Дед у меня немного воевал в Манчжурии с японцами в 45-м. Война то всего месяц там была, а у него две медали. Это в 18 лет. На Западе не успел повоевать - пацаном ещё был.

Но прикольный был дед. Меня называл архитектором. Фиг знает, почему. Прикалывался так.
- Ты, - говорит, - пока что только половина архитектора. Как подрастёшь, то архитектором будешь.

А я не понимал, что это за слово такое мудрёное.
Я его "лечить" любил. Он задремлет на диване, а я его бинтами заматываю. А он аж захрапит, пока я по нему ползаю. А ещё у меня был детский игрушечный утюжок металлический. Я потом ему к спине утюжок приложу - а металл холодный такой! Дед аж подпрыгивал! А иногда, если не спит, то я предупреждал: а теперь утюг! Он: блин, нет, не надо холодный утюг! Да поздно... Утюг - значит утюг! Но не ругался никогда. Только ржал всегда вместе со мной. Ну и много всякой такой фигни из детства вспоминается. То, что с дедом связано.

А потом дед повесился. Мне уже 21 год был. Чёт заболел он. То ли его плохо лечили, то ли не знали, как лечить. Долго в больнице лежал. Потом выписали - чёт фигово деду. И лучше не становится. Опять в больницу отправили. Да дед через день оттуда свинтил. На автобусе приехал и домой еле как с остановки доковылял. А я как раз к бабке зашёл. Как она на него полкана спустила!

- Ты чё пришёл? Тебя люди лечат, а ты убежал! Да я сколько договаривалась, чтобы тебя опять в больницу положили! Да ты вообще мою заботу не ценишь!
Дед говорит:
- Да не лечат там. И я домой хочу. Не хочу в больнице. Я дома лучше буду.

Да бабка побежала к сыну, дядьке моему. Он на соседней улице жил. Дядька пригнал на своём "Москвиче", деда загрузили и в больничку. А он, когда уходил, грустно так посмотрел. Потом обнял меня и говорит:
- Сильно не грусти. Всё наладится.
А на другой день сообщили, что ночью повесился дед в больничке в саду. Нашёл какую-то проволоку и на берёзе повесился.
Бабка потом причитала и выла, а мне прям так грустно было, как вспомню, как она его в больницу выгоняла. Дед видать хотел дома умирать, раз вылечить не могут. Да не дали.

И мне ещё сказал, чтоб сильно не грустил. Ни жене так не сказал, ни сыну. Мож канеш сыну-то и сказал потом, когда тот его в больницу привёз. Но бабке точно тогда не говорил, когда последний раз уезжал.

А я сейчас только на два года-то всего и младше, чем дед в год своей смерти.

А я родился в славные времена, когда в детских садиках учили стишок: Я сижу на вишенке, не могу накушаться. Дядя Сталин говорит: - Надо маму слушаться. Только садиков почти не было.
Поскольку семья это ячейка общества, у нас дома был маленький ГУЛАГ: папа с мамой особая тройка, а мы с сестрой Танькой - враги народа.
Если мама кричала в форточку: - Витя, домой! - а я где-то с пацанами играл в прятки и не слышал, дома был двухчасовой допрос.
- Где ты был? - Мы с пацанами в прятки во дворе играли. - Ты врёшь, тебя там не было. Где ты был?
И ваще, я был кусок идиота, а когда будущая медалистка Софа Дубинская пришла ко мне, чтоб я помог ей сделать черчение, мама пила валидол.
Благодаря им я решил стать геологом, поступил в Горный, набрав 15 баллов из 15, нечувствительно превозмогал выволочки в деканате за рекордное количество прогулов, окончил с отличием и уехал в тайгу, подальше от этого чудного мира.
Если считать, что главное - результат, то мои родители меня хорошо воспитали. И что самое интересное: из них вышли отличные дед с бабкой. Когда младшенькая переболела пневмонией и у неё всё время были повторы, мы оставили её у них, и дед всё лето её закаливал.
Кстати, дед с бабушкой у меня отличные были, каждое лето пацаном у них жил, научился работать инструментом, косить и пр. и пр.
А я вот старался быть хорошим отцом, но результат - плачевный.

Жили, были дедушка и бабушка. Дед увлекался охотой и рыбалкой. Редко когда приносил добычу, возвращался поздно, бывало и на следующий  день.  Приходил  заросший, в меру грязненький и с большим перегаром, который не выветривался в доме неделю. Бабушка ругалась и под предлогом развода, запретила деду походы на природу. Тогда он придумал передавать опыт рыбалки и охоты внукам. Тут бабушка отказать не могла. Внуки взрослые, получили разрешения на оружие и пошла подготовка к выезду на охоту. Бабушка  сама собирала деда  на мероприятие. Положила запечённую курочку, сало, огурчики, банку вина собственного производства и сказала деду - смотри там не выглуши всё сам, пусть внуки попробуют.  Дедушку вино не устроило и он подпольно взял две бутылки водки. Охота была на зайца. Пошли по паханным полям, дабы спугнуть зверька из ямки. Сил хватило дойти до первой лесопосадки. На радость внукам дед объявил привал. С аппетитом слопали, приготовленную бабушкой еду и выпили за её здоровье.  Потом выпили за воздух на природе, потом за будущую встречу с зайцем. Дед поделился своей новой стратегией. Он со старшим внуком будет гнать зайца в сторону лесополосы, а меньшой внук  должен быть в засаде. Так  и решили, выпив ещё по стаканчику. Каждый своё. Дед водочку, внуки вино. Как и учил наставник, меньшой внук окопался, застегнул куртку потеплее, надел рукавицы, обнял крепко ружьё и заснул. Зайцы пробежали прямо перед носом горе охотника. Один даже остановился, не поверив, что такое бывает. У деда про поступок внука, на языке даже слов не было, чтобы выразить, что он чувствует в эту минуту. Охоту отменили. Перемирие загладили оставшимися едой и спиртным. К концу  дня вернулись домой. Ну, как?, спросила бабушка. Не спрашивай, махнул рукой пьяненький  дед и не раздеваясь, рухнул на кухне на диван.  Через неделю решили пойти на утку. Подготовка по тому же  сценарию. Опять меньшого внука посадили в засаде, в камышах. На воду  закинули пластмассовых уток приманок. Дед со старшим внуком  спец.средством усиленно крякали, зазывая пернатых , а меньшой опять в этих камышах , обняв крепко ружьё заснул. Больше дед на охоту с внуками не ходил. Не выдерживали нервы, даже  спиртное не помогало. А внуки и рады, не очень то и хотелось!

Мой друг рассказывал о своём детстве.

Отец у Петьки по национальности мордвин, а мать - немка. И хотя родители батины в основном общались на русском, но батя мог их и по-мордовски понимать, и даже немного вести простой диалог. А у Петькиной мамы от немки осталось только воспоминание о девичьей фамилии и заполненная графа "национальность" в эсэсэровском паспорте.

А дед Петьки, тот, который мордвин, в пехоте во Второй мировой до Берлина дошёл и медаль соответствующую "За взятие Берлина" получил. И 9-го мая всегда перебирал с самогоном, плакал на кухне и бормотал: "Убивец я, убивец". Ну, собственно, на почве его боевого прошлого всё и произошло.

Раз как-то Петька пришёл до бабки с дедом, благо на соседней улице жили. Обычно бабка чем-нибудь угостит, а дед всякие истории смешные травил. Тут чёт бабки нет в доме, а дед на кухне грустный сидит и флакон у него раскупоренный. Петьку увидел и заворчал:
- А, фашист пришёл...
И чёт Петьке так обидно это стало. И пошёл он обиженный домой, тем более бабки нет, а дед пьяный.

Пришёл, бате всё рассказал. А батя только недавно из шахты выехал и грамм 150 уже принял. Услышал он про фашиста, сгрёбся - и к родителям.
А дальше уже Петька на следующий день слышал, как бабушка его маме о событиях рассказывала. Примерно так:

Так вот, Лидок, дед, значит, сидит на кухне, а тут Миколай твой зашедши.
- Здорово, - говорит,- батя! Пьёшь што ли?
- Пью.
- Ну, наливай!
Дед, значится ему налил, Колька внутренний механизм свой самогоном прополоскал и сразу деду в глаз и засандалил.
- Эт, бать, тебе за фашиста, - говорит.

Хорошо, что позадь деда холодильник-то был, а то Колька так зарядил, что он бы улетел далече, а так за холодильник хоть задержался.
Дед сковородку со стола схватил и хотел Коляну ею башку начисто сломать. Но тот увернулся - только картоха жарена на всей кухне и разлетелася. Ну, тогда дед-то сковородкой в Кольку и запульнул. Да всё опять мимо кассы - сковорода-то в шкафчик залетела и все тарелки и чашки вдребезги и мусором на пол посыпались. А деду тут обидно стало, что он кухонный разгром устроил и пол кухни уже разворотил, а в Кольку ещё ни раз не попал. Он за табуретку и схватился. А Колька, изверг такой, нет чтоб кухню до конца уже крушить, так он мне в залу побежал. Родитель его за ним и там в зале хотел Миколая табуретом и прикончить. Да так размахнулся, что тем табуретом люстру в хлам и раскрошил. А потом уже табуретом опять же в Кольку махнул, но тот, как только народился - вёрткий с измальсва был. Увернулся сызнова от той табуреты и эта сидушка кухо́нна прямо в стекло от заграничной мебели и влетела. Колька сам же и хлопотал, чтобы тую мебель нам с отцом с городу притащить, а таперича отправили они еёшное стекло вдребезги. И сцепились потом и стали по полу кататься. Все поизрезались стёклами от люстры и от мебели городской. И катались, пока я ведро воды на них не вылила. Потом встали, Миколай-то говорит, вроде, батя, уже хватит кататься нам по полу-то. А дед с размаху тут ему в глаз и влепил. И теперь, вишь чё, вона - у обеих по синяку под глазом и все попорезанные енти бойцы кухонного фронту. А потом пошли самогонку допивать и орут мне:
- Мать, картошки вдругорядь нажарь, а то енту с полу мы собрать никак не могём.
А я им сразу ответствовала:
- Да хрен вам с грядки, а не картошку, супостаты и изверги! Сколь стекла тут понабили, убирать-то мне таперича.
Так они и жрали самогон с капустой одной.

Петькина мама отводит глаза и очень смущается того, что муж её драку с отцом устроил и пол дома родительского разворотил. А бабушка извиняясь говорит:
- Да ты, Лидок, прости ентово старого мерина. Он ж не со зла на мальчонку-то. У него ж голова два раза искалечена была: на войне контуженна, а в шахте дырку пробило. Он как выпьет, то совсем ничё не соображает.

А в это время Петькин батя вешал в комнате новую люстру, за которой уже с утра смотался в город на автобусе, и толковал деду:
- Бать, ты меня извиняй, что сгорячился я, но нельзя на человека фашист говорить, только потому, что его дед немец. Тем более на пацана. Одни только немцы разве фашистами были? А средь немцев и антифашисты случались, например, коммунист товарищ Тельман. А Лидкиного батю ты ж давно знаешь, он тут же и родился, и на шахте на подъёме работал, и тебя из шахты сколь раз поднимал. Ну какой он фашист?

Дед смотрит, как сын люстру вешает, тянет самокрутку и соглашается:
- Так, сынок, так...
- Тем более, бать, ты ж сам знаешь: там, где мордвин потоптался, там от немца ничё уж не осталось!
Дед аж подпрыгивает:
- Так оно, Колька, точно! Глянь-ка кака у Петьки рожа-то вытянута! Истинная мордовская рожа!
И потом сникает:
- Да война всё треклятая. Я ж как выпью, то меня переклинивает, и всё о войне, всё о войне.
- Так тебе, бать, значит пить нельзя.
Дед аж с дивана опять подскакивает:
- Эт как оно так - нельзя? Ты умеешь што ли вовсе не пить али как?
- Бать, да я то молодой, а ты эван, больной весь.
- Э, Колька, да скока ей, твоей молодости-то ишо быть? На раз-два и конец ейный уже выглядыват из-за угла. Ты мне лучше вона чево скажи, зачем ты нам энти мебеля́ с городу притащил? Двести рублёв ещё выложил за них на кой?
- Бать, ну это ж подарок вам с матерью на годовщину свадьбы. Я ж объяснял: от нас с Борисом подарок.
Дед опять подскакивает:
- С Борькой? А он с какого тут перепуга взялся? Я его тута не наблюдал. Ты ж всё в одного приволок и всё самолично тут расставлял.
- Бать, ну Борис деньги тоже прислал вам на подарок. Это от нас двоих.
- Паразит он, брат твой. Только деньгами от родителев и откупается, а сам глаз не кажет. Так ему и скажи: паразит. Хорошо, хоть вы тут с Лидкой рядом завсегда... Так я вона чево... Где таперича новые стёкла брать для ентой буржуйской мебели?
- Да не буржуйская она, а югославская. Из страны социалистического лагеря.
- А мне енто вопрос десятый и мимо кассы, с какого она концлагеря. Где таперича стёкла такие брать, вопрошаю я тебя? Любые не пойдут, тута эвон какие особливые. А бабка с утра запилила, чуть не до гроба. Как завела свою пилораму, так и кусает мене мозги ножовкой. Дети, говорит, мебель енту подарили, а ты в ей табуретами стекла лупишь.
- Не ссы, батя! Найдём нужные стёкла!
- Матери засвидетельствуй, Коля! Не забудь, сынок, а то мне жизни с ентих стёкол не будет! Она ж как запустит свою бензопилу мне на ухо, то никаким самогоном ейное нытьё не отольёшь!

Тут дед замечает Петьку в дверном проёме и переключается на него:
- Ты, внучёк, не забидься на деда. Дед-то у тебя совсем дурак. Мне ж дохтур половину мозгов с башки вытащил и рельсу туды вставил.

Петька раскрывает рот от удивления. Это ж охренеть - рельса в башке! А батя переводит:
- Да нету у него рельсы, сынок. У него травма была в шахте и трепанацию черепа потом делали. А отверстие в черепе пластиной металлической закрыли.
Дед соглашается:
- Да, Петруха, хотели рельсу сперва вставлять, а потом сказали, что и так проживу, с пластиной только лишь. Ну иди до седа внучёк, дед те чё даст.
Суёт Петьке в карман 3 рубля и наставляет:
- Купи внучёк чё нить себе в сельпо.
Петька смотрит на эту идиллию и радуется: хорошие у него родители и дед с бабкой тоже!

А батя не обманул и вскоре выпросил где-то стёкла для югославской стенки. Причём малость другие, так что не одно разбитое только стекло заменил, а все. Но бабке так даже больше понравилось.