Как Тула встречала грозный 1918-й год.
Сегодня последние дни рокового семнадцатого рисуются нам исключительно в темных тонах — голод, разруха, братоубийственная война. Да, это действительно было так, но, несмотря ни на что, наши предки не унывали. И каким бы скудным ни был праздничный стол, как бы ни мерзли туляки в почти неотапливаемых домах, какие бы опасности ни подстерегали их на улице,— новогоднее настроение преобладало. Во всяком случае, газета «Тульская молва» убедительно это доказывает.
Наши предки умели пошутить и от души посмеяться над действительностью, каковой бы она ни была.
Для детей и швейцаров
«Какой-то мудрец, а может быть, и не мудрец вовсе, изрек истину, заслуживающую того, чтобы повторить ее в наши печальные дни,— с таких слов начинался рождественский фельетон в одном из предновогодних выпусков газеты „Тульская молва“ за декабрь 1917 года.— Он сказал: „Рождество — это праздник детей и швейцаров“.
Почему детей? — задается вопросом автор фельетона по фамилии Лесно (вероятно, псевдоним. — С. Т.) и сам же себе отвечает: — Потому что все пестрые и веселые затеи Рождества для них… Елка в ее блестящем наряде, подарки рождественского деда, смех, санки, морозный ясный день, красное зимнее солнышко, гуси, поросята, пряники и пр.
Почему швейцаров? — продолжает фельетонист.— Потому что среди всех обитателей Государства Российского они единственные, которые не вынимают из карманов, а, наоборот, кладут в карман…
Достаточно швейцару произнести „с праздничком, гражданин буржуй“, глядишь — рубль уже в кармане».
Буржуи тогда еще не перевелись.
«Из всего вышеизложенного очевидно, что тот, кто назвал Рождество праздником детей и швейцаров,— вполне прав. Так по крайней мере было до сих пор, и может быть, так и будет»,— наивно предполагает В. Лесно, возвращая читателя следующей частью своей заметки в суровую реальность.
Ёлка из березовых дров и кредитных билетов
«Представьте себе, если вы, конечно, не швейцар, которые в данном случае в счет не идут, что у вас двое прелестных детишек, ожидающих от вас всего того, что они вправе ожидать от Рождественского деда… — обращался к современникам В. Лесно.— Во-первых — елка…
Вы покупали осенью березовые дрова по 60–70 рублей за сажень. А попробуйте купить теперь рождественскую елочку, из которой, во-первых, не выйдет и одной восьмой сажени дров, а во-вторых, которая все-таки елка, а не береза — и вы увидите, что меньше четвертного елочных дел мастер с вас не возьмет.
Впрочем, если вы человек изобретательный — попробуйте сделать елочку из березовых дров, это и дешевле, и практичнее».
Тула, страдающая от недостатка дров, которых городскому самоуправлению сначала было не на что покупать, а потом — неоткуда взять, тяжело переживала холод, который в те годы не шел ни в какое сравнение с нашей плюсовой новогодней слякотью. Промерзшие стены неотапливаемых домов и квартир волновали обывателя чуть ли не больше, чем скудость питания. Хотя и то, и другое лаконично дополняли друг друга, олицетворяя собой классическую российскую разруху.
«Украсить елку полагается различными бусами, шарами и звездами,— продолжал фельетонист.— но, право, если вы человек экономный и думающий о своем будущем, вам выгоднее будет обвить елку гирляндами из кредитных билетов».
Да, именно так ценились тогда деньги, точнее их подобие, сохранившееся в истории под названием «керенки» — в честь министра-председателя Временного правительства А. Ф. Керенского. Такие казначейские знаки будут находиться в обращении вплоть до 1 октября 1922 года, когда, согласно декрету Совета народных комиссаров РСФСР от 8 сентября 1922 года, они де-юре утратят платежную силу. Обмен керенок на советский рубль образца 1922 года будет производиться в соотношении 10 000 к 1. Поэтому неудивительно, что цена цветной бумаги для вырезания новогодних гирлянд могла оказаться больше стоимости листов, на которых печатались печально известные денежные знаки.
В подарок — розги, на угощение — фантики
Рождественский фельетон в «Тульской молве» заканчивается словами: «Бедные столичные и городские дети: ваш праздник испорчен в этом году. Что даст следующий?»
Про следующие и подумать страшно, если уже в уходящем родителям предлагают такое: «Единственным доступным вашему обывательскому карману подарком детям является розга, которую в изобилии и не особенно дорого продают у входа в бани… Вместо пряников и других сладостей, которые видятся теперь только во сне,— повесьте сахарные карточки и бумажки от прошлогодних конфет, в которые для тяжести можно положить, если у вас останется случайно от обеда, корочку хлеба…»
Конечно, все приведенные цитаты сатирического текста — предновогодняя шутка, но… с такой долей правды, что как-то и невесело.
Гуляем!
Елок, подарков и сладостей дети в конце 1917 года все-таки дождались. В газете «Тульская молва» сохранилось, например, вот такое сообщение: «30 декабря (12 января по новому стилю.— С. Т.) в помещении столовой при тульской почтово-телеграфной конторе и телефоне для детей служащих была устроена елка, во время которой играл струнный оркестр, организованный из служащих конторы; детям, собравшимся в количестве около двухсот человек были розданы подарки и сласти».
Развлечением для взрослых стали встречи Нового года в клубах и театрах, где проводились праздничные ужины и карнавалы. Посетить названные мероприятия можно было в две смены: первая смена непосредственно провожала старый 1917-й и встречала новый 1918-й с 23 часов 31 декабря до 4 часов утра 1 января, вторая смена занимала места с 5 утра и могла гулять до 9 часов того же дня. Соответственно холостяки и незамужние дамы преобладали в первой смене, семейные пары — во второй.
Кроме того, Тульский пивоваренный завод, по сложившейся в период антиалкогольной кампании традиции, выпустил к праздникам солодовый напиток «Унион», который предлагалось каждому доставить на дом в любом количестве. Много ли оказалось желающих пить в новый год безалкогольное пиво, «Тульская молва» не сообщила.
Зато поистине бесценный для своего времени подарок сделал любителям выпить… кто бы вы думали? Тульский губернский комитет по борьбе с алкоголизмом. Аккурат перед новогодними праздниками он начал отпуск денатурированного спирта. «Тульская молва» писала: «С понедельника 18 декабря (31 по новому стилю.— С. Т.) ежедневно, кроме праздников, с 10 часов утра и до 2 часов пополудни открываются работы 20 городских участковых комитетов по выдаче книжек на отпуск денатурированного спирта в следующих помещениях…» Список прилагался.
«Желательно предъявление удостоверения о необходимости спирта от организаций общественных, профессиональных или политических» — вот вам и бюджетный корпоратив. Правда, отмечалось в объявлении, «предъявление таковых удостоверений не гарантирует получение означенного в нем количества спирта».
Еще одним отличием года 1917-го от предыдущего, как ни странно, стало обилие «ритатуйки». То есть аттракционов и прочих увеселительных приспособлений как для взрослых, так и для самых юных туляков. Откуда они взялись в год революции и куда пропадали в предшествовавший «мирный» год, остается загадкой.
Так что, несмотря ни на какие невзгоды, даже в самые тяжелые периоды нашей истории, праздники оставались праздниками. В конце 1917 года «Тульская молва» в последний раз проанонсирует и осветит новогодние торжества: в октябре 1918 года издание газеты прекратится.
