали, что вас пора спасать.

Дорога сразу пошла вверх, мимо толстых деревьев, по корням. Подниматься, конечно, приходится в режиме «пыхтачок», но сама тропа великолепна: широкая, набитая, земляная, без осыпей, шагай себе через корни, как по ступенькам, да передавай привет коленям. Мои каждый день возмущались: шо, опять?

Треккинговые ботинки, хотя уже и расхоженные, только сейчас окончательно сели по ноге: я прямо почувствовала, как они четко облегают щиколотку, как мягко фиксируются шнурками. Из-за широкой стопы (дедушка мои копыта с детства ласково называл «снегоступы») и узкой щиколотки я максимально ослабляю шнуровку в самом ее начале и затягиваю в конце подъема. Специфическое, конечно, однако ботинки позволяют так делать – и прекрасно.

В моем рюкзаке – купальники и полотенца, в Алешином – техника. Вода булькает в бутылках, но у озер будет возможность пополнить запас.

Первый час дорога шла по хорошей лесной тропе все время в гору. Лес не слишком густой, без подшерстка, но очень высокий: пихты и буки метров по тридцать, не меньше. Солнцезащитный крем тут, понятное дело, не нужен. Мошкары, комаров и мух нет совсем.

Мы двигались в хорошем темпе: обогнали молодую пару, затем семью, потом еще несколько компаний.

Я всех считала ради интереса:

- Мы уже четырнадцатые! Если на тропу мы вышли двадцать третьими, то сейчас после обгонов перед нами только тринадцать компаний.

Вот еще в детстве бабушка, незабвенной памяти Клавдия Семеновна, говорила: «Юлюша, язык твой – враг твой!» Зря я это сказала. Алеша прибавил ход. Даже если кто-то прошел в восемь утра, мы обязаны его догнать и перегнать!

- Не-не-не, мы не соревнуемся, мы наслаждаемся! – завопила я. Алеша сбавил темп. Наслаждаться ему было нечем, и он начал снимать. Снимать, к счастью, было что: огромные деревья, причудливые корни, пыхтящая я…

В уголок красненького...

О съемках лирическое отступление. В юности, когда мы только поженились, Алеша фотографировал. Примерно так: встань сюда, вот левее, теперь от солнца, голову чуть выше, не щурься, блик поймай уголком глаза, ногу разверни и вытяни… ну и так полчаса. Я старательно сдерживала слезы от солнца, втягивала живот, обворожительно (как мне казалось) улыбалась… Фотоаппарат был пленочный, посмотреть, что получилось, сразу при съемке не было возможности, мы через месяц-два ехали в салон печати, заказывали нужный формат, потом снова ехали и забирали фотографии… В кадре была прекрасная природа: солнце, золотые листья, паучок на переднем плане прямо в центре паутинки… и где-то в углу маленькая красная фигурка, в сантиметр. «Алеша, и ради этого я полчаса позировала? У меня даже лица не видно!» - возмущалась фотомодель. А фотограф с упоением рассматривал паука и говорил: «Понимаешь, тут в уголок надо было красненького п..дануть! Идеально получилось!» Или: утро, воскресенье, ты выспался, щека в подушковой примятости, на голове ирокез, глаза-щелочки, словно осы покусали, пижама на шею вся намоталась, только чуть приподнимаешь голову, еще не понимая, на каком ты свете, и тут – щелк! Готово фото. Любые деньги отдашь, чтобы его никто не видел. А фотограф доволен: какая экспрессия, какое настроение! Есть такая мулька у профессионалов – снимать так, чтобы ты был не ради тебя, а ради композиции кадра, цветового пятна, ощущения, эмоции. Поэтому в походе фото «Любование красотой», «Мужество и доблесть при покорении чего-то», «Изящество движения» - это все не о нас. А вот «Наматывая сопли на кулак, размазня и трусло еле тащится в горку, слабонервным не смотреть» - сто восемьдесят два варианта.

Впрочем, все искупается тем, что при рассматривании фотограф искренне говорит: «Да посмотри, красавица же!» И я благодарю Бога за две вещи: близорукость мужа и деликатность – мне грех жаловаться, художник Тропинин вообще увековечил жену в милых портретах «Старуха с чулком», «Старуха, стригущая ногти» и т.д., а «старухе» на первой картине было 39 лет!

Минут через сорок впервые обогнали нас: спортивные, крепкие парень и девчонка, в беговой одежде, налегке быстрым шагом проскакали мимо.

- Здравствуйте! У вас трейлраннинг? – мне было очень интересно, как они бегают.

- Нет, просто быстро ходим, иногда бежим. Нам так удобнее! – охотно отозвалась девчонка.

- Легкой тропы!

- И вам!

Воодушевленные – вот как можно – мы тоже прибавили темп. Шум реки, бегущей изначально где-то внизу, постепенно нарастал, и вскоре тропа уперлась в металлический мост. Его поставили, наверное, в самом красивом месте реки Бадук – там, где в нее впадает Хаджибей. Уже любимая неоновая вода с живописными камнями, кое-где пересеченная упавшими деревьями – невольно притормаживаешь, заглядываешься.

После моста тропа, словно издеваясь, взметнулась вверх, приходилось карабкаться по корням и земляным уступам, но не очень долго, минут десять, и в конце ждал бонус: скамеечки для отдыха на большой поляне.

Этот трек словно придумывали специально, так грамотно в нем чередовались разные активности: выложился – получи плюшечку в виде ровного участка, наскучила зелень – вот тебе камни.

От поляны тропа смягчилась и стала пологой. Это, наверное, самый приятный отрезок пути. Деревья на ровном месте росли выше и мощнее, как роща гигантов. Между ними, совсем по-новозеландски зеленели папоротники.

Слева от тропы росла величественная пихта: от ствола уходили корни толще моих ног, крона терялась где-то в небе. Мы вдвоем ее не обхватили. Пообнимались вдоволь, поводили ладонями по шершавой коре и с сожалением покинули. Есть в деревьях особая сила. Я люблю припасть к ним и постоять так: возникает ощущение, что мы с ними обмениваемся энергией – я отдаю человеческое, теплое и суетное, а принимаю древесное, медленное, фундаментальное.

Вскоре рельеф снова повел вверх. Высокие деревья постепенно сменило криволесье: мелкие согбенные березки и кустарники давали чахлую тень, под ногами выпучились камни. Внезапно вся эта поросль уперлась в поляну больших, словно специально накиданных валунов.

Следы, понятно, потерялись, но по камням побежали сине-красные отметки. Иду и вдруг вижу краем глаза, что отметка движется! Все, напекло, галлюцинации! Поворачиваю голову – девушка в синей футболке и красной бандане, цвета ровно отметочной краски! Я зажмурилась и снова открыла глаза. Девушка продолжала ловко пробираться по камням. Несколько раз на треке в лесу отметки я принимала за одежду, вглядывалась, понимала, что обманулась, а сейчас, кажется, сама тропа воплотилась в человека, чтобы соответствовать ожиданиям.

Камни довольно устойчивые. Только ты увлекся их прохождением, залез на очередной, повыше – и вдруг перед тобой озеро! Неожиданно, и не знаешь, то ли радоваться, то ли разочаровываться. Оно совсем небольшое, по правому берегу валуны, по левому тропа вдоль воды ныряет в лес. Народ остается отдыхать: с десяток человек уже сидели по камням, бултыхали ногами, кидали в синь белые камешки.

- Идем к последнему озеру, - решительно скомандовал Алеша, и мы пошли. Только разбежались – тропа раздвоилась, и около обеих были нанесены маркировочные знаки. Вдруг – голос из кустов:

- Вы ко второму или к третьему озеру?

Оглядываемся – на бревне в папоротниках сидит человек.

- К третьему.

- Тогда вам наверх. А это дорога ко второму.

- Спасибо! Вы указателем тут работаете? – смеюсь.

- Не, часть моих ушла ко второму озеру, а я жду отставших, чтобы не заблудились, - смеется в ответ.

Проходим еще минут десять – и тропа падает вниз. Оттуда слышатся голоса. Мы почти бежим по корням – и вот оно, огромное, красивое озеро. Обходим его слева – есть хорошие входы в воду. Пара семей и компания молодых ребят уже заняла несколько, но мы отошли подальше. В одном месте толстое упавшее дерево, как пирс, выдается в озеро. Я сбрасываю рюкзак и останавливаю время трекера:

- Час сорок! С моими остановками и твоими фото! Неплохо, да?

- Вы молодцы, у вас хороший темп! – хвалит нас женский голос.

Оборачиваюсь – мимо нас уже обратно идут-бегут те самые молодые спортивные ребята.

- Ну, до вас нам далеко! Удачи!

- И вам!

Откровенно любуемся ими, пока они не скрываются за деревьями.

В чем прелесть ледяных озер – ты пришел, разгоряченный, и даже не надо уговаривать себя, чтобы плюхнуться в чистейшую воду. Я начинаю резво стаскивать с себя одежду. Суровый Алеша не разрешает лезть сразу:

- Подожди, надо остыть. Иначе заболеем.

- Чувствую себя пятилеткой, которую мама не пускает купаться в море, потому что губы уже синие, - ворчу, но на самом деле приятно: меня удерживают! от купания в ледяной воде! А то бы я бы ух бы! Самооценка повышается, настроение тоже. Алеша открывает купальный день на озере – входит в воду, гребет к концу дерева, красиво плещется в солнечных бликах. Я с завистью смотрю, не выдерживаю и тоже вхожу. Тут же забываю, как дышать, три гребка на глубину – три назад, спасительное дно, и можно медленно, с достоинством выходить. Мол, так и было запланировано, скоростное купание, этакий озерный спринт. В воде тонет оса. Поддеваю ее веточкой, высаживаю на дерево. Рядом муравей. И его спасаю. И еще пяток мошек разного калибра. Не сегодня. Не в такой прекрасный день.

Отдыхаем, смотрим, как по склонившейся над водой пихте бегут отблески. Берег постепенно начинает заполняться людьми. Но деревья растут прямо у воды, поэтому между ними образуются мини-бухточки, и каждая компания немного обособлена.

Повыше нас, в лесу, останавливается большая тургруппа, человек десять. Старший их инструктирует: тут можно попить, перекусить, полчаса на отдых. Мы их не видим, но слышим. Интеллигентный возрастной женский голос командует:

- Евгений, посмотрите две минуты на озеро, пожалуйста. Женщины будут переодеваться.

- Может, это интереснее, чем озеро, - дежурно кокетничает невидимый Евгений.

- Дмитрий в прошлый раз не стал отворачиваться, и ему не понравилось. Так что это в ваших же интересах, - спокойно парирует голос.

Яркая синь неба словно смешалась с зеленью леса, и получился цвет озерной воды. Как мало природных красок в Москве. Как скудна их палитра. Я уже знаю, что нам будет не хватать гор на горизонте, ощущения ледяной озерной воды на коже, и только запах хвои у нас тоже есть – не в городе, на даче.

На берегу, чуть поодаль, между тем, разворачивается целая спасительная операция. Несколько человек на сапах выплывают к дальнему краю озера и начинают с досок всматриваться в дно. Периодически перекрикиваются с теми, кто остался на берегу. Из этих публичных диалогов мы, да и все окружающие, узнают, что некто накануне утопил в озере коптер. И сейчас с поверхности пытаются найти его. Учитывая, что глубина озера приличная, метров восемь-девять, это можно считать тестом на прозрачность воды. Неужели найдут? Очень хочется, чтобы у них все получилось.

Мы заходим второй раз. Вода все такая же холодная, привыкания – ноль. Но рядом ребята лет шестнадцати нашу купальную эстафету подхватывают и затевают прыжки с камня.

- Нашел! – кричит парень с одного сапа. – Он, бедный, винтами вниз упал! Сам бы точно не поднялся!

Как они будут его доставать? На такую глубину не нырнешь.

С берега к нему отчаливает резиновая лодка с черной фигуркой. Водолаз?

Народа становится все больше. Это уже без нас: массовые гуляния не относятся к нашему любимому времяпрепровождению. Собираем рюкзаки, идем к тропе. Путь как раз мимо группы коптероспасателей: сапбордисты затаскивают доски на сушу, рядом лежат запасные баллоны с кислородом для акваланга, большая бухта веревки и много рюкзаков. В резинке аквалангист готовится к спуску. Все продуманно и серьезно. Эти – достанут. Если уж все снаряжение сюда затащили на себе, упорства им не занимать.

На обратном пути заглядываем на второе озеро. Не впечатляет. Самое синее из всех, но менее камерное, чем первое, и при этом более зажатое, чем третье. Малоудачный переходный вариант.

Там почти пусто: все успели перетечь к следующим озерам: несколько компаний на берегу не в счет.

- Купнемся? – предлагает главморж нашей поездки. Отступать позорно, и я киваю. Ради «купнемся» он обходит практически все озеро по камням, я покорно плетусь за ним, изображая радость, хотя уже очень хочется просто плюхнуться в воду, где придется. Но Алеша в этом плане похож на кота: он долго и придирчиво выбирает место даже для краткой остановки. Скажешь: давай, тормознем, дух переведем. И он с готовностью: конечно, воооон к тому камню на горизонте только дойдем, три километра вперед и затем еще пять в сторону от тропы, потому что там вид, и вообще. То, что тут везде вид и камни не хуже, его не впечатляет. Я как-нибудь уточню, каким феншуем он руководствуется, что за невидимые меридианы его направляют, какие запахи он чует, выбирая место для минутного отдыха так придирчиво, словно будет ставить там родовое имение, не меньше. Конечно, мы ушли от всех подальше, к месту впадения речки. И конечно, так как озеро небольшое и почти круглое, оказались прямо напротив этих всех, как на ладони. У них даже вариантов не было: смотреть либо в воду, либо на нас.

Но там был удобный вход в воду по длинному камню. Вода прозрачная, дно хорошо видно, и даже не верится, что под тобой несколько метров.

Искупались пару раз – и обратно. Спуск значительно проще подъема для дыхалки, но зато сложнее коленям. Не пыхтишь, как паровоз, однако каждый шаг по рублю.

Вдруг Алеша, шедший впереди, остановился.

- Я, - смело заявляет, - Диоген.

Ну, думаю, напекло. Или переохладился.

А он делает пару шагов в сторону, к большому стволу, садится на корточки и наполовину исчезает в нем. Подхожу ближе. Удивительная штука: ствол диаметром сантиметр восемьдесят внутри совершенно полый, кора толщиной в три пальца отлично держит форму бочки, залезай и живи. Кто его выгрыз – непонятно, но это не работа человека: никаких стружек и опилок, да и незачем так трудоемко и бессмысленно развлекаться.

- Хорошо, жилищный вопрос с тобой решили. Буду еду раз в неделю приносить, - радуюсь я. – Хотя нет, станешь местной достопримечательностью, тебя туристы будут баловать, нарушая запрет на кормление животных в заповеднике. Полная самоокупаемость!

Алеша садится в «бочку»:

- Отойди, ты заслоняешь мне солнце!

Мимо нас проходит порядком уставшее туристическое семейство формата «мама-папа-дочь-сын» и на нового Диогена даже не реагирует: взгляд сфокусирован на ногах, лицо мрачно, цель одна – дойти до финиша. Не до красот.

Мы тоже не бодры: трек лег на старые дрожжи, мышцы не успели нормально отдохнуть. Идем неспешно, наслаждаясь тропой. Алеша долго фотографирует красивую бабочку во всех стадиях раскрытия крыльев в полете.

Под мостом снова набираем воду во все емкости, умываемся, пьем вволю. Самое приятное в этих треках – хороший питьевой режим: ледяная чистая вода в жару доступна на каждом маршруте.

На выходе честно рапортуем:

- Номер двадцать три прибыл.

Охранник кивает. По мосту перебегаем к Генри. Мама дорогая! Забито все! И парковка, и ведущая к ней дорога, и лес, и по обочине трассы тоже стоят машины. С наслаждением стягиваем ботинки – в машине лежат дежурные шлепанцы. О, это лучшее чувство за день – освободить натруженные ноги от обуви! Складываем палки – они сегодня тоже были молодцы. Можно ехать ужинать к Зуле. Все же в режиме матрасника есть свои плюсы.

Тайминг.

Туда:

9.30 – старт от парковки.

11.40 – финиш на третьем озере.

Ходовое время 2.10.

Максимальная скорость: 11,1 км/ч

Средняя скорость: 1,9 км/ч

Отдых на озере – 1 час.

Обратно:

12.40 – старт от третьего озера.

16.10 – финиш на парковке.

Включая фото, длительное купание на первом озере и прочие развлечения. Ходовое и отдыхательное время – 3.30.

Максимальная скорость: 14,8 км/ч

Средняя скорость: – 3 км/ч.

Высота старта – 1600 м, набор 620 м.

Километраж: 10 км.

СОФИЙСКИЕ ОЗЕРА. ДЕДОВ ПРИЗРАК. АДСКИЙ СПУСК. «ЛУЧШЕ ПАЛКА, ЧЕМ НОГИ»

16.08.2024

День 2.

Открываю глаза. С сомнением прислушиваюсь к себе. Нет, не замерзла. Но, кажется, вот-вот начну. Темно. Алеша, судя по дыханию, тоже не спит. Ворочаюсь. Засыпаю. Чушь какая-то выморочная бредится. Открываю глаза. И так раз пятнадцать.

Наконец, темнота в палатке сменяется серым разбавленным молоком. Рву замкнутый круг морока:

- Чего не спишь?

- Коврик сдулся, я на земле спал.

Голоса хриплые, под стать мороку. Вылезаем, чтобы не длить агонию. Соседи проснулись еще раньше и уже собирают палатки.

Солнца нет. Пока мы кипятили воду, заваривали кашу и кофе, на озеро и вовсе наползло облако. Интересно: сыро, туманно, изнутри видишь просветы неба и солнце. Пили кофе с облаком вприкуску.

Марина попрощалась с нами и пошла осматривать окрестности: они с сыном тут еще на ночь останутся, очень им понравилось.

А нас ждал красивый и легкий маршрут, как обещал интернет – и не просто какой-то матрасник, типа нас, а уважаемый портал одного крупного туристического магазина, в котором мы регулярно оставляем кучу денег за экипировку, между прочим. Экспертный уровень. Выходишь от места ночевки налево и наискосок, мол, просто снижаешь высоту, по дороге смотришь еще три озера, два водопада и альпийские луга.

Поэтому мы, не торопясь, взобрались на ближайшую горку, сделали прекрасные фотографии и решили на дорожку выпить кружечку чая.

- Ребята, здравствуйте! А спуск – это с какой стороны озера?

Оборачиваемся. Человек лет 65, в одних спортивных трусах, с голым торсом.

- Лучше справа, тут тропинка прямо вдоль реки идет, - оторопело говорим.

- А то я тут шестой раз, и все забываю, куда бежать. Ну, хорошей тропы вам!

- И вам!

Для понимания: я сижу в термобелье, флиске, шапке. И снимать их не собираюсь. Время – около девяти. Это во сколько крепкий дед встал, чтобы дойти до перевала, взбежать на него (больше ему взяться неоткуда) – и быть готовым скакать вниз. Голышом. От неожиданности мы даже не расспросили его, кто он и зачем тут бегает.

В каждом нашем важном походе должен быть такой дед. Собственно, с чего начался-то у нас этот горный треккинг – с мистического деда. Пару лет назад судьба занесла нас к Эльбрусу. Просто на канатке покататься и посмотреть: горы, красиво. Заехали на Чегет, прошли вверх по тропе, подальше от народа, сели, любуемся на ледник Семерка. Туристов нет, солнышко светит, красота. Вдруг сзади:

- Ребятки, здравствуйте! А не подскажете, на вершинку – туда?

Оборачиваемся. На тропе стоит человек лет 65-70. В синих трениках с коленками растянутыми, шапочке «Олимпиада 80», весь такой из шестидесятых.

- Да, только что группа наверх ушла, - говорит Алеша.

- Спасибо! Мягкой тропы вам!

- И вам!

И дедок пошагал. Мы сидели. Сидели. Сидели. Что-то было не то. И ледник уже не радовал. И солнце как-то не так светило.

- На вершинку? – не выдержала я.

- Дедуля? – поддакнул Алеша.

Мы переглянулись, встали на тропу и пошли вверх. Хорошо, когда понимаешь друг друга без слов. Экипировка у нас соответствовала: и треккинговые ботинки, и куртки мембранные, и палки. А вот горной подготовки не было вообще. И акклиматизации тоже. Решили идти, докуда сможем.

Слабоумие, отвага и зеленый ледоруб. Два раза я хотела повернуть. Дышать нечем, ноги не идут. И два раза думала: ну, еще немножечко, а потом назад. А там – снежник красивый, сквозь него топаешь, интересно. А за поворотом – вершинка. И группа карабкается к ней, бодро так, веселенькими пятнышками. Тут уже ретивое взыграло – быть рядом и не дойти.

Стояли на самом верху, обалдевая то ли от красот, то ли от ощущения «ай да мы, ай да сукины дети!», переглянулись с Алешей и дедуле громко, от души сказали спасибо. Сами бы мы и не подумали, что на вершину горы можно дойти без железных мышц, многолетней подготовки и несгибаемой воли к победе. Но так уютно и обиходно у него это звучало – «на вершинку туда?» Словно спрашивал, как пройти в библиотеку. Уж если он идет – без сомнений, в таком возрасте, и так легко, ласково о грозной горе отзывается… Мы тогда еще не знали, что «вершинка» - нормальный сленг для тех, кто ходит в горы.

С тех пор, когда надо сделать что-то из ряда вон, мы говорим: «На вершинку туда?» - и делаем. Локальный мем семьи получился.

А дедуля, кстати, с горы исчез. Навстречу нам он не спускался. Дальше идти вдоль хребта без снаряжения невозможно. Куда делся? Иногда мы думали: а был ли мальчик? Может, от разреженного воздуха у нас коллективная галлюцинация приключилась?

Спортивные дедули – это наш указующий перст судьбы, но поняла я это позже. Первый привел нас в горы, второй ясно сообщил: спускаться надо здесь, через Айматлы, а не через ваши Запятые.

Но мы тогда не сообразили. Набрали побольше воды, напились впрок и спокойно вышли на тропу: между тремя озерами, огибая Верхнее, черное и скучное, и дальше по большим камням, а затем по гребню хребта к перевалу Кельауш.

Навстречу нам попались две нерадужные группы туристов. Мрачные, уставшие. Я внутренне радовалась: а мы все трудное уже преодолели, у нас теперь красота и сплошное наслаждение. И мы наслаждались: Кавказским хребтом, озером Айматлы внизу, изрезанными долинами, причудливыми скалами и снежниками. Никакие фотографии и видео не передадут того особого чувства, что охватывает тебя в горах: счастья, единения с природой, величия, восторга, легкого страха и ощущения того, что это вокруг – весь мир, и весь мир – это ты. Вписываешься во все это величественное и растворяешься в нем. Магия места.

Весело перекидываясь шутками-прибаутками, по сыпухе спустились с перевала мимо горы Пештера. И вдруг маркировка окончилась. Были камни с синей полосой – и нет. След от ног на камнях тоже незаметен.

Спасибо туристам, они прекрасно маркируют тропы сами с помощью башенок из камней – туров, туриков. Башенки стояли во всех ключевых местах тропы.

Мы спускались по ледникам, затем – огромным валунам. У озера Сапожок (раньше его называли Верхняя Запятая) покидались снежками, но отдыхать не стали – непонятно, что со спуском дальше.

И правильно. С направлением движения стало проще: из Сапожка вытекал ручей Гаммеш-чат, вдоль которого нам надо было идти вниз. А вот с самим движением – не очень. Вдоволь поперелезав через камни, мы вышли на бараньи лбы – крутые круглые скалы. И как тут вниз?

Ручей перешел в режим водопада, а мы – в режим слизней, скользящих вдоль него по этим самым скалам. Кое-где приходилось перелезать по узкому карнизу, вплотную прижавшись к скале. Иногда, чтобы слезть с высокого камня, пользовались попным ходом: садились на пятую точку и съезжали на ней. Местами обрывы были неприятны, но трусло во мне под давлением режима выживания уползло куда-то в копчик и сидело тихо. От сгибательных движений колени, кажется, скрипели. Я с тоской вспоминала Железного Дровосека и его масленку – мне бы такая технология тоже пригодилась.

Наконец, скользкие бараньи лбы кончились, пошел просто каменисто-земляной крутой осыпной спуск вниз через заросли рододендронов. Навстречу поднимались спортивные парень с девчонкой.

- Как там дальше, сложно? – спрашиваю. – Интернет обещает легкую прогулку.

- Врет, - парень не успокоил. – Не очень сложно, но и не прогулка.

Вдруг Алеша, который на ходу снимал какую-то очередную красотищу, поскользнулся на осыпном участке.

- Технику держи! – кричу.

Но он и без меня автоматически – вот что значит съемочный опыт – вздернул руку с техникой наверх, попытался опереться на треккинговые палки, которые нес в другой руке, и отклонился в их сторону, чтобы техника оказалась на максимальном расстоянии от земли.

- Техника – мелочи, - кричит парень, - ноги, главное – ноги!

Наверное, они сильно удивились моей бесчувственности. Но в ногах мужа, этого несгибаемого гвоздя, этого айрон-мена, я более чем уверена. А в американско-китайской технике – нет.

Алеша медленно упал на левый бок, ни ноги, ни аппаратура не пострадали. Палки все же спружинили и замедлили падение.

- Так, все, требую привал, - я села на длинный камень. После шести часов ходьбы без привала ноги просто подламывались. Спуск оказался очень длинным. Слишком длинным. Про это никто не писал. Время уходило катастрофически быстро.

- Смотри, - Алеша протянул мне одну свою палку. Она была согнута под прямым углом.

- Может, выправить? – с сомнением сказала я.

Алеша потянул ее, и она сломалась.

- Ну, лучше палка, чем ноги, - философски сказал он и снова встал на тропу.

Ответить на эту глубокую сентенцию мне было нечем, и я посмотрела на бараньи лбы, которые нависали над нами. Отсюда они казались совершенно отвесными, круглыми, упрямыми, даже не верилось, что мы только что спускались по ним. А вниз уходили бесконечные заросли рододендронов.

И где-то там, совсем далеко, ободряюще блестело озеро Запятая – раньше оно называлось Нижняя запятая. Красивое, словно ложка черничного варенья на блюдечке. Облака то набегали на него, и оно мрачнело, то снова освобождали для солнца, и озеро счастливо искрилось. Озеро лежало на небольшой круглой поляне среди гор – по-научному называется цирк. Цирк он и есть: на эту чертову арену по горе спускались два до предела уставших и мрачных клоуна. Несложный спуск с устатку показался отвратительным.

С бараньих лбов грохотали водопады, горы в оседающем солнце розовели, над рододендронами летали разноцветные бабочки, а я мысленно перебирала виды казней для интернет-писак, которые ни словом не обмолвились о том, что 12 км пути от Софийских озер до Таулу будут такими напряженными и долгими. «Приятная прогулка!» «Вы будете любоваться захватывающими видами!» «Вам захочется длить и длить ее!» Мне хотелось упасть прямо здесь, на горе, и больше никуда не идти. Разве только еще пару шагов, чтобы плюнуть писакам в морду.

Вечерело. Хорошо, в Архызских горах темнеет поздно, запас есть. На крайняк, конечно, у Запятой можно и переночевать. Впрочем, Интернет описывал участок от озера до дороги лаконично: альпийские луга. Никто на нем не задерживался, значит, быстро прошел – и молодец.

Топкая поляна у Запятой была густо покрыта навозом. Одна тропка шла справа от ручья, вторая еще правее уходила в гору (только бы нам не туда, еще один подъем я не выдержу), но навигатор вел левее. И мы пошли по навигатору. Легкий подъем на какое-то предгорье – и вдруг тропа раздваивается. Левая идет дальше, приятная и прямая, правая резко уходит вниз, по сыпучей стене градусов пятьдесят. Нет, нам не туда! Но около нее – пирамидка. Турик. Смотрим навигатор. Да.

Вот они, обещанные интернетом альпийские луга. Да в гробу я видала такие луга! Луг для меня – это ровная поверхность. Альпийский – еще и в зеленой траве с цветочками. А не травянистая гора, крутая, высокая, сыпучая, спуск боком, по шажку, мееееедленно, палки упереть не во что, а по краям, действительно, и рододендроны, и малина – только ее даже никто не ест, сил нет. Муторно, колени отказываются разгибаться, так и идешь на полусогнутых, меняя опорную ногу.

Солнце окончательно зашло за горы. Начинало темнеть. Гора с какого-то места внезапно и очень ровно, как по линейке, обросла лесом. Красивым. Интернет обещал, что тут можно набрать грибов. Но мне уже каждый шаг был по рублю. И даже если бы грибы выскакивали на тропу и просили меня: «Забери нас!» - и не глянула бы.

Алеша еще держался, я шла походкой робота Вертера. Не гнулось ничего. И не выпрямлялось. Однако природа – затейница, нашла-таки способ мгновенно и согнуть, и выпрямить все! Тропа вышла на поляну, по которой задумчиво бродили коровы. Ближайшую, чисто-белую я готова была расцеловать в рогатую морду: дошли! Все испытания кончились! Сейчас только речку перейдем – и мы на дороге. Интернет писал, что через речку перекинуто бревно. И ребята, которых мы встретили в рододендронах, говорили, что метров 30 от тропы влево. Мы прошли сто метров. Бревна нет. Прошли вправо – бревна нет. Можно и вброд, но течение сильное, река довольно широкая, метров двадцать. Трек в навигаторе четко показывал – вам прямо туда.

- Выхода нет, идем вброд, - Алеша начал разуваться.

- Я поищу бревно! Я найду! – метнулась я по берегу. Не нашла. Вернулась. Алеша уже связывал ботинки шнурками, чтобы повесить на шею.

Сзади зашуршало. Белая корова подошла к реке, посмотрела на нее, фыркнула и ушла.

Алеша ступил в воду. Шаг. Второй. С одной полноценной палкой. Вода дошла ему до колен. Вот он уже перешел середину. Вот ближе к тому берегу. Отлично! Он на месте! Моя очередь. Хорошо, я так устала, что не думала, а делала. Штаны – на шею, ботинки – туда же. Первый шаг обжег холодом и освежил одновременно. Камни оказались не очень скользкими. Палки здорово выручали – подогнись, сложись, да просто скользни одна – и я вместе с рюкзаком гребу в ледяной воде. Не думай, иди. Вода до середины бедра. Затем мельче. И вот – последние шаги. Есть!

Ледяная ванна взбодрила, освежила, согнула, выпрямила. Мы умылись, оделись и радостно пошагали к дороге. План был прост: поймать попутку, если нет – дойти пешком.

Но попутки ехали с туристами. А нам – пять километров по легкой дороге, но уже в темноте. Умотанными в хлам. Я тупо считала про себя: тысяча шагов. Еще тысяча. Эта монотонность ритма давала силы идти. Даже слово сказать – сил не было. Километра за два до поселка послышался топот – абрек катал на лошадях девиц, торопил их, чтобы до кромешной тьмы успеть: дорога в камнях, корнях, впадинах.

- Здравствуйте, - говорю бодро и радостно, стараясь, чтобы в голосе звучал неземной кайф, - а сколько до Поляны?

- Минут десять.

- Нашим шагом или вашим?

- Вашим – минут пятнадцать.

Всадники поравнялись с Алешей, который был чуть впереди, и вдруг Алеша мне кричит:

- Ты дойдешь?

- А куда я денусь? - удивляюсь. Он приостановился, дождался меня и пояснил: абрек сказал, мол, женщина устала, давайте подвезу ее.

Наконец-то! Наконец-то меня отчаянные горцы решили похитить! Правда, дело было в темноте, и абрек выказал, скорее, сострадание ко мне, как к неразумной бабке, но я воспряла.

Вот и огни. Но тут, в поселке-то куда? Сзади послышался топот. Еще один конник, еле различимый в темноте. За ним на другой лошади - молчаливая блондинка. Конник указал путь к парковке и направил коня рядом с нами в нашем темпе.

Я решила завязать светскую беседу.

- Кони у вас, - говорю, красивые.

- Это кабардинская порода. После войны специально вывели. Она умная, по горам хорошо ходит. Я вот дончаков купил – не то. Красивые, выносливые, а как в гору идет – все плохо. Эта же маленькая, но тропу чует, ногу не поставит туда, куда не надо, - ответил он не мне, а Алеше.

- Да, мы у вас любуемся ими, - поддержал тот.

- Ты знаешь, ты, когда на коня садишься, у тебя другие мышцы начинают работать. Даже если ты ходишь много – это не то. А на коне первый раз проедешь – все тело болит. А потом тебя с коня и не снимешь. Мишку вы не видели?

- Нет.

- А у нас тут ходят они. Туристов не трогают, скот едят. Мы тут лошадь больную на корм собакам забили, и вот чабаны сидят вот там, тут туристы с шашлыками и музыкой – а ему все равно, пришел ночью и съел все. И следы не видели?

Сцена в стиле Фенимора Купера: полная темнота, ни огонька, ты не видишь собеседника, местного, бородатого, ловкого, только силуэт угадываешь, копыта мягко цокают, а он тебя спрашивает, какие следы ты в горах видел.

- Туров видели, - говорит Алеша.

- Туры к туристам привыкли, подходят близко, но все-таки дистанцию держат. Их тут никто не трогает, мишки коня предпочитают или барашка.

- Красиво тут у вас, - говорю.

- Красиво, - соглашается наш визави и снова к Алеше, не с женщиной же ему разговаривать: - Ты посмотри, тут каждую минуту горы разные. Я сколько хожу, все их знаю, а иной раз отойдешь, задумаешься, посмотришь – где это я? Солнышко по-другому посветит – и горы уже другие. Ну, вам прямо, а нам направо. До свидания!

- До свидания! – отозвались мы и пошагали прямо.

Если кому надо было играть мертвецов в сцене зомби-апокалипсиса, мы как раз на эту роль годились. Пыльные, еле передвигающие ноги, дошли до Генри, сняли рюкзаки, забрались на сиденье и долго пили оставшуюся воду.

Потом приехали в отель. Ужинать не хотелось. Хотелось просто лежать.

Не то что каждый шаг по рублю – лишний раз руку протянуть было невозможно.

Лежишь, полностью обессиленный, вот совсем, а перед глазами – горы. И такой кайф!

Тайминг:

10.40 – старт от Софийских озер

20.10 – финиш на поляне Таулу

Итого: 9.30.

Максимальная скорость: 6,3 км/ч

Средняя скорость: – 1,3 км/ч.

Общее время привалов: 32 мин

Высота старта пешего маршрута – 2800 м, сброс высот 1400 м.

Километраж: 12,4 км.