Хлудаз незаметно взял Хаймарикса за локоть, а Гунтихарьяз продолжил:
- Можешь сходить за Гударуной. Если хочешь, чтобы она попрощалась с сыном. Видишь, я готов подарить ей то, чего была лишена моя жена. А я пока привяжу Хайма к дереву и посторожу. Вы, наверное, захотите совершить обряд. Я подожду.
Хаймарикс осторожно посмотрел на отца, но Хлудаз сжимал губы и игнорировал его. Наконец, он повернулся всем телом в сторону вождя.
- Я не пойду за Гударуной, - сказал он, поднимаясь с земли. - Привяжи его и пойдём поговорим.
Гунтихарьяз взглядом приказал Хаймариксу подняться, подвёл его к ближайшему дереву, там опустил его за плечо на землю и связал его руки сзади ствола. Перед тем, как уйти с вождем, Хлудаз бросил на сына взгляд, и Хаймарикс не увидел в этом взгляде ни злобы, ни упрека. Когда шаги затихли, он опустил голову на колени и разрыдался. Сколько он так плакал, он не знал, потому что время странным образом изменило свою скорость. Стемнело. Между черных стволов ему стало мерещиться бледное лицо Хель, которая сегодня приняла дар от него, а теперь с нетерпением поджидала самого дарителя.
Какое-то время двое шли молча, а потом Хлудаз заговорил:
- Ты знаешь, у меня только один сын. Хотя боги послали Гударуне шесть родов.
- Знаю, - зло посмотрел на него Гунтихарьяз.
- Я это вот к чему. Убей меня вместо него.
- И лишиться охотника, воина и друга?
- Если ты убьёшь моего сына, я всё равно не смогу жить. А если ты убьёшь меня, я умру как твой самый благодарный и любящий друг.
- Закон есть закон, Хлу.
- Закон - это ты, Гунт. Никто ничего ещё не знает. И не узнает.
Гунтихарьяз задумался, а Хлудаз продолжил:
- Подумай о Гударуне. Она ещё переживёт мою смерть, но смерть сына... Послушай, - он остановился. - Я не смогу жить с таким горем. У тебя есть ещё сыновья и дочери, а у меня Хаймарикс - единственный сын.
Злоба в глазах Гунтихарьяза превратилась в гнев, он сдвинул брови и спросил:
- Да, я потерял не единственного сына, а ты потеряешь единственного. Но разве моё горе будет меньше твоего?
- Нет, Гунт, - Хлудаз грустно покачал головой. - Не меньше. Я маленький, и моё горе маленькое. Вот только... это горе будет больше меня самого. И больше моей маленькой семьи. А ты большой. У тебя большая семья. Она больше, чем твоё большое горе.
- Гударуна хорошая жена, - вождь немного смягчился. - Пусть она сама выберет, кто из вас понесёт наказание.
- Нет, Гунт, не надо. Не заставляй её выбирать, кому умирать - сыну или мужу, это жестоко. Она не простит того, кто останется жить, и она не простит себя. Просто убей меня и скажи ей, что я погиб на охоте. Она бы и сама выбрала сына, но не заставляй её убивать мужа.
- Мне будет тебя не хватать, - сказал он и кивнул в знак согласия с просьбой Хлудаза. - Завтра на рассвете.
Вождь зашагал в сторону селения, а Хлудаз остался стоять, испытывая одновременно облегчение и нарастающий ужас. Он никогда не боялся смерти, но всегда предполагал, что она настигнет его внезапно, заберёт в бою так, что он и не заметит, как его земное сражение продолжится в небесном чертоге. Теперь же ему оставалась одна ночь и одно утро, а после - бесславный конец. В голове осталась одна-единственная мысль, за которую он отчаянно цеплялся: "Это правильный выход, это спасёт моего сына. И Гударуна решила бы так же".
Он вернулся к привязанному Хаймариксу, сел рядом, улыбнулся и сказал:
- Всё хорошо, Хайми.
- Нет, отец. Не хорошо, - Хаймариксу пришлось прокашляться, потому что в горле у него давно пересохло.
- Всё хорошо, - ещё раз сказал Хлудаз, коснувшись щеки сына. - Завтра днём ты можешь вернуться домой, - и перерезал верёвку.
Хаймарикс удивлённо посмотрел на отца, разминая руки. Тот ещё раз улыбнулся и кивнул ему, чувствуя, как его собственный страх понемногу отступает по мере того как к сыну возвращается жизнь.
- Как так может быть, отец?
- Ты не хотел. Это случайность.
- Да, но...
- Живи дальше, ты прощён. Возвращайся завтра в полдень, - Хлудаз отвязал сына от дерева.
- А ты?
- Я утром ухожу на охоту. Всё, беги, переночуешь в лесу. Вернёшься завтра в полдень.
Парень хотел ещё что-то сказать, но Хлудаз занёс руку, будто бы для удара, и Хаймарикс по детской привычке отскочил и бросился наутёк, а Хлудаз ударил ствол дерева, оцарапав себе костяшки. Потом нежно коснулся коры ладонью и вдруг почувствовал, какая она теплая и шершавая, и как ему страшно, что это последний раз, когда он её касается. И как он любит этот лес, где вырос, и столько раз охотился, и сражался с чужаками, и уединялся с Гударуной, и вот теперь попрощался с сыном.
В воздухе пахло землёй и ещё чем-то. Хлудаз никогда не обращал на это внимания, и теперь ему были скорее неприятны эти чувства. Он развернулся и пошёл назад в селение, но тут же был сражен новым ощущением - ему так нравилось идти, просто идти. И от мысли, что завтра в это время такой возможности у него не будет, ему захотелось плакать. Ему, который не плакал, когда умирали его родители и дети, и когда вражеское копьё пробило ему ногу.
Войдя в селение, он почувствовал запахи - родные, уютные. Кто-то сегодня жарил мясо, кто-то строгал свежую древесину, кто-то обжигал горшки, и теперь то один, то другой аромат доносился до Хлудаза, рассказывая ему эти нехитрые истории. Когда он открыл дверь своего дома, Гударуна стояла над котлом, где варилась каша.
- Ну как? - спросила она осторожно.
- Сегодня ничего. Чуть не поймали оленя, - и Хлудаз растянулся на шкурах, постеленных в углу. Гударуна принялась чистить какой-то горшок в ожидании, пока каша будет готова.
А Хлудаз вдруг увидел её маленькой девочкой лет одиннадцати, которую он, сам ещё шестнадцатилетний подросток, увидел на съезде союза племён. Он тогда тоже впервые почувствовал что-то, чего не мог объяснить, и это раздражало его, так же как и все эти новые чувства сейчас. Он не знал, что предпринять, просто стоял и глупо смотрел, как маленькая Гударуна бегает с другими детьми, и её светлые волосы мелькают то там, то тут. Потом он решил не смотреть на неё, надеясь, что наваждение пройдёт, но, кажется, на самом деле он не хотел, чтобы оно проходило, не мог удержаться и снова искал её взглядом. На том дело в тот раз и кончилось.
В следующий раз, когда Хлудаз увидел Гударуну через год, она стала больше похожа на девушку, чем на ребёнка. Её приняли в компанию старших ребят, где был и Хлудаз. Он не разговаривал с ней, но пристально следил, чтобы ни один другой парень к Гударуне не подходил. Она общалась только с девушками, и его это устраивало.
Ещё через год родители стали спрашивать Хлудаза, на ком он собирается жениться. Хлудаз молчал, уходил от вопросов и даже от самого себя зачем-то гнал мысли, что можно жениться на Гударуне. Родители называли имя то одной, то другой девушки, а Хлудаз только мрачно отнекивался. Ночью перед съездом союза племён он взмолился богам, что, если ему суждено жениться, пусть это будет Гударуна. И на следующий день, когда молодежь играла на берегу реки, Гударуна поскользнулась на камне и упала в воду. Конечно, она бы выплыла и сама, но Хлудаз, который всё время был рядом, сразу прыгнул следом, сказал: "Держись!", помог ей выбраться, а потом торжественно отнёс на руках к костру. Пока нёс, ещё несколько раз испуганно говорил ей: "Держись!", и это ей показалось таким забавным, что она перестала бояться. Возле костра он собрал всю свою храбрость и остался сидеть рядом с ней. Познакомились, разговорились, а в конце праздника он сказал ей: "Увидимся через год!", и она улыбнулась. Никогда Хлудаз не осознавал себя настолько счастливым, как в тот год.
И к следующему разу он, наконец, понял, что хочет жениться на Гударуне, и что то, что он чувствует, называется "любовь". Он сказал об этом родителям, они вздохнули с облегчением. При встрече на съезде племен он сразу подошёл к Гударуне, и не отходил весь день. Он чувствовал, что ведёт себя коряво и странно, но не знал, как поступать иначе. Гударуна поначалу недоуменно косилась на него, а потом привыкла, и уже искала его глазами, чтобы увидеть, как он реагирует на какое-нибудь её слово или как он украдкой смотрит на неё, когда она молчит.
Потом отец Хлудаза пошёл поговорить с отцом Гударуны, а когда вернулся, сказал сыну:
- Начинай строить дом. Через три луны к тебе приедет невеста.
В следующие три месяца Хлудаз понял, что настоящее счастье - вот оно, а то, что было раньше - детские забавы. После приезда Гударуны ещё месяц Хлудаз считал себя счастливейшим из смертных (да в глубине души и из богов), ещё месяц - просто счастливым, ещё месяц - обычным, а после вернулся в своё природное подавленное состояние, которое было ему свойственно до встречи с Гударуной.
И вот теперь, спустя двадцать лет, он вдруг снова почувствовал то же, что и тогда. Опять что-то непонятное, какие-то тучи желаний, главное из которых - просто быть. А ещё любовь - к Гударуне, к миру и, что самое неожиданное, к себе. Он никогда не думал о себе иначе как об инструменте - для добывания пищи, для изготовления предметов, для создания и воспитания детей. А теперь он смотрел на свои руки, и ему было невыносимо жаль, что уже завтра они будут лежать без движения, и никогда больше его нос не вдохнёт этот вкусный земной воздух, и не будет биться сердце, которое вот уже сорок лет работает, чтобы Хлудаз мог жить. И даже если - он впервые употребил здесь допущение - Хлудаз продолжит жить где-то там, но здесь-то, на земле, его бедное послушное тело сгниёт, и никогда больше этот Хлудаз не будет существовать. Все остальные будут, а он - нет.
Гударуна позвала ужинать. Хлудаз подошел к ней, взял рук горшок с кашей и сказал:
Она вздрогнула, а потом нахмурилась:
- Что с тобой?
- Ничего. Когда я тебя увидел в первый раз, ты была самая красивая, и ты самая красивая до сих пор. Я просто тогда тебе не сказал. Вот говорю, - и Хлудаз ушёл в угол есть свою кашу.
Вскоре к нему подсела Гударуна и ласково сказала, заглядывая в глаза:
- Ты тоже тогда был очень красивым. Когда вытащил меня из воды. А потом когда привел меня в этот дом, - вдруг она хихикнула, - но сейчас ты уже не самый красивый. И я тоже. Так что не ври.
Она хотела унести пустой горшок, но Хлудаз схватил её за руку и уронил рядом с собой на шкуры, горшок покатился по полу под её хохот.
- Больше не самый красивый, значит? Ну сейчас я тебе покажу, какой я.
Когда Хлудаз проснулся, ещё не рассвело, но он решил, что пора. Осторожно, чтобы не разбудить Гударуну, встал, в последний раз посмотрел на её лицо, проклял себя за то, что не смотрел на неё так все двадцать последних лет, и тихо вышел на улицу.
Было страшно. Чтобы не идти сразу к месту казни, Хлудаз начал бродить по лесу, обходя селение на почтительном расстоянии. Хотелось, чтобы что-то произошло - уж лучше пускай его поглотит прямо сейчас земля, чем ждать своего часа и чем позволить другому убить себя.
При этом где-то внутри себя он понимал, что если бы смерть пришла к нему более милостиво, без предупреждения и быстро, то он бы не провел этот вечер и эту ночь, ощущая себя более живым, чем когда-либо. Это злило, потому что заставляло принимать внутри себя мысль, что именно такая смерть была нужна ему, и испытывать к ней нечто вроде благодарности. А к себе - ненависть за то, что без неё не смог научиться жить. Когда-то его пыталась научить жить любовь, но намного лучше это теперь удалось смерти.
Может быть, научись он жить раньше, и не случилось бы ничего этого. Хайм и Теудо просто загнали бы оленя, и теперь они бы все крепко спали, набив животы мясной похлебкой с ячменным хлебом. Как бы Хлудаз был этому сейчас рад! Он благословил бы каждый кусочек хлеба, внимал бы каждому слову Гударуны и Хаймарикса. Но нет, вчерашний Хлудаз сидел бы в углу со своей похлебкой, не обращая внимания на семью, и мрачно размышлял бы о том, что может случиться плохого, и как мало было хорошего. Как много он за жизнь придумал плохого, что могло бы произойти, но как же судьба жестоко посмеялась над ним, подсунув то, что невозможно было представить и в страшном сне.
Начало светать. Хлудаз приблизился к месту, где должна была кончиться его жизнь. Едва начавшаяся, как ему теперь казалось.
- Не скажу, что рад видеть тебя, - раздался голос Гунтихарьяза. - Но если бы не увидел, был бы рад ещё меньше.
Хлудаз повернулся к нему и увидел, что тот постарел за ночь будто бы на десять лет.
- Что с тобой? - спросил он. - Ты не спал?
- Хлу, я потерял сына. Сон был бы мне наградой, но я оказался её не достоин. Жена ещё не знает. Я скажу ей сегодня, когда Хаймарикс вернётся. Скажу, что ты и Теудо... не вернулись.
После этих слов Хлудаз почувствовал, как обида и страх отступают, а вместо них его душа переполняется благодарностью. Ведь его сын жив! Он и забыл уже об этом. А сам Хлудаз - ерунда какая - всего лишь умрёт. Гунтихарьязу сейчас намного хуже. Он был бы счастлив отдать жизнь за сына, но ему не дали такого шанса. А Хлудазу дали. Он еле сдержал радостную улыбку.
- Отойдем подальше, - сказал вождь. - Здесь тебя быстро найдут.
Хлудаз кивнул. Они молча шагали три четверти часа, пока не вышли к болоту, где никто никогда не охотился.
- Ты готов? - спросил Гунтихарьяз.
- Да. И послушай. Спасибо. Мы с Теудо будем ждать тебя.
Гунтихарьяз грустно улыбнулся и накинул Хлудазу на шею кожаный шнурок. Прежде, чем его глаза закрылись, в них отразился огненный рассвет, который сегодня был особенно хорош. А когда он падал в холодную жижу, это был уже не он, а светло-рыжий юноша, который прыгает в воду и протягивает руки к своей возлюбленной, а она протягивает к нему в ответ свои и говорит: "Держись!"
Вот и всё. Хлудаз (как бы его ни звали) не знал, что через две с половиной тысячи лет его тело найдут, найдут и шнурок, который стал орудием убийства - потому что болото оставит всё в целости и сохранности. Не знал он и что его село назовут Толлундом, а страну - Данией.
Вот его лицо, оно сохранило всё - черты лица, щетину и даже морщинки.
А вот таким он, наверное, выглядел в тот день при жизни.
Я не знаю, какой была его жизнь, и я надеюсь, что его душа не обидится на меня за то, что я её сочинила вот такой.