Ответ на пост «Гопоту в массы, слово пацана - мерзость»
Когда вышел фильм Околофутбол появился наплыв малолетних ребяток, собирающиеся на забивы, носящие правильный шмот, топящих за родной клуб с ясельной группы. Для меня, как человека посвятившему этой теме почти десять лет, было грустно и смешно. Мол, модники-сковородники, насмотрелись фильмов и пошли понты колотить на пустом месте. Потом, вспомнил, как когда еще сам был в школе, кто-то насмотрелся Бригады и тоже собирались понты колотить и разборки за школой устраивать.
Я это к чему - сериал пройдет, забудется и это. А кто-то успеет получить срок за какую-нибудь дичь, и остудит много голов в своей компании. Херня это все, проходили...
Ответ на пост «Гопоту в массы, слово пацана - мерзость»
Я сам из Казани и в 80-е вырос среди вот этого всего. Фильм максимально правдоподобный. Ну разве что, не было в Казани группировки "Универсам" возле Разъезда.
ТС, как я понял, полагает, что группировки возникают после просмотра таких фильмов? Коли так, так все были тогда пионерами и комсомольцами и смотрели, прежде, чем бандитами стать, "Они сражались за Родину" и "Приключения Электроника". По мысли ТС это Сыроежкин пиздюков научил монтажками "копилки" в башке у чушпанов проламывать?
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Ответ на пост «Гопоту в массы, слово пацана - мерзость»
это из той же серии про рассказы как компьютерные игры вызывают жестокость, убийства и насилие
мы учились в школе смотрели все эти бандитские сериалы фильмы.
и что? все бандиты? да я на 99.9% уверен что со всей школы чертями долбоёбами бандитами стали максимум человек 5-10, и мало того они не смотрели эти фильмы и просто изначально были так воспитаны и были просто долбоёбами.
из своих тогда одноклассников в разговорах про фильмы эти были слова- да они крутые, да стреляю, деньги отжимают, на крутых тачках катаются.
а спросишь хочешь также стрелять людей валить, на тачках кататься, зато бабло есть, телки, они тебе в ответ скажут - я чё долбоёб чтоль
Гопоту в массы, слово пацана - мерзость
Пикабу, привет!
Я редко осуждаю или переубеждаю людей, в общении, когда речь заходит о вкусах (сериалы, кино, книги и т.д.), ведь каждый человек - разный и на вкус и цвет, как говорится...
НО, как в своем уме, можно снимать такое, это сериал, в котором показывают ублюдское быдло, при этом, в очередной раз, после всяких бригад, бумеров, жмурок, это пытаются романтизировать, а персонажей, выставлять жертвами!!!
Я понимаю, что это часть программы, по усреднению населения, чтобы создать одинаковые простые взгляды. Пропаганда льется из каждого утюга и с каждой "независимой" платформы. Но есть ведь какие-то границы? Сколько родителей, потеряли своих детей из-за этого долбанного быдла и гопоты? Сколько раз дети боялись и в страхе шли на улицу... Я вырос в маленьком городе, Соликамске, там где Белый Лебедь. Я все детство смотрел на этих тварей и ублюдков, когда детей запинывали, когда девочек насиловали и отбирали деньги у стариков (на моего дедушку, ветерана войны, дважды нападали!!!).
Эти сериалы, фильмы, их нельзя показывать, про это нельзя говорить, ваши же дети могут стать жертвами!!!
В очередной раз, понятно, для чего это делает пропаганда. Мол посмотрите как тогда жили и радуйтесь тому, что есть сейчас, но они идут по самому ублюдскому пути! Пути насилия и страха, чтобы привлечь больше внимания. Ведь насилие и бандитская тематика очень заходит молодежи.
Понятно, что набегут защитники сериала, мол в РФ всегда снимали дерьмо, а тут и картинка и история, но вы подумайте, они же действительно манипулируют вами. Этот сериал, вызывает ненависть и грусть от бессилия.
Последний концерт на крыше (часть 1)
Автор Волченко П.Н. (на иллюстрации, конечно же, не я, а то, как представляется главный герой произведения)
Последний концерт на крыше
(Дурная кровь)
«Небеса упали вниз,
Ноги встали на карниз
И шагнули вслед за небом,»
Схватки начались внезапно: они на озере, отдыхают, яркий ясный день, солнце светит, до окончания срока еще две недели – не о чем было беспокоится, но… Разом налетел ветер, небо сгустилось перистыми еще облаками, и тут же резко и больно ударило в животе у жены, заструилась по ногам вода.
- Миша, - она схватилась за живот, согнулась, сколько могла, - Миша.
- Что? Пихается? – усмехнулся Миша, гражданский, пока еще, муж перевернулся, и с улыбкой посмотрел на нее. Хотел было потянуться и, как всегда, тронуть округлый живот, но увидел губу закушенную, темное расплывающееся пятно на тонком пляжном полотенце, постеленном на песке. – Что?
- Началось… - она не сказала это, выдохнула еле слышно.
- Подожди… Как? Тридцать восьмая же еще, как…
Она не ответила, застонала только, сжалась вся. Не думала она, что будет так больно, не знала, что все начнется вот так, разом, с пустого места и тут же такая страшная, разрывающая боль.
Миша соскочил, метнулся к машине, обратно, к вещам своим на горячем песке, трясущимися руками вырвал из кармана брюк ключи, и снова к машине. Суета, одна суета: ей казалось, что Миша медлит, казалось, что все он делает медленно, что кучу всего ненужного хватает, мечется почем зря. Он подкатил машину прямо к ней, наехал задним колесом на уголок полотенца пляжного, открыл заднюю дверь своей десятки, и, постоянно и глупо повторяя: «тсссс», поднял ее на руки, уложил в салон.
Через секунды, когда машина, взрыкнув мотором и выбросив из под колес тугие струи желтого песка, скрылась с пляжа, у воды остались два полотенца, пакет с едой и те самые брюки, отброшенные чуть в сторону, присыпанные – под колесо попали.
По городу они пролетели: пальцы на руле побелели от напряжения, Миша смотрел на дорогу не моргая, движок рычал, проносились мимо дома, заборы, машины - все будто стояло и только они двигались. У роддома десятка с визгом затормозила, оставив на сером асфальте черные следы жженой резины.
Миша выскочил из машины, распахнул дверцу заднего сиденья, от приемного покоя к ним уже бежала сухонька пожилая медсестра, вверху, в окнах второго этажа, мелькали лица. Миша протянул к ней руки, и, вдруг, одновременно с ее криком, грянул первый трескучий раскат грома и небо разверлось, рухнуло на прожженную землю холодным, тяжелым ливнем.
Она почти ничего не помнила: расплывчатые лица, острая разрывающая боль, что накатывала, а после медленно и нехотя отпускала, будто крючками ее изнутри вытягивали, чей то злой окрик: «Не ори! Тужься!», а еще ослепляющие всполохи и громовые раскаты, что врывались в родовую с дребезгом стекол, и снова боль… А потом все как то разом закончилось: она обессиленная в холодном поту, медперсонал, строгая высокая женщина в халате с ребенком на руках.
- Почему он молчит? – тихо спросила она. – Он же должен кричать…
Резкий шлепок и ребенок закричал, громко, отчаянно, пронзительно, лопнули лампочки, полыхнула молния, ударил раскат грома, кто-то взвизгнул в темноте.
- Голосистый. – сказала медсестра.
- Нет, это перенапряжение, наверное. От грозы. – предположил кто-то.
- Потемнело то как… - старушечий голос.
- Ребенка дайте… - тихо сказала мать.
Она не увидела, почувствовала в руках живое, скользкое, жаркое – ее родное дитя.
Снова полыхнула молния, резко прочертив холодной синевой в родильном зале, и молодая мама на мгновение увидела у себя на груди нечто страшное, сморщенное, злое, демоническое… Захотела оттолкнуть, сбросить, но… не смогла, и потому обняла, и тихо заплакала.
«Мама, не сердись»
* * *
«Вены жжёт дурная кровь,
Что ни капля - то любовь,
Боги, боги, где вы, где вы?»
- Где он! – рявкнул злой крик из зала. – Мать!
- Что? – она вышла из кухни, отирая руки о перекинутое через плечо полотенце, и, уставилась на сожителя. – Что тебе?
- Где твой выродок?
- Гуляет. – она пожала плечами, и спокойно пошла обратно, на кухню, туда где что-то жарко скворчало на сковороде, откуда доносился шум стиральной машинки.
- Вернется, ноги пообрываю! Сучонок!
Мать не обращала внимания на крики сожителя – привыкла. Максим не был из тех детей, какими обычно гордятся родители: склочный, неспокорный, в глазах его ярких, зеленых, вечно была какая-то бесовская искорка – весь в отца, в покойничка.
Мать на кухне поворошила деревянной лопаткой золотистый, разморенный лук, села на старенькую скрипучую табуретку, уставилась в окно. Максима там, во дворе, конечно же не было – уже не те годы, хотя и раньше, пока бегал он в коротеньких штанишках, не так часто его можно было здесь, в манеже из четырех домов увидеть. Уже тогда убегал то за дорогу, на пустырь, то уходил куда-то по обочине и вышагивал-вышагивал-вышагивал, пока не вылавливали, не находили. Пару раз в милицию обращались. Сколько же он крови попортил, сколько валокордину из-за него пришлось проглотить. А теперь то что: вернулся и то слава богу, ночь дома не переночевал – привычное дело, разве что все равно не спится.
- Мать. – в кухню вошел сожитель: здоровый, рослый, лицо обветренное, красное. Она оглянулась, посмотрела вопросительно, - Ты в шкафу ничего не находила?
- Заначка там у тебя была? – она отвернулась к окну, оперлась подбородком о ладонь.
- Да! Ты нашла? Мы с мужиками сегодня хотели… Ну это, посидеть, отметить…
- А повод?
- Ну так Димасик машину обновил, с ремонта, сегодня первый день.
- Ну да, хороший повод. – согласилась она со вздохом.
- Так давай.
- Что?
- Заначку. Ты же нашла.
- Нет, не я.
- Так откуда тогда? А… - снова зарычал, - Вернется, я ему!
Мать молчала. Все они, после Миши, почему-то откладывали «заначки», хотя вот – положи деньги в общую кучу, бери оттуда, разве кто спросит? Нет… И все они, по первости, прятали заначки в книжном шкафу, во втором ряде книг средней полки – традиция у них что ли такая?
- Попробуй. – она ответила спокойно. За сына не боялась: раз деньги есть, то он сегодня и не вернется, дома ночевать не будет – знала наверняка, не раз уже через такое проходили. Да и сын, хоть и школьник еще, в выпускном классе, в обиду себя не даст: худой, ребра торчат, весь словно из углов сделан, но жилистый, крепкий, кулаки сбитые и ухмылка еще эта его вечная. Может быть даже было бы лучше, если бы не такой он был: не такой самостоятельный, не такой жилистый, и чтобы ухмылки этой его не было… Может тогда с ней бы и остался кто, не уходили бы сожители через месяц, два, может и замуж вышла бы по новой, и жили бы как люди…
- Попробую, я еще не то попробую! – сожитель метался у нее за спиной, кулак его, тоже обветренный, тоже красный, с синей наколкой, с громким хлопком бил о ладонь. – Вот только вернется, пускай только попробует вернуться…
- Сколько там у тебя было? – спросила не оглядываясь.
- Сколько было – все мое, не тебе считать. Не расписаны. – рявкнул в ответ.
- Сколько надо?
- Ну рублей пятьсот… Тысячу.
- В сумочки возьми. Там на продукты… - вздохнула.
Максим шел по улице: руки в карманах, ветер в лицо, полощет сквозь футболку по тощим ребрам, рваные джинсы махрились белыми нитями, стоптанные кроссовки шлепали по прожаренному солнцем асфальту. Максиму было хорошо, привольно, радостно: в кармане лежали деньги – приличные деньги, шел он к Машке, новой однокласснице, переехавшей под выпуск из города в поселок, и, судя по всему, у них сегодня всё должно сложиться удачно.
- Макс! – он остановился, легким вальяжным движением, будто в танце, развернулся на месте. Марго – прошлая его пассия, с которой гулял скорее из интереса, нежели чем по чувству: чуть полноватая, в теле, налитые груди не школьного размера, пухлые губы, простецкое, коровье выражение лица. Уж слишком нахваливали ее, говорили, что гуляет она со студентом каким-то, и что умела она не по годам. Врали.
- Марго! О королева ночи! С почтеньем вам, - и он изогнулся в вычурном до насмешливости поклоне, черные волосы его повисли неряшливыми лохмами. Разогнулся, мотнул головой, сбрасывая непослушную челку с глаз, после чего столь же грациозно развернулся и отправился дальше.
- Макс! Подожди, стой. – стук каблучков сзади, Максим, не оборачиваясь, на секунду представил, как под топиком ее сейчас бухают груди и ему, почему-то, стало противно. Он остановился и, так и не обернувшись, дождался Марго. Она, вполне по хозяйски, хватанула его руку, спросила: - Куда идешь?
- Так, прердвечерний променад, осматриваю владения. – вскинул голову и выдал экспромтом:
«Я, пред вечернею зарей,
Ищу душе своей постой,
Где сможет, бедная, забыться,
Улечься спать, душой укрыться»
- Красиво! – Марго жадно и жарко поцеловала его в щеку, так и не догадавшись о вложенном в стишок смысле. – Это ты сейчас придумал? Да? – Максим промолчал, - Слушай, Макс, а правда, куда идешь?
- К Машке. – честно ответил Максим.
- К этой, к рыжей! – едва ли не зашипела Марго.
- Да, - он повернулся к Марго и, осклабясь во всю свою блестящую улыбку, слащаво, медоносно, молвил, - к огненноволосой.
- Ты… ты! – она отцепилась от него, пальцы ее с лаковым блеском ногтей по кошачьи рвали воздух.
- Да? – он вопросительно поднял брови.
- Тварь! - она залепила ему пощечину, звонкую, и в то же время кошачью – красно прочертились борозды ногтей.
- Заслуженно. – с улыбкой заявил Максим, порывисто охватил Марго, прижал к себе и шепнул на ухо. – Милая, ты была прекрасна. Спасибо.
Поцеловал, и, коротко бросив: «пока» легкой трусцой пустился прочь, крикнул, чуть обернувшись:
- Ты была великолепна, Марго!
Ему было весело.
Вечер: огни кинотеатра за спиной, прохлада пока еще нежная, не ночная, где-то далеко, расплываясь в синем сумраке, звучит музыка, едва-едва пробиваясь через бархат листвы темной аллеи. Рядом Маша, шаги ее слышно, тепло ее угадывается. Максим помнил эту аллею наизусть: там, если свернуть, будет закуток меж высоких, давно не стриженных кустов, а в закутке том приютилась лавочка: удобная и глубокая.
- Пойдем туда. – он махнул рукой, хоть и не различить черт в темноте, но видно по силуэту, что повернула Маша свое востроносое личико в сторону, кивнула и даже угукнула тихо.
Они свернули, тонкая асфальтовая тропка, как раз на двоих, их плечи соприкоснулись, еще один поворот за темные кусты к лавочке и…
- Максик. – басовитый голос, огоньки сигарет, силуэты – черные на черном. – Марго, а вот и твой пожаловал.
Вспыхнул фонарик, ударил по глазам ярким белым светом.
- Со шлюшкой, - чей то хрипловатый, ломающийся голос – шавка, маленький шакальчик при вожаке. – Зашибатая целка. Дашь погонять?
- Максим – руки Маши охватили его локоть.
- Марго. Ты что ли? – щурясь спросил Максим.
- Я. – с вызовом бросила она, и, с вычурным презрением, добавила, - Ка-азел.
- А эти, - он, прикрывшись рукой от яркого света кивнул в сторону силуэтов, - твои пацанчики…
- Ну-ну. – вновь бас, - Поаккуратней, я ее парень.
- Быстро ты себе барбосика нашла. – он усмехнулся, спросил у басовитого, - Как она тебе, сладенькая? А кричит как? Дура, но классная! Тебе по росту.
И усмехнулся, так усмехнулся, чтобы всех взбесить, никого равнодушным не оставить, чтобы аж вскипело все у них, кулаки зачесались и… И Максим первым вперед рванул, по огоньку сигаретки, так, что искры в стороны, и дальше, по фонарю, чтобы в сторону он, чтобы силуэты по кустам гротескными ломаными линиями.
Драка была недолгой, Максима затоптали, запинали, и даже сама Марго соизволила спуститься с лавочки на грешную землю и, со злой яростью пару раз саданула ему вбок острым носком своих лаковых туфель-лодочек.
- Не бейте его, не надо, Маргоша, скажи им… - тихо шептала Маша, Марго не ответила, подошла к своему новому басовитому парню, шепнула ему что то тихо на ухо.
- Матрешка, - сказал парень, Марго же, тем временем, развернулась и пошла прочь, в темноту, и только слышно было как громко цокают ее туфельки об асфальтовую тропинку, слышно было как стихают ее шаги, исчезают, растворяются в бархате листвы, - Ну что, матрешка, и тобой займемся.
Ее взяли в оборот слишком быстро, слишком порывисто, наверное еще бурлила кровь от потасовки с Максимом, слишком сильна была злость у них у всех, у каждого получившего от этого щуплого, хилого паренька на орехи. Затрещала ткань, послышался приглушенный ладонью отчаянный крик, и тут же: «кусается!», громкий хлопок пощечины. Максима держали двое, он не бился, он не рвался, сказал только громко, уверенно:
- Не трогайте! Ее то за что? – и тут же тяжелый удар кулака сверху и асфальтовая твердь снизу…
- Ну, кто первый? – тот же басовитый, но голос уже чуть дрогнул – боится по настоящему взрослого преступления, и, видать чтобы и себя раззадорить и остальных разгулять, добавляет наигранно весело, - Целочку откупорить.
Маша вновь пытается закричать – придавленное мычание, стон. Максим поворачивает к ней голову и видит огромные, словно коровьи глаза: ужас, отчаянье, слезы, мольба… Он никогда не был на бойне, только читал что-то, вроде бы у Толстого, про быка, с которого сняли шкуру, а из глаз его катились слезы – конвейер, и в те времена конвейер, сейчас конвейер – новые работники, испытательный срок у них. Пока они еще боятся срывать шкуру, бить кувалдой по лбам и по хребтам чужих жизней, но это только пока – они способные, их руки знают дело лучше них: уже ухватились не по возрасту крепкие пальцы за белое тело, уже мнут, большего хотят, распаляются, и тащат дальше, дальше за собою, за наглостью своей, холодный блеск глаз… Максиму захотелось закончить все это: не просто вырваться, избить всех, наказать от души руками и ногами так, чтобы потом пришлось отстирывать свои кроссовки – нет, ему захотелось, чтобы все они, вся эта шобла, разом прекратила быть. Разом, мгновенно, навсегда.
Маша убежала. Даже вещи свои толком не собрала, побежала прочь, запахиваясь на бегу в свое рванье, не оглядываясь. Максим сидел на холодном асфальте, чувствовал, как легкий ветерок приятно остужает избитое, отекающее лицо. Фонарик, выбитый из руки в начале драки, так и валялся, светил неизменным белым светом, прочерчивая на кустах, на асфальте, яркие белые освещенные линии и глубокие до абсолютной темноты, тени. Максим захотел покурить: сунул руки в карманы, достал измятую, изорванную пачку, вместо сигарет табачное крошево.
- Жаль… - он протянул руку, залез в карман одного из тех, кто минутой раньше держал его. Есть. Достал, закурил, огляделся: черными кулями на асфальте шесть тел. Неподвижные, возможно мертвые, вернее не так: Максим был уверен, что все они мертвы. Докурив сигарету, проверил: приложил руку к шее того самого, басовитого – кожа была холодной, даже пульс искать не нужно.
- Вот и все… - встал, сунул руки в карманы, и неторопливо пошел прочь, пока еще не зная куда. Была мысль: сразу дойти до полиции, во всем признаться, написать чистосердечное, но ночь была ой как хороша! И проводить ее, последнюю свободную ночь, где то за решеткой, в обезьяннике, с отребьем – не хотелось. Наоборот – ему хотелось подумать, ему с дикой силой захотелось осознать, что… Не понятно, но захотелось, захотелось побыть одному, далеко от всех: от мира, от людей, от себя прошлого, вчерашнего.
Утром он пришел домой, сожитель матери было рванул к нему, вознес кулак, но, встретившись взглядом с Максимом, встал, ощерился:
- Я с тобой потом поговорю.
- Поговорим. – спокойно ответил Максим.
- Шантрапа. – сказал сожитель, и, бросив недовольно матери. – Дурная кровь, скрылся за дверью в зал, через секунду оттуда донеслись голоса, рев трибун, свистки – сожитель включил футбол.
- Кто это тебя так? – спросила мать. Она знала своего сына от и до, и по тому не стала ворковать, не стала метаться, как бестолковая курица-наседка – сын этого не любил.
- Так… - он отмахнулся, спросил, - Менты не приходили?
- Ты что натворил? – она чуть пошатнулась, оперлась о стену.
- Мелочь, мам, мелочь… Значит не приходили.
Сотрудники полиции пришли поздней, с ними была и зареванная Марго. Он собрался, вышел. В машине, когда Максим вместе с участковым спустились вниз, уже сидела Маша, тоже заплаканная как Марго, тоже с красным носом.
- Что сказала? – спросил Максим усаживаясь рядом.
- Ничего. – она отстранилась от него, уставилась на Максима испуганно, и даже всхлипывать перестала.
- Зря. Надо было все рассказать.
- Я боялась… боялась, что ты и меня…
Он усмехнулся, сказал ласково:
- Ни в коем случае, Маша, ни в коем случае.
- Разговорчики! – сказал участковый, усевшись на переднее сиденье, снял фуражку, огладил припотевшую лысину, сказал, - Ох и натворили вы делов, ребятишки.
- Ничего, дядя Лева, разберемся. – с улыбкой сказал Максим.
- Да молчи ты…- участковый бросил фуражку на сиденье, - Эх, дурная кровь! Разберемся, это уж как-нибудь точно – разберемся.
Припев:
Я рождаюсь вновь.
Я рождаюсь вновь.
Я рождаюсь вновь.
(в тексты использованы стихи Трофимова Сергея "Мама, не сердись" - рекомендую прослушать - замечательная песня!)
Ответ на пост «Слился герой»
Ооо, у нас была похожая ситуация с пинанием в спинку и ногами на подлокотнике, только от людей старше.
Был я в славном городе Пятигорск, отдыхали в санатории, мне лет 13-14 было. Познакомился с ребятами, моего возраста, может чутка старше, через какое-то время решили сгонять в кино, не помню, что за фильм тогда вышел. Пришли, нашли нужный ряд, нас трое было, сеанс начался иии... Сзади сели товарищи местные, высокогорные и на протяжении половины фильма доёбывали Диму(имя изменено) , то спинку пинают, то ногу на подлокотник закинут, ряды же в зале друг над другом идут, это видимо их развлечение - "доебись до отдыхающих". Напомню, нам лет 13-15, но выглядели немного старше своих. И вот в очередной раз тип сзади закидывает ногу на подлокотник, Димон, не думая, пизданул ему с локтя в колено и о чудо, со словами "Ай, баля!" нога исчезла. До конца фильма всё было спокойно.
Кино закончилось. Свет в зале включили и мы сразу увидели двух пацанов, которые собственно сзади и сидели, на вскидку лет по 18-19, начали они малость быковать, типо "За щто ты мэня ударил!?" Ну им в вкратце обьяснили, что ставить ноги и пинать спинку кресла не хорошо, пожали руки и разошлись.
Дальше было веселее, мы вышли из зала, сели в кафешке, в этом же кинотеатре, выход из зала было хорошо видно и через пару минут, из этого же зала выходят эти горцы, но их уже человек 10, каким образом они там отпочковались или материлизовались я так и не понял. С которыми руки жали, недвусмысленно тыкнули на нас пальцами и мы начали понимать, шо нам пизда, какими бы здоровыми мы не были, а мы и не были😁, вызти такую толпу мы явно не смогли. Начали искать пути решения, благо мы не тупые, сразу смекнули, что возле главного входа нас ждут пиздюля и приключения.
Мимо проходил охранник, кое как с ним договорились, что б нас выпустил, через запасной выход. Хорошо, что он был в кафе и выходил в парк, через него мы собственно и свалили, потом маршброском через парк и до санатория. С тех пор мы ходили гулять только толпой человек по 10.
Так что, не только дети страдают хернёй с пинанием спинки кресла))
Ответ на пост «Бешеные дети»
Думаю родители не лучше их
Грустно все это их либо такие родители воспитывали либо улица ни то, ни другое ни к чему хорошему не приводит
А что происходит в детских домах думаю многие и так знают
Проблема в том что тот кто должен за этим следить забил ведь на участок где должны быть 20 человек работает 5
Вместо компетентных учителей те кто пошел на пед поэтому что больше никуда не взяли
Естественно это все не ваши проблемы и вы тут не причем, но мне кажется всё-таки надо быть людьми
А от того что таких бить ничего не поменяется они просто озлобляется и всё
И в следующий раз возьмут нож к примеру