Этот необычайно знойный субботний июльский день 1972 года мы с Игорябой провели на Бердянской Косе, возле Агарского мыса. Полный штиль, абсолютно спокойное синее море, никаких волн, никаких течений, а вода прозрачна настолько, что, зайдя в воду по шею, чётко, как под увеличительным стеклом, видишь свои ноги с песком и ракушками под ними, будто в каком-нибудь Чёрном, а не в Азовском море. И ослепительно чистое голубое небо с раскалённым солнцем над головой! И на целый день! Такой денёк встречается не каждый год!
Купались, плавали до второго «меляка», и ещё дальше от берега, ныряли в глубоких местах до дна, и загорали, конечно, хотя к середине лета наша кожа и так была золотисто-загорелая, впрочем, как и каждым летом, даже у альбиноса Игорябы, которому загар давался необычайно тяжело, отчего в начале сезона он всегда ходил красный, как рак. В честь такого «праздничного» для души дня даже выпили немного, сходив за двумя поллитровками биомицина («Біле міцне плодовоягідне») родного бердянского винзавода в жестяное «кафе» неподалёку (ох, и мерзостная забегаловка! Как бедные туристы из «палаточного городка» там питаются? – Только от безысходности!). Можно, конечно, было обойтись и без спиртного, но только не нам – ведь мы стараемся наслаждаться каждой минутой жизни, пока молоды, этакие эгоисты-гедонисты, не то совсем скоро, через какие-то 15-20 лет, наступит унылая старость, и не сильно-то и понаслаждаешься. А с таким наркотиком, как биомицин, все чувства обостряются, и наслаждение жизнью обретает совершенно неожиданные краски. Недаром на Западе вся молодёжь наркоманит вовсю, правда, биомицин им недоступен (бедняги!), поэтому они перебиваются всякими суррогатами, вроде героина, кокаина, гашиша и банальной марихуаны, а потом дохнут, как мухи, от банальной передозировки. А всё потому, что под запретом!
Зато у нас, в СССР, всё разрешено, более того, алкоголь заменил религию – мужчины «банячат» почти поголовно, по случаю, и без случая, да и большая часть женщин старается не отставать – равноправие ведь! Да и как иначе – церкви давно позакрывали, развлечений, кроме кино (как правило, уныло-советского), в нашей глубокой провинции нет, да и стране помогать надо – несмотря на мизерные зарплаты, в магазинах ничего нет, а то, что есть, никто не покупает, но ведь нужно госбюджет наполнять! Ну как непонятно-то: к примеру, сделали самолёт-истребитель ценой в несколько миллионов рублей, отдали бесплатно братскому народу дружественного Вьетнама для защиты от американской агрессии, несколько тысяч советских рабочих получили за это зарплату, а купить за неё и нечего – самолёт-то вражины уже и сбили. А вот если государство наделает спиртного из гидролизного спирта (из опилок, как пел Высоцкий), из красителей, эфирных масел, плюс немного дешёвых виноматериалов, и даже сравнительно недорого продаст этим работягам, то в итоге все довольны, ведь себестоимость ингридиентов дешевле стоимости алюминиевой пробки на бутылке. И бюджет наполнится - можно новые бомбардировщики делать, и в Египет отправлять – пущай Израиль бомбят! И, главное, с досугом у работяг всё в порядке – кому морду набьют спьяну, кто ходит песни горланит, и никакого театра с балетом ему не надо, а кто и в вытрезвитель попадёт, а это уже целый экстрим. Государственное дело – вся советская власть на «коленвале» (один из видов дешёвой водки), биомицине и самогонке держится!
И апофеозом всей этой вакханалии является наш непросыхающий плямкающий «лидер» Лёня, с заплетающимся языком, которого стыдно показывать не только чужим, но даже и своим, и который вечно лезет целоваться в губы почему-то только ко всем встречным мужикам, что, согласитесь, очень подозрительно и некрасиво. Нет, нам, конечно, отовсюду беспрерывно рассказывают, какой он великий и гениальный, но, глядя на него по телевизору и в киножурналах перед фильмами, каждый из нас понимает, что сам может точно так-же читать текст по бумажке заплетающимся языком после выпитой бутылки водки, или двух биомицина, а после несложного грима – и даже неотличимо от оригинала. Так и мерещится, как перед выходом к камерам, перед самой дверью, подносят к Лёне два подносика, на одном стакан ледяной водочки, какой-нибудь этакой, спецзаказовской, и бумажка, а на другом – только один стакан, и говорят: «Пей первый стакан и иди читай текст, а когда прочтёшь, но только нормально, без халтуры, не так, как в прошлый раз, то вернёшься за вторым!». Ну, может, ещё немного гипнозом заполируют, вместо закуски, чтобы чётче всё было.
Но народ помалкивает, по приобретённой при Сталине привычке, его всё устраивает: бухаем вместе с Лёней, народ и партия, так сказать, едины, так что – нормально, Георгий? – Отлично, Константин!
...Растягиваем пляжное наслаждение не «до упора», где-то до половины пятого, ведь мы сегодня идём на танцы в парк, куда и полагается нам, семнадцатилетним – только туда, как и зимой в городской ДК, что в бывшем Дворянском Собрании, ходят холостые малолетки, которым ещё нет 19-20 лет. На «пятнадцатке» едем в центр, разбегамся по домам, быстро перекусываем, переодеваемся и уже в пол-седьмого встречаемся возле ликёро-водочного магазина на улице имени Республики.
Почему так рано? – Так тут ещё одна «засада» - лёнино антиалкогольное постановление двухмесячной давности, «Пьянству – бой!», как говорится, в полном разгаре. Не шутка – самая дешёвая водка подорожала аж на 35 копеек (остальные, подороже, ещё больше), а это значит, что у людей украли аж по 60 грамм с каждой бутылки! А если кто скажет, что это мелочь, так плюньте тому в лицо – такая «лекарственная» доза миллионам людей утром на «опохмелке» жизнь спасала! Вопрос жизни и смерти! К счастью, «чернила» не подорожали, и для их продажи ничего не должно было измениться, но, как водится в провинции, местные «ленинцы» на первых порах решили перестраховаться (заставь, как говорится, дурака Богу молиться, так он и лоб расшибёт! Чужой, естественно!) и позакрывали все винные отделы в продмагах, открыв вместо этого «фирменный» ликёро-водочный в центре, на Республике, введя этим горожан в сильное напряжение – ведь магазин, как и писалось в постановлении, работает только с 11 до 19. Представьте, как пример: дикая летняя жара, постоянно хочется пить, и днём, и ночью, но вам говорят: «Пейте только с 11 до 19, только 8 часов из 24-х, остальное время суток нельзя, терпите!». Нормально? – И я так думаю! Можно, конечно, пытаться делать стратегические запасы, но это не выход – все знают, что уже купленное спиртное надо немедленно уничтожать, потому что оно начинает мгновенно портиться!
В общем, маху дал Лёня с этим постановлением, потерял кусман авторитета у народа, видно, ещё и на танки для иорданцев против израильтян решил насобирать. Нет доверия властям – всегда норовят обмануть!
...Перед закрытием магазина в нём скопились толпы «жаждущих», в том числе и курортников – вечер субботы, не дай бог не успеть, тогда беда! Но мы успеваем, и, собрав всю мелочь по карманам, наскрёбываем ровно на три «пузыря» чернил – в этот раз, пользуясь субботним ажиотажем, продавщицы втюхивают всем самый худший вариант из дешёвых – «Рожеве міцне», мотивируя тем, что «Біле» и «Червоне», мол, уже распродали. Делать нечего, покупаем, что есть, и сразу же ищем укромное место для выпивки, чтобы не шокировать рыскающих вокруг милиционеров циничным «распитием спиртных напитков в общественном месте», рискуя попасть при этом в милицейский «обезьянник» на ночь в горотделе на улице Свободы, или на 15 суток, а то и в вытрезвитель. Искомый «ресторан», проверенный временем, находится в двух кварталах, во дворе Первой школы, закрытой и безмолвной ввиду летных каникул, где обнаруживаем несколько групп «коллег», пришедших с той же целью чуть раньше.
Не знаю, где ещё применяют краситель, придающий «Рожевому» цвет – может, для грунтовки метизов, или для протравки зерна перед посевом, но для внутреннего употребления он абсолютно непригоден, сильно ядовит даже в малых дозах, буквально пара глотков «Рожевого» вызывает сильный рвотный эффект, и, чтобы полностью выпить купленное, надо иметь определённые самоубийственные навыки. Разумеется, с нашим опытом эти навыки у нас есть, я выдыхаю, задираю бутылку круто вверх, как пионерский трубач горн, и, не дыша, безостановочно выпиваю её до дна, после чего привычно подавляю рвоту, не дыша ещё несколько секунд.
Находящаяся рядом тройка парнишек-дилетантов, на свою беду, начали пить «Рожеве» с паузами, как пиво, отпили по трети бутылки, а дальше ну никак – организм не пускает. И не пустит! А будут насиловать – и выпитое вырвут. «Вот так надо пить!» - заявляет Игорь, и за три секунды опорожняет свою бутылку, после чего мы распиваем поровну третью и уходим – здесь больше нечего делать.
Опьянение от «чернил» с токсичным красителем мягко, но мощно ударяет в мозг, превращая наш облезлый, кроме центра, разумеется, Бердянск в волшебную страну, окрашенную глубокими, мерцающими цветами, и населённую улыбающимися, милыми и добрыми жителями с немного расплывчатыми лицами. В начинающихся сумерках мы выходим на проспект Ленина, называемый некоторыми претенциозно «Бродвеем» (правда, глупо?) и идём к морю, приветствуя многочисленных знакомых. Попрохладнело, но всё равно очень и очень жарко, не меньше 30 градусов, и у всех лица блестят от пота.
Между нами говоря, мы совсем не алкаши-дармоеды, как может показаться на первый взгляд, всё-таки, мы учимся в техникуме, где учащиеся не могут поголовно быть пьяными на занятиях – это прерогатива большинства наших техникумовских преподавателей (хороший пример для нас, не правда-ли?), превративших свои кабинеты и кладовые для наглядных пособий в своеобразные бары-распивочные, начинающие «работать» с самой первой пары – для «поправки здоровья» с утра. Так что, бухаем мы только по выходным, вечерами, да на каникулах, как сейчас. Но пройдёт всего полтора года, до защиты диплома – и здравствуй, пожизненное рабочее ярмо! Хотя нет, сначала два-три года армейско-флотского счастья... Да что там говорить, уже через два месяца меня ждёт «полугодичная» (на самом деле 4-хмесячная) практика на заводе, токарем на станке.
А ещё у нас есть хобби – музыка, популярная, англоязычная, конечно, а у меня – ещё и «запойное» чтение книжек, с шестилетнего возраста. Почему англоязычная? – Ну, она модная сейчас во всём мире – все подростки, независимо от страны, синхронно слушают битлов, цеппелинов, криденсов, дип пёрплов, и многих других, но одних и тех-же. – Они же лучшие! Они выдерживают испытание временем – их можно слушать много раз, и они не надоедают, в отличие от наших доморощенных поющих гитар, весёлых ребят, магомаевых, кобзонов, мондрусов и прочей прикормленной пропагандой шушеры. Действительно, что могут сделать несколько десятков наших «бессмертных» «прикормленных» против сотен тысяч ихних беспрестанно меняющихся действительно талантливых ребят? – Ни-че-го! Наши пропагандисты всех мастей, естественно, злятся, делают вид, что всё прекрасно, мол народ даже на свадьбах и поминках песни только про Ленина и Партию поёт, а вместо танцев фуэте по двадцать раз подряд на пуантах под Чайковского крутит, ну, и борятся изо всех сил с этой заграничной гадкой так называемой «музыкой»: глушат по радио (там вообще всё глушат, кроме «Маяка»), запрещают, не пущают, обсирают, и пакостят по мелочам – самые популярные заграничные песни якобы «переводят» на русский язык, заставляют «прикормленных» фабриковать «переведенные» пародии на оригиналы (такая гадость получается!), и крутят потом эти пародии по всем каналам до тошноты, до отвращения. Доходит до того, что объявляют оригиналы якобы переводами с русскоязычных пародий! Просто нет слов!
А потом принуждают и неприкормленных эту пропагандистскую чушь играть: к примеру, мало ли что посетители ресторанов, или танцев желают слушать, так нет, можно только вот из этого списочка играть, иначе всех из оркестра уволим к чёртовой матери с волчьим билетом, и деточкам дома кушать нечего будет! И звучит по всему Союзу: «...Увезу тебя я в тундру...; ...Мой адрес не дом, и не улица...; ...Венера, голубая моя Венера.., и т.д., и т.п.».
И вот представьте: приходим мы, наслушавшиеся дома вдоволь отличной студийной современной музыки, в хорошем качестве (записи с пластинок), на танцы, а там чисто духовой оркестр, в стиле джаза 40-х (а во всём мире уже давным-давно процветают группы с электрогитарами) поёт: «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам...». Какая тундра? В Бердянске? Кто её видел? Причём «певца» (один из саксофонистов) из-за этих труб еле слышно – усилитель слабоват! Теперь понимаете наш скепсис и желание на танцах только слегка поразвлечься?
...Пройдя «Бродвей» до конца, выходим к морю, идём по Горького к пляжам, где, не смотря на сумерки, купается ещё довольно много людей, в основном, приезжих – при такой жаре в тёплой же воде, чувствуешь себя, как космонавт в невесомости. Стемнело, наступила настоящая чёрная южная ночь с яркими сияющими звёздами и луной. По времени, на танцах оркестранты уже должны были отыграть первую часть вечера с обязательного пропагандистского списка, и, после небольшого перерыва, начать вторую часть, а публика, соответственно, - растанцеваться и заполнить полностью танцплощадку. Пришла и наша пора.
Танцплощадка плотно забита людьми, вокруг неё тоже толпа зевак, в основном девчат, с выражениями лиц гимназисток в зоопарке у клетки с краснозадыми павианами. Билеты на танцы летом стоят по 30 копеек (зимой по 50), а после посещения винного магазина у нас в карманах пусто, но нас это ни капли не смущает - подходим к ограде танцплощадки к заветному месту возле тополя слева от эстрады, где выломаны верхние части двух штакетин, а дальше тело, по приобретённой в бердянском детстве привычке, действует автоматически: толчок ногами, руки на забор, рывок, ноги в выщербины забора, и прыжок вниз прямо в проплешину на танцплощадке, где никто и никогда, из-за таких вот прыжков, не танцует. Придерживаю спрыгнувшего следом Игоря, и, пригнувшись, мы сразу шмыгаем в сторону, в толпу поглубже, скрываясь таким образом от кинувшихся к этому месту ментов и дружинников.
Естественно, сразу пускаемся в пляс под пародию на пародию очень популярной два года назад, серьёзной, в общем-то, песни английской группы «Кристи» «Желтая река», о парне, который возвращается, наконец-то, с войны (подразумевается, вьетнамской) к своей подруге в дом у Жёлтой реки. В пародии же откуда-то взялся Карлсон (видимо, поэт Илья Резник немецкий в школе учил), и вот певец-саксофонист еле слышно бормочет:
«День и ночь ждём мы Карлсона:
Прилетай к нам, пожалуйста.
Нам трудно жить без тебя, чудак наш,
Песня заканчивается, и после небольшой паузы начинается «медляк» как бы на польском языке, впрочем, из-за рёва духовых в бормотании солиста можно понять только два слова: «Закохане, закохане». Я приглашаю на танец из соседней группки девчонку в максимально смелой мини-юбке с шикарными длинными загорелыми ногами, отвлекающими внимание от ординарного лица. Разговаривать во время танца бессмысленно – сквозь причёску «Гаврош» видно, как в её мозгу, как на Синайских скрижалях, высечено только два завета: «Када поженимся?» и «Тока после свадьбы!». Не могу описать словами этот многолетний психоз бердянских девчонок: «Замуж сразу после школы!» - считается, видимо, как эхо войны (хотя прошло почти 30 лет!), что, если не выйти замуж до 19, ну, максимум до 20 лет, то уже и никогда и не выйдешь, так и помрёшь старой девой. Нет, на вид эти южные девицы вполне уже невесты (и задницы, и сиськи вполне на уровне), но что прикажете делать парням? Им же в восемнанадцать в армию, или на флот на два-три года, ну какие из них женихи? Они сейчас с вами, как по минному полю гуляют! А ветер и дурь в голове у тех и других? А быт – где и за что жить-то? У родителей? Свадьба, быт, тёща-свекровь, быт, скандалы, ребёнок, свёкор-тесть, быт, большие скандалы, уход-возврат, быт, ещё большие скандалы, быт, уход, развод после года-двух семейной жизни, разведёнка с ребёнком – не сошлись характерами! Оно этого стоило? Куда спешили? – Дурь, массовый психоз, и ничего более.
Прямо в середине танца ощущаю сильный толчок в спину, привычно сдвигаюсь вместе с партнёршей на пару шагов в сторону, и любуюсь змейкой их шести человек, пробежавшей мимо – один убегающий, которого пытаются избить пять преследующих, но не могущих этого сделать из-за того, что тот убегает. И правильно делает – глупо драться одному с пятью (затопчут!), умнее потом как-нибудь с ними по отдельности разобраться. Рядовая для танцев ситуация – меньше 3-4 драк за вечер не бывает, обсуждать нечего, мы молча дотанцовываем и расходимся.
Следующий танец – «антикварная», ещё довоенная тридцатитрёхлетняя инструменталка «В настроении», в варианте Гленна Миллера. Под неё ещё наши отцы вытанцовывали, видимо, тогда же и в разрешительный список включили. И кто только её не исполнял! Бесспорно, сегодняшнее исполнение на танцах - наихудшее из всех в истории – рекорд. Стоит заметить, что оркестр на танцах с гордым названием «Азовская чайка» безбожно растягивает все исполняемые композиции, к примеру, эта вместо положенных трёх с половиной минут звучит минут пятнадцать, грубо говоря, вместо положенных трёх куплетов играется одиннадцать, и так со всеми композициями. Чему удивляться – все музыканты под приличным градусом, как и публика, поэтому всех всё устраивает.
Объявляется второй перерыв, сразу-же начинает звучать настоящая, магнитофонная музыка, и под необыкновенно красивый гитарный проигрыш Лэд Цеппелиновской песни «Ramble On» мы получаем контрамарки (картонные квадратики с прямоугольной печаткой) и выходим проветрится – уж очень вымотало нас затянувшееся «настроение». Казалось бы, вот она, качественная, признанная во всём мире музыка, танцуй-не хочу под магнитофон, зачем мучить этих доморощенных трубадуров, но нельзя – идеология не контролируется, да и не принято так – вот, к примеру, полгода назад наш ведущий городской «хиппарь» Белкин в городском ДК в перерыве с двумя девчонками под битловскую «Hey Jude» демонстративно потанцевал, так ему ребята с «восьмухи» сразу морду набили, чтобы не выстёбывался сильно.
Второй, последний перерыв короткий, ведь уже начало одиннадцатого, мы отходим недалеко, до пляжа, в надежде поймать там хоть маленький ветерок с моря, но где там – воздух здесь так-же неподвижен и душен, и, кроме редких парочек, никаких курортников уже нет. От жары у нас вместе с потом выдохлось почти всё опьянение, сейчас бы самое время «добавить», но... «с 11 до 19 в специализированных магазинах...», а продавщицы, небось, уже дома давно дрыхнут... Особо прохлаждаться некогда – через три квартала на танцах опять слышна пронзительная духовая музыка – начало модного «хита»: «Мой адрес не дом, и не улица...» - второй перерыв закончился, и количество танцующих сократилось вдвое – уехали на последних автобусах далекоживущие из Луначарска, АКЗ, РТС, Дальних Макортов.
Остались самые заядлые, «центровые» танцоры, поэтому оркестр будет играть в основном быстрые мелодии – сразу после «адреса» звучит знаменитый замысловатый ван леувеновский гитарный рифф начала песни «Венера», прославившей два года назад голландскую группу Шокинг Блу, но в последующей какафонии духовых инструментов мелодию песни можно угадать только по еле слышным словам «солиста», бормочущего:
Жиденький тенорок саксофониста, который никак не может быть ни моей Венерой, ни моим огнём, хотя бы потому, что он мужчина, не идёт ни в какое сравнение с мощным глубоким контральто солистки Шокинг Блу, но публика, прекрасно понимая, что ей никогда не увидеть ни живого, ни телевизионного выступления, ни даже фотографии большеглазой Маришки Верес, самозабвенно отплясывает под модную халтуру. Потом лабухи играют «Карлсона», и, практически без перерыва, затягивают бесконечную столетнюю еврейскую инструменталку «Семь сорок» (фрейлехс), минут на двадцать. Большая часть танцующих охватывает друг друга за плечи, образует несколько кругов, некоторые один в другом, и самозабвенно кружатся в разных направлениях, при этом, хочу заметить, евреев на танцах практически нет - они туда не ходят. Откуда что берётся? Впрочем, чему там учится, небось, не вальс...
...Предпоследний танец, по-традиции, «белый», солист затягивает: «Для меня нет тебя прекрасней...», а меня приглашает другая симпатичная длинноногая «мини-юбка», на вид, чуть постарше меня, годика этак на два-три, что сразу исключает любую мою попытку познакомится с ней – никто из знакомых попросту не поймёт мои встречи со «старухой». Конечно, я был бы не прочь завести интрижку с такой девушкой, только она ещё не созрела для неё – не сходила замуж, не распробовала «клубничку», не развелась, для всего этого ей нужно ещё лет десять, вызреет годам этак к тридцати. Я не красавец (нос длинноват) и низко котируюсь на бердянском рынке женихов – бедный (видно даже по одежде) студент, без доступа к свободной «хате» (проблема на весь Союз!), поэтому мой удел – «крутить» любовь с какой-нибудь симпатичной девчонкой, не чересчур сильно рвущейся замуж – «ходить», от бедности, конечно, как у нас говорят («Жанка с этим козлом уже полгода ходит, а он её замуж не берёт!»). Это и правильно – в техникуме учиться ещё полтора года, потом – или армия, или ещё учёба в институте, а потом всё-равно армия, ещё позже – работа неизвестно где с неизвестным жильём, и только тогда я смогу слезть с родительской шеи. Ну куда жениться-то? Тут даже девчонку «для ходьбы» проблема отыскать - наверно, совсем не на танцах, и не обязательно это должно произойти, как в кино - удар молнии, или током, солнечное затмение, короткое замыкание, взрыв эмоций, там, любовь с первого взгляда, совсем не обязательно, но хоть какая-то взаимная симпатия должна же быть? Да, было дело, встречался я с несколькими девчонками, но как-то не законтачило...
Оттанцовываем со «старухой» молча, и, под финальное: «...Не умирай, любовь!», расходимся, а «Азовская чайка» «бацает» на русском языке последнюю на сегодня песню, прославившею 13 лет назад американского певца Нила Седаку, называвшуюся тогда «Билет в одну сторону», немного грустную, про парнишку с разбитым сердцем, со слезами уезжающего на поезде от своей неудачной любви, чтобы никогда больше не вернуться назад. Русскоязычная же версия имеет строго противоположный смысл, совершенно в соответствии с советскими канонами 30-х годов: зима, мороз, иней на проводах (сильный мороз!), парень едет на поезде в поисках своей синеглазой (это важно!) мечты, направление указывает ветер, вариант неудачи даже не рассматривается. Весело, оптимистично, по-комсомольски – практически готовый марш для первомайской демонстрации! Субботний «вечер танцев и отдыха» подошёл к концу, мы уходим, проходимся по «Бродвею», который почти опустел и расходимся по домам – Игорь идёт ночевать в бабушкину квартиру в центре (последний автобус в посёлок АКЗ, где он живёт, ушёл ещё час назад), я иду пешком домой.
Карабкаюсь на гору по крутой тропинке, освещённой полной луной, и, в который раз, размышляю, зачем, в конце концов, я хожу на эти танцы. Насладиться музыкой? -Ха-ха! – Разве это музыка? Потанцевать? – Ха-ха-ха! – Разве можно назвать танцами наше дилетанское топтание на месте? Познакомиться с девушкой? – А их можно увидеть за этими брачными акулами? Так всё-таки, зачем? – Очень просто: стадный инстинкт! Все бухают, и я бухаю, все идут на танцы, и я тоже, все танцуют, и я танцую! Как все и не хуже, чем у всех – да на этих двух китах держится СССР!
С горы любуюсь панорамой ночного Бердянска, луной со звёздами и сверкающей лунной дорожкой на море. По прежнему очень жарко. Прихожу домой в начале первого ночи, родители с сестрой уехали ночевать на дачу – там прохладней. Всё! Этот длинный и насыщенный день подошёл к концу!
Утром просыпаюсь почти в полдень от громких, полных вселенской скорби, звуков похоронного духового оркестра прямо под окнами – похороны! Выглядываю в окно – хоронят моего сверстника Костю из четвёртого подъезда нашего дома. Глупая, бессмысленная смерть – пришёл на день рождения девицы из общежития Азовкабельного завода, в сорока метрах от дома, сел играть на гитаре на перила балкона её комнаты, естественно, пьяный, не удержал равновесия и упал спиной назад с четвёртого этажа прямо головой на асфальт. Перелом основания черепа, кома, смерть через трое суток, не приходя в сознание. «Біле міцне плодовоягідне» продолжает свою кровавую жатву...
