Жил-был дядя Женя Селезнёв.
Любил лошадей и держал одну на всю деревню кобылку по имени Майка. Она была настолько умна, что он никогда не привязывал её, а просто отпускал на «вольные хлеба». Майка паслась по окрестностям деревни и возвращалась по первому же его зову.
Он умел хорошо рисовать карандашом, но только лошадей - они были его любовью. Ехал ли он верхом или на бричке, то непременно распевал песни или читал стихи. Слышен был издалека его голос.
Летом он пас колхозных и частных коров верхом на Майке. Ещё запрягал её в двухколёсную бричку и ездил по делам в соседние деревни или в магазин. Иногда задерживался допоздна, особенно если встретит знакомых и выпьет с ними водочки. Каким бы он не был пьяным, и в какой бы деревне он не был, Майка всегда непременно привозила его к дому.
Зимой запрягал её в сани и подвозил сено к дому. На праздники Масленицы или новый год он украшал свою лошадку разноцветными лентами. Сам наряжался скоморохом и отправлялся катать ребятишек. Вот радости для них было — ведь сани сейчас такая диковинка! Накатаются, щёки покраснеют от морозного воздуха — здОрово!
После таких праздничков, обычно домой возвращался на «автопилоте» в виде Майки.
Он регулярно приходил к моему отцу подстригаться и очень много рассказывал разных историй, восхищаясь техническому прогрессу. «Вот раньше, чтобы позвонить в город надо было ехать в райцентр, а сейчас просто набираешь номерок и готово», - говорил он о сотовом телефоне. Когда он говорил, то крутил головой, на что отец всегда матерился, поворачивая её в нужное положение. Ни он, ни отец мой не знали тогда, что лежать им на кладбище в десяти шагах друг от друга…
Как то раз, когда я строил «Светлый путь», он приехал ко мне в гости посмотреть чем я там занимаюсь. Это-же надо было ехать восемь километров и три из них по абсолютному бездорожью! Майка терпеливо слушалась его, а бричка тряслась, перепрыгивая с ухаба на ухаб. Рядом бежала его чёрная собака. Он привязал лошадь к забору в деревне и пришёл к моему месту у речки.
Там у меня был обустроен навес с лавочками и местом для костра. Я готовил кашу на ужин и помешивал её в котелке. Сначала прибежала собака, а потом я услышал знакомую мелодию и сразу понял, кто ко мне пожаловал.
Он сел на лавочку, вытащил из своей сумки бутылочку водки и что-то из закуски. Я нарезал салатик из репы и лука. Предложил выпить, но я не пью, и он об этом знал. «Так, для порядка спросил, знаю, что не пьёшь, за что тебя и уважаю!» - говорил он наливая водку в эмалированную кружку из под чая.
Так, у костра сидели мы и беседовали до сумерек. Он допил содержимое бутылки и закурил. «Хорошо тут у тебя Лёха! Так бы и остался, да ехать надо», - сказал он, выдыхая дым.
За речкой завыл волк, собака залаяла, но на вой не побежала. Дядя Женя поднялся на нетвёрдые ноги, повернулся, но его пошатнуло назад. Навес мой стоял на краю лога с пологим берегом, глубиной около трёх метров. Он полетел туда. Я попытался его схватить за куртку, но не успел. Как положено, ругаясь, он пытался выбраться оттуда сам, пока я спускался к нему. Наконец, я схватил его за руку и потянул на себя, а собака залаяла ещё яростней, думая, что я нападаю на хозяина. Он что-то крикнул ей и она отбежала.
Когда выбрались, то я отвёл его в деревню. Майка стояла привязанная, но натянула удила и дрожала всем телом. Волк за речкой всё ещё выл. Собака лаяла, а дядя Женя совсем ослаб и склонил голову засыпая и что-то бормоча.
Я осторожно положил его в бричку, чтоб он не выпал на дорогу. Майка довезёт его до дома — в этом не сомневаюсь!
Как только отвязал вожжи, она рванула и помчалась в обратный путь по своим-же следам. Собака бежала рядом, и лаем подгоняла её. Грохот брички долго был слышен во влажном вечернем воздухе, пока она не скрылась за лесом.
Через два дня я проезжал по его следам и нашёл его шапку. Завёз в дом и отдал её его супруге. «Так он у тебя в Нужне был!» - всплеснула руками она. «Да, в гости приезжал», - сказал я.
Вот такой он был хороший человек. Светлая ему память.