Интервью с героем ВОВ Виктором Ивановичем Исаевым – танкистом, освобождавшим Берлин
О том, как попал на фронт, потерял всех однополчан танковой роты, участвовал в битве за Берлин, о штурме Рейхстага, о водружении на него Знамени Победы и многом другом – 94-летний танкист Виктор Иванович Исаев, участник парада 7 сентября 1945-го в Берлине, в Севастополе (Крым, Россия) рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.
Я родился 3 июля 1926 года в селе Мадаево Наруксовского района Горьковской области (Нижегородская область – Ред.). У родителей, кроме меня, было еще два брата. Я был самый старший. Моих братьев уже нет в живых, а я вот скриплю. Несмотря на войну, в 1943-м я закончил 10 классов, тогда такое образование было редкостью. Отец мой, Иван Иванович, до войны был секретарем райкома, а когда война началась он сразу в Горький (Нижний Новгород) уехал, там его назначили секретарем Волжской флотилии. И он ходил на пароходе, забирал раненых по разным местам, и привозил в госпитали Горького. Так вот, получил я аттестат о среднем образовании, и мой папа сказал матери, чтобы сушила мне сухарей, чтобы я шел воевать на фронт. Я так и сделал.
Сначала меня направили в полковую танковую школу в Вятку (Киров – Ред.), где я проучился четыре месяца. За время учебки нас научили тянуть за рычаг. Вообще готовили так, чтобы каждый член экипажа танка был взаимозаменяем, если враг выбьет из строя. Поэтому нас и готовили не только на танки, но и учили управляться с самоходками, как ехать и останавливаться. Я ведь механик-водитель танка, у меня даже водительское удостоверение сохранилось.
Раньше на 34-ке (Т-34) пушка была 75 миллиметров, а когда я попал в учебку, уже – 85-миллиметровые пушки были у машины. В машине, конечно, не развернешься, коленки в спину, тесновато было, но в боях некогда было об этом думать, надо было врага громить, напавшего на советские земли и советский народ, так что о комфорте никто не думал. В экипаже у нас сначала было четыре человека: механик-водитель, справа от меня мой помощник, он же пулеметчик, заряжающий и командир, который выполнял обязанности наводчика, пока не добавили нам пятого – самого наводчика.
Сформировали наш окончательный экипаж Т-34-85 из пяти человек в Бобруйске (Могилевская область, Белоруссия – Ред.), там боевое крещение мое и случилось... А дальше был Белорусский фронт, Сандамировский плацдарм, Висло-Одерская битва… 12 января 1945 г. в 5 часов утра началось наступление.
Мы вошли в Польшу, Варшаву освободили, дошли до Одера. Надо было форсировать Одер, очень тяжелое форсирование было. Сначала мы попытались пройти по льду, послали вперед подбитую 34-ку, у нее башню заклинило, но мы технику не бросали, она вот для таких разведывательных операций годилась. Провалилась 34-ка под лед, один ствол торчит. Нас тогда запросто могли отрезать. Послали мы тогда самоходку в обход чуть правее, она полегче танка, и что вы думаете, прошла. Все стали сразу рубить деревья, пилить бревна и укладывать переправу. Техники, кроме наших танков, было много – Катюши, артиллерия, все войска прошли по этой переправе. Только перебрались мы все на другой берег Одера, пролетела «рама» – разведчик, облетела нас и улетела. А вскоре вслед за ней прилетели три бомбардировщика, сбросили три бомбы и улетели.
-- Всего три бомбы? И больше не появлялись?
Ну почему. Три дня все это продолжалось, бушевал огненный смерч, земля горела, люди стояли насмерть, мы удержались. Нашествий немецкой авиации было много, мы еще и в атаки ходили. Это была битва за город Кинитц, немцы буквально стерли его с лица земли, один фундамент от домов остался, все жители местные сбежали кто куда или попрятались под завалами. Потом нас передислоцировали в город Кюстрин – Кюстринский плацдарм, там мы до 16 апреля и простояли. 16 апреля 1945-го началось наступление на Берлин. Тогда мы столкнулись с жестоким сопротивлением врага, бои были страшные. Иногда вообще было не понятно, кто и кого бьет, кругом все горит, ничего не видно.
Неожиданно нас вывели из боя на передышку. За два километра примерно, к ручью нас отогнали, там широкий старый дуб стоял, его кроны тень давали. Мы под него все сели, огонь развели, чтобы покушать приготовить, и кипяток сделать. Меня тогда в семнадцать с половиной лет не называли Виктор Иванович, все Витьком кликали. Вот командир и говорит: «Витек, дуй за солью к машине», я к танку побежал, а второй тоже молодой парень к реке за водичкой. Только я люк у машины открыл, как два подряд взрыва прогремело, поворачиваюсь, дуба нет, а возле него никто не шевелится. Подходим мы с однополчанином, который к реке бегал, к этому месту, а там все мертвые, ни одного живого, вся наша рота 4 танка по 5 человек уничтожена. Остались мы вдвоем, 18 человек одним махом... Вот так я сходил за солью и остался жив. (Виктор Иванович тяжело вздыхает, долго молчит, вытирая слезы).
-- После этого Вас в другие войска направили?
Нет, ну что Вы, Катенька. Танкисты ведь на вес золота, можно сказать, были. Когда танки горели или рота погибала, выживших танкистов не отправляли в пехоту, а искали для них свободный танк и туда направляли. Заменяли выбывших из строя, своего рода пополнение. Так что я в новом танке дальше воевал, участвовал в других наступлениях. Так дошли мы до Зееловских высот, где за них был танковый бой, как на Курской дуге. Еще перед боем, смотрю, колонна закрытых машин идет, с девчатами. Оказалось, они привезли зенитные прожекторы, чтобы немцев слепить в боях. Очень нам девчата с прожекторами помогли. Немцы ничего не видят, а мы-то их прекрасно видим, и бой, конечно, в нашу пользу.
Так, с боями, 23 апреля мы дошли до Берлина. 24 апреля подошли мы к Рейхстагу. А нас фаустники из одного дома гасят, никак не можем их заткнуть, бесконечный шквал огня на нас обрушился. Надо было срочно что-то делать. Я взял группу добровольцев-бойцов, ворвались мы в этот дом, закидали фаустников ручными гранами, уничтожив шестерых, еще троих в плен взяли. Меня тогда в ногу ранило осколком своей же гранаты.
-- В госпиталь отправили?
Да нет, какой госпиталь. Мы же уже понимали, что война скоро закончится, что праздновать Победу будем. Так что, перевязали меня бинтами, и снова в бой. Я не мог пропустить Победу, без меня вообще никак. Я ползком, а доползу к Победе (смеется). А вообще у меня два ранения было за войну – первый раз пробило осколком гранаты пробку в шлемафоне, голову задело, кровь из уха пошла, ребята меня перебинтовали, и дальше поехали воевать, некогда рассиживаться, врага надо гнать. Так что я дошел до конца войны. 2 мая 1945 года в 14:00 для меня война была закончена в Берлине. Мой танк был последним танком, дошедшим до Берлина, он стоял прямо на горке перед Рейхстагом.
Давайте я лучше расскажу, как на трехэтажное здание Рейхстага знамя Победы водружали, рядом с нами все это было. Вокруг Рейхстага был широкий ров, заполненный водой, все окна в здании были забетонированы или заложены кирпичом, открытыми были только щели для стволов. Фактически было так, мы взяли Рейхстаг, но были вынуждены отступить, потому что в его подвале засели последние 1100 эсэсовцев во главе с генералом.
Это было 30 апреля. Немцы выбросили белую простынь, и их генерал потребовал для переговоров кого-нибудь из советских генералов. А где их взять на передовой, у нас только командир батальона – в звании капитана. Применили солдаты хитрость – лейтенант Алексей Берест, он был огромный, его все ребята звали Ильей Муромцем, переоделся в форму полковника, а его командир – капитан Степан Неустроев переоделся в ординарца. В сопровождение взяли еще пару ребят.
Немецкий генерал попытался условия диктовать «полковнику» Бересту: «Сначала уберите войска от Рейхстага, тогда будем вести разговор о полной капитуляции немецких войск». А Берест ему и отвечает: «Ты что забыл, что мы не в Москве, а в Берлине», развернулись ребята и на выход. Парламентариев вообще не положено ни стрелять, ни убивать. Но немцы показали себя с другой стороны, нашу делегацию сопровождал на выход из подвала офицер СС, он шел сзади, и вопреки всем правилам выстрелил в спину Бересту, но в темноте промазал. Тогда эсэсовец напал на переговорщика и стал его душить, Бересту попалась бронзовая фигурка, он по голове немцу стукнул и насмерть. Немцы сразу все попробовали накинуться, чтобы уничтожить «полковника», но ребята его прикрыли, все обошлось благополучно.
Потом уже некуда им было деваться, они еще раз простынь белую выкидывали, и сдались. Но сначала нам предстояло выполнить задачу – любой ценой захватить Рейхстаг и водрузить знамя Победы. Привезли флаг, вообще тогда такого понятия как знамя не было. Привезли флаг из красного сатина (у меня есть его точная копия), вызвали разведчиков Михаила Егорова и Мелитона Кантария, и лейтенанта Алексея Береста, проинструктировали их. Берест взял в сопровождение отделение сержанта Щербины и в Рейхстаг. Заходишь в здание – направо и налево двери ведут наверх. Темень, тогда еще на втором этаже диван горел, дым, не видно ничего. Кантария с Егоровым говорят, что не могут забраться на второй этаж – трап был разбит. Берест из десяти солдат сделал живой трап, по спинам которого разведчики вместе с Берестом забрались наверх. На третьем этаже Берест нашел лаз, пролез со знаменем, привязал его ремнем к бронзовой фигуре. Это было где-то в три-четыре часа ночи, мы флаг сразу не увидели, конечно, в такую темень. И только когда рассвело 2 мая мы хорошо рассмотрели флаг.
Кстати, у Береста очень непростая жизнь оказалась, ему не дали звезду Героя Советского Союза, как Кантарии и Егорову, его наградили орденом «Красного знамени». После войны он попал в тюрьму из-за своей откровенности и принципиальности. В 53-м он был заведующим клубом в селе Покровской под Таганрогом. Кассира клуба поймали за хищение денег, заодно взяли и Береста, хотя он был ни при чем. На допросе следователь сказал ему, что надо еще проверить – не служил ли он фашистам во время войны. Ну, Берест и не сдержался, выбросил того следователя прямо с креслом в окно. Дали ему 10 лет, позже срок скостили до пяти, потом и вовсе реабилитировали, но на хорошую работу из-за судимости он так и не смог устроиться. Берест погиб героем, спасая девочку, упавшую на железнодорожные пути. Для меня он навсегда останется Героем с большой буквы.
-- После Победы сразу домой вернулись?
Нет, я еще 11 месяцев в Германии служил, пока в феврале 46-го нас не перевели в Сталинград. Я участвовал в параде Победы 7 сентября 1945 года в Берлине у Бранденбургских ворот. Сталин сказал – параду быть, его должен был принимать Жуков (Георгий Константинович Жуков – Ред.). В нем должны были участвовать американские, английские и французские войска. А что было на деле – маршем прошли наши войска в основном. Стоят иностранные представители на трибуне: Робертсон (Брайан Робертсон, Великобритания – Ред.), Паттон (Джордж Паттон США – Ред.), Кениг (Мари-Пьер Кениг Франция – Ред.) – ждут Жукова, а его все нет. Ровно в 11:00 секунда в секунду Жуков прибыл на трибуну, поздоровался со всеми, и сказал речь. На Параде пошли наша пехота, танки, артиллерия, Катюши, иностранных было очень мало, пехота была, а техники их мы вообще не заметили. На парад привезли ИС-3, его только изготовили, он не участвовал в войне. Прошлись, разошлись и на этом наша война закончилась окончательно. Все мои награды дороги мне, награжден двумя орденами Великой Отечественной войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За мужество», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы».
Войну я закончил в звании сержанта, а в 1970 году вышел отставку в звании полковника. Отучился в Камышинском танковом училище. У меня служба была адская, после училища меня направили под Таллин на остров Найссаар, оттуда на Дунайскую флотилию. Потом в Севастополь, затем была служба в бухте Провидения, Берингов пролив Аляска, дочке моей тогда было 2 месяца, ехали на место назначения 13 суток в жестких вагонах и потом морем. Потом на Камчатке служил. Вернулся в Севастополь. Сейчас часто здесь встречаюсь с молодым поколением, рассказываю о войне. Не хочу, чтобы люди переписывали историю, поэтому делаю все, чтобы не забывали о тех страшных и тяжелых днях.
Источник "Время МСК" - http://mskvremya.ru/article/2021/0649-vov-interview-veteran-...
