"Зайчик"⁠⁠

Я был в четвертом классе, десяти лет от роду. Тот возраст, когда ребенок каждый день узнает что-то новое о мире, который находится вокруг, и о себе. О том, как я познал себя и некоторых людей, совершенно с незнакомой стороны, и будет моя история.

Мне, как и всему классу, да что там говорить всей младшей школе предстояло участие в ежегодном мероприятии, демонстрации актерского мастерства юных дарований, посредствам выступления на сцене с номером, а иначе говоря, утренник. Наше творение, носило гордое название «Мурзилка». Мандраж, крики ревущей толпы, яркий свет софитов, успех и бешеная популярность – вот, что значило для меня, семилетнего паренька, это емкое слово «УТРЕННИК». Сама судьба толкала меня к успеху, поэтому мне была отведена роль второго плана, но как нередко бывает, по своей драматургической глубине и сюжетной значимости должна была затмить роль главную. Зайчик! Вот мое амплуа, мой будущий успех на подмостках школьного театра. Нехитрый наряд зайца состоял из белой рубашки с капюшоном, и неизменно длинными, нелепо свисающими по разные стороны головы, заячьими ушами. Особым вниманием удостою пушистый заячий хвостик очаровательно  примостившийся на моей ничего не подозревающей, беспечно прожившей целых десять лет, заячьей попе.

Сцена актового зала находилась в другом здании, куда мы и отправились, спешно обернувшись в пальто и полушубки, не снимая с себя заранее надетого реквизита. Идя рука об руку с моим другом Димой, который играл роль Мурзилки, я не думая о возможных последствиях, абсолютно беспечно, позволил себе пукнуть. Никогда мой организм не делал мне пакостей, я всегда полностью доверял ему, но именно в этот день, когда я находился на пороге творческого триумфа, случилась ИЗМЕНА, кто-то открыл ворота города подступившим врагам. Я пукнул с подливой. Гримаса ужаса застыла на лице юнца, впервые столкнувшегося с возможностью общественного позора и перспективы публичной казни. Делая как можно меньше лишних движений и пытаясь не выдать себя, я наконец таки добрался до места, где смог уединиться и оценить масштабы последствий случившейся трагедии. Под очаровательно пушистым и как планировалось приметным, для незатейливого зрителя хвостиком, зияло пятно, величиной с консервную банку, не заметить которое было невозможно. Не успев опомниться от увиденного, я оказался среди коллег по актерскому цеху, которые вытолкали меня на сцену, где уже находилась остальная труппа, и представление началось. Даже не самому внимательному зрителю было не трудно заметить, что зайчик некоторым образом скован на сцене, держится поодаль от остальных, однако, не совершает популярную сценическую ошибку, поворачиваясь спиной к зрителям. Заняв оборонительную позицию, и осознавая, что правом на ошибку не располагаю, я оттараторил свой текст, пренебрегая выразительностью, после чего, пока публика и прочие участники «Шоу» не опомнились, я поспешил ретироваться, шмыгнув за кулисы, оставляя всех в недоумении. Входе дерзкого побега, я не учел одного, что среди коллектива класса нашлись и обделенные минимальными актерскими навыками, те которые роль в нашем славном утреннике не получили, но страстно ее желали. Одним из них и был мой одноклассник и завистник Степан, вожделенно наблюдавший за действом на сцене из-за кулис, он и стал невольным свидетелем моего дерзкого побега, и так как я уходил за кулисы спиной вперед, то в глаза ему бросилась очевидная причина свисавшая из под моего очаровательного хвостика, из за которой, текст роли, которую он так страстно желал, был небрежно выплюнут в зрительный зал, а человек ему так ненавистный, то есть я, ничего не подозревая, сам крадется в лапы праведного суда. Встретившись взглядом со Степаном, и осознав очевидную причину торжествующего выражения лица, я понял, что даже если решусь придушить этого негодяя, при помощи своих заячьих ушей, то к мирной беззаботной жизни до «злосчастного пука» мне уже не вернуться. Схватив пальто, единственную доступную мне вещь, которая могла преданно прикрыть мой срам, я направился домой.  

За истерическим застированием белых штанишек, на которых запечатлён мой первый сценический опыт, меня застала сестра, кстати, которой тоже была отведена роль в судьбоносной для меня постановке «Мурзилка». Замерев в ожидании, я с ужасом ждал подробностей реакции предательски мной брошенного коллектива. Однако свидетель утверждает, в молчаливом негодовании класса, так и не узнавшего причины моего ухода, прозвучала одна лишь фраза, и та из уст Степана, великодушно скрывшего мой позор: «Я же говорил, что глубокая заячья роль подходит далеко не каждому, я был для нее рожден!».