Хоть Шаолинь и был мужским монастырём, но рассмотрев хорошо Нгу Мэй, монахи подтерев слюни единогласно решили дать ей убежище, принявшись составлять расписание тренировок с ней. Тем более, что шаолиньцы топили за династию Мин, а Нгу Мэй была миноботом.

Мелкая китаяночка оттачивала своё мастерство, а так же узнала много нового от монахов. Её боевая техника росла день ото дня, и она всё чаще и чаще побеждала в спаррингах. Несмотря на то, что в арсенале у шаолиньцев было много годных и смертоносных навыков, но монахи отдавали предпочтение сложным витиеватым движениям и красивым стойкам, похожим скорее на пижонский балет с боевыми элементами, чем на годный зубодробильный махач. Нгу Мэй делала ставку на непрерывные быстрые удары, и лупасила соперника до тех пор, пока тот не падал или не убегал.

На одной из тренировок Нгу Мэй нащелкала лучшему монаху-воину из Шаолиня, Ли Па Суну, который и научил её техники отражения удара, тратя на это минимум усилий, достигая максимум воздействия. После этого четыре Великих Мастера обратили на неё своё внимание, убедившись, что техника этой хрупкой сучки имеет место быть. В след за этой победой Нгу Мэй согласилась на предложение стать Пятым Мастером.

Через время маньчжуры решили превратить Шаолинь в обычный мирный монастырь, выпилив всех боевых монахов, которые были приверженцами династии Мин. Но китайский хрен им под копчик, ведь Шаолинь находился в неприступных горах, поэтому взять его приступом было так же нереально, как простому кассиру из АТБ нахлобучить Светку Лободу.

Пока маньчжуры бессильно корчили рожи боевым монахам, обзывая их ссыкунами и вызывая на благородный, но нифига не равный бой в чистом поле, Нгу Мэй и остальные спокойно себе тренировались, чувствуя себя в полной безопасности. Однако, вскоре запахло жареным, а поскольку Первомай уже давно прошёл, то монахи поняли, что какой-то дак-му предательски устроил пожар, ведь вскоре после начала пожара маньчжуры начали активничать и пошли на штурм.

Монахи оборонялись как могли, перебив огромное количество нападавших, но их численность неуклонно таяла, ведь маньчжур было гораздо больше. Когда стало ясно, что это здец-пи, то горстка уцелевших монахов решают задержать нападавших, чтобы дать возможность пятерым Великим Мастерам скрыться, унеся с собой тайные знания монастыря Шаолинь.

Великие Мастера решили разбегаться в рассыпную, и убегая Нгу Мэй видит, как один из монахов с почестями получает маньчжурского военноначальника мешочек с деньгами. Она узнаёт в нём Ли Па Суна, своего бывшего учителя, который получил от неё люлей и не был произведён в Великие Мастера Шаолиня. Несмотря на то, что Нгу Мэй регулярно получала по голове, она догадалась о том, что Ли Па Сун именно тот предатель, устроивший пожар в монастыре.

Через время пять Великих Мастеров встречаются снова и разрабатывают боевое искусство на основании навыков Нгу Мэй, добавляя в него лучшее от каждого Мастера. Теперь Нгу Мэй лупасит противника не только быстро, но и точно, не забывая с адской силой хлестко бить в глаза, по ушам, горлу или вискам. Она стала ещё круче чем ты в Интернете, комнатный Рэмбо.

Затем Нгу Мэй обучает всем этим смертоносным делам юную девушку Вин Чунь, а когда инсталляция навыков завершилась, отправилась на поиски Ли Па Суна. По легенде она нашла его и обматерила вульгарной тирадой длиннее чем Китайская Стена, а затем вызвала на поединок на арену, которая представляла собой дофигищу вкопанных в землю брёвен, высотой в китайский рост, тоесть что-то около полтора метра. Фишкой этой арены было то, что помимо брёвен, она была утыкана острыми кольями, так что упав с бревна, боец гарантированно получал острые ощущения по всему телу. Естественно последние в его жизни.

Так как Нгу Мэй владела техникой журавля, то прекрасно умела держать равновесие, и после непродолжительного боя Ли Па Сун получил под дых, оступился и упал, на острые колья, смачно брызнув предательской кровью.

После махача она шифруется у подножия горы Тай Лунь, продолжая обучать Вен Чунь, которая в свою очередь нашла себе учеников, которые потом передали полученные знания и умения уже своим ученикам. Так из поколение в поколение и передавалось это боевое искусство, получив имя первой ученицы Нгу Мэй. Поскольку Вен Чунь представляло угрозу для династии Цин, то оно держалось в строжайшем секрете.

Лишь в 1940 году секрет был раскрыт, когда в Гонконг из Китая сбежал мастер Вин Чунь. Его учеником был Брюс Ли, который уехал в США и стал знаменитым на весь мир, прославив Вин Чунь. Так что дело Нгу Мэй живёт и по сей день, а все те же принципы её боевой техники используются во многих спецслужбах, таких как Рейнджеры Армии США и Морские Котики ВМС ибо ближний бой никто не отменял и по сей день.

Сергей Николаевич Саврасов был в городе фигурой известной и популярной. Числился он в доме культуры художественным руководителем и массовиком – затейником. Организовывал торжественные мероприятия, веселил народ в праздники и просто так под настроение. Он не боялся никого, считая вопросы культуры не частным делом, а коллективным. И если управление отдела культуры начинало ныть, про то что в очередной раз нет денег, он мог натворить всякое. Нет денег? Ну ладно, переживём, поскребём по сусекам. Тут же он садился обзванивать всех коммерсантов в округе с просьбой не отказать. И ему никогда не отказывали. Как-то раз, просто встал на площади перед домом культуры с плакатом -«На храм культуры!» и шапкой для подаяний. Был февраль месяц, Сергей Николаевич с плакатом, распевающий на морозе патриотические песни что бы согреться, привлёк много внимания. Через час, благодаря усилиям начальников РОВД и Пожарной части, грозившихся встать на колени, он сдал позиции.

- Саврас, прекрати, имей совесть! Сейчас всем не просто живётся.

- А, знаете, как нам живётся? Через неделю концерт, а из аппаратуры дымок пошёл, приказала долго жить старушка. Я не могу вас подвести. Концерт состоится день в день, даже если мне придётся последнюю почку продать.

И хотя деньги нашлись, собрали и тем же днём поехали покупать необходимую аппаратуру, слух разнёсся далеко и надолго. Народ тянулся, аж с окрестных деревень, пытались помочь продуктами. Сергей Николаевич лично извинялся перед каждым и просил приходить на концерт:

- Пожалуйста приезжайте. Всем место найдём, если не хватит наколотим. Столяр уже из запоя вышел - у него руки чешутся.

Дом культуры при нём был настоящим замком чудес где Сергей Николаевич служил и шутом, и гордым рыцарем в сверкающих латах, чутко стоящим на страже.

Майской ночью Сергей Николаевич выпал из дверей пивной “Золотая рыбка”, неудачно повернувшись на ступеньках, в благоухающий куст шиповника.

Красота – то какая, - подумал он, разглядывая звёзды на ночном небе. От выпитого пива на душе было приятно и радостно. Хотелось вспомнить себя, свою молодость, прикоснуться хоть на миг к чему-то такому о чём он …

Желая угодить Сергею Николаевичу в ночной тиши запел соловей.

И тут в голове у него всё сошлось. Звёзды, цветущий шиповник, радостные чувства, созерцание и соловей. Совершенно трезвый, он поднялся на ноги и отряхнувшись отправился на работу.

На утро любой желающий мог подойти к дверям дома культуры, где на стенде с объявлениями расписанный вручную висел плакат.

“Для спектакля набираются актёры: Мальчики и девочки 12-16 лет.

Пробы на роль актёров: с четверга.

Требования: Стихотворение, Басня, Песня, Хороший анекдот. Форма одежды: вольная.

При себе иметь папу или маму”.

Слух понёсся по городу с быстротой молнии. Саврас спектакль будет ставить. Но почему такой странный возраст актёров?

“Ромео и Джульетту “, хочет поставить –говорили женщины – Джульетте же 13 лет было? И допытывались до сотрудниц дома культуры. А те разводили руками. Мы сами в неведенье. Только и знаем, что пьесу он сам пишет, бегает восторженный, давно его таким не видели.

В четверг утром, возле дома культуры собралась небольшая толпа: в основном женщины со своими отпрысками, но были и мужчины. Мужчины сбившись отдельной группой, стояли, курили обсуждая местные новости и слухи о спектакле. Они первые столкнулись с Сергеем Николаевичем и обступили его со всех сторон предлагая покурить вместе.

- Саврас, про что хоть спектакль? Нам то можно рассказать в двух словах? Вот, угостись иностранными.

Сергей Николаевич благодарно принял сигарету. Закурил. Откашлялся, оценив табачок и только рассеянно пожал плечами:

- Про жизнь товарищи, про что же ещё. Любой спектакль он же про жизнь, про хорошую или плохую, тут каждый по-своему решает и переживает. Вот вам в двух словах – если хотите.

- То есть не расскажешь? - подытожил угощавший сигаретой.

Рассеянный взгляд Сергея Николаевича неожиданно сосредоточился:

- Меньшов Леонид Игоревич. Если не ошибаюсь?

- Ну да, ты же меня знаешь? Привёл своего оболтуса, может подойдет?

- Да, знаю. Извини, я сегодня в облаках витаю. И я знаю какой ты хороший маляр. Практически художник.

Мужики засмеялись, интерес Николаевича пах работой на благо родины.

- Что покрасить надо? – обречённо спросил Леонид Игоревич.

- А вон скамейки в парке – махнул рукой Саврасов –

- Весна пришла, а Красочка отходит. Старики и женщины бояться присесть. Одна молодёжь не брезгует с ногами забирается. Можно ли их покрасить так, чтобы людям приятно было на них отдыхать? Краска и кисти с меня. А творческий подход, я всегда приветствовал.

- Твоя правда Саврас, сделаем. В выходные, устроит? - Леонид Игоревич сурово оглядел присутствующих. Хихикать сразу прекратили, осознав, что делать он будет это уже не в одиночку.

- Конечно, товарищи, всего доброго. – откланялся Саврасов и направился к дверям дома культуры.

Впереди его ждали женщины и подростки. Со всеми он здоровался, практически всех он знал в лицо и по фамилии.

Позади донёсся оживлённый разговор:

- Вот, а я на рыбалку собрался в выходные… Мужики может я карасями поделюсь, а вы за меня?

- Сдались нам твои пескари.

- Нет. Я конечно покрашу скамейки, но, если я какую шелупонь увижу потом там с ногами, я не посмотрю кто чей сын. Заставлю перекрашивать.

Пробы Сергей Николаевич организовал в актовом зале. Рядом дозволено было сидеть только доверенным лицам. Начальник столярного цеха, он же специалист по декорациям, убеждённый алкоголик Митяй затаился по правую его руку. Светлана Анжелловна Королёва, или просто “Ангеловна” заведующая репертуаром, она же хореограф, она же балетмейстер, она же ведущая десяти различных кружков, по левую. Грозная и несокрушимая присела в углу, в последнем ряду баба Груня – главная уборщица. Остальные работники дома культуры заняли галёрку в предвкушении. Родители и подростки томились в коридоре 1 этажа и в холле. Заводили по одиночке. Тех, кто особенно понравился Саврасову просили остаться и сесть на задние ряды, под присмотр к бабе Груне. Остальным было велено идти домой и надеяться. Сергей Николаевич нянчил в руках таинственную синюю папку, но ни разу её не открывал. Заинтригованная Ангеловна сидела как на иголках. Дети декламировали со сцены басни, стихи

- Как бы на вас обижаться не начали Сергей Николаевич. Столько хороших девочек приходят, стихи рассказывают, поют, а вы им “всего доброго”. – тихо сказала Светлана Анжелловна.

- Так ведь, я-то при чём, это вот она, рукопись – Саврасов поколотил пальцами по синей папке. -

- Она желает, особенных людей, я должен их сам увидеть, чтобы понять.

- Но, что вы хотите от детей их никто не обучал актёрскому мастерству. А настоящий актёр…

- Ой, да знаю я, про настоящего актёра, я сам актёр, и “кушать подано” я могу сыграть так, что каждый в зале есть захочет. Но тут всё по-другому. В этот раз мы должны дать городу настоящее зрелище, такое, что потом будут обсуждать годами.

- Следующий, заходите.

Здоровенный парень забрался на сцену.

- Ого! А вам точно 15 лет, молодой человек? – удивился Сергей Николаевич.

Стоящий на сцене богатырь покраснел и зашмыгал носом.

- Это Петров Александр. Сын Петрова - директора птицефабрики – подсказал Митяй.

- Сынок Дениски? Ну-ка послушаем. – потёр довольно руки Саврасов.

“Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать - В Россию можно только верить”. – выдал сын директора птицефабрики и поклонился.

Саврасов зааплодировал:

-Беру! Не глядя. Следующий!

Под шёпот с задних рядов богатырь смущённо спустился и направился занимать своё место. На сцену взобрался паренёк поменьше, но выглядевший и одетый весьма странно. Он был в чёрной кожаной куртке на клёпках с наплечниками украшенными шипами. С широкого кожаного пояса, поддерживающего джинсы, свисали цепочки. На голове торчал гребень из волос, зелёного цвета.

- Каков типаж! – восхитился Сергей Николаевич – И уже в коcтюме пришёл? А кто таков? Почему не знаю?

- Я вам хотела про него сказать – замялась Светлана Анжелловна – Моя давняя подруга вернулась в наш город недавно. Из Норильска. Это сын её Коля. Хороший мальчик. Стихи сочиняет. Я и пригласила. Всё равно лучше, чем в подвале на гитаре бренчать.

- Стихи сочиняет? Отлично! Давай Коля. Сбацай нам свои стихи! - обрадовался Сергей Николаевич.

- Мои стихи не очень приличные – угрюмо ответил со сцены Коля.

- А мы тут тоже не Графья. И если они будут хотя бы в рифму – значит ещё не всё потеряно – отозвался Саврасов.

- Ну сами напросились.

C видом, что ему всё равно Коля выдал:

“Воздух в подвале спёртый, прожжённый

Телом своим закрывает дорогу

Дворник в подвале блюёт – прокажённый

Ищет на ощупь отсохшую ногу

Вонь от помойки в которой укрылся

Сдохший намедни бомж Сыроедов

Дворник не в курсе – он отравился

Водкой палёной выжратой в среду.

Ползает мутный средь кусков стекловаты

Клея нанюхавшись мальчик Серёжа

Мальчику десять, но он уже взрослый

Что доказал вчера девочке Наде.

Булькают в трубах ржавые воды

Плесень кирпичные кушает своды

Крысы в углу теребят чьи-то кости

А вы не хотите пожаловать в гости?”

В актовом зале повисла гробовая тишина. Несколько секунд. А потом все засмеялись. Коля покраснел и хотел убежать, но Саврасов призвал к тишине и остановил его.

- Прекрасные стихи, молодой человек, только они же не закончены – заявил он.

- Как это не закончены? –спросил красный как рак Коля.

- А так. У меня уже готово окончание. Если хотите?

- Да пожалуйста – Коля старался сказать это как можно безразличнее.

Саврасов откашлялся:

“- Возрадуйтесь дети новой свободы

- Смелее ступайте под тёмные своды

- Дух свой отдайте бездне провала

- Нет в мире места прекрасней подвала”.

Ангеловна поморщилась. Она знала, как Саврасов любил импровизировать. Его только попроси.

- Вы приняты молодой человек. Тем более у вас и костюм есть. Будете играть дракона. А теперь следующий! – объявил Саврасов.

от Автора: Я приношу свои извинения читателям, но пока вынужден отложить свою работу над дневником. Пока не знаю на сколько. В качестве моральной компенсации выкладываю на ваш суд первую главу истории происходящей в той же вселенной, в то же время, но уже с другими героями. Синюю папку я начал придумывать задолго до дневника, но когда решил продолжить то с испугом увидел как две истории переплелись между собой. И я решил отставить её в покое пока не будет закончен дневник. А меня как говорится: понять и простить. Постараюсь вернуться и выложить дневник как можно быстрее.

- Ты зачем ему дверь подпер? – насел на Вадьку сторож. – Он ведь там чуть с ума не сошел. Ночь. Луна. Под его ответственностью целое стадо, а тут коровы как давай мычать. Он к двери, а там заперто. Зачем подпер, говори стервец?

- Не знаю. – Тридцатилетний Вадька как маленький ребенок боялся смотреть сторожу в глаза. Перебирал пальцами одежду и изредка почесывая щетину.

- Не знаю… - передразнил сторож – Высечь бы тебе по хорошему.

- Не надо сечь. Не надо, дядя Сережа. – Едва сдерживая слезы, умолял Вадька. Видимо затуманенная память, все еще хранила фрагменты его нелегкого детства, когда собственно, он и стал Вадькой. Простым, наивным, пугливым.

- Сечь значит тебя не надо, а дверь подпирать это нормально, по-твоему?

- Нет. – Коротко бросил Вадька. Он вообще был немногословен.

Дядя Сережа прошелся по тесному вагончику, заставленному хламом и инструментами. Сделал несколько кругов, стал над Вадькой, закурил, уткнул руки в бока и стал думать.

Крупная пыль вперемешку с сизым дымом от вонючих сигарет крутилась в лучах заходящего солнца. Вадька по-прежнему боялся поднять взгляд. Он часто моргал, теребил пальцами латку на штанах и при дыхании всегда высоко задирал плечи.

Не выдержав этого глупого молчания, дядя Сережа глубоко затянулся сигареткой, бросил ее тут же, растоптал.

- Ты хоть понимаешь своей головешкой, что у него трое детей. Трое здоровых лбов, которых надо кормить. Он же чуть инфаркт не получил. Это стадо вся его жизнь. Это ты понимаешь?

- Да. Понимаю. – И еще чаще заморгал.

- Тогда какой черт тебя дернул его закрыть?

Вадька вздрогнул. Осмотрелся по сторонам, будто бы увидел кого.

- Не скажу.

- Чего не скажешь?

- Не скажу, кто заставил.

- Ах вот оно что. Все-таки есть подстрекатели. Я так и думал. Так и думал. Не мог же ты своей головешкой допедрить и просто так закрыть его в вагончике. Не мог. А если кто-то сказал его там закрыть, значит, кому-то это понадобилось, хм… - дядя Сережа вновь пустился в свободное плавание по вагончику, продолжая набрасывать версии и раскручивать нить событий. – Получается, что кому-то понадобилось отрезать Митьку от стада, чтобы сделать что?.. украсть корову, увести стадо, стащить что-то ценное со стоянки, хотя там нет ничего ценного. Так-так, зачем же им или ему понадобился Митька в вагоне. Зачем? – дядя Сережа остановился, не глядя вынул из кармана очередную сигарету, закурил. – А ну колись паразит, кто тебя заставил!? – неожиданно прокричал он.

Вадька остолбенел от крика и сжался в плотный комок. Обвил себя длинными, как плети руками, словно замерз, поджал колени к груди и совсем отрешился от мира.

- Говори паскуда! Говори! – наседал дядя Сережа. И с каждым его криком Вадька все сильнее и сильнее сжимался, становясь меньше и меньше. Только глаза его моргали с той же периодичностью – быстро как крылья воробья. – У, черт бы тебя побрал. – Сжал дядя Сережа кулак и помахал над Вадькой. – Вот возьму и закрою тебя сейчас тут. И не отопру тебя. И будешь ты ту без воды и еды куковать неделю. Будешь, черт вшивый, будешь.

И вроде бы чего злиться на Вадьку. Зачем нервы тратить на человека у которого лет с десяти с головой не все в порядке. Зачем и его и себя мучить, однако злость кипела и застилала здравый смысл. Да и эти неизвестные, кто заставил Вадьку дверь-то подпереть. Не было бы их, так давно бы отпустил его. Пусть себе катится по селу. Пусть в другом месте ищет себе приключения. Хотя он малый тихий, если бы не «эти» то он бы и не подумал дверь подпирать. Нет, не подумал.

Отворилась дверь, впустив свежий воздух. Следом зашел сам Митька.

- Никак?

- Сам взгляни.

Митька посмотрел на Вадьку. И его злость, как-то быстро сменилась жалостью к этому забитому, дергающему человеку.

- Плюнь ты на него, - пробурчал Митька.

Дядя Сережа зыркнул в ответ, схватил его за рукав и вывел на улицу.

- Ты чего болтаешь такое при нем? Это же безнаказанность. Он сейчас тебя запер, потом что-нибудь стащит. Наказание должно следовать за преступлением.

- Да не слышит он ни хрена. И не понимает тоже. Посмотри на него. Трясется как мышь. Брось его.

Дядя Сережа заглянул в вагончик, словно бы напомнить себе, как же Вадька выглядит. Посмотрел, плюнул и согласился.

**

- Ты зачем курицу стащил?

- Бо надо было!

- Ты еще дерзить мне вздумал? – в этот раз дядя Сережа не удержался и дал подзатыльник Вадьке. – Зачем, спрашиваю, курицу уволок?

- Бо сказали!

- Кто сказал? Петька алкаш? Игорь? Хромой? Кто? Говори!

А Вадька, вместо того чтобы говорить, умолк, опустил моргающие глаза и снова начал медленно сжиматься калачиком: поджимая к груди колени, обвивая руками плечи.

- Э-э нет братец, не в этот раз. – Дядя Сережа схватил Вадьку за руку и так дернул, что тот брякнулся со стула. Распластался на полу. – Ты мне давай не включай дурачка. Я знаю, что ты умом не блещешь, но и не совсем ты тупой, так что давай, колись. Кто тебе сказал? Говори паскуда.

Вадька и на полу решил прибегнуть к своему приему. Снова начал притягивать конечности, стараясь собраться в нечто наподобие комка.

Не выдержав глупого молчания, дядя Сережа схватил, что попалось под руку, а под руку попался кусок толстого провода. Первый удар был хлестким и жгучим. Вадька мгновенно собрался в комок, пытаясь руками закрыть голову, затылок и бока.

Черный провод свистел в воздухе, а после следовал хлесткий удар. Футболка не выдержала и лопнула. Со следующим ударом лопнула кожа, брызнув капельками крови.

- Говори паскуда! Говори! – кричал раскрасневшийся дядя Сережа, продолжая хлестать. – Сейчас отхлестаю тебя как твои родители. Как твой батька с мамкой тебя хлестали.

Видимо, эта фраза подействовала на Вадьку сильнее, нежели черный провод.

Продолжая укрываться от ударов он начал истерически вопить:

- Скажу. Не бейте! Все скажу!

- Говори! Ну!? – и дядя Сережа остановился. Стал над ним как над поверженным врагом, тяжело вдыхая пыльный пропитанный запахами пота и крови воздух. – Говори, иначе опять начну сечь. – Сказал он, понимая, что врет. Злость как-то быстро прошла. И в какой-то момент даже жалко стало этого взрослого парнишку иссечённого и испуганного.

- Это они меня заставили. – Куда-то в пол сказал Вадька.

- Кто?

- Святые, - тихо произнес Вадька.

- Кто?

- Святые. – Уже громче.

- Какие еще святые?

- Наши святые. Тут их нет? – спросил Вадька, с испугом оглядывая стены.

- Ты чего несешь?

- Да иконы. Иконы мне сказали! – взорвался Вадька. Перевернулся кровавой спиной на пол и, смотря снизу, продолжил, - Чудотворец Николай сказал. Серафим сказал. Святая Ольга говорила. Марфа. Сам Иисус мне приказал курицу стащить и гвоздь кинуть на повороте. Как ему откажешь?

- Совсем парень мозгом тронулся. А если бы тебе твои святые сказали с нашего дома культуры прыгнуть, прыгнул бы? Прыгнул?

- Нет. Никогда. – Вадька так сильно замотал головой, что казалось, она сейчас отвалится.

- А курицу своровать, это значит можно, - бросил дядя Сережа провод и начал ходить по кругу, продолжая громко, с перерывами на отдышку твердить нравоучения. Остановился, закурил, снова посмотрел на свернувшегося калачиком Вадьку, понимая, что он может и не слушает его вовсе. Однако выговориться хотелось. Тело выплеснуло энергию тем, что отхлестал его проводом. Теперь настал черед души. – Ты, Вадька, пойми меня. Не больно ты мне и нужен-то. Скажу правильнее – ты мне совсем не нужен. Ты никому из нас не нужен. Избавились бы от тебя с удовольствием, да вот только ты нигде не нужен. Родители тебя бросили и на тот свет ушли, царство им небесное, олухам таким. Государству ты не нужен. Дает тебе пенсию, кстати, сколько у тебя пенсия? А, к черту пенсию. В психушку тебя тоже брать не хотят. Вот и получается, что тебе с нами надо как-то уживаться. Или же нам с тобой. Даже наш участковый давно плюнул на тебя, и сидит себе, попивает в своей хибарке. Не ровен час Вадька, доведут тебя твои святые до какого-то сильного дела. Я не говорю про всяких курей и про пакости вроде запертой двери у сторожа. Я говорю о стоящем деле. Сильном деле. Ломанешь магазин какой или голову кому-то проломишь. Ты вроде малый пуганый, а дури в тебе хватает. Вот тогда не получится тебе в свой комочек зажаться. Не выйдет. Скрутят тебе руки за спиной и повезут в кутузке до ближайшей тюрьмы. Так что смотри Вадька, будь аккуратнее со своими святыми. Будь аккуратнее.

Дядя Сережа в последний раз взглянул на моргающего Вадьку, что как улитка, которую долго не трогали, вынула свои рожки-глазки и смотрит. Стоит только дернуться, как Вадька тут же свернется в свой комочек.

- И жалко тебя, и зол я на тебя… - сказал дядя Сережа. Но сказала тихо, чтоб ни в коем случае Вадька не услышал про жалость.

***

Время шло своим чередом. Село жило своей спокойной и размеренной жизнью. Люди крутились вокруг своих проблем, наивно полагая, что чем быстрее они что-то решат, тем быстрее уйдут на отдых.

Все жили своими собственными жизнями. Ходили на работу, пасли скот. Корячились в огородах. Разговаривали. Что-то бурно обсуждали. И все время, посматривали на растущий дом культуры.

Новый. Обставлен лесами, по которым ходят рабочие. С высоким и острым шпилем, очень похожим на сторожевую башню. В этом году обещают открытие. Мало того, обещают уже этим летом. Вот закончится август и первое сентября проведут не как обычно перед школой, а именно здесь, в новом доме культуре. В этом сельском чуде света, почти районного значения.

Подготовка к празднику началась задолго до самого праздника. Когда в новом, пахнущем краской доме культуре, строители доделывали работу, учителя со старшеклассниками украшали залы. Это было поистине большое значение для села. Дом культуры, высотой почти что в пять этажей. Острый шпиль. Красивый зал с красными шторами и бардовой бархатной занавесью на сцене. Мягкие кресла. Фонари на стенах. Массивная золотая люстра под потолком.

Люди ждали этого дня слишком долго. Некоторые уже и школу закончить успели, прежде чем дом культуры закончили строить. Естественно, в такой большой стройке не обошлось без скандалов. Долгострой, который мозолил глаза и который давно начали растаскивать себе на кирпичи, наконец-то закончили. Наконец-то власть взялась за голову и достроила. Почти достроила…

Но это «почти» было сзади. Не с лицевой стороны. Главное, что дети, да и все село отпразднует первое сентября в роскошном зале.

До праздника оставалось еще два дня, как по селу прокатился слух, что Вадька опять чего-то учудил. Этим чем-то оказался кусок провода в трансформаторе. Естественно за этим последовало отключение света у половины села, в том числе и в новом доме культуры, где работы остановились.

Вадьку долго искать не пришлось.

Дядя Сережа просто пошел к нему домой и выволок того на улицу.

- Как же я устал от тебя, - гневался дядя Сережа, ухватив Вадьку за сальные волосы. – Как же мы все от тебя устали.

В этот раз Вадька был еще смелее. Он не только огрызался словесно, но и пару раз пытался вырваться:

- Меня мои святые спасут.

- Ага, спасут. Конечно, спасут…

- И вас они спасут.

- Спасут, обязательно спасут. Это они сказали тебе железяку в трансформатор засунуть.

- Да. Они.

- Ну, так надо было встать и сунуть. Чего же ты ее бросил и убежал.

- Потому что…

Договорить не успел. Дядя Сережа не сдержался и свободной рукой отвесил такой подзатыльник, что Вадька чуть голову не потерял. Но он не стал скрываться в свою раковину, как делала это раньше. Наоборот, он был полон сил и уверенности. Отчего вскочил на ноги, бросил на дядю Сережу взгляд полный ярости. Оценил силы и решил, что убежать будет намного выгоднее и полезнее. Сорвался с места.

Не вышло.

Дядя Сережа успел ухватить его за рукав и снова дернул с такой силой, что Вадька как ковер растелился на пыльной земле.

- Я тебе убегу. Я тебе убегу. Опять хочешь, чтобы я тебя проводом высек.

Пока дядя Сережа волок Вадьку к участковому, любопытные сельчане поглядывали за ними. Провожали недобрыми взглядами. Кто-то выкрикивал пару ласковых слов в адрес Вадьке.

- Так его, черта поганого. Так!.. – летели слова.

- Куда ты его тащишь?

- К Витьке. – отвечал дядя Сережа.

- Правильно. Пусть закон с ним разбирается. А то уже у всех в печенках сидит.

Дядя Сережа приволок Вадьку к участковому Виктору Павловичу. Одной рукой он держал задержанного, другой дотянулся до звонка. Вышла жена.

- Зови Витьку, пусть принимает преступника.

- Его недавно увезли, - слегка растеряно сказала жена.

- Куда увезли?

- В больницу. Домой ехал, и на перекрестке, колесо рвануло. Ну, он в кювет и нырнул.

- И чего с ним стало? – спросил дядя Сережа, не совсем понимая, что теперь делать.

- Вроде бы перелом ноги. Или ушиб. Сделают рентген, будет видно.

- А этого мне теперь куда?

Жена только плечами пожала. Затем повернулась и скрылась в доме.

На время, пока закон в селе отсутствовал, решил дядя Сережа закрыть Вадьку в вагончике, в котором он когда-то сторожа запер.

- Видишь, как символично выходит, - улыбался дядя Сережа, стоя у двери вагончика. – Когда-то ты закрыл дверь Митьке. Теперь я тебе ее закрою. Посидишь тут пару деньков, успокоишься. А там и видно будет.

Электрики починили трансформатор и дом культуры мгновенно ожил. Гирлянды, поздравления, лампы, музыка. Репетиция продолжилась с удвоенной силой.

**

Настало утро первого сентября. Ночью прошел небольшой дождь, но к утру уже было сухо. Бесконечным потоком люди шли к дому культуры. Мальчики в пиджаках и с букетами, девочки с бантиками и воздушными шарами шли навстречу знаниям.

Улыбки сверкали как и яркое, осеннее солнце.

Линейка началась ровно в девять. На сцену вышел директор школы с красной папкой. Откашлялся в сторону, придвинул микрофон и завел длинную торжественную речь о знаниях и их важной доле в жизни современного человека.

После директора, слово взял председатель, который вовсю расхваливал дом культуры и, казалось, совсем забыл, по какому поводу сюда набилось столько народа.

Затем кружок народных танцев под руководством учителя музыки, показывал свои достижения. После был местный оркестр. Читали стихи, ставили сценки, пели и снова танцевали. Зрители взглядом коршуна следили за своими детьми, хлопали, улыбались и иногда кричали от радости.

Очередной номер подошел к концу. На сцену вышел директор. Снова откашлялся в сторону, поправил микрофон и успел произнести только три слова:

- Спасибо нашим замечательным…

Высокое окно щелкнуло и рассыпалось блестящими искрами на пол. Кто-то вскрикнул от испуга. Все взгляды устремились на разбитое окно. В это время на сцену запрыгнул Вадька, легко отнял микрофон и так же произнес всего три слова:

- Бо надо было…

Затем наступила тишина. Казалось, она длилась невероятно долго. Только молчаливые взгляды бегали по лицам, в ожидании каких-либо действий. Даже директор стоял и смотрел на Вадьку как на тигра в клетке – насторожено и слегка с испугом.

Вадька часто моргал и словно ждал приказа, смотря куда-то в дальний угол.

Дождался.

Бросил микрофон, который с пронзительным скрипом динамиков рухнул на сцену. В два шага оказался возле пульта музыкального управления и одним рывком оборвал любую возможность включить музыку.

Это и было последней каплей...

В один миг, когда последний шнур упал на сцену, зрители взорвались. Они буквально осатанели и наполнились гневом. Они готовы были убить, порвать, растрепать, уничтожить и растереть в порошок этого нахального Вадьку, который вот уже пару месяцев вел себя довольно странно. Даже те, кто когда-то сочувствовал ему, растеряли сочувствие. Даже они готовы были вцепиться Вадьке в горло и сжимать, сжимать, сжимать… до тех пор, пока он не перестанет дышать.

Всех охватила какая-то истерия ненависти. Вскакивая с мест, они бросались на сцену, пытаясь дотянуться до Вадьки. Пытаясь ухватить его за ногу, за руку, за одежду… вырвать клок.

Директор и тот поддался этому помешательству. Только ему одному и удалось прикоснуться к Вадьке. Несмотря на преклонный возраст, он прыгнул на него и ухватил за рукав длинной рубашки.

Вадька не будь дураком, не стал наблюдать, как толпа разъяренных людей хочет прикончить его на месте. Он рванул руку, оставив в цепких ладонях директора, выскочившую пуговицу. Осмотрелся по сторонам и скрылся за сцену, зная, что там есть второй и третий выход. Он знал это, потому что не единожды лазил здесь, пока этот дом культуры был в заморозке. Единственное чего он не знал, так это был ли кто-то у этих выходов.

Нет. Ему снова повезло. Оглядывая ошалелую публику и зачем-то стараясь застегнуть порванный рукав, Вадька выскочил на улицу. Солнце ослепило привыкшие к темноте глаза.

Спустя несколько секунд на улицу, сквозь узкие двери, начал вываливаться народ. Первыми выскакивали дети и молодые парни, следом за ними, протискиваясь в узкие двери и работая локтями, появлялись мужики и женщины. Рыдающие школьники начальных классов, с растрепанными волосами и букетами, жались к бабушкам и дедушкам.

Бесконечная вереница людей, длинной гусеницей извивалась меж домов и пыталась догнать Вадьку. Пожилые люди в силу своего здоровья не смогли ни побежать, ни взобраться на сцену. Но и они покинули дом культуры, чтобы выйти и покричать на нерадивого односельчанина. Чтобы нагнать негатива. Чтобы выразить свой протест хотя бы словом. И, конечно, чтобы увидеть расправу.

Но, наверное, самым злым и самым бешенным в этой оголтелой толпе, был дядя Сережа. Раскрасневшийся, взбешенный, не чувствуя усталости – он бежал в первых рядах. Он пока еще не задавался вопросом, каким образом Вадьке удалось выбраться из вагончика. И он не понимал, зачем этот самый Вадька бежит в чистое поле. Почему бы ему не спрятаться где-то на ферме. Почему не уйти в лесополосу и спрятаться там. У него есть тысяча вариантов, а он бежит в поле.

**

Вадька уносил ноги как мог. В ушах стучало молотками. В груди колотило кувалдой. Он только и видел перед собой свежую полевую траву под солнечным светом. Он только и слышал пение степных птиц и далекие крики толпы.

На самом деле все было с точностью да наоборот – четкие крики толпы в нескольких десятках метров и легкие, едва заметный клекот птиц. Но Вадька слышал именно то, что он слышал.

Мало того, ему нравилось бежать. Да, было тяжело. Организм жалобно умолял его остановиться, но эмоции переполняли тело. Словно он выполнил лучшее и сделал то, что должен был сделать. Словно за всю свою жизнь он впервые стал действительно нужным человеком. Он принес пользу. Огромную пользу.

Долго бежать выдержали не все. Дети отстали еще на краю села. Старики и вовсе остались у дома культуры, греясь на солнце и наблюдая за разъяренной толпой.

В погоне за Вадькой осталось не так-то и много людей. Естественно, дядя Сережа был одним из них.

Поднялись на небольшой холм, с которого открывался замечательный вид, охватывающий все село. Вадька только и успел бросить короткий взгляд на село. Успел еще увидеть высокий шпиль дома культуры. Только и успел улыбнуться, как кто-то свалил его с ног и покатились они в овраг кубарем.

А следом и остальные сбежали.

Выместили свою злость. Вылили весь гнев, что копился в их душах. Кто лично бил лежащего Вадьку. А кто просто стоял рядом и материл его.

Уже никто и не вспомнит, кто первый оживился. Кто смог ясно посмотреть на ситуацию. И кто был тем, кто поднялся на вершину холма, глянул на село и не увидел высокого шпиля дома культуры.

**

Много после, люди часто говорили о чудесном спасении стольких жизней, благодаря странному стечению обстоятельств. Даже при тесном общении друг с другом, вместо имени всегда делали паузу:

- Если бы не …, глядишь и завалило бы там всех.

Не было желания вспоминать истинные причины и называть имена. Да и странная скорбь всплывала в таких разговорах. Никто не хотел вспоминать эти моменты, понимая, что и он принимал там не последнее участие. И он готов был убить и разорвать, если бы дотянулся.

Вадьку тогда спасти не удалось. Да и вычеркнули его из сельской памяти довольно быстро.

Бежал, споткнулся о корягу, полетел кубарем, неудачно приземлился. Вот и помер. Со всеми могло случиться. Кто же виноват, что случилось именно с ним.

Так и вычеркнули его из памяти, заменив истинное имя другим:

- А может он и вправду был этим… ну, как его, святым.

- Чего городишь, такого, - говорил дядя Сережа, а внутри соглашался.

И все внутри соглашались, делая вид, что это не так.

Егор Куликов ©

Внимание!!! 18+

График выхода - одна глава в неделю Всего 12 глав. Ссылка на первую часть:

https://author.today/work/30964

Да, вот такой вот я противоречивый: то глотки режу, то сопли пускаю. Но пусть лучше так, чем делать выбор в пользу чего-то одного.

Перед глазами встали, с мясом, с болью выдернутые из памяти, женщина с детьми, качающиеся на лёгком, пропитанном ароматами цветов и сочной травы, ветерке; пепелище с его неповторимым, приторным запахом; и я, вышвырнув интеллигентскую мягкотелось из головы, решительно рыкнул:

- Согласен. Пошли. Мужика я положу.

Поднялись, прикидывая, как умнее взять тех двоих в клещи. Неожиданно Николай, словно ни к кому не обращаясь, сказал:

- Как же мне это не нравится… Ну вот что мы за существа такие, раз по-людски поступать не можем, а только в книгах про это читаем?.. Пошли, Витя! Взрослый на мне, и не спорь! Ты лучше со своей зверюгой от других неожиданностей подстрахуй и молодого в горячке не угробь.

Я равнодушно пожал плечами. Может так и лучше… В конце концов план именно его, мой номер второй.

Обходили мы тех двоих, как и условились, по широкой дуге, каждый со своей стороны. Не смотря на отсутствие подготовки к совместным действиям, на огневую позицию вышли одновременно, без задержек. Перед нами открылась интересная картина: мужчина и парень, разобрав один из многочисленных небольших завалов, сидели на провонявшей смертью земле, увлечённо что-то рассматривая.

Николай сходу, одним выстрелом, уложил старшего; прицелился во второго. Я тоже навёл «мурку» на младшего и громко, но спокойно приказал:

- Руки вверх. Иначе рядом с ним ляжешь.

Молодой дёрнулся, резко обернулся ко мне с каким-то безумным, перекошенным от ненависти пополам со страхом лицом; увидел дуло ружья, стоящую рядом со мной Зюзю и тихонько, обречённо, завыл.

Пока Николай подходил к нему, я рассматривал лицо этого человека. Узкогубое, тонконосое; глаза бесцветные, неживые, со сжавшимися в иголку зрачками. Одежда, как и у нас – неновая, но в довольно запущенном состоянии, неряшливая.

Парень без движения, сгорбившись, не мог отвести взгляда от медленно приближающегося к нему добермана. Словно кролик на удава смотрит.

Рядом с ним лежал автомат Калашникова. Странное оружие в наши дни, присмотрелся – в довольно приличном состоянии. Интересно, где взял? Возле трупа мужика лежал точно такой же. Что же, возьму на заметку.

- Что, сволочь, страшно? – буднично, без злобы или угроз в голосе начал подошедший вплотную дядька. – Ложись мордой на землю, руки в стороны.

Молодой проигнорировал. Не из бравады или ложной самоотверженности. Из-за шока.

Увесистый пинок в бок привёл его в чувство. Пленник непонимающе дёрнул головой, вскинул с удивлением глаза – словно мы только что не пришли, а материализовались перед ним; затем зацепился взглядом за труп своего спутника, вязко лежащим на земле в луже собственной крови. Я тоже на него посмотрел.

Оказывается, Николай стрелок вполне себе. Точно в сердце попал, и это почти навскидку.

- Лёг, сволочь! – приклад ощутимо ударил парня по спине. Он охнул. – Мордой в землю, руки в стороны! – хлёсткий, отработанный подзатыльник буквально швырнул тело в требуемое положение. – Витя, подойди!

Не отводя ружья от пленника, выполнил просьбу.

- Подержи, - мне в руку ткнулось дядькино ружьё. Дождавшись, пока я заберу его, он сел на спину молодого и сноровисто связал ему за спиной руки его же собственным брючным ремнём.

Потом был тщательный, с беглым прощупыванием швов одежды, обыск; однако ничего такого, что могло бы нам навредить, не было.

- Позорник! – не удержался от презрительной усмешки я. – Даже ножа нет. Совсем вы тут расслабились…

- И не говори, - поддакнул Николай. – Посмотри, над чем это они так чахли?

Ходить никуда не пришлось, как и особо разыскивать. Беглого осмотра хватило, что заметить небольшую тряпичную сумку, краем выглядывающую из-под трупа и стремительно меняющую свой бежевый цвет на кровавый. Подошёл, выдернул, измазав в тёплой, вязкой субстанции пальцы, открыл. Что тут? Тряпки какие-то, футболка, снова сумочка размером с некрупный несессер. Открыл, поворошил пальцем содержимое, и не удивился.

- Тут золото и прочие цацки, Коля. Немного или наоборот, много – не знаю. Навскидку грамм пятьдесят.

У дядьки дрогнули желваки.

- Зубы есть?

Бр-р-р-р! Сразу вспомнились Еленины сокровища. Захотелось швырнуть находку на пол, как словно заскочившего на руку паука. Но делать я этого, разумеется, не стал, а снова покопался в драгоценностях.

- Нет.

- Ф-фух… - Николай свободной от удерживания парня рукой вытер пот со лба. – А то, знаешь, бывают умельцы… Слышал я про таких.

- Знаю. Не будем развивать тему.

Между тем доберман подошла к лежащему и тщательно обнюхала его.

- Он плохой. Он пахнет смертью и, - груды сожжённых человеческих тел там, в одном из дворов. В незахороненном виде.

Интересно, как она разобралась? Как по мне, тут всё печёной человечиной провоняло. Хотя, о чём я… у ушастой нос - произведение искусства, она и не такое может.

Коля не мешал подруге. Напротив, очень внимательно следил за её действиями и, по окончанию, спросил:

- Он из тех, кто напал на местных?

- Р-р-р-р.

- Видишь, мальчик! – дядька переключился на парня. – Наша собачка утверждает, что ты здесь уже гостевал с дружками. И я ей верю, потому что она не ошибается, и потому что, если с ней спорить – она яйки в два счёта откусит.

Проговаривая медленным, уверенным тоном эти слова, он извлёк из кармана складной нож, раскрыл его и, покрутив в руках, словно любуясь отражением солнечных лучей на полированном лезвии, продолжил беседу.

- Прежде чем мы начнём вести конструктивный диалог, я хочу, чтобы ты знал мою жизненную позицию. Нам так проще консенсус найти будет.

Понимаешь, у меня есть жена, дочь и внучка. Они хорошие, добрые люди, и слабые в придачу. Женщины, что возьмёшь… Так вот, я не хочу, чтобы им в жизни повстречалось такое вот говно, как ты и твои дружки. И я сделаю для этого всё, что в моих силах и даже больше. И обязательно добьюсь результата, чего бы мне это не стоило. Ведь желания, те самые, заветные, должны исполняться, иначе зачем тогда всё это? Ты со мной согласен?

Парень в ответ пытался что-то ответить, но Николай с силой вжал его голову в землю. Потому вместо ответа слышалось лишь бульканье.

- Я ещё не закончил говорить. Сыночка, тебе известно, что такое методы форсированного допроса в полевых условиях? Нет? Грустно. А мне известно. Я это в армии проходил, когда срочную в Войсках Дяди Васи тянул. Ещё при Союзе. Нам ознакомительную лекцию читали; в общих чертах, конечно, без тонкостей. А потом на сверхсрочной, во время заварушки одной, и проверить теоретические познания пришлось на живом человеке, пока по пересечённой местности на югах носились... Почти сорок лет назад это было, но память у меня хорошая, не жалуюсь...

В доказательство он даже процитировал:

«…Пленные являются важнейшим источником получения сведений о противнике (особенно офицерский состав). Через них можно установить численность, состав группировки и вооружение противника, нумерацию его частей, характер укреплений, политико-моральное состояние войск и другие сведения, - это… как его… ага! Вот! - Допросы пленных бывают краткие (первичные) и полные. Краткий допрос производится (если позволяет обстановка) командирами РДГ по вопросам, непосредственно их интересующим и необходимым для выполнения поставленной им задачи.»

- Ты извини, - закончив декламацию армейской инструкции, душевно продолжил дядька, - практики давно не было… Но не переживай, сейчас закроем этот пробел. Конечно, непрофессионально получится, на любительском уровне, ну да ничего – тебе хватит.

Пленник в ужасе дёрнулся раз, другой и убедившись, что вырваться не удастся, снова глухо завыл в землю. Похоже, он не до конца осознавал происходящее.

Я напрягся, поняв, что сейчас начнёт происходить.

- Зюзя, пойди, пожалуйста, осмотри дорогу, - не надо ей на это смотреть. Ни к чему.

- Нет, - ответ разумной был категоричен. – Я должна увидеть это, чтобы понять вас. Я должна…

Ушастая сидела неподалёку от лежащего парня и сидящего на нём Николая и жадно, сузив глаза, всматривалась в происходящее. Под кожей у неё заиграли канаты сухих мышц, уши внимательно торчат; пасть, не смотря на жару, сжата. Лишь подрагивающая верхняя губа, периодически обнажающая мощные, белые зубы, портила всю красоту добермана.

- Зюзя! Иди! – впервые я позволил себе повысить голос на спутницу.

- Не-е-ет!!!

Взрыв в мозге был такой силы, что руки непроизвольно сжали голову, выронив оба ружья, словно могли загасить этот эпицентр ада. Ноги покосились, я упал на колени. Начался приступ.

Не знаю, каким чудом удалось не потерять сознание. До подзабытого Ничто было совсем рукой подать. Мир исчез, заполнив своё место болью.

Наверное, я закричал. А может быть и нет, может, это мне всего лишь привиделось. Как же не вовремя! Хотя это всегда так, остальное самообман. Для боли времени у здравомыслящего человека вообще нет. Никогда. Потому её можно лишь принять как незваную гостью и вечно учиться терпеть.

Муки, раздирающие череп изнутри, слегка ослабли и мне кое-как удалось различить озабоченный голос дядьки:

- Что с тобой?!

- Но-о-ор-ма-льно… - с глухим, отнимающим все силы утробно-горловым сипением в голосе, ответил я. – Сей…час пройдёт. Сей…час… сейчас…

- Витя, извини…, я не хотела, - меня обдало теплом и нежностью, как тогда, ночью в беседке. Стало легче, понемногу начало возвращаться зрение. – Прости, я глупая собака… Я сейчас уйду…

Просветление наступило как-то резко. Я стоял на коленях, до боли сжав голову руками. Оружие валялось на земле, Николай по-прежнему сидел на пленном, тревожно глядя в мою сторону. Зюзя стояла рядом, уткнувшись головой в моё плечо.

- Что с тобой? – теперь уже требовательно повторил свой вопрос Коля, вызвав у меня приступ мелкого, хихикающего смеха.

- Это, хи-хи, приступ после ранения, хи-хи… Что-то там с нервами, хи… Не переживай, с умственным здоровьем всё у меня в порядке, хи-хи-хи… Просто, когда ты предложил свою помощь, хи-хи, я раздумывал, будешь ли ты обузой, хи-хи. А обузой вышел я. Глупо получилось, - нервные смешки наконец-то окончились. - Уже всё, я в порядке.

Дядька с большим сомнением посмотрел мне в лицо.

- Да-а, - протянул он. – Досталось же тебе, парень… И часто так?

- Теперь уже нет. Первое время – почти постоянно.

Коля задумчиво покачал головой, пленник попытался в это время дёрнуться, но мощный удар в затылок успокоил его.

- Рожа у тебя сейчас – чисто покойник. Зелёный весь, в слюнях… Сочувствую.

- Спасибо, - буркнул я, недовольный такими сравнениями. Хотя против правды не попрёшь, чего обижаться? – Долго меня корёжило?

- Нет. Как твоя зверюга к тебе подбежала – сразу успокоился. И это, очки подбери, упали…

- Угу… Давай делом заниматься, - и к доберману, – Оставайся. Чёрт с тобой…

«Это что же получается? – буравчиком завертелась в голове, - Зюзя может наносить ментальные удары? Полезное умение… Надо будет разобраться» …

Между тем Николай, устроившись поудобнее, начал допрос.

- Фамилия. Имя. Отчество.

-Позин. Андрей Андреевич, - выплёвывая набившуюся в рот землю, с трудом выдохнул парень.

- Где живёшь?

- На хуторе…

Удар в голову. Звонкий, выверенный. Даже я прочувствовал.

- На каком хуторе? – допрашивающий был само спокойствие.

- Ну… этом… - пленный спиной ощутил повторно заносимую над его головой руку и заверещал. – Я не знаю названия! Погорельцы там изначально жили! Я покажу!!!

- Покажешь. Но потом. Сколько человек, кроме тебя, проживает?

- Шестеро!

Я и понять ничего не успел, когда молниеносный взмах ножа отсёк парню две трети уха, а свободная рука дядьки вдавила в уже влажную от пота, слёз и прочих жидкостей естественного происхождения, голову дико орущего парня.

- Уфр…Я-э-э… А-у-у!..

- Врать не хорошо. За каждую ложь ты будешь лишаться первые три раза мягких частей тела, потом по пальцу. Собачке ведь тоже разнообразие в питании нужно: и хрящик, и косточку погрызть…

Зюзя фыркнула, но возмущаться не стала, зло глядя на извивающегося пленного, ирреально красневшего свежей раной вокруг оголённого ушного отверстия. Хорошо хоть у Коли мозгов хватило обрезок для пущего эффекта разумной не бросать, чтобы слопала. С ушастой станется и разозлиться за такие шутки.

- Двенадцать или тринадцать! Девять мужиков и три бабы… Не надо больше, пожалуйста! Не на-а-до… - заплакал Андрей. – Я всё скажу! Всё!!! Мамой клянусь!

- Не надо клясться, лишнее это. Нам вполне достаточно твоего слова, если оно честное. Ты же больше не будешь дядю обманывать? – ласково, человечно ободрил пленника Николай.

- Нет! Нет. Нет… - судорожно забормотал лежащий, изо всех сил кивая в подтверждение свих слов. Каждый кивок оборачивался ударом лица о землю, но он, похоже, этого не замечал. Кровь из разбитого носа, губ, уха смешалась с почвой, придавая ему грязный, и в тоже время жуткий вид. – Не буду… Спрашивайте, пожалуйста…

- Ну хорошо, - вздохнул допрашивающий. Ему явно, как и мне, было не по себе от этой процедуры. Однако выбор отсутствовал. Приходилось терпеть. – Как далеко отсюда до вашего хутора?

- Километров двенадцать по дороге, не сворачивая. Через лес и поля – не знаю. Не ходил. Там старая тропинка, заросла уже.

- Кто главный? Сколько лет?

- Дядя Дима, хозяин… Лет пятьдесят ему…

- Посты, секреты, наблюдательные пункты, вооружение?

- Нет ничего… Действительно нет… - нож уколол Андрея в шею. – Клянусь! Клянусь, что нету!!! Клянусь!!! Ни наблюдательных постов, ни паролей!

Острое лезвие временно оставило в покое пленного. Он завизжал.

- Это правда! Правда! Оружие у всех одинаковое – калаши! Торгаши привезли!

- Ну, допустим, я тебе верю, - дядька впал в глубокую задумчивость. – Допустим! – выделил он именно это слово. – Тогда расскажи мне, сыночка, зачем вы тут людей поубивали?

Пленный снова стал извиваться, надеясь неизвестно на что; бессильно сучил ногами.

- Я ни при чём… Это не я… Я никого не убивал…

- Обманывает, - услышал я мнение спутницы и полностью с ней согласился. – От него пахнет старой кровью и смертью.

- Он врёт, Коля.

- Я знаю. Что же ты так, сыночка…

Нож снова блеснул на летнем солнышке. На землю упало второе ухо.

- Следующей станет твоя нижняя губа, - сообщил допрашивающий. – Почему же ты тупой такой?!

Андрей снова пытался нам что-то сказать с полным ртом земли. В ожидании, пока проплюётся, мы втроём молча смотрели на этого молодого недолюдка, каждый по-своему… Николай – с отеческой печалью в глазах, я – с брезгливостью, Зюзя… а вот тут сказать сложно. Самое подходящее определение – как аристократка на дерьмо.

- Повторяю вопрос, - дядька почти наклонился к голове пленного, громко и внятно проговаривая каждое слово в окровавленные отверстия. – Зачем вы поубивали тут людей? Если до тебя дошло, о чём тебя спрашивают – скажи: «Да». Если не дошло, я повторю. С ножом совместно. Мне не тяжело. Мягких тканей у тебя ещё много.

По телу лежащего прошла судорога.

- Д-д-да… Я расскажу… Но это не я… - Андрей начал истерично, совсем не напоказ, заливаться слезами, неровно подёргивая заросшим небрежной щетиной кадыком и жмуря глаза…

…Пленный говорил долго, сбивчиво, несвязно. За это время он действительно лишился нижней губы, из-за чего его речь стала весьма шепелявой, и двух пальцев. Против обещания, Коля их отрезать не стал, только сломал. С хрустом, с омерзением, под пробирающий до мозга костей вой парня.

Однако общую картину происшедшего составить удалось.

В одном из ненаселённых пунктов, неподалёку от этого посёлка, постепенно собралась разношёрстая компания из любителей выпить и побездельничать. Верховодил в ней некий дядя Дима, погорелец, озлобленный на весь мир за свои неудачи мужик. Когда становилось совсем плохо – шли работать по соседним поселениям. Копали, убирали, носили – за что получали оговоренную плату. Затем уходили в запой. Как в эту компанию попал пленник – не интересовались. Без надобности нам его биография.

Несколько раз коммуна люмпенов пыталась нахрапом отжать у наиболее богатых соседей самогон и еду, однако получали достойный отпор. До смертоубийства дело хоть и не доходило, но злоба на жирующих на «трудовом человеке» уродов копилась исправно.

Кто знает, как долго бы это продолжалось, но четыре дня назад к дяде Диме приехали какие-то торгаши, явно знакомые предводителю ранее. Подогнали калаши, патроны к ним, много алкоголя, таблетки с наркотой. Последние, по-видимому, глубоко запали в душу пленнику, потому что он даже в полуизуродованном состоянии сладко вспоминал: «Ух и колбасило!!! А я ещё полстакана самогоночки принял – и как молодой Бог…».

Выпив и проглотив, толпа решилась посчитаться с соседями. Выбор пал именно на этот посёлок как на самый богатый. Все знали, что в городе у них три точки постоянные с наркотой и бухлом. Кучеряво живут, суки! Кто предложил наказать зажравшихся – он не помнил. Ему было хорошо, весело и адреналин переполнял кровь.

Более всего пугало в рассказе Андрея то, что он до сих пор ненавидел покойных. За хорошую жизнь, за то, что спали на чистых простынях, за то, что похмельем не мучились по утрам.

Наверное, он не до конца в этом виноват. На момент начала эпидемии сколько ему было? Лет десять? Одиннадцать? Что он хорошего видел? Для таких вот, как он, убийство и грабёж – обыденная часть жизни. Воспитан парень так. Продукт своего времени - законченный моральный урод.

…Грабить шли весело, как на праздник. С выпивкой, с песнями, некоторые даже в пляс пускались, чтобы успокоить взвинченный организм. Местные даже по началу не поняли, что происходит. Повысыпали из дворов. А потом началось…

Андрей не помнил, кто выстрелил первый. Сразу перебили мужчин; женщин, детей и стариков согнали вместе. Дядя Дима отобрал троих; женщину и двух её ребятишек из самой богатой семьи посёлка. Сначала потребовал выдать все накопления по-хорошему, и перепуганная мать сразу указала на два тайника в доме. Нашли золотишко, немного серебра. Но этого ему показалось мало. В устрашение предводитель велел подвесить их на дерево за ноги, надеясь, что несчастная ещё что-нибудь вспомнит.

Нашли самогон, опять выпили. Приняли по таблетке – совсем хорошо стало. Куражу захотелось.

Собрались было обыскать дома, забрать что подороже и уйти, но тут один из увязавшихся с ними купцов о чём-то пошептался с главным и тот решил проучить буржуев, чтобы другие не жмотились. На глазах у оставшихся в живых жителей, мигая залитыми спиртным и дурманом глазами, начал пытать висящих…

Как они кричали… Именно это привело парня в сознание, заставив трезво оценить масштабы происходящего. С его слов, он хотел убежать, однако главный заставил отметиться в кровавой забаве всех. «Чтобы чистеньких не осталось!» - раза четыре, заново переживая воспоминания прошлого и ужас реальности, повторил пленник. Затем после проверки выданных тайников, расстреляли и остальных. И в этом деле тоже непричастных среди грабителей не осталось.

Окончательно протрезвев, начали мародёрить. Гребли всё. Драгоценности, отдавали предводителю для последующей делёжки, а остальное складывали за посёлком, у дороги, чтобы потом вывезти. Нашли и маковую вытяжку или, по-старому, опий экстракционный. Купцам отдали на реализацию. У них по вене никто не гуляет.

Именно тогда он со своим приятелем и сумели припрятать немного украшений, на чёрный день в укромном углу при в ходе в один из домов.

Окончив сбор трофеев, налётчики сообща, из чисто животного страха, решили спалить тут всё к чёртовой матери. И тела, и дома. Снова выпили, стараясь забыться, и пьют по сию пору. Только вот Андрейка с товарищем на свою беду решили проведать тайничок, да вляпались… «Жаба подвела, - плакал пленник. – Ведь видели же, что кто-то тут побывал, мертвецов прикрыл. Дураки…».

…За время рассказа Николай постоянно задавал мелкие, уточняющие вопросы; акцентировал нюансы, и я с удивлением отметил, что дядька постоянно перепроверяет слова Андрея, ловит его на неточностях. Ловко… Но особенно он зацепился за торгашей.

- Откуда они приехали? На чём?

- Не знаю… На бусике стареньком, сером…

- А говорят как? «Шокают», «Акают», «Окают» или «Гэкают»?

Снова нудное:

- Да не знаю я… Как мы… На русском...

- Выглядят как?

- Да как все… я на них внимания не обращал…

- Ну, хорошо… Как этих торгашей найти?

- Не знаю, с ними дядя Дима якшается. Но они к нам сегодня утром снова приехали, ещё бухла с марафетом подвезли…

Коля задумался, затем обратился ко мне.

- Витя, осмотри калаши.

Я послушно осмотрел сначала один, потом второй автомат и вынес свой вердикт.

- Как ты и говорил – новые. Совсем недавно с хранения – даже консервант толком не убран. Номера разные, но не забитые. Интересно, откуда они взялись?

Но дядька не ответил. Вместо этого он поинтересовался:

- У тебя к этому вопросы есть?

- Нет.

Парень затих. Его шея, тонкие, худые руки начали покрываться испариной. Он всё понял. Снова дёрнулся. Раз, другой…, но крепкая рука допрашивающего вдавила пленника лицом в землю, а нож полоснул по горлу наискось.

Забулькало, забилось в конвульсиях молодое тело, земля снова окропилась свежей кровью.

- Ну вот и всё, - вытирая нож об одежду убитого Андрея, печально констатировал Коля. – Допрос окончен…

Он встал, по-старчески кряхтя. Несколько раз присел, разминая затёкшие ноги. Убрал нож, отряхнул одежду, приводя её в порядок.

- Что делать будем? – вопросительно посмотрел на меня дядька.

Я решительно не знал, что отвечать. Полученная информация пока только укладывалась у меня в голове, требуя переосмысления и анализа. Торгаши, спонсирующие зверства; коммуна алкашей-убийц; найденное золото; новые автоматы – каша сплошная.

- Не знаю. Надо рассказать кому-то, кто их там вычистить сможет. Пусть местные властители суд устроят показательный или на каторгу упекут…

Николай скривился.

- Витя! На Землю вернись! Кто их будет судить и за что? У тебя доказательства есть? Кроме слов этого, - он пнул ногой труп Андрея, - ничего. Только информация к размышлению. Потому официально тут не получится…

Я разозлился.

- Тогда зачем ты это представление с отрезаниями устраивал? Живой свидетель всяко лучше мёртвого!

- И ты бы его потащил в город? На своём горбу? И вожжался с ним, и отвечал на кучу ненужных вопросов от местных силовиков? Да на этот посёлок всем плевать! Им дешевле будет не заметить случившееся, чтобы лишнюю работу себе не выдумывать. Хотя… - тут дядька резко подобрался, посерьёзнел, задумался. – Хотя… Правильно мы сделали, правильно. Прибегут сюда разбираться власти. Обязательно, как только сообщим.

- Почему?

Николай заложил руки за спину и стал прохаживаться туда-обратно, веско и уверенно объясняя свои выводы.

- Потому что не торгаши к синякам припожаловали, а кто-то посерьёзней. Кто - не знаю, сразу говорю. Но цель простая: посеять панику среди местных. Отсюда и зверства, и таблетки, и бухло. Алкаши – это так, одноразовое орудие. Они изначально расходный материал. Да и место для акции грамотно выбрали: чуть в стороне, где просто так, мимоходом, никто шляться не станет, но по делам люди бывают. Запасец времени сделали для себя.

- Но зачем?

- Война начинается, Витя. Война. Не местечковая, как я изначально думал, а та самая, которую все с неизбежностью ждут и боятся. Ты думаешь, что это будет «Ура! Ура! В атаку?!». Цепи пехоты, танки, артиллерия? Нет. Это в прошлом. Будет что-то типа бархатной революции. Сначала начнут вспыхивать мелкие очаги неповиновения, заставляющие народ бояться, ненавидеть допускающую такие зверства власть и искать сильную руку для защиты. Потом в городе полыхнёт. Методики отработаны. Дешёво и сердито, расходы минимальные. Горлопанов, дураков и провокаторов, готовых за паёк орать что угодно, всегда в избытке. Кого-то обязательно сакрально убьют, чтобы слепить по-быстрому нужного героя; кто-то выстрелит из-за угла в местную стражу. И понесётся…

А в конце станет понятно по взошедшему на современный трон кандидату, откуда ноги растут у всей этой бучи. По поддержке извне понятно. Только поздно будет. Потому надо срочно сообщить сразу на самый верх, чтобы этих «торгашей» за хобот взять успели и меры превентивные предприняли.

Я заворожённо смотрел на дядьку, осознавая логичность и в тоже время необычность описываемой им картины.

- Тебе это зачем, Коля? Ты что, спаситель отечества? Или патриот, каких не бывает?

- Если бы… Просто люди погибнут, Витя… Живые, не имеющие никакого отношения к этому переделу власти, люди… Ты думаешь, на этом посёлке алкаши остановятся? Нет. Будет ещё один, и ещё… пока их не остановят. А потом полыхнёт в другом месте, но по тому же сценарию.

Народ быстренько запрётся по своим хуторам, прекратятся поставки продуктов в город. До голода не дойдёт, но почва для смуты появится… Только мне этого не надо, понимаешь? Мне перемены не нужны… Мне стабильность нужна, чтобы семью тянуть. Вот её я сейчас и защищаю. Потому поступим так: золото разделим, затем разбегаемся. Я сначала своих заберу, потом на всех парах к местной власти…

- Но почему ты думаешь, что будет именно так? – не удержавшись, влез со своим вопросом я.

Он остановился.

- Потому что живу давно, видел многое и очень хочу ошибиться. Но маловероятно. Помнишь, я говорил, что по людям хожу, чиню всякое?

Я кивнул.

- Так вот, в том году в соседней области так же начиналось. Сначала несколько показных расправ над маленькими поселениями, потом народное роптание, потом бунт. В крови утопили… А до заказчиков, вроде как, не добрались… Мне об этом один из выборных рассказал, когда я ему беседку чинил. Теперь понятно?

- Да…

Николай подобрал оба автомата, затем сходил за мешком с детскими вещами. Я протянул ему золото.

- Забери, тебе нужнее. Анечке на приданое.

Дядька сначала взял спутавшиеся между собой украшения, затем решительно отделил половину и протянул мне.

- Не надо. мы и так тебе обязаны… Лучше, когда через реку Ворсклу переберёшься, купи себе по-тихому машину и езжай на ней. Только по магистралям, а не просёлкам. Там не шалят… И быстрее выйдет, и вопросов в пути меньше…, - Коля сделал паузу, что-то прикидывая в уме, после продолжил. - Тут золота и половины для покупки хватит... Раньше транспорт не бери, на мосту пост. Привязаться могут.

Я хотел было поблагодарить его за столь дельный и ценный совет, как вдруг Николай, смущаясь, попросил:

- Пока я бегать буду, сделай доброе дело… в смысле, помоги.

- Что нужно?

- Прогуляйся к тому хутору. Посмотри что там и как, а особенно автомобиль. Его приметы, марку, номера, если есть. Витя, не надо воевать. С этим и без нас разберутся. Я так думаю… На крайний случай сам мужиков соберу и вычистим там всё. Если сможешь – запиши полученную информацию на бумажке и спрячь её под одним из старых столбиков возле их дыры. Знаешь, такие… километры указывают. Ты сможешь… я знаю. Да и доберман твой разведчик каких поискать… Боюсь я, что городские могут сгоряча и с колёс атаковать, особо не разбираясь. Местные уроды никуда не денутся, а вот эти торгаши мутные свалят – и ищи-свищи. Ну, ты и сам понимаешь… А вдруг там пленники какие?! Поубивать ведь ни за что при штурме могут… - он выжидательно уставился на меня, но я молчал. Слушал. - Тебе почти по пути… Попробуй. Давай просто закончим то, что начали, - он замялся. – Ты извини, но золото я тебе предложить за риск не могу. Оно мне самому нужнее воздуха…

Хорошо тебе говорить, дядя… На совесть давишь… А мне в очередной раз башкой рисковать, и Зюзей… И за кого? За тех, кто мне никогда даже спасибо не скажет? Сам то вон, в тыл бежишь… И как ты объяснишь появление записки со сведениями из-под столба? Наверняка ведь спросят так, что не ответить не сможешь; а мне популярность ни к чему. Об этом я сразу его и спросил:

- Коля! И как мне инкогнито сохранить? Напомню - за меня хорошо платят. Дальнейший ход моих мыслей разжёвывать?

Дядька отрицательно покачал головой. Похоже, такой расклад ему на ум не приходил. Рука прошлась по усам, глаза сузились от напряжённых размышлений.

- Да… Не подумал. Но ведь свалить у тебя времени и так выше крыши, пока то да сё… Понимаю… Так что, отказываешься?

А мне вспомнилось собственное правило, озвученное совсем недавно дядькой: «Всё и всегда нужно доводить до конца». Хоть и не моё это дело, но я, надо признать, в него уже вляпался. Так чего выделываться? Зачем юлить? Может, действительно небесполезная прогулка выйдет? Ночью покрутимся с ушастой по округе, нацарапаем записочку и домой. Без геройств. Тем более что изначально так и собирались.

Я посмотрел на разумную и мне показалось, что она кивнула в ответ.

- Хорошо. Мы попробуем. Но ничего не обещаю.

Коля молча, с силой, пожал мне руку.

- Спасибо. Негоже такую дрянь, как эти двое, - кивок на трупы алкашей-бандитов, - без ответки оставлять… Прощай, Витя. И прости, если что не так.

- Прощай. Береги своих.

- Чуть не забыл! – он хлопнул себя по лбу. Собаку отваром чистотела натри. Я видел – блошки её начали покусывать. Так и до клеща не далеко. Рецепт знаешь? Там совсем немного надо – аллергию ещё вызовешь.

- Примерно. Разберусь, не переживай.

И мы расстались. Дядька быстро пошагал обратно, позвякивая оружием, а я стоял и думал: «Ну почему мне так везёт на приключения? Казалось бы – тихой сапой проберись, проползи, ужом проскользни к своим. Но нет, куда не приду – вляпаюсь во что-нибудь со стрельбой и кровью». Однако ответ лежал тут же, на поверхности, просто он мне не нравился: «Потому что так правильно – не проходить мимо. Моя хата не всегда может быть с краю. Вот только меня этому, к сожалению, доберман научила, а не люди».

Я вздохнул.

- Ну что, ушастая, пошли травку от маленьких и кусучих искать?

Внимание!!! 18+

График выхода - одна глава в неделю Всего 12 глав. Ссылка на первую часть:

https://author.today/work/30964

Братскую могилу для людского пепелища решил не рыть. Слишком долгое, муторное и трудозатратное дело получалось. Но и бросать неправильно. Это, всё-таки, люди, и они явно не заслужили гнить под открытым небом, привлекая хищников всех мастей. Понятное дело, покойники на свою судьбу уже никому никогда не пожалуются, и пройди я мимо – ничего предосудительного не скажут и вслед презрительно не плюнут. Только перед самим собой стыдно. И перед Зюзей. Что же, придётся снова потрудиться могильщиком на общественных началах.

Немного подумав, я решил сделать что-то вроде погребального кургана. Для этого пришлось собирать по всей округе куски шифера, кирпичи, не совсем изуродованные пожаром листы кровельного железа, всякий тяжёлый мусор и наваливать, наваливать, наваливать слой за слоем. Чтобы любопытствующим прямоходящим добраться до тел было сложно, а четвероногим вообще нереально.

Хотя общая высота предстоящего захоронения была немногим выше пояса, но вот в ширину… изрядно. До глубокой ночи я, словно робот, носил и носил материалы. Складывал, подпирал, укладывал сверху, снова подпирал. Получалась мусорная пирамида, мать её…

Зюзя, по-прежнему не вступала в разговор, не смотря на все мои попытки наладить хоть какой-то контакт. По началу разумная старалась помогать мне изо всех сил, однако вскоре прекратила, осознав, что пользы от её потуг было крайне мало. Ну не приспособлены собаки для таких дел анатомически. Не их это дело. У них лапки, ну или лапы – в зависимости от размера.

Доберман, грустно посматривая, как я с натугой тащу несколько кирпичей или обломки шифера, улеглась в сторонке, печально наблюдая за моей работой; затем ушла патрулировать окрестности, не забывая регулярно появляться в поле моего зрения и своим спокойным видом давая понять, что всё в порядке, незваных гостей нет.

Про висящих на дереве детей и женщину я не забыл, нет. Первым делом, по возвращении, направился к подготовленному для вывоза барахлу и, распотрошив треть кучи, разыскал узел с постельным бельём. Отобрал три пододеяльника покрепче и три простыни. Вернувшись к повешенным, расстелил тряпки на земле и перерезал верёвки.

Сегодня впервые довелось увидеть, как падают мертвецы. Медленно, неуклюже, вязко, превращаясь на земле в изломанные, бесформенные груды плоти. Совсем не похожие на людей.

Мухи, считавшие мёртвых своим новым домом и складом деликатесов одновременно, нервно зажужжали, облаком взвились вокруг непрошенного ревнителя погребальных традиций. Бросились в глаза, в нос; отдельные, особо наглые особи попытались забраться мне в рот. Стошнило – настолько жирные, гладкие, поблёскивающие на солнце были эти насекомые. Пришлось долго отмахиваться, параллельно сплёвывая сладко-приторную слюну.

Разделся, сложил в стороне вещи, сделав исключение лишь для «мурки» - она всегда под рукой. А затем начал нужное, но отвратительное по зрелищности, дело – укладывание упавших трупов в традиционные для покойников позы. Каждого отдельно, немилосердно измазываясь во внутренностях. Я плакал. И совершенно не стеснялся собственных слёз. Плакал не из-за брезгливости, не от увиденного, а от беспомощности. Вот жили дети, росли, мечтали, проказничали и смеялись – а тут раз, и всё. Мертвы. И никакая сила их уже не вернёт в этот мир. Какой надо быть… нет, слово «тварь» тут неуместно, нелюдью, чтобы такое сотворить?

Женщина, мальчишки, груда тел в костре – за что?! Не понимаю! В голове не укладывается!

Покончив с подготовкой и стараясь при этом не всматриваться в лица, я накрыл тела простынями, и только тогда направился к пепелищу.

Зюзя, стремясь запомнить всё увиденное накрепко, в тот момент стояла рядом. В её глазах я отчётливо видел ужас, боль, непонимание, ирреальность происходящего. Больше скажу, всей кожей ощущалось её желание забыть это жуткое зрелище; закричать, давая выход раздирающей душу боли наружу, заплакать. Но плакать, как и кричать, собаки не умеют. Только выть. И она именно так и поступила: громко, тягостно, словно пела погребальную песню.

Почему не похоронил сразу? Не знаю… Мне казалось, что неправильно провести последние дни, часы, секунды пребывания на этой земле вниз головой, как туше на бойне, даже если ты покойник.

Пусть отдохнут, пусть просто полежат. Сегодня они – последние в моём списке…

… Три неглубокие могилки я вырыл найденной в полусгоревшем сарае лопатой на обочине дороги, уже глубоко ночью. Зюзя, по-прежнему сохраняя молчание в отношении меня, снова пришла помогать и с ожесточением гребла землю под себя лапами. Комья летели в разные стороны, мелкое крошево исчезало в темноте. Вред один от такой помощи, по большому счёту, но я не сказал ни слова. Для неё это было очень важно, нужно, правильно.

В изголовьях поставил по кресту. Наскоро сделал – по две ветки проволокой скручивал и втыкал в рыхлую, неосевшую землю. Ни имён, ни фамилий, ни вероисповеданий… но оставлять просто три безвестных холмика рука не поднялась. У человека даже после смерти хоть что-то своё должно остаться, для памяти.

Спите спокойно, для вас всё закончилось. А я к колодцу, привести себя в порядок. У живых всегда дел много…

…Про Колю с его семейством я больше не вспоминал. Выбросил этого человека из головы как ничего незначащий эпизод путешествия, только и всего. Вычеркнул из своей жизни. Просто всё, если смотреть без иллюзий: было выгодно – шли вместе, стало неинтересно – разошлись каждый по своей дороге. Так бывает. Никто никому ничего не должен, ничем не обязан.

… Мы сидели в полной тишине, при тусклом свете звёзд. Спать не хотелось. Пережитое крепкое вцепилось в подсознание, раз за разом подсовывая тягостное ощущение безнадёги, депрессивности, уныния.

Пели ночные птицы, трещали цикады и звенели неуместно-жизнерадостными трелями сверчки. Как будто весь окружающий мир нашёптывал: «Живите дальше… Надо жить… Вы не знали этих людей, кто они вам?..».

Враньё. В этом, с недавних пор ненаселённом, пункте, остались наша с ушастой беззаботность, остатки веры в разум человечества, в мирное сосуществование. А для Зюзи ещё и произошло прощание с детством. Болезненным, страшным ударом по морде от реальной жизни. Тогда, при первом визите в это проклятое место, она испытала всего лишь шок. Теперь пришло осознание и ужас реальности.

Мне сейчас было легче, чем ей. Я все эти внутренние терзания, перемалывание сознания уже прошёл тогда, при первом визите в мёртвый город, у ржавого мальчишечьего грузовичка без одного колёсика. Теперь пришла очередь разумной нахлебаться варева судьбы по самую маковку. Не смог я подругу от этого уберечь и назад не отмотаешь, к сожалению.

Ничего, она справится, она сильная.

Не знаю, сколько мы так пробыли, глядя в никуда. Я не лез с разговорами, искренне надеясь, что доберман обратится первой. Нет таких слов, чтобы ушастую успокоить; а любая попытка с моей стороны наладить диалог будет выглядеть недостойно, словно заглаживание вины за своих двуногих собратьев. Даже определение вспомнилось этому мерзкому ощущению: «Испанский стыд».

- Что дальше? – тихо, словно шелест ветерка, раздалось в моей голове.

Страшный, пугающий своей глобальностью и важностью вопрос.

- Я не знаю. У меня нет ответа. Ты должна решить сама.

- Я не хочу решать. Я! Не хочу! Решать!!! – мыслеголос повысился до визга. – Я просто хочу жить и не бояться, - уже тише. – Не бояться людей с их оружием, не прятаться в лесах, словно я сделала что-то плохое. Я хочу радоваться и быть счастливой.

Я криво усмехнулся.

- Тогда нам не по пути. Ты слишком много хочешь от людей. Возвращайся в Место, тебя там ждут.

- А ты?

- А я пойду дальше. Домой.

Разумная положила голову на передние лапы, по-прежнему не отводя от меня взгляда.

- Выходит, что всё зря? Мы так долго шли, чтобы вот так расстаться?

Меня передёрнуло от обиды.

- Я не гоню тебя. Ты – часть моей семьи, тут серый прав. Но и рисковать тобой или заставлять быть рядом против твоей воли не хочу. Не перекладывай на меня свой выбор, не надо. Мне тоже больно.

Зюзя снова задумалась.

- Что ты станешь делать с этим? – три висящих тела. – Забудешь?

Зачем? Зачем ты повернула разговор в эту сторону? Что бы я сейчас не ответил – результат мне не понравится.

Я не хочу влезать в очередные разборки, потому что при любом результате, даже если нам фантастически повезёт, и мы опять останемся живы, я потеряю часть себя. Большую, маленькую или совсем крохотную – не знаю. Из-за того, что по своей натуре я не убийца. Но выбора у меня, похоже, нет. Придётся, потому что очень хочется остаться человеком в собственном глазу, в добрых, немного наивных глазах Зюзи.

Если увильну – подруга меня не осудит. Не заклеймит позором, даже слова плохого не скажет. Поймёт, как поняла Николая. Но между нами появится трещина. Сначала тоненькая, почти незаметная, со временем она станет всё глубже и глубже. Почему? Потому что в сказочном мире ушастой добро всегда побеждает зло, нравится мне это или нет.

- Нет, это нельзя забыть - собравшись с духом, выдохнул я самый понятный для разумной аргумент. – Но и вести войну мы вряд ли сможем, силёнок у нас маловато. Тех, кто это здесь сотворил – однозначно больше. Думаю, нам необходимо их найти, собрать информацию и передать её в город. Там специалистов по наведению порядка вполне хватает. Придут и разберутся, и накажут. Как-то так.

Про способ передачи я тактично умолчал просто потому, что пока и сам не представлял, как это сделать.

Доберман не успокаивалась.

- Зачем? Они не твоя семья.

Теперь настала моя очередь задуматься. Не в самом ответе, нет. Тут я внутренне чувствовал, что поступаю правильно. Просто подбирал именно те слова, которые наилучшим образом передадут суть.

- В каждом народе есть и хорошие, и плохие. И среди людей, и среди разумных. Плохих ведь должен кто-то остановить? Не всем же мимо проходить? Так можно дождаться, когда и за твоей жизнью безнаказанно придут. Это как колючка в лапе – чем быстрее вынешь, тем быстрее станет легче. Ты меня поняла?

Вместо ответа спутница подошла ко мне и нежно ткнулась головой в мою грудь.

- Я знала, что ты хороший...

Мне было очень приятно услышать такое от Зюзи, особенно после всего случившегося. Однако в глубине души не отпускала мыслишка, подленькая, гаденькая: «Опять ты, Витя приключения себе на пятую точку ищешь. Да что же ты беспокойный то такой?! До дома максимум десять дней ходу осталось, от силы двенадцать, ну так и иди! Придурок!».

- Нет! – неожиданно для самого себя громко, отчётливо выкрикнул я, словно посылая куда подальше внутреннего искусителя.

Зюзя встрепенулась.

- Что «Нет»?

- Мысли плохие гоню прочь. Неприятные.

Она, успокоившись, улеглась у меня сбоку.

- У меня тоже бывают плохие мысли. Слабые, когда жалко только себя. Ночью, днём редко. Мне они не нравятся, и я тоже их прогоняю.

- Это нормально, Зюзя. Мы потому и разумны, что умеем не только обдумывать свои поступки, но и чувствовать. Не все, конечно, но мы с тобой – точно!..

… - Витя! Человек!

Голос добермана разбудил меня. Негромко, но кому приятно, когда его будят? Заснул, разморило в тепле после бессонной ночи, сам дурак! Чертыхнувшись про себя, открыл глаз и поискал взглядом ушастую. Ага! Вон она, под кустиком расположилась.

Солнце уже опускалось вниз, намекая на вечернюю прохладу, однако жара и не думала спадать. Как мы не обустраивали место нашей засады, не создавали тень – без толку. Лично я пропотел насквозь и провонял, думаю, не хуже. Зюзе тоже пришлось несладко. Но терпели. Уж очень нам хотелось пообщаться с теми, кто за припрятанным под брезентом имуществом придёт. А придёт (или придут) обязательно! Слишком по-хозяйски, любовно собрано и уложено награбленное. Такое не бросают.

- Где? – прошептал я. – Он один?

- Да. Идёт по дороге. Ты его знаешь.

Не успел я как следует поиграть в угадайку, на хорошо просматриваемый участок старой грунтовки с вкраплениями ещё более древнего асфальта, вышел Николай. Правильно шёл, крался. Меня поразило его преображение из добродушного, слегка медлительного дядьки в ловкого, наделённого непонятной грацией, хищника. Сжатые в ниточку губы, наклонённая, как перед дракой, голова; ружьё в руках и широко раздувающиеся ноздри, впитывающие все запахи окружающего мира.

А вот это интересно. Зачем он здесь? И где Ирина с внучкой?

Разумная хотела было выйти ему на встречу, но я одёрнул её. Не будем спешить, посмотрим, что этот неоднозначный человек будет делать.

Странно всё это. Необычно. Ну и ладно, ждём дальше.

Дойдя до первых домов, дядька неожиданно уселся на обочине, привалился спиной к растущему тут молодому тополю и с наслаждением вытянул ноги. Видимо, долго шёл.

- Нет, Зюзя! Ждём. – остановил я повторный порыв ушастой выйти к человеку. – Я знаю, что ты считаешь его хорошим. Но давай потерпим. Всякое бывает.

Разумная спорить не стала, и мы продолжили наблюдение. Ничего. Никто не вышел к Николаю, он тоже не оставлял никому тайных знаков или иных посланий. Похоже, что мужчина здесь действительно был один. Вот только зачем?

Чехарду непонятностей прервал сам дядька. Отдохнув, встал, медленно прошёл в нашу сторону, внимательно осматривая кусты у дороги. Не сразу, но схрон с добром попался ему на глаза, что, в принципе, являлось ожидаемым. Сам ведь ему об этом рассказал.

Коля приподнял брезент, осмотрел несколько узлов, позвенел посудой, а потом неожиданно так виртуозно выматерился вполголоса, что даже я не понял половину заковыристых словосочетаний, а Зюзя вообще округлила глаза от удивления. Такого подвида человеческой речи она раньше точно нигде не слышала. Отдельные слова не в счёт.

- Суки! И за это людей поубивали?! Вот уроды… Ну, взяли то, зачем пришли, но вот так, под чистую... не понимаю! – продолжал дядька, с озлоблением пиная какой-то ковёр. – Будьте вы прокляты!

Минут через пять он успокоился, положил ружьё на землю и, тяжело вздыхая, начал разбирать вещи. Каждую попавшую ему в руки тряпку Коля тщательно ощупывал, осматривал с изнанки, только на зуб не пробовал. Особо понравившиеся экземпляры одежды бережно откладывались в сторону, отдельной кучкой. Прочие же упаковывались обратно в узлы.

Ох и мерзкая же это картина – мародёрка при свежих покойниках. Сам не ангел, тоже в дороге жил с этого. Однако вот так, когда трупы замордованных и сожжённых хозяев только вот-вот похоронил… есть в этом что-то брезгливо-неправильное, даже название придумать не могу. Как на дохлую кошку в жару босой ногой наступить, со всеми вытекающими: прилипшей к пяткам мягко-слизкой шерсти, смрада потревоженного тельца, жёлто-бурой сукровицы. Вот и тут так, только в моральном плане.

Надо это разграбление прекращать. У меня здесь засада, как-никак. Мне случайности не нужны.

- Бог в помощь! – приветствовал старинной фразой из мультика я увлечённо копающегося в вещах Колю. – Как обновки? Не жмут?

Дядька вздрогнул и начал медленно оборачиваться ко мне, пытаясь незаметно подобрать своё оружие.

- Не, не, не, - сразу предупредил его я. – Даже не думай, опасно это. Не успеешь.

Правду говорить легко и приятно. Коля бы действительно не успел. Просто потому, что моя «мурка» смотрела ему в голову своим недовольным дулом, готовым изрыгнуть стандартную для охотничьего патрона порцию дроби.

Николай это оценил и отдёрнул руку от своего ружья.

- И не стыдно? – из меня выскочил самый идиотский вопрос, наименее уместный в наши дни.

Стыдно за что? За то, что пытается поиметь на чужой беде свой профит? Так он не убивал никого здесь, не грабил, не пытал. Просто узнал от болтливого одноглазого мужика с доберманом о бесхозном добре и решил погреть руки. Не больше. В общем, чушь я спорол.

Но, против ожидания, дядька не рассмеялся мне в лицо за такой глупый вопрос, а, напротив, ответил на него глухим, усталым голосом:

- Стыдно, Витя, стыдно… Ты даже не представляешь, как… Я, здоровый мужик, словно крыса какая… Осуждаешь?

В этот момент из-за кустов вышла Зюзя. Подруга, по своему обыкновению, пока я выходил из укрытия, дежурно обследовала прилегающую территорию.

- Никого нет, за человеком никто не шёл, - сообщила она свои выводы и подошла к отобранной Николаем куче вещей. Обнюхала, осмотрела, поворошила лапой. – Зачем ему маленькая одежда? Он ведь большой.

И тут до меня дошёл истинный смысл происходящего. В тайне надеясь, что мои выводы правильные, я спросил:

- Для внучки стараешься? Ей обновки?

Тот кивнул.

- Да. Растёт она, а детских вещей у нас попросту нет. Да и покупать особо не за что. Вот и решил хоть так… Тут посёлок богатый был.

У меня словно камень с души свалился. Ну вот не хотелось мне верить в то, что Коля – полное отребье. Не хотелось, и всё! До конца в душе сидело неизвестно на чём основанное убеждение - он правильный человек. Нормальный, с привычными для меня моральными ценностями. И я, похоже, не ошибся. Тут не жадность, тут нужда. А это меняет многое.

Не скажу, что бросился со слезами счастья ему на шею. Осадочек, как говорится, остался. Но теперь можно было поговорить и без оружия.

- Твои где?

- В село отвёл и на постой определил. Там есть приличный человек, доктор бывший. Взял недорого, за Ирой с мелкой присмотрит.

- А сам, значит, сюда направился?

Привычно по усам скользнула крепкая, сильная рука. Дядька понял, что я ему не враг.

- Да. Сначала хотел местным сообщить, а потом подумал: «О чём рассказывать?». Сам ничего не видел, только с твоих слов слышал. Да и барахло под брезентом, чего душой кривить, подзуживало в нём покопаться. Потому решил сначала лично проверить, отобрать вещи для Анечки, если получится, а потом официально объявить. Можно я встану?

- Да пожалуйста. И вещи забрать не забудь, пригодятся ребёнку.

Он извлёк из своей куртки небольшой джутовый мешок и торопливо, как попало, стал заталкивать в него одежду. Покончив с этим, Николай поднялся, отряхнул джинсы от налипших травинок и мелкого мусора, а затем медленно, неторопливо уложил узлы обратно под брезент.

Я видел, что ему очень неловко и что у него тоже есть вопросы ко мне. Потому решил форсировать ситуацию.

- Спрашивай, если что-то интересует.

Дядька искоса взглянул на меня с прищуром, потом всё же решился. Спросил:

- Ты всех похоронил?

- Да. Нехорошо просто мимо проходить. Не смог я сделать вид, что ничего не вижу…

После моего ответа Николай отвёл взгляд в сторону, а его руки хаотично зашарили по карманам, словно в поисках позабытой монетки или сигарет. Затем мужчина зло сплюнул, сжав кулаки.

- Да что же тошно то так! – эти слова однозначно шли из самого его сердца - настолько искренне они прозвучали. – Гнидой последней себя чувствую! Словно оплёванный перед тобой и собакой твоей стою! Не могу я так! – в дядькиных глазах зажглись злые огоньки. – Что теперь делать?!

Если бы я знал ответ, то, наверное, стал бы самым лучшим психотерапевтом на планете. Но не дано мне такое знание, потому ограничился простым и честным:

- Жить. Жить как жил. Я тебе не враг, не судья – не задавай мне больше абстрактные вопросы. Если ты тут закончил – уходи. У меня дела.

Николай согласно, мелко затрусил головой, увязывая мешок. Закончив, он подхватил своё оружие, взвалил ношу на плечо и уже сделал пару шагов в сторону мёртвого посёлка, как вдруг остановился, развернулся и, нервно дёрнув щекой, бросил:

- Что ты задумал, парень?

Врать смысла не было, потому ответил честно.

- Хочу дождаться новых хозяев этой кучи и поговорить, узнать расклады. Если не получится беседы здесь – то собираюсь проследить, оценить обстановку. Затем каким-нибудь образом передать сведения в город местной страже, или как там она у вас называется. Войну не планирую, - криво усмехнулся я.

- Я участвую, - суровым, полным решимости тоном заявил дядька. – Не в конец же мне оскотиниваться и голову в песок по страусиному прятать. Вместе подождём, о жизни пообщаемся… Да и на тебя пока амнистию не объявляли. Во всяком случае, я об этом ничего не слышал. Так что сам расскажу кому следует, а то захомутают ещё... Да не смотри на меня так! Доживёшь до моих лет, поймёшь, что мир не чёрный и не белый. Серый! Где светлее, где темнее, но цвет один! Все ищут свою выгоду! И я ищу, и ты… Да, ты всё правильно понял, я поживиться сюда шёл. Наступил целесообразностью и расчётом на горло простой человеческой порядочности, как жизнь приучила… Но, как видишь, не смог в стороне отсидеться, так что не спорь, решения не изменю и помехой не стану! Опыт кое-какой имеется…

А вот такой спонтанный героизм в мои планы не входил. Мы с ушастой – сыгранная команда. И имеем пару козырей в рукаве. Коля – дополнительная, до конца неясная в своих возможностях переменная. Может и подвести, не со зла – просто из-за отсутствия слаженности в действиях. Потому придётся отказать…

- Соглашайся, - неожиданно высказала своё мнение Зюзя. – Ему это нужно.

С другой стороны, может она и права. Лишний ствол никогда лишним стать не может просто потому, что всегда увеличивает шанс на победу.

- Хорошо. Тогда давай получше растянем брезент, вроде как нас тут и не было.

В четыре руки мы вернули награбленной куче первоначальный вид и улеглись в облюбованное для засады место. Доберман опять отправилась на разведку.

Николай, стараясь быть полезным, начал выдавать всё, что знал об этом месте. Не то чтобы информация оказалась очень полезной, но лишних сведений не бывает, да и лежать в траве вдвоём, молча, оказалось скучновато.

- Я, когда за своими шёл, тут ночевал. Богато жили! Основной доход – самогон. В каждом дворе по аппарату вёдер этак на десять. Гнали с утра до ночи и в город, торговать отвозили. К тому же птицу держали. Кур, гусей там всяких, утка водилась… Думаю, они и наркотой тут понемногу банчили. Теперь ведь наркоконтроля нет, чтобы по тюрьмам за такие номера определять. Только охрана в городе, но и там люди работают, а не роботы железные. Так что договаривались, уверен… Короче, деньжонки у местных водились.

Ничего себе познания всего за одну ночёвку! Интересно, как выяснил?

Об этом я у Николая честно спросил и ответ меня несколько огорошил.

- Так сами хвастались. И про достаток, и про торговлю, а аппараты – так те прямо на виду среди дворов стояли, у колодцев. Чтобы охлаждать удобнее… Про наркоту - за посёлком поле с маком. Ухоженное. С дороги не видно, но, в принципе, не особо спрятанное. Для чего им целая плантация? Кондитерских теперь нет, на пироги с кренделями столько не надо. А ты что, не заметил?

Так просто…

- Нет. Другими делами занимался.

Дядька смущённо кхекнул после этого напоминания, погрустнев ещё больше:

- Так-то оно так… Да чёрт с ним, с полем! Всё одно его почти выкосили. Ладно, ждём…

…Гости пришли под вечер. Двое: мужик в годах и парень лет двадцати. Оба с оружием, оба нервные, мятые, с неровной щетиной на истрёпанных лицах. Бичи вокзальные в их классическом варианте.

Против ожидания, склад под брезентом старший лишь пнул ногой, убедившись в его сохранности, а затем ходко направился в посёлок. Молодой поспешил следом за ним.

- Зюзя! – шёпотом обратился я к спутнице. – Прогуляйся, пожалуйста, в ту сторону, откуда эти двое пришли. Может, следом за этими красавцами кто идёт… Только постарайся побыстрее!

- Да! – доберман растворилась в листве.

Николай, с интересом смотревший на наше общение, ухмыльнулся.

- Ты с ней прямо как с человеком. Спасибо… Пожалуйста…

- Есть такое..., - к чему отрицать очевидное? – Она ничем не хуже нас с тобой, потому заслуживает нормального обращения. Про разумность вообще вспоминать не стану.

Дядька в задумчивости традиционно погладил свои усы, явно подбирая слова.

- Да я не издеваюсь. Просто… как бы тебе сказать… По сию пору не могу привыкнуть, что собака теперь – это больше, чем собака. Или тварь, или как у тебя… полноценное умное существо. Вот вроде мозгами и понимаю это, а как твою Зюзю вижу – постоянно тянет ей палку кинуть и «Апорт!» крикнуть.

Между тем в развалинах посёлка раздалась приглушённая ругань, потом рваные из-за дующего от нас ветра и шелеста листвы, переговоры.

- Шифер… Я говор… Не… Цело… Кого…

К моему огромному сожалению, суть уловить не удалось. Оставалось лишь ждать возвращения ушастой разведчицы.

- Люди одни, - как всегда внезапно раздалось в голове. – Можно нападать.

Сбоку от нас появилась довольно запыхавшаяся от быстрого бега разумная. Видимо, далеко успела сгонять за такое короткое время. Доберманы народ скоростной, их лёгкой пробежкой напрячь сложно.

Николай правильно истолковал её спокойствие.

- Как я понимаю, опасности нет, иначе псинка по-другому себя вела бы.

- Р-р-р-р, - утвердительно подала голос ушастая, не забывая отыгрывать свою роль и не обидевшись на «псинку». То ли не знала это слово, то ли пропустила мимо ушей.

В развалинах что-то глухо, негромко бухнуло, как будто шлакоблок уронили на твёрдую землю. Опять зазвучала ругань.

- Да. Как действовать будем? – не без умысла предоставил я выбор тактики и стратегии дядьке. Ну интересно было посмотреть – что он предложит?

Николай сжал губы в задумчивости, немного поиграл желваками и только потом выдвинул свой план.

- Предлагаю старшего валить сразу, а младшего допросить с пристрастием.

- Почему именно старшего?

- Потому что если старший батя младшему, то тогда будут несколько вариантов, и все отвратные. Первый – пробуем обоих взять в плен, хоть это и опасно. Тогда придётся пытать по очереди. Времени много потеряем, да и разводить в стороны, чтобы они одно и тоже, как попки, не твердили, устанем. А нас всего двое, так что такой расклад мимо. Второй – пытать сына на глазах у отца. Не выйдет. Наврёт мужик с три короба и на себя вся возьмёт, лишь бы сына спасти. Третий – пытать отца на глазах у сына и любоваться чудесами стойкости, которые он продемонстрирует. Ты не садист, случаем? – внезапно спросил он у меня.

- Нет. Не переживай. Дальше говори.

- Потому я считаю самым разумным валить старого сразу, а молодого в работу. И серьёзность намерений подтвердим, чтобы без ненужной трескотни и иллюзий обойтись; и, надеюсь, необходимую первичную психологическую подготовку проведём. И уже по барабану будет – папка это его или нет, заднюю не включишь.

Теперь настала моя очередь задуматься ненадолго. Вот вроде бы дядька и правильно говорит, верно – тут не до миндальничания; да и я прекрасно осознавал, когда обещал Зюзе, все последствия своего решения. Но при одной мысли стрелять в безоружного коробило, как тургеневскую барышню. Да прав Коля, прав! Именно так и надо поступить! Это во мне не страх и не жалость говорят – а то самое, из остатков человечности.

В ресторанчике средней руки. Средних лет мужчина и женщина:

-Ты когда либо испытывал тоску по бомжпакету?- Галина Александровна посмотрела на Артёма Вениаминовича, как на скучный предмет.

Артём Вениаминович смутился, поправил серый, шелковый галстук и сказал:

-Да как-то нет. Мама уберегла, с женой договорился. Шутка. Если что.

Артём Вениаминович внимательно ожидал реакции. Галина Александровна снисходительно сморщилась. Жеманно заказала себе стейк. Артём Вениаминович тоже заказал себе еду. С мясом. Чтобы было вкуснее.

Слова кончались, а блюда ещё не принесли.

Они с трудом выдумывали фразы, часто молчали.

Она закинула ноги на стол. Откинулась в кресле. Левый кроссовок был красный, правый белый. Носки же были наоборот: левый носок был белый, правый носок был красным. Закурила.

-Это мода или конфуз? – он тягостно попытался спросить оригинально.

-Протест против идиотов в костюмах. Бухнём? – в её глазах промелькнула искра надежды.

-Я совсем не нравлюсь тебе? Двадцать пять лет прошло, а у меня снова нет шансов, - Его рот искривился в кривой, горькой улыбке.

Она прищурила глаза, придвинула свою голову к нему:

-Знаешь, ты сильно изменился со студенческих времён. В обалденную сторону.

Сейчас у тебя получается шутить, раньше ты запинался через слово.

Сейчас ты такой в дорогом. Раньше ты был в затасканной рубашке и засаленных штанах. Всего лишь неказистый сын уборщицы.

Она почти улеглась в кресле. Вытянула вдоль пола ноги. Усмехнулась:

-Сейчас ты очень типичный. А раньше был загадочный и необычный.

Раньше в тебе был героический нюанс. Сейчас возраст, должность и манеры - это кисло для меня.

Раньше я тебя любила. А сейчас нет. Не знаю почему. Смотрю на тебя и не чувствую ничерта. Обидно.

Он мгновенно вспотел. Вероятно от восторга.

-Ты меня любила?

Он согнул вилку в руках. Выправил. Беззащитно улыбнулся.

-А молчала-то чего? Я же двадцать лет мучился.

Положил на стол деньги.

Взял женщину с кресла на руки и понес по залу. Её лицо искривилось от страха и злости:

-Отпусти меня, я же упаду!

-Нет. Я двадцать пять лет ждал. Наконец встретил. Фигушки.

-Отпусти, пожалуйста, я же тяжелая. – С красным лицом она шепнула ему на ухо:

-У меня жопа огромная, в конце концов.

Артём Вениаминович вынес Галину Александровну на улицу. На руках. Щедро сияя улыбкой прохожим. Они тоже отвечали радостью.

Какие-то радостные девчонки помахали издалека.

Он понёс её в сторону набережной. Посмотреть на закат. Подпрыгивая. Легко. Счастливый. С довольно грузной дамой на руках.

Шепнул ей в ответ:

-Я об этой жопе мечтал всю жизнь.

Светлая.

Продолжаю публиковать главы из ненаписанной книги "Светлая".

Предыдущие главы можно тут почитать:

с 1 по 5 в исправленном и улучшенном виде можно прочесть здесь, а с 6 по 10 здесь.

А тут 11, 12 и 13 главы.

Либо можно пройти по тегу "Светлая" и увидеть все главы, но без исправлений - черновой вариант.

Всё, что написано ниже, является вымыслом. Любые совпадения случайны. )))

Глава 14.

"Ответы".

Поднимаясь к себе на этаж, составляла список вопросов, которые собиралась задать Книге. Главное соблюсти порядок, иначе запутаюсь и забуду что-нибудь спросить.

Заходя в квартиру, я ждала что угодно - радостных возгласов или ворчания, простого разговора или похвальных речей. С Книгой не заскучаешь. Но меня встретило молчание. Скинув обувь, я прошла к шкафу, где хранилась Книга:

- Дорогая моя. У меня накопилось много вопросов, и я хочу получить ответы.

В ответ тишина. Я забеспокоилась. Открыла шкаф и в первый момент не увидела свёртка с Книгой - просто стопка белья и всё. Я стояла, тупо пялилась в на полку и думала, что Книгу мою украли и как же я без неё буду? Но тут свёрток с Книгой стал постепенно появляться - сначала едва заметный, потом всё более и более явный. И я вспомнила, что Книга говорила мол её никто не найдёт. Пряталась видимо. Неужели кто-то в квартире без меня побывал? Мне стало не по себе. Я позвала Книгу:

- Дорогая. У меня есть куча вопросов. Хочу получить ответы.

Ответом вновь была тишина. Ну ладно. Возможно, Книга просто капризничает. Я достала Книгу из свёртка. Прожила на кровать:

- Ну чего молчим?

И вновь тишина. Тогда я открыла Книгу на чистой странице и спросила:

- Интересно знать, что за тварь сидела на Валентине? - подула на страницу. Ничего. Тут я испугалась ещё раз. Мне от чего-то подумалось, что Книга "сломалась". Но я не хотела сдаваться, и попробовала применить шантаж. Не смотря на свою древность и огромные знания, Книга была наивна как ребёнок. Я сказала зловещим шёпотом:

- Вот пойду на кухню, сварю себе кофе, выпью. А потом дуну, а может и плюну. Как в прошлый раз.

И тут на чистом поле появились слова: "Кофе можешь сварить. А вот плевать не надо. И даже дуть. Всё равно говорить не буду. Опасно сейчас разговаривать - нас подслушивают."

- Да ладно! - удивилась я. - И кто же это?

"Тихо ты! - буквы были совсем не такие, какими раньше писались заклинания и различные указания. Те были написаны вязью, а эти печатные. - Включи телевизор погромче в большой комнате. Затем вернись тихонько обратно и выгляни аккуратно в окно. Так чтобы тебя не увидели."

Я так и сделала. Тихонько, на цыпочках, я прокралась к окну, и, стараясь не задевать шторы, выглянула сбоку на улицу. Тут же отшатнулась от окошка. На проезжей части дороги стоял Алексей и смотрел на окно большой комнаты, где как раз шла программа "Новости".

- А если пойти на кухню кофейку заварить? - спросила я. Окна кухни выходили на другую сторону дома.

"Ну сходи" - написала Книга.

Но и в кухонное окно я увидела Алексея. Что за чёрт? Ну не реально с такой скоростью перемещаться.

Вернулась в комнату и прочитала: "Это не он. Это другой, просто похож. Сейчас ничего не говори. Спрячь меня и займись обыденными делами. Затем спать ложись. Когда они уйдут, я разбужу тебя. Вот тогда и задашь свои вопросы." И впервые в жизни я увидела, как написанное в Книге исчезает. Я затаила дыхание, опасаясь, что исчезнет и то, что было ранее написано. Несмотря на то, что весь текст я и так знала наизусть, всё равно опасалась - а вдруг забуду? Но я зря переживала. Исчезли только печатные буквы. Я выдохнула.

Сварив и выпив кофе, я приняла душ и позавтракала. Затем легла в постель. И сразу провалилась в сон. Видимо сказалась усталость от прошедших суток и напряжения, в котором прибывала всё это время. И снилась мне Лидочка. Я сидела под деревом в лесу, а Лидочка склонилась надо мной и напряжённо смотрела мне в глаза. Затем облизнула свое лицо широким, как у коровы, языком, развернулась и ускакала в глубь леса.

Проснулась я от зловещего шёпота Книги:

- Вставай. Пришло время ответов. Ухаха! - Дитя, да и только эта Книга.

Я тут же встала. Вынув Книгу из свёртка, уложила её в кровать, села рядом и приступила к опросу. Правда первой начала разговор Книга:

- Поздравляю! Наконец то дар раскрываться начал! Но времени у нас мало, поэтому дифирамбы будут потом, а сейчас вопросы, - голос у Книги стал серьёзным и более низким что-ли. - Не распыляйся, вопросы задавай чётко, по делу и согласно твоему плану. И когда будешь спрашивать о ком-нибудь, думай об этом человеке. А ещё лучше представь его себе.

Я тут же вспомнила свой план вопросов и начала:

- Что за тварь сидела на Валентине?

- Это лярва. Сущность низкого уровня. Твоя Валентина сама её подкармливала регулярно, вот и отрастила. Питаются лярвы негативной энергией, которую человек сам вырабатывает и провоцирует окружающих на её выброс. А где лярва, там и болячка. Болячки лярву тоже подкармливают. Порочный круг.

- Как от них избавляться?

- Снимаешь да в воду смываешь.

- Значит я всё правильно сделала?

- Верно, только не стоит рывком снимать, потому как навредить можно. Надо аккуратно и потихоньку.

- А у сына Князя такая же тварь присосалась? - я подумала о завтрашней поездке.

- А сколько дитю лет, и чем болеет?

- Четыре. Онкология.

- Тогда вряд ли. Скорее всего тварь поопаснее. Впрочем, сама увидишь. Но не переживай. Принцип работы со всеми подобными сущностями одинаков. Отсоединить и концы в воду. Только очень аккуратно. И отец пусть в другом месте будет, а мать рядом. Она сил добавит.

- А от куда они берутся, твари эти?

- Из других миров. Но это долго рассказывать. Ещё конкретные вопросы есть?

- Кто такая Лидочка? Что за существо? Или это мне показалось, что она не человек?

- Не показалось. Это кентарийка.

- Типа жена кентавра?

- Нет. Кентавр - мифическое существо. Их никогда не существовало. И я не знаю были ли у них жёны вообще. Кентарийка - разумное существо из Кентарии.

- А что такое Кентария? Другая планета?

- Нет. Кентария — это один из других миров. Их ещё называют параллельными. Разумных жителей Кентарии называют кентарийцами и кентарийками.

- А Алексей?

- Он пситек. Его мир так же называется Пситек. Женщин за глаза называют пситичками, а в глаза пситейками. Если встретишься когда-нибудь, поймёшь почему. У пситеков очень тонкий слух и острое зрение.

- А Князев?

- Князев человек. Правда очень опасный.

- А он знает про Лидочку и Алексея?

- Нет. Для него - это обычные люди.

-. А вот существа из других миров. Их много на Земле?

- Достаточно.

- А миров много?

- Несчесть.

- А можно туда попасть?

- Можно, но не нужно. Очень опасно! Но уже поздно. Они скоро будут здесь.

И я услышала, как машина подъезжает к дому. Тут же застопорилась с вопросами:

-. А все могут в другие миры попадать?

- Нет.

- А я?

- Ты можешь.

- А как? Как в другие миры попадать? - тут я услышала, как хлопнула дверь автомобиля.

Книга захлопнулась так сильно, что книжная пыль взвилась вверх. Я её вдохнула, чихнула, и в моей голове прояснилось. Я сразу успокоилась, потому как поняла, что Лидочку бояться и вправду не надо. Лидочка - добрейшее существо, в жизни своей преднамеренно никому ничего плохого не сделала. Она очень расстраивается, если чисто случайно вместе с травкой съест, например, божью коровку или слизнёт букашку какую-нибудь. А мясо вовсе не ест. Для кентарийца есть любое мясо, как для нас каннибализм. И Алексея бояться тоже не надо. Сам по себе он не опасен. Кроме того Алексей перед мной действительно благоговел. Да и на Пситеке женщин не обижают никогда - ни словом, ни делом. Что уже говорить о той, перед кем преклоняешься?

А вот кого надо действительно бояться так это Князя. Именно по его указанию всё и будет делаться. И ещё я поняла, что Князев всегда держит своё слово, и если он пообещал в случае успеха квартиру - будет мне квартира. А если не смогу помочь, то ничего мне плохого не сделают.

P.S. Это была глава 14. Спасибо всем, кто помогает мне сделать книгу лучше. Я все комментарии читаю, многие из них учитываю и меняю текст. Надеюсь, что Книга меняется в лучшую сторону. И мне импонирует, что персонажи, описанные мной, некоторые люди воспринимают как реальных людей.

начало здесь:Дневник: Закрытый город.(продолжение)

Запись 31.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Фёдор Смолин – он же Семён Ложкарёв, верховодил советом. Сегодня: он был для нас и богом и чёртом - в одном лице. Он знал буквально обо всём, что происходило в городе. Большаков слушал его, открыв рот. А Семён всё предлагал, предлагал, предлагал…

- Юльку твою спасти надо. Иначе, для неё, скоро всё плохо кончится, – говорил он – Мирон сейчас готовит армию. Для этого, он не стесняется переливать людей частями в манекены. Петрович, что бывает, когда человека больного аркатом, разделяют на несколько частей и все его части прорастают отдельно?

- Дураком человек становится, – прогудел сверху Петрович – Его части начинают жить отдельной жизнью, сознание помрачается. Проросшие части, могут начать жить на инстинктах. Тогда добра от такого не жди. Такой обрубок может съесть или трахнуть обычного человека.

Я удивлённо поднял к потолку голову.

- Да малой. Слухи ходят, в канализации, под городом, жизнь кипит, - печально сказал Петрович – Не все там хорошие люди. А некоторые, совсем не люди, с моральной точки зрения.

- Мирон преследует сразу несколько целей – кивнул головой Семён – При помощи электронного оборудования в манекенах, он способен контролировать проросших. Они выполнят любой его приказ. Родных не пощадят, если потребуется. Но помимо этого, они ещё и полезные работники, в перспективе готовые трудится за еду, круглые сутки. Они не болеют. Им не нужны социальные льготы. Для капитализма наступает золотой век. Рабочие, работающие за деньги, окажутся на обочине. И сейчас только Кузнецов стоит у него на пути. Времени осталось совсем немного. Они оба готовы вцепится друг другу в глотки, но Мирон не торопится. Он сейчас вроде как в обороне. Кузнецов и рад бы на него своих людей послать, захватить электростанцию, но боится Засветки.

- Это как? – спросил я

- Да, знаю, – проворчал Большаков – Как оказалось эффект засветки можно вызвать искусственно. Когда случилась авария, мы ещё об этом не знали. От чего сбой произошёл. Когда запускали станцию во второй раз - едва успели избежать беды. А не так давно Мирон заставил наших специалистов сделать удалённое управление работой ядра. Это его козырь, на случай если кто-то посмеет вмешаться в работу станции. Красная кнопка стоит у него в кабинете и теоретически уже испытана.

- Из-за его экспериментов с резонатором Краузе, пух и ведёт себя так, - кивнул Семён - Сфера даёт умершим ложную надежду на возрождение. Я устал слышать их крики и мольбы о помощи. Станцию пора снова остановить.

- А почему Мирон в таком случае выживет? Это же смерть всему живому! – продолжал недоумевать я.

- Долго объяснять. Я же не умер при Засветке, хотя находился в электростанции. И метро не пострадало. Мирон сидит под землёй. Он в безопасности переживёт такой апокалипсис – ответил Большаков.

Он в отчаянье схватился за голову:

- Петрович. Плескани спирта. Не могу думать! Дочь спасти, а как? Куда я с ней пойду? Из города нас не выпустят. Давно бы уже сбежал с ней, если бы мог. Она же жидкая. И оставлять её без присмотра нельзя. Прорасти может.

- Эй Паша. Не раскисай. У меня всё придумано насчёт Юльки. – Семён улыбался.

Он порылся в карманах и поставил на стол, перед нами, предмет – яйцо, в оправе треножнике. Нажал, на оправу из яйца брызнул пучок синего света. Свет заиграл, и в нём появилось изображение – фигурка девочки с длинными волосами и в коротком платье. Семён для убедительности покрутил игрушку на столе, чтобы каждый мог рассмотреть изображение.

- Это экспериментальная модель реалистичной игрушки – объяснил Семён – Её заказал Мирон из Японии для совета директоров. Японцы-спонсоры обожают маленьких девочек. Педофилы чёртовы. И отдадут горы золотые за настоящую девочку, перелитую в такую куклу. Представляете? Мирон собирается так поступить с некоторыми детьми, находящимися в санатории. Послушные, реалистичные рабы для сексуальных утех, это вам не манекены из пластмассы. Пока такая игрушка только одна. И она находится в первом корпусе. Я предлагаю, перелить в эту игрушку твою дочь Паша.

Большаков придвинулся ближе оглядел изображение:

- Но она не похожа на неё.

Семён пожал плечами:

- Ну и что. Юлька возьмёт своё, поселившись в ней. Я уверен: она сможет жить и спокойно развиваться с таким телом. Сколько ей сейчас? Тринадцать?

- Четырнадцать – подсказал Петрович.

- Ого. Как летит время. – Семён щёлкнул пальцем и изображение девочки пропало.

- Решай Паша, – сказал он - Мы перельём твою дочь в эту секс-куклу и тогда вы сможете уехать из Солнечногорска. Кузнецову нужна информация как отключить электростанцию. Я готов её предоставить, а ты взамен выторгуешь вольную для себя и дочери.

Потом посмотрел на меня и добавил:

- И для наших Ромео и Джульетты. Нечего молодым людям здесь делать, в этом проклятом месте.

Чего? Это он про кого сказал так, про меня с Ниной?

- А для меня? – подал голос с потолка Петрович.

- А для тебя по ситуации – пожал плечами Семён.

- Хорошенькое дело, – донеслось сверху – Что же мне теперь в канализацию перебираться жить? Там же каннибалы.

- Хороший кладовщик любой власти пригодится, – ответил ему Ложкарёв - Может и не придётся.

- Я согласен, – решился Павел Фёдорович - Но как мы выкрадем дочь? Санаторий охраняют. Наверняка там будут не только проросшие. Будем пробиваться с боем?

- Зачем с боем? Думаю, мы сможем попросить помощи у Огневой, – задумался Семён – Санаторий активно избавлялся от больных, которые себя плохо вели. Сливали их, как нечистоты, в подземные коммуникации. Некоторые там прижились.

- И речи быть не может –отрезал Большаков – Через канализацию мы точно не пройдём. Это самоубийство.

- Да ты дослушай сначала. Огневая дружит с группировкой Изменившихся. Это люди, сумевшие каким-то образом сохранить человеческое обличье на четвёртой стадии арката. Я больше подозреваю, что они полиморфны или научились изменять свойства клеток своего тела. Но это только мои догадки. Я с ними лично не общался. Они защищают проросших в Солнечногорске. Их несколько человек, но у них есть авторитет в канализации. Их слушаются даже отморозки. А может просто бояться. Что для нас тоже не плохо. Им наверняка не по нраву, то что сейчас происходит. Заручимся их поддержкой и проникнем в хранилище тел Санатория. Быстренько выкрадем Юльку и отвезём на закрытую станцию, в моё логово.

- Тогда нужно скорее связаться с Анной Сергеевной – согласился Павел Фёдорович.

- Так уже – Семен протянул руку и нажал на оправу яйца – игрушки.

Заиграла знакомая мелодия – “Ах вы сени, мои сени...”.

-Алло. Я вас слушаю. Это ты Феденька? – я узнал сбивчивый голос Огневой

- Семён. Называйте меня Семеном, Анна Сергеевна – попросил Ложкарёв.

- Для меня ты всегда останешься Феденькой – вздохнула невидимая Анна Сергеевна – Но почему ты звонишь? Что-то случилось?

- Не со мной случилось. Вы ведь помните Пашку Большакова? А его дочь?

- Как я могу их забыть? Я всех помню. И его жену, царствие ей небесное. А что случилось Федя?

- В общем нужна ваша помощь – Семен рассказал ей обо всём, что происходит в городе. И про скорую войну. И про идею как спасти дочь Большакова. Анна Сергеевна горячо поддержала идею:

- Я всё поняла. Я сейчас же найду их и попрошу помощи. Они мне не откажут. Пашенка не переживай – Юлю мы вытащим.

- Спасибо Анна Сергеевна – поблагодарил Большаков.

- Скажите ей, что Петрович привет передаёт – попросил сверху кладовщик.

- Они будут нужны нам сегодня, поздним вечером. – предупредил Семён.

- Хорошо – хорошо. Я уже бегу. – отозвалась Огневая.

- А. Тут Петрович вам привет… А, она уже убежала. Не судьба тебе Петрович щупальца к ней подкатить – хмыкнул Семён и покрутил игрушку в руках.

- Да я так. По старой памяти – смутился Петрович.

- Ну это ладно. Значит я иду за дочкой – задумчиво сказал Павел Фёдорович – А как с куклой быть?

- За ней наш быстрый олень слетает и добудет – указал на меня Ложкарёв.

- Кто? Я? – ужаснулся я – В одиночку? Вы как себе это представляете?

- Прекрасно представляю. Во-первых, ты не один пойдёшь, а с другом. Во-вторых, я тебе подсказывать буду. Чего бояться то? Ты же хотел на экскурсию по корпусам. А тут такая возможность выдалась. Да ещё и бесплатно.

- С каким на хрен другом?

- С соседом твоим Андреем. Он тебя и защитит, если что. Он сейчас, кстати, в твоей комнате, снеговичка разобрать пытается. Наверное, микрофон ищет.

Я вытаращил глаза на Семёна. А тот уже опять подкручивал оправу на яйце:

- Алло Андрей? Как вам не стыдно Андрей брать снеговика без разрешения хозяина.

- Кто это? – раздался хриплый голос Андрея.

- Это Семён Ложкарёв. Будем знакомы.

- Семён? Я читал о тебе. Забавный ты тип. Так и знал, что эта игрушка с секретом. Чутьё меня ещё не подводило.

- Читал? – на лице Семёна появилось удивление, а я покраснел от стыда. Андрей добрался до моих записей. А я дурак и не думал их прятать.

- Ладно. Не важно. Ты, наверное, вышел на связь не просто так перекинуться парой словечек? – спросил Андрей.

- Да. Тут ты прав. Я хочу предложить Кузнецову сделку. И надеюсь на твоё участие.

- Любопытно. И  что за сделка?

- Я помогу отключить электростанцию. Таким образом, твои люди смогут взять штурмом корпуса. Мирон окажется в жопе. А Кузнецов хозяином в городе. Взамен вы выпустите из города четырёх человек и забудете про их существование.

- Складно чешешь Семён. А если Кузнецов скажет нет? – хмыкнул Андрей

- Тогда вам всем скоро станет не до смеха. Не стоит думать, что Мирон будет сидеть вечно в обороне и ждать от вас удара. Через 48 часов он сам по вам ударит. Сейчас он дожидается пока не закончат с настройкой людей, сращенных с механизмами. Новый вид проросших, прикинь? Вертолёты, танки – обещал продемонстрировать много интересного. Вас всех сомнут его новейшие изобретения. И про манекены не забудь. Сколько их уже погулять выпустили?

- Хорошо, – медленно проговорил Андрей – Вот теперь Семён, я тебя внимательно слушаю.

начало здесь:Дневник: Закрытый город.(продолжение)

Запись 29

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Мы с Ниной, покидали площадь, одни из первых. Голоса людей требовавших прав для проросших и больных потонули в гуле провокаторов и хвалебных речах со сцены. Довершила всё оглушающая поп-музыка. Нина была очень расстроена, тем что увидела:

- Это всё ужасно неправильно. Они не должны были так поступать с больными. Что же теперь от них осталось, одно название?

- Разве это плохо? – спрашивал я – Их хотя бы теперь будут не в бочках держать или банках. Они к семьям вернуться.

- Кто вернётся то? Этого Петра явно вернули не целым. Зачем им электронный голос? Те, кто прорастают отращивают себе любые органы под любые цели. Был бы объём и достаточное питание. - возмущённо заявила мне она.

- Я смотрю, ты много про них знаешь – заметил я.

- Ты тоже, в последнее время, стал много знать – огрызнулась Нина. Потом спохватилась и попросила прощения. Да ладно, что я, не понимаю, что ли?

Так и знал, что этот день будет испорчен прямо предчувствие было. Нужно всё обсудить с Семёном. Мы попрощались возле КПП и я, сев на свой трамвай, укатил в общагу.

Неделька выдалась полный улёт. После дня города, выяснилось, бывших больных, начали снова принимать на работу. Их брали везде. И в корпуса, и в экспериментальный и водителями трамваев. Даже в охрану. И в городе они начали работать. Даже, говорят, аниматоры в парке Аттракционов – они. Оденут костюм двухметрового пушистого зайчика и за детишками ходят. Это что же делается такое-то? Их уже несколько сотен работает. Я боюсь их. Да, блин, их все бояться. С ними что-то не так. Это все признают. Я пытался разговаривать с такими. Петрович хоть и проросший, а по сравнению с ними интеллектуал. Отвечают односложно. Да. Нет. Не знаю. Иди на хуй. Такое ощущение складывается, что мозга им не доложили. С другой стороны, никто не видел, что бы они работали плохо. Ни одного несчастного случая не было. И самое странное – к ним пух не пристаёт. Уже шуточки понеслись – зараза к заразе не пристаёт. Чудеса, да и только. Большаков после дня города на рабочем месте и не показывался. Заперся в каморке, где старую мебель свалили и колдырил там несколько дней – вообще оттуда носа не казал. Пугал меня своим поведением до чёртиков. Петрович говорит, что это из-за дочери. Сказали: скоро детей начнут переливать в искусственные тела и возвращать в семьи. А то учебный год начался – пора деткам в школу, навёрстывать упущенное. Это ж каких деток вернут из санатория? Таких же как взрослых? Я пребывал в раздумьях пока не случилось самое удивительное, что только могло произойти. Семён решился на откровенные разговоры и на встречу с Пашей.

В общем сидел я на телефоне заявок ждал, когда мне неожиданно Семён позвонил:

- Привет, а Паша поиграть выйдет?

- Издеваешься? Он всю неделю в каморке живёт. Заперся там – ответил я.

- А я и не сомневался – ответил Семён – Твоя задача сейчас его оттуда вытащить. Сумеешь?

- Сомневаюсь – ответил я

- Не сомневайся. Надо его вытащить из запоя. А что бы он протрезвел, скажешь ему волшебные слова. «Семён Ложкарёв, ждёт его у Петровича и всё –всё про Пашеньку знает. И про шашни его с Мироном и Кузнецовым. И очень хочет с ним пообщаться, по поводу его доченьки. А доченьку его зовут Юленька».

- Это волшебные слова?

- Ещё какие. Только поосторожнее с ним. Я знаю, у него пистолет есть. Я если, что уже у Петровича сижу. Действуй. Родина тебя не забудет – и повесил трубку.

Я посмотрел на телефон обречённо. Не понимаю: то ли Семён шутит, то ли дело серьёзное. А сам он почему не сходит к Большакову? Боится или гордость мешает? Я пришёл в каморку Большакова и постучался. Молчание. Зашёл внутрь и чуть не задохнулся от вони. Он чего даже в туалет не выходил? Большаков лежал на скамейке и мычал в окружении армии бутылок. Бутылки были везде. Пустые, полные, заполненные спиртом и мутной жёлтой жидкостью. Мухи летали под потолком и ползали по открытым консервам. Пол был заблёван.

Вот оно. Счастливый мир алкоголика, подумал я.

Павла Фёдоровича было очень трудно привести в чувство. Я поливал его водой. Стаскивал за ноги со скамейки. Волочил по полу. Бесполезно. Он, как сказочный богатырь, храпел и посылал меня в далёкое пешее путешествие. Я не выдержал: попросил двоих, проходящих мимо работников помочь мне и втроём мы выволокли его в душевую. Пока он там пускал пузыри и орал, я подобрал ему сухую спецодежду. Минут через 10, он выбрался из душевой, стуча зубами от холода. Я же ему ледяную водичку включил. Уставился на меня и начал ругаться. Как только не называл. Матерные слова, разлетались по комнате вороньей стаей и каркали на меня, даже без участия своего хозяина. Я промолчал и вручил ему полотенце. Когда он закончил растираться сказал, что Семён Ложкарёв ждёт его у Петровича. Он вытаращился на меня из-под полотенца:

-Чего-чего?

Я повторил. И про слова волшебные добавил.

Большаков медленно сел на скамейку в душевой:

- Семён Ложкарёв умер шесть лет назад. С кем ты разговаривал?

- Уверяю вас, он не умер, Павел Фёдорович, а очень даже жив – ответил я.

- И чем ты это можешь доказать?

- А как вы думаете, Петрович может пустить к себе постороннего?

- Я уже не знаю, что и думать. Но давай поглядим на этого Ложкарёва.

Он оделся, и мы вернулись в его кабинет. Порывшись в столе Большаков достал пистолет и спрятал в кармане.

- А вот теперь пошли – приказал он мне.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Запись 30.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В кладового Петровича было уютно. Он тут хоть и пророс, но как-то незаметно что ли. Слился с ящиками и коробками. Пол и стены не отличишь от настоящих. И н подумаешь, что внутри него находишься. И что в любой момент он тебя может съесть. Но Петрович людей не ест. У него имеется доступ к любым продуктам. Накопил за долгие годы. Он нам накрыл, на радостях, шикарный стол. Правда ел только я один. Семён отказался. Павлу Федоровичу тоже, не особенно, до еды было. Когда он Семёна увидел, то чуть стрелять в него не начал от страха.

Еле пистолет у него отобрали.

- Как же ты выжил? Как?

- Да не выжил я. Сколько раз тебе можно повторять. Не жизнь это. – устало объяснял Семён. Он же Фёдор Смолин.

- Рассказывай Федя! Не томи! – упрашивал с потолка Петрович.

- Рассказывать особенно нечего. Когда произошла засветка меня превратило в пыль. Я же, как ты Паша помнишь, в надстройке сидел. Пытался понять, почему тогда приборы взбесились. А потом засветка разом, и я увидел, как потолок надо мной засиял чёрным светом.

- Очнулся я, когда Мирон вновь запустил электростанцию. И чувствовал себя облачком. Нет не рук не ног. Летал одним комком. Но тут, что называется – повезло. Во время засветки меня сдуло в вентиляцию. И там по коробам, закинуло в отстойник. Где валялся скелет Семёна. Я облачком с ним и слился. Со скелетом. Теперь я скорее Семён, чем Фёдор. Руки у меня уже не те.

- И как такое возможно? – поразился я.

Семён вытянул руку для демонстрации. От руки полетел чёрный пух. Мы с Большаковым в страхе отскочили.

- Вот так вот –вздохнул Семён. Пух сам вернулся к нему и слился с телом.

Снова сели за стол. Пытаясь разрядить нервную обстановку Петрович опустил щупальца с потолка и разлил всем чаю.

- А мою жену так можно восстановить? – вдруг спросил Павел Фёдорович.

- Нельзя. Их же перемешало всех. И каждую метелицу их перемешивает. Но ты правильно думаешь Паша. Они тоже вокруг станции летают и жить пытаются. Я их крики постоянно слышу. Много их там летает.

Посидели, помолчали немного. Потом Семён кашлянул:

- Я ведь чего пришёл то Паш. Видел, что Мирон удумал? Больных аратом в манекены заливать? Так скоро и до детей доберутся, а у тебя там дочка.

- Ещё бы я об этом не знаю. Но быть то мне как? Я повязан, с ними обоими – Большаков опустил голову.

Я непонимающе посмотрел на Семёна и тот заметил мой взгляд.

- Рассказываю! – он показал мне ладонь –Большаков и Фунтик вступили в сделку с Мироном и Кузнецовым. В сразу, в две сделки. Большаков соорудил возле провала систему контрольных станций, призванных следить за состоянием ядра. Вернее, сферы. Что бы второй засветки не было. Очень важное и ценное начинание. Браво Павел. Вы превзошли мои надежды. Я бы до такого не додумался. Но этому всему была предыстория. Когда станцию запускали, то на многих электронных платах нашли странные наплывы. Словно таракана сожгло и в лак заплавило. Маленькие такие шарики. Методом проб и ошибок Мирон определил, что это ни фига не тараканы, а аномальное воздействие сферы на оборудование. Сфера очень хотела поделиться. Размножиться – если кому не понятно. И всё выхода искала. Наплывы изучили и ахнули. Да, на таких тараканах – мы миллиардерами станем!

Наш Паша возьми и предложи – а давайте систему контрольных станций сделаем. Сфера пойдёт по обманным линиям, которые мы к ней проложим и будет такие наплывы делать постоянно. Как яблонька будет плодоносить. А мы этими плодами пользоваться. Так появились эти самые платы, которые ты, юный ученик, меняешь по станциям.

- Ничего не понимаю – ответил я

– Павел Фёдорович — это правда?

- Да –глухо ответил тот – Сначала один тип плат в кассету ставили. Потом определили, что при метелице происходит выброс от сферы. И в метелицу стали ставить усиленные 32. Из них самые лучшие батарейки получаются. Фунтик нюхом чует, когда созревает очередная плата, но поскольку отдел Мирона производит не все платы, часть мы получаем от Кузнецова. Мирон не знает, что у Кузнецова есть свой запас.

- Батарейки?

- Да. Если сделать танк с электромотором, то такой батарейки ему на 100 лет хватит. И ещё на гаусс - пушку останется. Понимаешь насколько они ценные? – вздохнул Большаков.

- А ещё мы кроме батареек, что получаем? - усмехаясь спросил Семён у Большакова.

- Генератор засветки. – послушно ответил тот – Хочешь бомбу. А не хочешь так можно изготовить ручное оружие с ограниченным количеством зарядов.

- И во всём этом участвуешь ты мой маленький друг – захлопал в ладоши Семён – теперь, твоя работа уже не кажется тебе бессмысленной?

- Как-то это всё неправильно. Через жопу что ли – пробормотал я, переваривая информацию.

- Наконец-то. Ты обрёл мудрость. Хвалю. Без пол-литра, тут и не разобраться. Это Россия сынок. Но всё действительно так. Иначе какой бы интерес у иностранных партнёров? Нет, их не ради переработки отходов привлекли. Ради обещаний в возможности эксклюзивной разработки целых направлений в машиностроении, робототехники, судостроении – перечислять можно бесконечно. Самое главное, чего хотят Кузнецов и Мирон? Они оба хотят устранить конкурента. Но Кузнецов жаждет использовать возможности сферы как есть - создав закрытую от посторонних глаз территорию. Ему иностранцы не особенно и нужны, он хочет подняться на оборонных заказах. А вот Мирон жаждет поделиться знаниями со всем миром. Но так, чтобы все подсели. Что бы без его технологий никуда. Поэтому они оба считают, что поступают правильно и стремятся избавится друг от друга. Кузнецов создал группировку Ликвидаторов. Мирон выпустил из санатория своих кукол. Кто из них ударит первым и как нам выжить в таком бардаке? Пора бы нам это обсудить.

Внимание!!! 18+

График выхода - одна глава в неделю Всего 12 глав. Ссылка на первую часть:

https://author.today/work/30964

Многоопытный Николай ко мне по-прежнему с расспросами не лез, за что я ему был очень благодарен, но на интересующие меня темы отвечал охотно.

- Коля, скажи, а как у вас с работорговлей дела обстоят? – подкинув сухую ветку в огонь, начал я.

Он задумался, подбирая слова, а потом ответил.

- Как и везде. Есть. Но мало. В этих краях производств, требующий больших людских ресурсов, попросту нет. Сплошное сельское хозяйство, сам управляемся как-то. Это на востоке и юге процветает. Да и не рабство в чистом виде, а заклады.

- В смысле?

- Ну вот, смотри… Покупают человека на рынке в Харькове или Ростове на Дону, привозят на место… Там он в полном бесправии начинает работать на хозяина. Но не навсегда, а пока не рассчитается за корм, одежду и не вернёт потраченные на него деньги с процентами. Потом пинок под задницу и свобода. Только редко кто уходит, в вольнонаёмные переводятся.

- Бред. Зачем такие рабовладельцам это? Купил – и человек твой навеки, как трусы или лопата.

Дядька поморщился.

- Ну, во-первых, народ ещё не до конца оскотинился. Во-вторых, если рабов держать как в древности – проблем не оберёшься. В-третьих – видя, что называется, «свет в конце тоннеля», закладные работают лучше. В-четвёртых – наше технологическое общество активно восстанавливается, и рабский труд в нём не самый эффективный. Тут, скорее, для более точного определения отношений подойдёт банковская кредитная система. Что-то типа ипотечной кабалы на более жёстких условиях, с поправкой на сегодняшние реалии. И пятое, самое главное! Сейчас все области нацелены на заселение собственных территорий, потому и мягкость такая. Семьи не разлучают, детей не отбирают, баб по праву хозяина не пользуют…

В подтверждение этому есть два интересных факта. Косвенных, но многое объясняющих.

- Какие?

- Нигде сейчас ты не купишь презервативы легально. Вообще нигде. Запрещены. И за аборты – сразу вышка. Для чего – объяснять?

- Нет. И так ясно - демографический уровень повышают. Но мне про юг с его порядками недавно рассказывали...

- Мне тоже, - Коля сплюнул. – Те ещё гадости там творятся! Но тут уж ничего поделать пока нельзя, а как оно в будущем будет, я не знаю.

- Всё одно не понимаю, - у меня действительно не укладывалась в голове только что услышанная общественно-экономическая модель. – Но ведь после освобождения люди могут и домой вернуться.

- Некуда им возвращаться. Я слышал, людоловы пепелище на месте захваченных деревень оставляют, как раз для этих целей. Разве что с ними кто-нибудь посчитаться захочет в частном порядке… Но я про такое пока не слышал.

Видя, что разговор заходит куда-то не туда, я решил подкорректировать тему.

- Ну с областями понятно, а у вас как с… закладными дела обстоят?

- Да как и везде. На сахарозаводе они есть, а где больше – и не знаю. Сахар, понимаешь, штука всем нужная и в некотором роде даже стратегическая… Кроме как у нас – больше нигде не делают пока.

Мне неожиданно вспомнились Фоминские кандальники – та же схема, что и здесь, только с поправками. Там три года припаивают и затем – пшёл вон, тут тоже – отработал – и иди куда очи глядят. Интересно, кто у кого идею украл?

- Ладно, давай спать, устали за сегодня все… - позёвывая, сказал дядька.

- Хорошо. А сколько до города осталось?

- По прямой километров тридцать пять, по нашему маршруту километров семьдесят, а там как пойдёт…

… Близился полдень. Из-за аномальной, просто невыносимой жары, затихли птицы, попрятались любопытные букашки, и нестерпимо чесалась глазница под повязкой.

- Всё. Привал! – обессиленно выдохнул Николай, бережно ставя тележку под дерево с широкой, мощной кроной. – Больше не могу, передохнуть надо.

Тут я был с ним согласен. Сам пропотел насквозь, вплоть до нижнего белья. Что творилось в сапогах – и подумать страшно. Достал из дядькиных пожитков пластиковую бутылку с тёплой, невкусной водой. Напился. Медленно, мелкими глотками, подолгу задерживая жидкость во рту. Затем извлёк из своего сидора Зюзину миску и наполнил её почти до краёв. Доберману сейчас вообще грустно: чёрная шерсть даже в тени остаётся раскалённой, как будто собака только что выскочила из печки; длинный язык свисает чуть ли не до земли; частое, горячее дыхание и постоянная жажда.

Подруга с наслаждением, шумно, напилась.

- Я осмотрюсь, – мягко прошелестело в моей голове.

- Отдохни. Потом осмотришься, - не согласился я. – Сейчас самое пекло, какой смысл?

- Меня так учил папа. Всегда надо знать, что вокруг. Я ненадолго, - и скрылась в кустах.

- Пошла на разведку? – понимающе кивнул Николай, занятый в это время игрой в ладушки с внучкой. – Молодец, правильная собака. Ты с ней постоянно говоришь… Она тебе отвечает?

- Как? – удивлённо ответил я, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. – Собаки говорить не умеют.

- Вот и я так думаю… А посмотрю на вас – и сомневаться начинаю…

Вот ведь наблюдательный сукин сын!

- В некотором роде ты прав… Зюзя вполне разумна и слишком давно находится рядом со мной. Мы уже почти без слов друг друга понимаем… Ты ведь и с Ириной тоже много говоришь, а отвечает она тебе редко, особенно учитывая её состояние.

- Это да… - рассеянно ответил Коля, пропустив очередную «ладушку». – Тут ты прав…

Разговор закончился, а я мысленно сделал зарубку в памяти быть осторожнее. Пока мой ответ должен вполне удовлетворить дядьку, но это пока. У него есть глаза, уши, и очень неплохие мозги, умеющие делать правильные выводы.

Доберман вернулась через час. Вся нервная, взвинченная, дёрганая. Она оббежала вокруг нашей стоянки несколько раз, успокаиваясь, а затем припала к миске с водой. Явно спешила к нам на всех парах – вон как бока ходят, словно кузнечный мех!

Не укрылось возбуждённое состояние собаки и от Коли.

- Зюзя! Что случилось? – попытался разобраться в происходящем я.

- Страшное… Там… Сгорели дома и люди… - в голове мелькнули картинки свежего пожарища. Видно было плохо – мешала листва. Ушастая благоразумно наблюдала из кустов, не выходя на открытое пространство.

У меня на языке мгновенно завертелась масса вопросов, но задавать их разумной при посторонних было верхом идиотизма. Потому решил поступить по-другому.

- Коля! Ты знаешь, что там дальше по дороге?

- Хутор, километра через четыре, может немного больше. В стороне от дороги, минут пятнадцать ходу. Тихое место. Я как раз хотел тебе предложить там запасы еды пополнить, - немедленно откликнулся он, напряжённо всматриваясь в нас и внутренне готовясь к неприятностям. – На семь домов, если память не изменяет... Обычные люди живут, не бедствуют. Я, когда за своими шёл – ночевал там. А что случилось?

- Пока не знаю… но просто так она нервничать не станет. Пойду пройдусь, Зюзя показать что-то хочет.

- Гав! – мастерски подыграла мне спутница.

Не став рассусоливать, быстро проверил наличие патронов в штатных местах моей амуниции, подхватил «мурку» и быстрым шагом направился вслед за замершей уже метрах в тридцати, в тревожном ожидании, подругой.

Только когда отошли от места привала на вполне приличное расстояние, я решился заговорить:

- Ты смотрела, есть ли живые люди в посёлке?

- Нет. Я не заходила. Но, думаю, там никого нет.

- Почему?

- Сам увидишь. Страшно, - повторила ушастая.

Дальше расспрашивать не стал, решив разобраться по месту. А про себя думал: «Ну вот на кой ты такая любопытная? На кой!!!».

… Первое, что я увидел, причём издалека – были три трупа, висящие на дереве. Женщина и два мальчика, лет по семь каждому. Они висели вниз головой, привязанные за ноги и медленно покачивались, словно маятники в адских часах.

Вгляделся. Неизвестные пока мне злодеи вскрыли повешенным животы, и внутренности вывалились им на лица, мерзко свисая сизыми, дурно пахнущими лохмотьями почти до земли, залитой кровью. Глаз у мертвецов не было – их уже выклевали вороны, которые и сейчас, совершенно нас не боясь, пикировали из небес, норовя оторвать себе кусочек посытнее из человечьей требухи.

Мне очень хотелось прогнать пернатых трупоедов, а лучше угостить их дробью, но я боялся, что мои необдуманные действия вызовут птичий переполох и привлекут кого не надо. Так и пришлось, постоянно глотая подступивший к горлу ком, оставаться сторонним наблюдателем на этом празднике смерти.

Глубоко вдохнув, заставил себя подойти к покойникам и осмотреть их внимательнее. Зюзя не пошла, отвернувшись в сторону заботливо избавленных от сорняков, обширных огородов.

Начал с женщины, совершенно седой и ещё совсем не старой. Оскаленные зубы, изуродованное страшной предсмертной гримасой лицо, покрытое запёкшейся кровью; изрезанные мелкими, ровными полосами руки; спадающий на грудь подол старенького, цветастого платья, обнажающий крепкие, полные ноги и широкие, явно познавшие муки родов, бёдра; бросались в глаза и отсутствие нижнего белья, и рубленая рана в области половых органов. Понятно. Изнасиловали, потом глумились.

Перешёл к детям. И у меня волосы встали дыбом. «Страшно» - это не то слово, которое описывает это зрелище. Такого слова вообще нет. Не существует. Не придумали пока его люди.

У обоих мальчиков отсутствовали все пальцы на ногах и некоторые на руках. В районе паха – лишь сгустки кровавой слизи, покрывающие безобразные, рваные ранах. На земле валялись куски кожи и мяса, которыми местные падальщики почему-то побрезговали, вырезанные у детей острым ножом в районе ягодиц. Отсутствовали соски. Сползшие вниз рубашонки закрывали детские лица, и я не решился их поднимать. Не сейчас, во всяком случае.

Штанишек, как и трусиков, у убитых попросту не было. Зато была запёкшаяся кровь вокруг анальных отверстий. Даже вглядываться не пришлось, чтобы это заметить.

И вокруг роились и ползали мухи. Зелёные, жирные, надоедливые.

Кто?! Какой изверг мог поступить так с детьми и женщиной? - не знаю. Даже представить себе не могу!

Усилием воли заставил себя идти дальше. Потом похороню, обязательно!

В сгоревший хутор сразу входить не стал, обойдя его по кругу. Картина везде была одна: сплошное пепелище и приторно-мерзкий запах жареного мяса вперемешку с содержимым кишечников и волос.

Никого.

Долго собирался с духом, но вошёл. Как и говорил Коля – здесь было семь дворов, окружённых общим частоколом. Этакий мини-фортик. Только теперь от ограды остались лишь лежащие на земле обугленные огрызки. Некоторые головешки ещё дымились, дотлевая.

Моё внимание привлекло довольно внушительное, расположенное в центре одного из бывших дворов кострище. Подошёл. Это было не кострище – погребальный костёр. Именно он и распространял на всю округу тошнотворные запахи. Среди золы и потухших угольев лежали люди, точнее то, что от них осталось. Черепа, кости, куски несгоревшей плоти, покрытой местами румяной корочкой, остатки одежды. Для скольких хуторян (а в том, что здесь лежали именно они – я ни на секунду не сомневался) это место стало окончанием земного пути – не знаю. Не считал.

Поборов тошноту, позвал разумную:

- Зюзя! Ты можешь нюхом определить – может, где выжившие есть?

- Нет. Пахнет слишком сильно и неприятно.

- Жаль…

Но сдаваться я не собирался. Морщась от вони, нашёл пустое ведро, палку и начал медленно и настырно колотить деревяшкой по железу, обходя вдоль и поперёк каждый двор, заодно заглядывая во все щели в надежде найти хоть кого-то.

Доберман решила повторно осмотреть окрестности. Не нравилось ей тут – и я её понимаю. Потому орал в одиночестве:

- Люди!... Живые!... Отзовитесь!...

Периодически делал паузы и замирал, вслушиваясь… Но нет. Никто не отзывался. Ни стуком, ни криком, ни хрипом. Всё мёртвое…

- Витя! Подойди! – отвлекла меня доберман.

- Что такое?

- Посмотри.

Ушастая красавица уверенно направилась вон из фортика обратно по дороге. Метров через десять за остатками частокола она свернула в кусты.

- Да что там?! – недовольно проворчал я и сразу заткнулся.

Прямо перед моим носом лежало что-то большое, почти в мой рост, длинное, заботливо укрытое сливающимся с листвой армейским брезентом.

Приподнял край, затем со злостью стянул ткань в сторону. Перед моим глазом открылись бережно уложенные узлы с одеждой, рулоны матрацев, горки посуды и прочий житейский скарб. Всё, что неизвестные двуногие ублюдки не вывезли из сожжённого хутора. Так это что, за тряпки людей поубивали?!

Холодная, нечеловеческая ярость заморозила разум. Лица мёртвой женщины, детей, кострище раз за разом вставали передо мной, словно моля о возмездии.

Вспомнились волки. Те, что уничтожили купцов и потом пугали меня своими зверствами. Но между нами в тот момент была неоконченная, просто замершая, старая война. Это их не оправдывает, однако хоть как-то объясняет все те издевательства над покойниками.

А здесь издевались над живыми. Над своими собратьями. Ради барахла.

Ушастая пристально смотрела мне в лицо. Она умная, она всё понимает…

- Витя! Почему вы, люди, так поступаете? Зачем?!

Не смог я смотреть ей в глаза, отвёл взгляд из-за пожирающего изнутри ужаса и стыда за свою расу.

- Мы такие… Мы не любим воевать, но обожаем унижать и издеваться. Не все, но многие… Такова наша природа: ненавидеть тех, кто нас окружает; завидовать им, оправдывая злобой собственную никчемность; хотеть всё и сразу. Добро пожаловать в мир людей! – истерично, звонко выкрикнул я, издевательски-шутовски раскинул руки в стороны и согнулся в нелепом театральном поклоне. – Как тебе?! Нравится?!! Это наш мир! Мир, где все ненавидят всех просто так, от чистого сердца!!! Не переживай, со временем вы полностью скопируете нас, людей. Ты, наверное, не знаешь, но разум даёт не только осознание себя как личности, которой нужно больше, чем есть, спать и размножаться. Он даёт ещё и пречудесное качество: эгоизм – это когда думаешь в первую очередь только о себе. И во вторую тоже, и в третью. А на остальных становится плевать. Ты перестаёшь в них видеть разумных и начинаешь видеть еду, врагов, соперников, которых нужно подчинить или уничтожить. Так что готовься к этому! Пока вы, как раса, молоды и добры, но это ненадолго. И у вас сильные пожрут слабых! С удовольствием, с чавканьем! Просто потому, что могут это сделать!

Доберман на мою истерику ничего не ответила, лишь молча развернулась и пошла обратно. Я ещё некоторое время постоял, приходя в себя, а затем поплёлся следом.

Мне было мучительно больно за то, что сегодня увидела добрая и весёлая Зюзя. Этот шрам в её доверчивой, чистой душе останется на всю жизнь; его нельзя излечить или спрятать в глубинах памяти. Хотелось отмотать время назад и никогда, никогда не вставать на эту старую дорогу; хотелось, чтобы всё было по-прежнему – искренне и с весёлым огоньком.

А ещё я всей кожей чувствовал, что четырёхлапая подруга сейчас многое переосмысливает для себя. И боялся этих её мыслей. Даже не мыслей – выводов. Именно в моём лице она сейчас видит всех оставшихся в живых людей. И эта моя дурацкая истерика…

- Прости пожалуйста нас, Зюзя. Мы не ведаем, что творим… - сейчас, успокоившись, я говорил глухо; не своим голосом, не поднимая глаза от земли. – Если ты изменишь своё решение и вернёшься в Место или ещё куда – я пойму. Действительно пойму. И приму.

Ушастая снова не ответила. Просто шла вперёд, устало, медленно, опустив низко голову.

За спиной напоминал о себе вонью пожарищ сгоревший хутор.

- Я не злюсь на тебя. Я не злюсь на всех людей. Но я начала понимать тех, кто воевал с вами. Прости за правду. – и больше не произнесла ни слова до самой стоянки.

…Коля ждал нас на том же самом месте, крепко зажав своё ружьё в руках и готовый, похоже, ко всему. Увидев меня, он стремглав подбежал и, волнуясь, начал засыпать вопросами:

- Где вы так долго были? Что там, впереди? Что видели? Почему собака нервничала?

Анечка просто, по-детски, обрадовалась возвращению ушастой и тут же полезла играться.

Ирина пребывала, по своему обыкновению, где-то далеко от этого мира, лишь иногда возвращаясь в реальность проведать дочь.

- Пойдём в сторонку, поговорим, - предложил я Николаю. – Есть о чём.

Но, не успели мы отойди и пары десятков шагов, как нас настиг грустный голосок девочки:

- Дядя, деда… А собацька не иглает… Она лезит глусная…

Зюзя действительно не реагировала на все попытки малышки обратить на себя внимание. Просто лежала и смотрела в одну точку. Такой отстранённый взгляд действовал сильнее самых страшных ударов по голове, вот словно старым напильником по открытой ране провели в одну сторону, потом обратно…

- Анечка, - попробовал успокоить девочку я. – Она очень устала и ей надо отдохнуть.

- Я поняла, - кивнув головой, ответила девочка. – Если устала – надо полезать. Я тебе песенку спою, собацька!

И действительно, довольно мелодично запела, обняв ушастую за шею своими маленькими ручками:

Ля-ля-ля, ты собацька,

Ля-ля-ля, ты класивая,

Ля-ля-ля, ты холосая,

И смесная, и я тебя люблю…

Это нескладное, без рифмы, только что придуманное ребёнком четверостишие было лучше всех песен в мире вместе взятых – потому что было искренним. Зюзя медленно встала, снова посмотрела на меня, на Колю с Ириной, на малышку – и лизнула последнюю в нос.

- Ой! – радостно засмеялась она. – Меня собацька поцеловала! Деда, мама! Меня собацька тозе любит!

- Оттаяла… - сказал я сам себе, чувствуя непонятную, тёплую нежность, медленно наполняющую душу.

- Что? – не расслышал дядька.

- Ничего. Так, о своём...

Отойдя на достаточное для конфиденциальной беседы расстояние, я без лишних подробностей рассказал Николаю о том, что случилось в хуторе, чем поверг его в глубокую задумчивость.

- Шмотки под брезентом, говоришь, и много… Значит, очередная местечковая война.

- Чего? – не понял я.

- Это когда соседи на соседей идут, озверев от взаимных обидок. И спалили всех от страха и собственной бестолковости. Боялись, что кто-нибудь наткнётся и догадается, кто это натворил. Скорее всего – пьяные были.

- Может да, а может и нет. Давай вместе сходим, похороним тамошних. Не висеть же им вечно…

Николай провёл руками по усам – излюбленное его движение при замешательстве или при раздумьях, как я заметил.

- Иди, Виктор. Иди. Нужное дело… Только без меня.

А затем он резко развернулся, быстрым шагом подошёл к тележке и начал лихорадочно закидывать в неё пожитки.

- Ира! Аня! Нам пора!

Девочка безжалостно была оторвана от добермана и со слезами, с воплями, водружена на узлы. Затем дядька развернул своё транспортное средство и покатил его в обратную сторону. Ирина безвольно шла за ним.

Я молчал. Похоже, именно это показное безразличие с моей стороны и заставило Николая обернуться, с ненавистью крикнуть мне в лицо:

- А если эти, кто хутор спалил, вернутся?! Что делать?! Кто о моих позаботиться, если я там полягу или инвалидом стану?!! У меня одна жена, одна внучка и одна дочь! Младшенькая! Последняя!!! – это слово он выкрикнул, выплюнул с особенной яростью и горечью. – Понимаешь?!! А вот про это Коля мне не рассказывал. Кто знает, где его остальные дети? Сейчас, наверное, людей, которых мор обошёл стороной – вовсе не существует.

Мой ответ дядьке был не нужен. Он для себя уже всё решил и теперь быстро, практически бегом, удалялся от нас, погрохатывая тележкой под крики расстроенной девочки.

- Ты его осуждаешь? – ко мне незаметно подошла Зюзя.

- Нет. Если с ним что-то случится – его семья, скорее всего, умрёт.

- Иногда люди делают то, что должны, даже если им это не нравится.

- Почему ты так решила?

- Этот человек плачет, - немного подумав, разумная добавила. – Я знаю, вы так делаете, когда вам очень плохо. Он хороший человек, пусть уходит.

Я присмотрелся – плечи Николая действительно содрогались, как будто от рыданий.

График выхода - одна глава в неделю Всего 12 глав. Ссылка на первую часть:

https://author.today/work/30964

- Витя! Проснись! Проснись! – раздалось у меня в голове.

Спросонок я не понял, кто меня будит и зачем, но опыт кочевой жизни вколотил в меня намертво – просто так никого никогда из объятий Морфея не вырывают. Всегда этому предшествует или что-то хорошее, или что-то плохое. Вот только откуда тут хорошему взяться?

- Что случилось?! – мгновение, и я уже был на ногах с оружием в руках.

На улице пока вовсю царила ночь – значит, спал я недолго. Видимость так себе, но рядом никого нет, или я не вижу...

- Зюзя! Что случилось? - повторил тихо, мало ли...

- Мы не одни. К нам пришли, - волчья морда, потом ещё одна. – Они там, за деревьями. Говорить хотят.

Волки?! Они тут откуда? Четвероногая ранее ни словом не обмолвилась о том, что поблизости есть разумные.

- Ты их знаешь?

- Да. Они живут там, где Место. – она не переставала напряжённо вглядываться в темноту, изредка, со свистом втягивая, ноздрями воздух. Принюхивалась, складывала для себя более полную картину. И переживала – я это чувствовал.

- Что делать будем? В доме Николай с маленькой и дочерью. Может, закричать?

- Нет. Жди.

Доберман почти беззвучно растворилась в темноте, а через десяток секунд раздалось:

- Положи оружие. Он обещает не нападать. Ты его знаешь, - морда волка.

А вот в этом я сомневаюсь. Месяц, отпущенный мне в виде бонуса за покой раненого у безымянной деревеньки, закончился. Так что серые твари сейчас вполне могут меня разорвать.

- Не бойся. Он дал слово. – словно в успокоение, сообщила мне из ночи Зюзя. – И людей в доме его семья тоже не тронет. Иди к нам.

- Куда – к вам? Я плохо вижу в такое время, ты знаешь.

Как же мне не хочется никуда идти! Вот вроде бы и ушастой верю, и волчара не дал ни единого повода усомниться в его словах – но не хочу. Страшно.

Между тем ко мне подошла доберман. Абсолютное спокойная, словно вела меня на прогулку, а не на встречу с вражеским вожаком.

- Пойдём.

Вздохнув, решил всё же довериться ушастой. Прислонил ружьё к стенке беседке и, стараясь не показывать страх, шагнул за ней.

Через несколько минут мы были уже за приютившим нас на ночь и принесшим столько переживаний подворьем. Нас ждали.

Теперь я его узнал окончательно – это был именно тот самый волк в нагруднике, с которым я когда-то имел сомнительное удовольствие общаться. Сильный, мощный, ловкий. Тварь внимательно посмотрел мне в глаз и, держась на виду, затрусил по дороге, уводя нас от дома.

Снова подумал – а не заорать ли? Но решил этого пока не делать. Разумный здесь точно не один, потому мои вопли могут и беды натворить. В сам дом серые не попадут – Коля хорошо позакрывал все двери, да и ночуют все на втором этаже, быстро не подберёшься. Но вот если он от нервов стрелять из окон начнёт – миром не разойдёмся тогда точно.

Дошли до окраины ненаселённого пункта. Дальше я идти не решился, о чём честно заявил:

- Чтобы поговорить без свидетелей – это место вполне подойдёт. Люди нас не услышат.

Зюзя тоже остановилась. Встал и серый.

- Хорошо. Давай говорить здесь, - он неторопливо улёгся в траву на обочине дороги и стал внимательно всматриваться мне в лицо. – У тебя нет глаза. Ты его потерял, когда сражался?

Я тоже присел.

- Нет. Случайно пуля попала. Тогда нас просто расстреляли и захватили в плен.

- Почему ты не сражался? Почему разрешил врагам так с собой поступить?

Устроившаяся рядом со мной доберман неожиданно фыркнула и пристально посмотрела на серого.

Установилось молчание. Долгое, почти в минуту. Я понял – она ему рассказывает нашу историю по-своему. Спасибо ей. Мне, к примеру, трудно общаться с не-людьми. Не из-за их образа мыслей и иной морали – а потому, что им половина общеупотребительных слов попросту незнакома. Словно на разных языках говорим.

- Понятно, - внезапно прозвучало у меня в голове, отвлекая от рассуждений. – Тогда ты действительно не мог ничего сделать. Ты отомстил?

- Да. Отомстил.

- Хорошо.

Неожиданно я почувствовал, что мы здесь не одни. Обернулся – и точно! За спиной находилось трое волков в типовой сектантской амуниции. Они бесшумно подошли и улеглись метрах в трёх, положив морды на мощные лапы. Это же они сколько раз могли?.. Пробрало…

- Это моя семья. И это не все. Остальные, - мыслеобраз деревьев, кустов, листьев, – недалеко.

- Зачем ты пришёл? – решил рубануть с плеча, чтобы эта малопонятная прелюдия к беседе закончилась. – Что тебе нужно?

- Я искал её, - мордашка Зюзи, почему-то игривая. – И нашёл. Но раз ты здесь, то я хочу тебя спросить о главном.

- О чём?

Доберман слегка напряглась. Но не от предчувствия доброй драки – такое напряжение всегда ощущается по-особенному, а от любопытства. Словно в этом вопросе было что-то важное для неё.

- Зачем? – серый всматривался в моё лицо. – Зачем она тебе? Почему ты сражался за неё? Для чего она идёт за тобой, как ребёнок за матерью? Я хочу это знать!

Как ответить? Разразиться лекцией о дружбе, взаимовыручке, взаимном непонятном притяжении? Это всё не то, это пустые, лишние слова. Они не ничего не объяснят, лишь запутают и усложнят и без того непростую картину нашего с Зюзей мира. И я ответил предельно просто и честно, стараясь максимально передать все свои чувства одной фразой.

- Она моя семья. Этого вполне достаточно для объяснения моих поступков.

- Но она не из твоего народа! Думаю, у тебя есть и другая семья! Так не бывает! Семья – одна!

- Ты прав, семья одна. И она - часть её, просто они пока не знакомы.

Волк задумался, по собачьи почесал за ухом, а потом снова уставился на меня, поблёскивая отражением лунного света в зрачках.

- Она говорила так же… Говорила – ты друг и семья. Потому и ушла за тобой… Теперь я понял, и я…, - тут он снова сделал паузу, - спокоен.

Настала моя очередь спрашивать.

- Зачем ты её искал? От твоего Места до этого посёлка длинный путь. Ты же не просто так пришёл?

- Нет. Я хотел, - опять игриво-дурашливая физиономия Зюзи. Ого! Она этому волчаре явно симпатизирует! – спасти. Хотел, чтобы она была моей семьёй. Когда глупый человек забрал её, я очень стал очень плохо охотиться, плохо есть… Вы это называете «Скучно».

- Скучал, - поправил я.

- Да. Скучал. Она красивая, сильная. Потом человек привёз детей моего народа, которых он спас от других людей. Один из маленьких, самый старший, видел, как, - снова доберман, - люди закрыли в дупло из веток, которые нельзя перегрызть (клетка, стало быть) и говорили, что волков отдали вместо её. Он нас обманул! Я знаю, что значит это слово! – серый грозно рыкнул, демонстрируя всю глубину своего возмущения. - Нельзя отдавать разумных туда, где нет свободы! Тогда я и моя семья решили найти закрытое дупло и вернуть свободу!

Ничего себе, страсти-то какие! Я и не подозревал о таком высоком уровне социализации разумных!

- И как вы нас нашли?

- Сначала бежали по дороге. Когда увидели, - до боли знакомая картина, виденная совершенно недавно – Белгород, - то стали искать других разумных. От них узнали про другое поселение людей и про запахи из-за стены. Тогда побежали туда. Встретили, - знакомые мордочки освобождённых дворняжек. – Они сказали, что человек их отпустил и она ушла с этим человеком. Мы пошли дальше. Трудно идти, только по ночам можно. Вас слишком много.

Нам повезло. Мы нашли людей, которые искали вас. Они не умные – говорили, что вас надо догнать и убить. Мы слышали, но они нас не видели, словно у них нет глаз, - лёгкое потявкивание, похоже, заменяющее смех. За спиной тоже затявкали. Как видно, этот эпизод волков очень веселил. – Тогда мы их победили. Не ушёл никто…

- Далеко? – обеспокоенно спросил я. До меня уже дошло, что серая стая ликвидировала группу охотников-преследователей. Спасибо им за это, конечно, однако важно знать – где именно. Они ведь могли метки оставлять для других или ещё какие знаки, указывающие наш путь.

Вместо ответа серый посмотрел на ушастую, та посмотрела на меня.

- Да. Он не знает, как тебе объяснить, где они встретились. Я поняла, где. Далеко.

- Спасибо, Зюзя. И тебе спасибо, - не забыл я и про волка. – И твоей семье. Те люди действительно хотели нас убить. Ты нам очень помог.

- Не вам. Ей.

Не скажу, что это уточнение меня как-то задело. Разумный честно говорит о своих мотивах и если мне нет в них места – ничего страшного. Главное, дали результатами попользоваться.

- Всё равно спасибо.

Серый слегка качнул головой, принимая благодарность.

Сам не знаю, почему, но я вдруг вывалил на волка историю про «смерть» Зюзи. Наверное, для того, чтобы показать истинное лицо отца Андриана. Всю его внутреннюю мерзость, гадость, коварство.

- Его больше нет. Глупого человека убили другие люди. Но я тебе верю – он мог так сделать.

- Как это – убит? – донельзя удивился я. – У вас война?

- Нет. Его убили люди, которые всегда ходили за его спиной. Ловкие, сильные охотники. Когда мы узнали о том, как он добыл детей, наши главные много думали и решили, что глупый человек больше не нужен. Будет только плохое. Тогда один из главных подошёл к, - лицо волевого, сильного мужчины со стальным взглядом и поджатыми губами. Один из телохранителей вождя сектантов, за правым плечом был у покойного при нашей единственной встрече. – и говорил с ним. Мы знали, что сильные люди не любят глупого человека. Они иногда, когда думали, что одни, говорили об этом. Главный ничего не просил. Он им сказал, что человек больше не нужен и люди могут найти себе другого главного, которого мы пустим в Место, если он будет хорошим. Сильного, умного. Если люди не найдут – пусть больше не приходят, потому что глупый человек плохой. Тогда они убили его и новым главным людей стал тот, про которого я тебе говорил.

Понятно. Дворцовый переворот двадцать первого века. Несмотря на однообразную, изобилующую повторяющимися словами, речь волка (практики у него явно меньше, чем у ушастой) – я его прекрасно понял. Отец Андриан чем-то очень допёк своих приближённых, которые были в курсе его больших и малых дел, а также всевозможных гешефтов. Такое с авторитарными правителями случается сплошь и рядом.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стал ультиматум, поставленный разумными. Такая категоричность волчьих суждений сработала катализатором и подтолкнула недовольных к радикальному решению проблемы. Теперь у сектантов новый духовный вождь со старыми, более чем уверен, замашками.

Неожиданное подозрение кольнуло меня, заставив посмотреть на случившееся, с другой стороны.

- Скажи, а те, кто убил глупого человека – они знают о том, что ваше Место полезно для здоровья и возле него рождается много детей?

Собеседник навострил уши.

- Да. Они приносили своего раненого. Почему ты спросил?

Вместо ответа я рассказал ему историю о Слизне под Тверью и о том, как люди с ним поступили. Волк всё понял с первого раза.

- Ты думаешь – они нас прогонят, что наше Место стало их местом?

- Не знаю. Я лишь рассказываю о том, что слышал от других людей. Убитый хоть и делал плохие поступки, но вас он почему-то берёг и защищал.

- Я понял тебя. Это нужно знать. Мы будем готовы и будем сражаться!

За моей спиной раздался одобрительный рык. Вот глупые!

- И проиграете! Разумнее найти новое Место, куда можно уйти в случае опасности. Если есть два – значит есть и третье. Да, далеко. Да, долго искать придётся. Но найти ведь можно! Вряд ли завтра на вас нападут. Поймите! Люди очень настырны в своих желаниях, и у них есть оружие, которое сильнее ваших клыков и когтей. Не забывайте об этом.

- Да. Не забудем. Мы будем думать. Зачем ты это сказал мне? Вы для нас – враги, и ты это знаешь. Тебе лучше, если мы умрём.

- Из-за неё, - я перевёл взгляд на Зюзю. – Мне не нужна война.

Серый встал, тряхнул головой.

- Скоро настанет день. Мы уходим. Я не забуду твои слова, и я узнал, почему она с тобой. Защищай, - на этот раз вместо доберманьей физиономии я увидел её пронзительные, чёрные глаза – видно, именно они запали суровому волку в душу, – до конца. Вы – семья. Между нами нет мести!

После этих, ритуальных слов, тварь развернулся и быстро, красиво выбрасывая вперёд мощные лапы, побежал на север, к своему дому. За ним тронулись и остальные.

- Между нами нет мести! – на автомате ответил я и только потом до меня дошёл смысл услышанного. Врать не стану - от удивления даже отвисла челюсть. Это что же, серый только что аннулировал наши разборки? На мировую пошёл? Ну, дела…

- Ну что, пойдём досыпать? – радуясь про себя, что всё закончилось, спросил я ушастую.

- Да. Он хороший, только грустный, правда?

- Не знаю, Зюзя. Тебе видней.

- Он – хороший, - повторила погрустневшая разумная и пошла вместе со мной обратно, в беседку. По дороге обдумывал увиденное и услышанное, и неожиданно понял, что у ушастой с серым всё очень непросто. Не знаю, любовь между ними или нет, однако они явно друг другу небезразличны. Похоже, четырёхлапой сегодня пришлось делать выбор, с кем и в какую сторону двигаться дальше. Однако это лишь домыслы. Она – молчит, я - не спрашиваю, это личное...

Сложно всё...

Спала ли она – я не знаю. Но я заснул сразу, как только лёг.

…Мы шли уже третий день по заросшим травой грунтовкам, заброшенным полям, искусно обходя жилые поселения. Коля действительно хорошо знал эти края.

Откуда-то, из недр своей курточки он извлёк и вручил мне солнцезащитные очки, чему я был очень рад. Слишком по-пиратски выглядела моя физиономия с повязкой.

Дважды встречали людей. Такие же, как и Коля, гружёные по самое некуда скарбом, крепкие мужчины с ружьями в руках. Может - купцы, может – фермеры. Вежливый обмен приветствиями, новостями, спокойное прощание.

Меня никто не узнавал. Да и как? Фото моего нет, а возможное описание: если убрать отсутствие одного глаза, я совершенно непримечательный тип. Обыденный до неприличия. Работала маскировка, спасибо дядьке. В такую погоду очки – дело естественное. Впрочем, я, на всякий случай, особо в разговоры не встревал, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Зюзя же просто, при появлении встречных путников, отходила подальше в придорожные кусты и наблюдала оттуда за нами.

Тележку тащили по очереди, причём я впрягся сам, без каких-либо просьб со стороны попутчика. Просто по-человечески захотелось ему помочь. Ирина всё так же шла рядом сама в себе, а маленькая Анечка егозой крутилась на узлах и откровенно скучала, надоедая окружающим.

- Деда! Де-е-е-да! А где собацька? Мне скуцьно… Когда мы плиедем?

Дядька терпеливо и нежно ей отвечал, что собачка занята, приедем мы скоро и нужно ещё немного потерпеть, а затем просил девочку рассказать нам стишок или сказку, чтобы удивить и порадовать взрослых.

Ребёнок, гордясь и радуясь, с выражением читала простенькие и одновременно трогательные стишки Агнии Барто, неизменно получая после каждого четверостишья свою порцию восхищений и аплодисментов. Беда была только в том, что она знала их всего четыре, а потому приходилось делать вид, что мы напрочь забыли всё ранее услышанное и с огромным удовольствием послушаем снова про Жука, Смешной цветок, Барабан и Резиновую Зину. Со сказками было не лучше – Курочка Ряба да Репка, остальные малышка просто не помнила.

Иногда Анечка начинала что-то подозревать, хмурить бровки и, гневно потрясая кулачками, возмущаться: «Я вам лассказывала узе!»; однако горячие заверения деда, да и мои тоже, убеждали её в нашем массовом склерозе. Приходилось слушать по новой.

Зюзя традиционно пропадала целыми днями, кружа вокруг нас и разведывая обстановку. Иногда ушастая подбегала ко мне и сообщала о том, что справа или слева живут люди, но они нас не заметили. В общем, разведчица из добермана оказалась выше всяких похвал.

Во время дневного отдыха четвероногая с удовольствием развлекала Колину внучку, и разумную детская назойливость нисколько не напрягала. Они играли, кувыркались, носились вокруг нас, прыгали, боролись с таким усердием, что Аня мгновенно засыпала на узлах, как только привал заканчивался, а моя подруга была вся в пене, тяжело дышала и норовила завалиться полежать в тенёк.

Ну и сказки по вечерам, куда же без них! В кои веки мне вышло послабление – их рассказывал дядька. Интересно, мастерски, в лицах передавая эмоции главных героев и страшно понижая голос в наиболее ответственных местах. В эти моменты девочка испуганно прижимала ладошки к румяным щёчкам, а Зюзя тихонько повизгивала от переживаний. Но все истории всегда заканчивались хорошо, и счастливые и довольные победой добра над злом ребёнок с собакой умиротворённо засыпали.

Только после этого у меня с Николаем получалось пообщаться о своём у вечернего костра. Ирина традиционно ни во что не влезала, просто сидела у тележки и нежно смотрела на улыбающуюся во сне своим детским радостям дочку, периодически заботливо поправляя её легкое одеяльце.

Поглядывая исподтишка на временных спутников, я понемногу отдыхал душой от прошлого; очеловечивался по новой, что ли... Как же мне не хватало простого, бесхитростного общения просто так, без какого-либо умысла. Где не надо взвешивать каждое слово на внутренних весах чутья и опасности, где к тебе профессионально не лезут в душу, норовя её вывернуть наизнанку, где ты никому ничего не должен.

Я просто наслаждался детским смехом, болтовнёй ни о чём, хорошей погодой и тем, что с каждым шагом я становлюсь ближе к своему дому.

Нет. Я не расслабился, как может показаться – действительно всего лишь отдыхал. Организовал себе и подруге этакий «душевный привал».

Продолжение в следующем посте

начало здесь:Дневник: Закрытый город.(продолжение)

Запись 27.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Я со страхом ждал предстоящего разговора с Андреем. То, что разговаривать придётся, я не сомневался. И как сложится разговор ещё не известно. Но вернувшись со смены в общежитие, я обнаружил только заправленную постель и полное отсутствие его вещей.

- Он в больнице. Товарищи его приходили и забрали вещи. Сказали, что ему после выписки дадут квартиру в новой части города – сообщил мне Сергей Валерьевич – Вот нас и меньше стало. Сначала Юрия потеряли. Теперь с Андреем что-то случилось. Очередная беда.

Я не стал отвечать и лёг на своё место. Андрей в больнице. Значит, проросшие дали фашистам отпор. Молодцы. Не сдаются. Борются за свою жизнь. Помыться надо сходить, но мне было лень. Размышлял про Андрея. Ещё бы ему не выдали квартиру. Если он ликвидаторами командует. Это может в другой стране, назвали бы его убийцей и душегубом, а в нашей как обычно – честь, слава, почёт и квартира от благодарного руководства, мрачно думал я. И денег, наверное, кучу получает за такую работу. И ещё уверен, что поступает правильно. Нет. Неправильно это. А зачем суды тогда? Кто им дал право, так себя вести с людьми, пусть и больными. Что же это, борьба за чистоту расы? Так давайте тогда всех людей сжигать с отклонениями. Инвалидов, пенсионеров, сумасшедших. Всех кто по-другому думает. И куда в итоге придём? К процветанию? Весь этот город неправильный. Так, незаметно для себя я и уснул в расстроенных чувствах, даже не раздеваясь.

В город больше не выпускали. Карантин. Каждый день нас выгоняли на очередную перекличку, словно мы были в тюрьме. Каждую смену теперь я расписывался, во сколько ушёл, в особом журнале, будто бы мне бежать было куда. Большаков ходил мрачный. Сосед по комнате извёл меня своим нытьём. То ему - то плохо, то сё. То он решил уволиться, когда подойдёт окончание контракта. То он пятнышко на ноге нашёл – это мол, чёрный пух, умираю, помогите. Раньше хоть, Юрец его подкалывал или Андрей на него шикал, он и успокаивался. А тут прямо, скажем - стал неудержим!

Я скучал по Нине целую неделю, потом не выдержал и пошёл трясти Семёна за грудки. Он же как-то позвонил в библиотеку? Пусть даёт номер. Я тоже хочу позвонить.

Семён бегал по второму этажу резервной станции и что-то искал. По комнате летали бумаги. Крышки с пультов были сняты. Оборудование было разобрано на половину и представляло из себя мешанину из проводов, блоков, ламп и кнопок. Я поглядел на хаос с интересом. Услужливо поднял брошенный паяльник и положил на ближайший стол.

- Чего ищем?

Семён посмотрел на меня с удивлением словно, не узнавая потом опомнился:

-А. Привет. Сроки горят. Сроки. Всё поменялось, а я оказался не готов. Теперь придётся импровизировать на ходу, а я этого ой как не люблю. Вот перепроверяю всю свою работу. Надо чтоб всё сошлось. А ты зачем пришёл? Мне сейчас не до тебя.

- Позвонить Нине хочу. Ты ведь как-то позвонил в библиотеку? – сказал я.

Семён молча выгреб из-под бумаг телефон и набрал на диске номер, послушал трубку и передал её мне:

- На! У тебя 5 минут: потом переключение реле на АТС будет. Разговаривай, Ромео, а патом вали отсюда. Я очень занят.

- Алло –алло. Говорите? – я услышал в трубке её голос и засветился от радости.

- Это я. Привет. – сказал я в телефонную трубку.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Запись 28.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

С Ниной договорились встретиться на день города. В этот день, для всех, сделано было послабление. День был объявлен официальным выходным. И празднование должно состояться в новой части Солнечногорска, обычно закрытой для иногородних. Объявления висели повсюду. С 9.00 –до 21.00 – открыто гуляй по новому Солнечногорску и веселись! Все, кроме дежурной смены. Конечно, дежурным в нашем отделе сразу сделали Фунтика. Осень наступила, но день обещал быть солнечным. Утром, за час до разрешённого времени, общага шумела – все же шли, все собирались. Я напялил на себя короткую куртку из толстой свиной кожи, на молнии, надел джинсы, ботинки новые. Кепка с коротким козырьком. Шарфик на шею лёгонький. Подбородок оглядел, перед зеркалом, иссечённый бритвой. Побрызгался одеколоном. Проверил наличность. Вроде достаточно. Кто-то из соседей врубил Сектор Газа, в коридоре со старенького магнитофона – “Эх гуляй мужик – Пропивай что есть…”.

Я заулыбался, вспомнив как её исполнял Юрий. Всё пропью сегодня Юрец и ради тебя тоже, пообещал я себе. В трамваи набивались битком. Смеялись, шутили, здоровались - предвкушая веселье. Трамвай въехал в открытые железные ворота и почти сразу остановился. На КПП не проверяли. Охранники провожали нас хмурыми взглядами. Им тоже хотелось веселья.

Новый район Солнечногорска сиял чистотой и свежестью. Улица, где пришлось вылезти, была вся новая. Её открыли специально ко дню города. Вся мостовая была покрыта брусчаткой. Вдоль проезжей части стояли зелёные насаждения и клумбы в бетонных тумбах. Из громкоговорителей лилась праздничная музыка и поздравления. Магазины ломились от невиданных ранее товаров. Продавцы с тележек торговали сладкой ватой, мороженым и раздавали бесплатно разноцветные воздушные шары. Нина ждала меня у остановки, где мы заранее договорились встретиться и приветственно замахала рукой.

Сегодня она была в перчатках. Мы взялись за руки и выпросив у продавца шариков пошли медленно –медленно, в след могучему людскому потоку.

Над городом разливался гимн Солнечногорска:

------------------------------------------------------------

“В предгорьях зелёных Уральских

Построен был сказочный град

Великою нашей державой

на щит трудолюбия поднят

Где раньше рабы надрывались

Счастливые люди живут

Для новых высоких свершений

Орудия познания куют

----------------------------------------------------------

Солнечногорск – жемчужина Урала!

Солнечногорск – тобою опьянён!

Солнечногорск – Здесь всё начну с начала!

Ты самый лучший! Город – сказка! Город – сон”!

Мне стало немного грустно от слов песни. Счастливые люди, надо же! Пойдите это проросшим объясните, что они просто не понимают своего счастья. Или пацанам, загнувшимся от пуха. Кому-то из них написали на надгробии – «умер счастливым»? Хотя сегодня, я думаю это не важно. Вон сколько людей вокруг улыбается. Дети кругом. Надо же. Я за всё время только второй раз тут увидел детей и услышал детские голоса. Где их всё время прятали? В новой части города? По крайней мере их счастье от праздника и веселье будут сегодня искренними.

“Их чистые добрые лица

Исполненный мудрости взор

Я верю, что не завершится

Науки их гордый дозор…”

Лучше не вслушиваться, подумал я, а то всё праздничное настроение - коту под хвост.

- Я тут тоже в первые – сказала мне Нина – Смотри сколько всего понастроили?

- Вижу – ответил я – А это что за огромное здание с куполом? Торговый центр?

Торговый центр на несколько часов поглотил нас полностью. Открыв рот, мы ходили по магазинам, расположенным внутри него, катались на эскалаторах и лифте, сходили и посмотрели фильм в кинотеатре и поели попкорна. Я подавился.

- Поп – Корм! – икал я возмущённо. Нина смеялась. Каток, на третьем этаже привлёк её внимание. Я как истинный джентльмен был готов платить за всё. Потом я любовался, как она катается на коньках по искусственному льду бережно охраняя её плащ. Какая же она всё-таки красавица. Она и меня звала, но я боялся расквасить себе нос и только отмахивался. Потом мы познакомились с гамбургерами и кока – колой, в настоящей американской столовой, на втором этаже торгового центра. Вилок и ложек к такой еде не давали. Интересно американцы всегда так питаются? Отдыхали мы сидя на лавочке.

- М-да, запад загнивает, но пахнет вкусно - заметил я пытаясь отдышаться после гамбургера.

- Очень жирная еда. Мне не очень понравилось – ответила Нина – Но я слышала про японский ресторан. Не хочешь туда сходить? Попробовать, что японцы едят?

- А я думал, на аттракционы пойдём?

- Потом и на аттракционы можно. Просто мне кажется, если пойдём в японский ресторан вечером, там будет уже всё занято. А мне так хочется попробовать их еду.

Мы пошли искать японский ресторан. На улице вкусно пахло шашлыком. Стояли палатки: желающим разливали чай, водку или пиво. Мы вышли на площадь, где на красиво украшенной сцене, ансамбль исполнял народные танцы. Вся площадь была полна людьми. Протолкавшись мы вышли на соседнюю улицу и нашли японский ресторан. Нас встретили приветливые девушки в разноцветных кимоно. У них были подушечки на спинах. Нас усадили за столик и подали меню. Вот здесь, Нине понравилось больше, чем в американской столовой. Прочитали меню.

- Чего брать будем – испуганно спросил я – Вот эти рисовые кубики или бяку в тарелке?

Официантки принесли палочки для еды.

- Смотри, как у них тут здорово устроено. Приятная музыка. Циновки. Еда в красивых фарфоровых чашечках и мисочках. Все вежливо кланяются. –зашептала мне Нина – Вот, что значит культурная нация.

- Ага, а ложек опять не подали – заметил я – Мы, что единственная страна в мире где ложками едят?

Нина сама на заказывала еды.

- Красное, это имбирь - объяснила она мне – А тёмную жидкость не пьют. Сюда палочками макают кусочки риса с рыбой и кушают. Очень вкусно.

- Откуда ты про это знаешь, если ни разу здесь не была? – c подозрением спросил я. Странный ресторан. И хлеба чёрного не дали. Они вообще в курсе, что хлеб всему голова?

- Книжки умные в библиотеке читала – она показала мне язык поддразнивая – А вот это зелёное, не трогай, это горчица.

Поздно сказала. Я закашлялся, горчица обожгла горло.

- Ты осторожнее – Нину разобрал смех – Сейчас чай принесут. Запьёшь. А может ты саке хочешь? Это водка японская.

- Вот чувствую, что подстава будет, но согласен на саке – я вытер рот после горчицы.

Так и вышло. С алкоголем тоже обманули. Пить эту тёплую гадость было не интересно. Запил саке чаем. Хотя бы чай был хороший. Зато Нина была счастлива. Я же покидал японский ресторан, обманутым и обчищенным. Денег за всё, они хорошо с меня содрали. Мы погуляли ещё немного, потом пошли в парк Аттракционов.

Парк был огорожен стеной, со всех сторон. Оттуда слышалась весёлая музыка, зазывные возгласы и объявления. Стены были ярко разрисованы изображениями советских мультяшных персонажей. Я увидел изображения Львёнка и черепахи, Малыша и Карлсона, Волка и Зайца из “Ну погоди”. Кот Леопольд поправлял свой шикарный бант, прямо перед входом в парк, а напротив буратино со своей командой подманивал детей золотым ключиком. Ворота в парк аттракционов были из кованого железа с рисунками птиц и зверей. А над входом парил маленький- настоящий, дирижабль, разрисованный в пиратском стиле.

- Каррамба! – орали оттуда.

Заплатили за вход и получив билеты, ринулись внутрь, в поисках чудес.

- Смотри доченька, это всё Мирон Иванович устроил! Смотри сколько всего интересного. Будешь на пони кататься? – проходивший мимо нас мужчина поднял свою малолетнюю дочь и посадил себе на плечи.

- Пони! – ребёнок оторвался от поедания мороженого и дал родителю приказание.

Ого. Чего тут только не было. Карусели. Настоящие американские горки. Домик ужасов. Дом зеркал. Клоуны, раздающие маски и резиновые игрушечные носы. Аниматоры, в костюмах мультяшных персонажей развлекающие детей. Мы катались на каруселях пока не закружилась голова. Снова сидели на скамейке держась за руки. Обменивались впечатлениями. Я устал. Слишком много всего за один день. Хотелось подремать часик, вытянув ноги, но было негде. Энергия моей подруги била через край. Она ни капельки не устала.

- А ещё минут через 20, надо будет идти назад на площадь – сказала она мне.

- Зачем – устало спросил я.

- Было же объявление. Ты чем слушал? – она уставилась на меня.

- Ну и что. Их тут сотни было. Марья Семёновна, подойдите к стойке администратора, ваш ребёнок наложил в штаны и зовёт маму – хмыкнул я.

- Ой дурак. Не то ты слушаешь – Нина толкнула меня в бок – Объявление администрации будет по поводу эпидемии арката. Это очень важно. Мы тоже должны пойти и послушать.

Я задумался. В такой чехарде, я действительно прослушал это объявление. А оно звучало не раз. Любопытно. Может быть насчёт проросших объявят. Что их теперь не будут выжигать, как нечисть какую. Я был бы рад такое услышать. А может лекарство нашли от болезни? Тогда с Ниной сможем видеться чаще.

И вот мы вернулись на площадь. Уже закончились танцы и конкурсы. Представители администрации совещались на сцене. Народ собрался, яблоку негде было упасть. Все чего-то ждали. Переговаривались. Я обратил внимание на появившихся на краю площади военных. Они медленно, но верно оцепляли собравшихся.

К микрофону вышел молодой человек в дорогом костюме и откашлявшись объявил:

- Дорогие Солнечногорцы и гости нашего города. В последнее время вы, наверное, не могли не заметить, что в нашем городе был введён Карантин в следствии печально известной эпидемии аркат. С радостью и гордостью мы можем теперь доложить вам, что медицинский центр, под руководством Мирона Ивановича, достиг определённых успехов в борьбе с эпидемией. С этого дня карантин официально отменён. Количество заболевших аркатом, резко пошло на снижение. Статистика положительная. Но это ещё не все радостные новости. Сейчас руководитель медицинского центра Алевтина Яковлевна расскажет и продемонстрирует вам наши достижения.

В толпе я увидел Андрея. Он стоял и прищурившись смотрел на сцену.

Кажется, это всё ему не очень нравится, подумал я.

К микрофону вышла бойкая женщина и заговорила:

-Дорогие горожане: спешим сообщить вам, что мы наконец то смогли замедлить неконтролируемый рост клеток арката, на 4 стадии. Теперь мы можем переливать полужидкие тела больных в искусственные тела и давать им таким образом новую полноценную жизнь. Больные, в ходе клинических испытаний, отращивают органы, идентичные человеческим. Это настоящий прорыв. Теперь не нужно держать людей с 4 стадией в санатории, под присмотром. Мы с радостью объявляем о том, что с сегодняшнего дня, мы начнём возвращать больных их семьям. После прохождения курса реабилитации они смогут снова радоваться жизни, спокойно работать и отдыхать. Эти люди больше не инвалиды. Они станут снова полноценными членами общества. Ура!

Народ на площади зашумел. Военные в оцеплении напряглись.

К микрофону выбежал ещё один человек седой, благообразный.

- Пожалуйста не волнуйтесь – прокричал он в микрофон – Тут присутствует Козлова Софья работница с КБО?

- Да! Да! Я здесь! – закричала из толпы женщина.

- Прекрасно. Ваш муж сейчас с нами. Пётр Козлов. Он находился на лечении в санатории. Теперь мы можем вернуть его в семью. Поднимитесь пожалуйста на сцену, и вы убедитесь, что мы вам не лжём.

Все на площади поражённо притихли. Софья Козлова поднялась на сцену с двумя детьми- мальчиками. Одному было 10 лет, другому поменьше.

На сцену вывели мужчину лет 40-45. В больничной одежде. Он двигался странно и походил на куклу, но шёл сам. У него, что на голове, парик? – мелькнуло у меня в голове.

- Петя. Петя это ты? - жалобно спросила женщина.

Странный человек выставил вперёд руки и попытался поманить их к себе, но только испугал. Затем он приложил левую руку к шее и раздался металлический голос

- Софья это я. Я очень соскучился по тебе. Я очень рад видеть тебя и Сашку с Ильюшкой. Обнимите меня.

- К сожалению, не у всех пациентов восстанавливаются голосовые связки – прокомментировал его действия седой мужчина – Но мы над этим работаем. И уже есть определённые успехи. Первым пациентам пришлось сделать электронные модуляторы голоса. Будем надеяться, что ненадолго. Со временем, обещаем, мы восстановим и оригинальные голоса.

Софья Козлова и её дети с плачем бросились к человеку в больничной одежде и обнимали его со всех сторон.

Ура!!! - Площадь загремела от радостных криков – Да здравствует наша наука!!! Да здравствует Мирон!!!

Мы с Ниной переглянулись.

- Это какое-то безумие – прокричала она мне.

Светлая.

Продолжаю публиковать главы из ненаписанной книги "Светлая".

Предыдущие главы можно тут почитать:

с 1 по 5 в исправленном и улучшенном виде можно прочесть здесь, а с 6 по 10 здесь.

А тут 11 и 12 главы.

Либо можно пройти по тегу "Светлая" и увидеть все главы, но без исправлений - черновой вариант.

Всё, что написано ниже, является вымыслом. Любые совпадения случайны. )))

Глава 13.

"Наваждение."

Роман Марка и Татьяны развивался постепенно, по всем законам: обольщение, соблазнение, тайные встречи, полные страсти, чувство насыщения и умиротворения, разрыв... Сначала они только обедали вместе и прогуливались до метро вечером. Марк ощущал себя подростком - он желал и робел. Как кстати будут слова из романса - "краснеть удушливой волной слегка соприкоснувшись рукавами". Таких чувств Марк не испытывал очень давно. Однажды он отважился взять Татьяну за руку, и она не оттолкнула его. Позднее Татьяна разрешила провожать до её остановки метро. О! Это были упоительные минуты, когда едешь в час пик в вагоне, и тебя прижимает толпа к желанной женщине. Не известно, какие чувства испытывала Татьяна, но Марк всю дорогу боялся, что кто-нибудь заметит его эрекцию. А потом....

Это случилось после концерта Дениса Мацуева. Татьяна пришла на концерт в вечернем платье. Она была так красива, что у Марка захватило дух. Он жутко застеснялся своей одежды - джинсы и черная рубашка. Но увидев, что все одеты кто во что горазд, успокоился. На концерте Марк скучал. На самом деле он предпочитал рок, но чего не сделаешь ради любви? Он сидел и любовался Татьяной весь концерт. Изредка оглядывая зрителей, сравнивая Татьяну с другими женщинами, и делая вывод, что его дама красивее и утончённее других.

На концерт Татьяну привёз муж, который тут же уехал вместе с ребёнком к бабушке. Марк мужа не видел так как поджидал Татьяну в здании. Обратно домой она обещала добраться на такси. В самом деле - не ехать же в метро в вечернем платье. Но зачем вызывать такси, когда у Марка есть машина? Потом был ресторан, в котором Марк подливал Татьяне шампанское. После Марк проводил Таню до дверей её квартиры, и, не удержавшись, шагнул следом. Сгрёб Татьяну в охапку и поцеловал. Марк ожидал, что она его оттолкнёт, но ошибся. Её мягкие губы робко ответили. И....

Потом была ночь, полная страсти. Под утро - слезы раскаяния. Марк гладил Танечку, нежно целовал, утешая. А потом опять любил её, но уже мягко, долго и нежно. Затем они уснули в объятиях друг друга. И снился Марку сон. Будто он с женой и сыном Лёшкой пришли к Светлой как тогда, когда сын заболел. Только Лёша уже большой, как сейчас. Хотят в дом зайти, а дверь не открывается. Оглянулся Марк назад, смотрит - на дороге далеко-далеко стоит Светлая и пальцем ему грозит. А потом голос Светлой услышал "Что же ты делаешь, паразит? А?!!"

Проснулся в поту. Глянул время - половина восьмого. Надо бежать. Сегодня в полдень встреча с сыном, а ведь надо ещё домой добраться и в порядок себя привести. Совсем мало времени. Сегодня не до пробежки. А потом весь день думал - к чему бы этот сон был? Может просто намёк на то, что с сыном редко видится? Последнее время действительно мало времени стал сыну уделять. Почти месяц не виделись. Всё Татьяна затмила собой. Или это про Таню? Всё же замужняя женщина.... Но поздно уже отступать. Не может же он бросить Танечку после такой ночи.

В понедельник они встретились за обедом, как всегда. Марк пришёл позже Танечки. Она, как всегда, была прекрасна, сидела за тем же столиком, за каким сидела при первой встрече, и читала книгу. Марк подошёл и поцеловал в щёчку, мельком глянув на книгу. Таня читала "Каренину". Произошедшее той ночью они не обсуждали. Вечером, как всегда, встретил её с работы и проводил до входа в метро. Татьяна не позволила провожать дальше сказав, что так будет лучше. И всю неделю было всё как всегда - обедали вместе, а после работы разговоры и прогулка до метро. В пятницу, когда муж уехал с ребёнком к бабушке, Марк повёл Таню в кафе, а потом отвёз в гостиницу….

Роман с Татьяной продолжался почти полгода. В будни обедали вместе, только теперь за обеды платил Марк. Вечером прогулка до метро, раз в неделю проводили ночь вместе. Первые два раза Марк брал номер в гостинице, один раз ночевали у друга дома. Друг уехал в командировку на десять дней и оставил ключи Марку, чтобы тот рыбок в аквариуме кормил. Марк предложил Татьяне вместе их покормить. И как-то так получилось, что они остались ночевать. А потом Марк нашёл приличную квартиру недалеко от своей работы, которую сдавали посуточно, и договорился с хозяином о длительном найме её по пятницам. Сделал предоплату на месяц вперёд.

Теперь в день свиданий Марк сначала шёл за ключами, потом отправлялся в квартиру проверить всё ли в порядке. Он из спортивной сумки, которую стал возить в машине постоянно, доставал некоторые свои вещи и раскладывал - мыльно-рыльные в ванной, смена белья в комнате в шкафу, тапочки в коридоре. Остальное необходимое прилагалось к квартире изначально. У Татьяны в гостях он больше не был, да и в свой дом звать её не собирался пока. После той истории с Леной, Марк пообещал сам себе, что приведёт в дом только ту женщину, на которой будет готов жениться. А Таня такой женщиной не была. Она ему безумно нравилась, но Марк не был готов к семейным отношениям. Да и сама Танюшка была замужем. Поэтому были дополнительные расходы на ещё одну квартиру. И как-то само по себе получилось, что Таня стала считать эту квартиру домом Марка. Однажды она поинтересовалась принадлежит ли квартира Марку, а Марк ответил, что он её арендует. И всё. Он ведь ни слова не соврал. Просто это была не вся правда.

Так шло время - дни складывались в недели, недели в месяцы. Бурная страсть постепенно сменилась нежностью и теплом. А беседы о высоком - музыке, живописи, спектаклях и концертах - сменились разговорами о более приземлённых вещах. Таня рассказывала о себе и своей семье, о бытовых заботах и проблемах на работе. Марк знал о Танечке почти всё, она же о нём практически ничего не знала. Марк рассказал только, что у него есть сын, был женат, но жена подала на развод. И то, что квартира осталась жене с сыном. Больше ничего о себе не сообщал не потому, что не хотел. Просто Татьяна ни о чём не спрашивала. Она даже не знала кем он работает.

Марку было хорошо и спокойно. Стабильность и чувство, что ты не одинок — это то, чего так ему не хватало всё это время. Марк и не заметил, как перестал восхищаться Татьяной и стал воспринимать её как должное. Так как разговоры об искусстве сошли на нет, то Марк перестал добывать новую информацию по этим вопросам. Запаса того, что знал вполне теперь хватало для поддержания беседы. Да и бесед как таковых уже не было - Таня говорила, а Марк молчал или поддакивал. Но Марку было комфортно, и он не хотел ничего менять.

Всё закончилось дней за десять до нового года. Хватило несколько слов Татьяны, чтобы наваждение исчезло, словно его и не было. Утром в субботу Марк сидел за накрытым к завтраку столом и ждал, когда Татьяна выйдет из душа. Она вышла. Такая милая в тюрбане из полотенца и в его рубашке, застёгнутой на одну пуговку в районе пупка. Он уже хотел встать, чтобы поцеловать Таню, как она, встав посередине кухни, заявила:

- Я считаю, что нам нужно жить вместе. И решила, что сегодня расскажу о нас мужу и попрошу развод. Мы же любим друг друга, нам вместе так хорошо! Значит должны жить в одном доме.

На Марка как будто ушат холодной воды опрокинули. Даже дыхание перекрыло на несколько секунд. Всё было так хорошо! А теперь всё испорчено безвозвратно. Всего несколько слов.... Марк постарался не подать вида, что это заявление огорчило его до невозможности. Он улыбнулся и сказал:

— Это мы обсудим позже. Мне надо обдумать твои слова. В понедельник проговорим. Но пока мы не обсудили всё, мужу ничего не надо рассказывать. Хорошо? А теперь давай завтракать. Пока ты мылась, мне с работы позвонили. Надо бежать.

Марк врал, но ему требовалось как можно скорее остаться одному, чтобы подумать, как быть дальше. Всё вдруг изменилось. Он как будто проснулся и стал смотреть на Татьяну и их взаимоотношения другими глазами. Марк ел и тайком рассматривал Татьяну. И что он в ней нашёл? Маленькая, щуплая - кожа да кости. Ребра и ключицы выпирают, грудь обвисает, кисти рук с длинными костлявыми пальцами напоминают птичьи лапки. Жидкие светлые волосики рассыпаны по плечам. Лицо без косметики блёклое, мелкие черты лица, узкие губы, глаза навыкате. А ведь ещё несколько минут назад она казалась ему прекрасной. Как так? Сейчас же Марк перед собой видел мышь серую - ничего красивого. Наваждение исчезло и пред ним предстала чужая некрасивая женщина.

В понедельник состоялся разговор. Таня не плакала, но было видно, что держится она из последних сил.

P.S. Это была глава 13. Спасибо всем, кто помогает мне сделать книгу лучше. Я все комментарии читаю, многие из них учитываю и меняю текст. Надеюсь, что Книга меняется в лучшую сторону. Приношу извинения за то, что пишу медленно.

Продолжение, в котором Светлая наконец-то появится дома, следует.