Я чудовище
Сегодня я обнаружил себя там же, где и в прошлый раз - в небольшой комнатке под крышей самой высокой башни. Я лежал на каменном полу на животе, раскинув руки, словно пытался обнять кого-то. Было очень тихо. И темно.
За дверью послышался тихий скрип деревянных ступеней и осторожный старческий голос:
- Господин, вы пришли в себя?
Ну да, пришел в себя, а до этого в ком я был? Я попытался подняться на ноги. Это далось еще тяжелее, чем в прошлый раз: пол казался слишком далеким, равновесие - неустойчивым. Инстинкт толкал меня на четыре конечности, убеждал, что так и надежнее, и удобнее, и легче скрыться. С трудом я смог подавить свои страхи и остаться в вертикальном положении. Как человек. Медленно и неуверенно я шагнул к небольшому, густо зарешеченному окну и выглянул наружу. Уже совсем стемнело, и холодные звезды поблескивали в небе. В комнате было совсем пусто, лишь останки ранее разгромленной мебели жались к стене. Когда я ее разбил, я не помнил.
- Господин, с вами все хорошо?
Я совсем забыл про своего слугу:
- Да, Рифи, я скоро спущусь.
Снова тихий скрип - старик спустился вниз. Я последовал за ним по крутым деревянным винтовым ступеням вплоть до парадной мраморной лестницы, устланной бирюзовым ковром. Рифи уже успел скрыться в левом коридоре, ведущем на кухню, скорее всего, чтобы поторопить кухарку с ужином. Я же направился ко входу - моему самому ненавистному месту. Там висело последнее уцелевшее зеркало в замке - огромное, во всю стену, прочное и отражающее с нереальной четкостью. Я неоднократно пытался разбить его, но даже царапины не осталось на его гладкой поверхности. Каждый раз после приступа я со страхом подходил к нему, и никогда оно не разочаровывало.
Еще один шаг приблизил меня к персональному эшафоту, еще шаг... Осталось пройти еще чуть-чуть, посмотреть налево и в очередной раз убедиться в том, что я уже не...
Внезапно распахнулась входная дверь, и в залу вбежал мой конюший-привратник-садовник в одном лице.
- Господин, там... перед воротами..., - он совсем запыхался, пока пробежал пятьсот метров от кованых ворот до дверей замка.
- Стьюи, успокойся, отдышись и доложи все, как полагается, - сзади послышался чуть осуждающий голос Рифи. Мой дворецкий был, как всегда, на высоте. Каким чудом он оказывался именно там, где больше всего был нужен?
Рифи - глубокий старик лет восьмидесяти, из поколения в поколение переходящий по наследству в нашей семье. Он служил моему отцу, моему деду и, кажется, еще прадеду, и продолжал верно служить мне даже после того, как разбежались почти все слуги. Он ухитрялся содержать огромный замок с не менее огромной призамковой территорией в порядке всего при помощи пяти человек. Кроме Стьюи, у меня жила еще кухарка - тетушка Руфь, ее глухонемой муж Крие, который выполнял работу дворника-егеря-охотника-дроворуба-охранника, их немая дочка Лади, служившая горничной-посудомойкой-помощницей кухарки, Маркус - лакей, ну и, конечно, сам Рифи.
Стьюи вдохнул, выдохнул и нарочито медленно объявил:
- Господин, к вам приехал гость, ранее не объявленный среди приглашенных. Это некий купец, он нижайше просит вас принять его, осознавая, что просьба его дерзка и неуместна. Но его вынудили на сию дерзость неблагоприятные условия, а именно волки, преследующие его в местных лесах.
Рифи чуть скривил губы, давая понять, что речь Стьюи весьма далека от совершенства, и обратился ко мне с легким поклоном:
- Господин, изволите пригласить данного купца в дом?
Церемониальность и чопорность Рифи была просто завораживающей: на улице моего потенциального гостя, возможно, уже обгладывали волки, а дворецкий спокойно вопрошал мое мнение. И я был практически уверен в том, что он делал это специально, дабы показать Стьюи, как должен себя вести обученный профессиональный слуга. Купец - это дело десятое, помрет или нет - неважно, но воспитание слуги должно вестись непрерывно.
- Рифи, впустить, накормить, помыть, обогреть. Выдели ему гостевую комнату на первом этаже, и чтобы выше он не показывался.
Дворецкий кивнул Стьюи, и тот опрометью кинулся к выходу. Рифи же, еще раз поклонившись, сказал:
- Тогда я распоряжусь насчет гостя. Господин желает отужинать вместе с ним или ...
- Он поест в своей комнате. Пусть Лади обслужит его. И чтобы никто ни о чем с ним не говорил.
- Как пожелаете, - и старик удалился.
Оставшись один, я мог сделать последний шаг и заглянуть в зеркало, но, смалодушничав, я решил сбежать в столовую на втором этаже, сказав себе, что купец уже вот-вот зайдет, и лучше бы скрыться до его прихода.
Усевшись за обеденный стол, накрытый по всем правилам сервировки, я старался сконцентрировать внимание на еде, как всегда, разнообразной и потрясающе вкусной. Тетушка Руфь постаралась на славу. Благодаря старику Рифи, который умудрялся вести еще и все мои счета, бумаги, расчеты с принадлежащими мне деревнями и торговыми лавками, у меня не было проблем ни с деньгами, ни с поставками пищи.
Но даже кулинарные творения тетушки не помогали мне отвлечься: я ежесекундно прислушивался к звукам за дверью, надеясь услышать купца. У меня так давно не было гостей! Я прислушивался, затем ловил себя на том, что прислушивался, снова пытался сосредоточиться на еде, снова вострил уши... В конце концов, я разозлился и отшвырнул вилку. Маркус, прислуживающий мне, насторожился и отошел подальше от меня - поближе к выходу. Заметив его нехитрые маневры, я взбесился еще больше: мои собственные слуги боялись меня. В голове почти незаметно промелькнула мысль о том, что это вполне заслуженно, но злость быстро смыла ее.
- Маркус, быстро позови Рифи, - рыкнул я, из последних сил удерживая себя. Нож в правой руке стал медленно сворачиваться в спираль. Лакей вздрогнул и вылетел из обеденной залы. Я сидел, стискивая зубы, и старался дышать медленно и равномерно.
- Господин? - размеренный голос дворецкого немного остудил меня. Быстрый взгляд на мою руку, - Маркус, замени приборы.
Маркус нервно подошел к столу, аккуратными движениями положил другие столовые приборы и снова отошел к двери.
- Купец?
- Ужинает. Он весьма благодарен господину за гостеприимство и безмерно удивлен своему спасению, так как не знал, что в данной местности стоит ваш замок.
- Волки?
- Нет, они не подрали его. Купец отбился от своего торгового обоза, потерялся в лесу. Недалеко от ворот замка пала его лошадь и отвлекла волков на себя. Поэтому он успел добежать без каких-либо серьезных телесных повреждений, только царапины и ссадины от веток и падения с лошади.
- Крие?
- Да, я послал его проверить. Все весьма похоже на правду. Крие нашел полуобглоданный труп лошади, в седельной сумке приличная сумма денег, вверительные грамоты от купеческой гильдии, в том числе и из тех городов, в которых, по словам купца, он торговал. Так же при себе купец имеет поясную суму, спрятанную под верхней одеждой. Лади проверила ее, пока он мылся и отогревался. В ней были найдены женские украшения, изящные, хорошей отделки.
- Вопросы?
- Конечно, он спрашивал о владельце замка с целью лично поблагодарить за свое спасение. Лади все сделала аккуратно, как и должно.
Есть вещи, которые неподвластны моему разуму. Например, как приготовить куропатку в грибном соусе, или как работать горничной, не слыша и не умея разговаривать, или как узнать все про гостя, ни разу не показавшись ему на глаза. Рифи, я уверен, отдал все нужные указания Лади, а сам сумел остаться в тени. Может, он подслушивал их, а может, у него с Лади и Крием есть особый язык, который понимают даже глухонемые, не знаю, да и знать не хочу. Главное, что он смог организовать сбор информации о незваном госте и сообщить мне. Страшно подумать, что я буду делать без Рифи, скорее всего, подохну на вилах своих же крестьян...
Я встал из-за стола, так толком и не поев, зато успокоившись:
- Купцу отыскать его обоз, помочь добраться до него. И какие-нибудь подарки тоже организуй.
Рифи поклонился:
- У купца есть дочери, лучшим подарком будут дорогие ткани или украшения.
- Мне все равно, делай, как считаешь нужным.
Дворецкий еще раз склонился и поспешил отворить передо мной дверь. После моего ухода из обеденной залы не донеслось ни звука, но я был уверен, что мой старый слуга отчитал Маркуса по всем статьям.
Единственный мой слуга, у которого, на мой взгляд, не было причин оставаться в замке, - это Маркус. Рифи и тетушка Руфь из людей такого рода, которые если уж берутся за какое-то дело, то доводят его до конца. Поэтому, некогда приняв надо мной опеку, они остались в замке навсегда. Крие и Лади, глухонемые, конечно, остались с тетушкой, кроме того, с их недостатком они вряд ли смогли бы найти приличное место. Стьюи - молодой шустрый парнишка, сирота, был принят на работу еще сопливым мальчишкой. После смерти матери его никто не принимал в деревне, поэтому Рифи с разрешения моего отца взял его в замок мальчиком на побегушках. Стьюи некуда идти, он не знает никакой жизни вне замка и, кажется, влюблен в Лади.
Маркус же - худощавый мужчина лет тридцати пяти, всегда щеголеватый, несмотря на стандартную форму лакея, с хорошим послужным списком. Его также принял на работу мой отец, но и после его смерти, после того, как во мне начали происходить изменения, и все слуги сбежали, он остался на службе. Причин я не мог понять, но доверяя мнению Рифи и желая хоть как-то облегчить его работу, я не стал выгонять Маркуса.
Не повышая голоса, я сказал:
- Завтра чтобы купца здесь не было.
И тут же услышал голос Рифи из залы:
- Да, господин. Рано утром он уедет.
Этой ночью я спал плохо, сказывался и последний приступ, и появление неожиданного гостя, поэтому, едва рассвело, я решил прогуляться в парке.
Несмотря на все старания, Стьюи не мог поддерживать всю призамковую территорию в таком же порядке, как это делал добрый десяток садовников с армией помощников, но наиболее важные для меня участки оставались столь же ухоженными, как и раньше.
У меня уже давно выработался определенный маршрут прогулки. Сначала я шел к ровным рядам розовых кустов, которые так любила моя мать. Мне же розы совсем не нравились, они казались мне слишком изнеженными, искусственными, выхолощенными за века окультуривания. Их лепестки чересчур пышны и нарочито выдержаны в определенной цветовой гамме, их запах слишком рафинирован и сладок. Моя мать была такой же: изящной, беспомощной в житейских делах, пахнущей приторными розовыми духами.
Затем я шел к крошечной, на одного человека, беседке, увитой диким виноградом и какими-то мелкими беленькими цветочками, втискивался на единственную полукруглую скамью, отщипывал пару виноградин, съедал их, кривился от вкуса, говорил себе, что больше никогда их не буду пробовать, и отправлялся дальше.
Побродив немного по садовым дорожкам, я останавливался возле роскошной стеклянной оранжереи, где росли орхидеи. Эти цветы были страстью моего отца, он выписывал и привозил их, откуда только мог, закупал специальные почвы - для каждого вида отдельно, удобрения, и даже установил сложную осветительную систему, основанную на зеркалах, для продления светового дня. Я не унаследовал столь же сильную любовь к орхидеям, чтобы продолжать увеличивать коллекцию или собственноручно ухаживать, но мне нравилось наблюдать за ними.
В оранжерее росло несколько десятков видов орхидей, и все они были уникальны и неповторимы. Некоторые цветы росли прямо на стволах деревьев, специально посаженных для них, другие выглядели как кустарнички, третьи и вовсе как веревки, свисавшие с ветвей. Их цветы могли походить на крылья экзотических бабочек, на пчел, на элегантные кружева, а запахи варьировались от нежнейших, едва уловимых ароматов утренней росы и ванили до сочной вони протухшего мяса. Но были орхидеи, цветки которых я еще ни разу не видел. Отец говорил, что эти растения могут цвести раз в сто лет, поэтому нужно немного подождать. После этих слов он всегда смеялся.
Одна из таких орхидей как раз выкинула огромный бутон размером с мужской кулак, и сегодня я надеялся, что увижу распустившийся цветок и смогу оценить его аромат. Жаль, что отец уже не увидит его.
Подойдя к оранжерее, я почувствовал, что что-то было не так. Дверь оранжереи была распахнута, хотя Стьюи отлично знал, что делать так строго запрещено. Я запрыгнул внутрь, закрыл осторожно дверь, обернулся и... Моя шерсть на загривке моментально вздыбилась, а верхняя губа непроизвольно вздернулась, обнажая разом удлинившиеся клыки. Купец, это мог быть только он, стоял возле изуродованного куста орхидеи со срезанным цветком в руках.
Я зарычал, медленно приближаясь к нему и готовясь к прыжку:
- Зачем? Это твоя благодарность, купец? Ты за этим пришел в мой дом?
Купец, увидев меня, побледнел, задрожал и упал на колени, выронив цветок. Я за мгновение оказался рядом с ним и уже готов был перегрызть ему горло.
- Господин прикажет бросить преступника в темницу, дабы допросить его по всем правилам? - сзади раздался спокойный, остужающий голос Рифи.
- Да, немедленно! - иначе я уже не смог бы удержаться от полной трансформации.
Крие выдвинулся из-за моей спины, скрутил руки купца за спиной и, поторапливая его легкими пинками, вывел из оранжереи. Рифи удалился вслед за ними.
Я метался вперед-назад по узкому проходу между растениями, сбивая хвостом нежные цветки и листья. Хвостом? У меня уже появился хвост? На сей раз изменения зашли слишком далеко, но эта мысль не успокоила меня, а наоборот, привела в полнейшее бешенство. Как этот жалкий купчишка посмел?! Не просто сорвать орхидею, а ограбить меня, своего благодетеля! Довести до такого состояния! Цветок было не жалко, меня бесил сам факт такого самоуправства, посягательства на мою собственность. Вот они - мелкие людишки: ни капли благодарности, достоинства, элементарного уважения, лишь бы ограбить, нажиться, урвать хоть чуть-чуть сверх того, что тебе дают.
Я уже не ходил, а кружился по оранжерее и рычал. Из губ вырывались не проклятья, а нечленораздельные клокотания. Я был на самой грани срыва, и спас меня, как всегда, Рифи. Он встал у входа и, не изменяя своему спокойному тону, сказал:
- Господин, купец помещен в камеру. Если пожелаете, можете его допросить.
Я гневно обернулся к нему. Он такой же неблагодарный человек, заслуживающий только смерти, он допустил кражу, он не уследил за купцом.
Рифи так же спокойно, не изменяя своему достоинству, опустился на колени и склонил голову:
- Господин, я виноват перед вами. Я не смог предотвратить кражу и готов принять любое наказание, какое вы изволите мне назначить.
Тут я опомнился. Вид коленопреклоненного старика, вырастившего меня, остудил лучше ведра ледяной воды. Я бросился к Рифи, осторожно помог подняться:
- Рифи, тут нет твоей вины. Если бы у тебя было больше подчиненных, тебе было бы легче справляться с этой громадиной. Да и со мной.
Дворецкий посмотрел прямо мне в глаза, чего обычно не допускал, и с достоинством ответил:
- Господин, если слуги не справляются со своей работой, они могут привести в свое оправдание множество причин и отговорок. Но их халатность все равно является последствием некачественной работы дворецкого.
Я улыбнулся: Рифи всегда останется Рифи.
- Ну пойдем поспрашиваем этого несчастного, зачем он полез в мою оранжерею.
Купец выглядел так, будто он находился в пыточной уже давно: по бледному лицу стекали ручьи пота, в глазах застыл ужас, руки и ноги тряслись так, что он даже стоять не мог. Он обхватил себя руками и покачивался, сидя на узкой скамье. Губы его шевелились, словно он читал молитвы. Может, и вправду молился.
Я тихонько спросил у Рифи, не причиняли ли какой-нибудь телесный вред купчишке, почему тот так испуган, на что дворецкий ответил, что с пленником ничего не делали и, скорее всего, тот боялся будущих пыток.
Когда мы вошли в камеру, купец бросил на меня затравленный взгляд и принялся часто-часто креститься.
- Бог тебе не поможет, вор, - гневно сказал я. Меня всегда раздражали люди, легко нарушающие заповеди божьи, а потом впадающие в религиозный фанатизм и тыкающие пальцем во всепрощение.
Теперь по лицу купца потекли крупные слезы, словно он прощался со своей жизнью и не рассчитывал на спасение. Это было крайне неприятное зрелище: крупный сильный мужчина с мощными загорелыми руками, широкой черной бородой вел себя как малый ребенок. Он явно был из тех купцов, которые не перекладывали обозы на управляющих, а лично вели их по опасным дорогам и лично же защищали при какой-либо опасности. Плюс он был также довольно успешным торговцем, раз мог покупать весьма дорогие безделушки в подарок своим домочадцам, значит, он не чурался и обманывать, и обжуливать при случае. Так почему же он, такой умелый, храбрый и красноречивый, в данном случае не пытался как-то объяснить свое поведение, а сразу сдался морально и физически.
И тут меня осенило: купец не боялся ни людских судей, ни разбойников, но он никогда не сталкивался с такими людьми (существами?), как я. И, скорее всего, причислил меня к дьявольским созданиям.
Мне, законному владельцу замка и всех окрестных земель, не пристало что-либо объяснять или выспрашивать, поэтому я тихонько тронул Рифи за плечо и вышел из камеры. Впрочем, далеко уходить я не стал: зарешеченное оконце на двери было открыто, и я мог слышать все, что происходило внутри. Да, я согласен, что господину не пристало подслушивать своих же заключенных, но это наиболее простой и быстрый способ узнать интересующее меня.
Рифи, как всегда, понял меня без слов и, выждав паузу, тихонько и участливо спросил у купца:
- Что же ты, господин хороший, своего спасителя-благодетеля грабить вздумал? Чем-то мы тебе так не угодили: невкусно накормили? не мягко спать уложили?
Спустя несколько минут раздался низкий голос купца:
- Я вам очень благодарен за спасение, за приют, за кров, за угощение. И в мыслях не было делать что-то... Но ведь это ж просто цветок! Я не воровал ни денег, ни золота, ни серебра столового. И любой ущерб я готов возместить, - к концу речи его голос стал тверже и увереннее. Собственно, примерно на такие речи я и рассчитывал.
- Господин, а как бы ты поступил, если бы приютил из жалости и согласно закону божьему человека, а тот бы обокрал тебя? Как бы ты оценил стоимость семейной реликвии, переходящей из поколения в поколение? Бывает, что цена одной и той же вещи для разных людей совсем разная.
- Все верно, все так, виноват я, не знал, что цветок этот так важен для твоего господина. И если бы мог я поступить иначе...
- Так почему ты, господин хороший, решил сорвать этот цветок? Ты меня извини, старика неразумного, но не похож ты на столь тонкого ценителя природы.
В этот момент я подумал, что если купец и вправду окажется неистовым любителем цветов, то прощу его в память о своем отце. Кто знает, какими путями мой папа доставал корешки и семена своих орхидей.
- Давай, я тебе все расскажу, а уж потом ты и твой господин, - на этом месте снова была пауза и шуршание ткани, наверное, купец снова крестился, - решите, как быть, как со мной поступить.
Рассказ купца:
Сейчас я довольно успешный и состоятельный купец, более чем в десятке городов стоят мои именные лавки, у меня есть и небольшой флот, но начинал я не сказать, что бы совсем с нуля, а с одной-единственной лавчонки в моем родном городе. И так быстро подняться я смог только потому, что не боялся открывать новые торговые пути, причем первые два-три раза в каждое новое место я езжу сам, и лишь потом, разведав безопасные пути да потребности новых земель...
Вклинился тихий шепот Рифи: "да сняв самые сливки".
Да, и это тоже, я же все-таки купец. Так вот, только потом я даю разрешение другим купцам присоединиться к моим обозам. Новые земли - это всегда большие риски, но и большие доходы.
Сам я довольно рано овдовел, и дома меня ждет не жена, а три прекрасные дочери. Они ведут без меня дом, хозяйство, и я всегда из нового похода привожу им подарки: разные безделушки, украшения, все, что попросят. Причем стараюсь выбирать именно такие, которые есть только в этом месте, поэтому они у меня наряжаются ничуть не хуже знатных барышень, а то и получше.
Но видишь, какая штука: две старшенькие мои просят всегда сережки, бусы, ткани, кольца, словом, все то, что довольно легко найти, если есть деньги. А младшенькая вечно выдумает что-нибудь этакое: то ей книгу привези особенную, то нитки для вышивания специальные, с золотом там или еще чем, то специи для готовки необычные. А в этот раз она сказала, что не нужно ей ничего. Но как я всех одарю, вплоть до служанки последней, а дочку свою родную оставлю без подарка. И так ее выспрашивал, и эдак. В конце концов, она сказала, чтобы привез я ей цветок красный, необычный, какой она еще никогда не видела.
Старшим я сразу подарки нашел, да ты про них знаешь, видел-поди. Я заметил, что ваша молчаливая служаночка порылась в моих вещах, но я не против, разумная предосторожность никогда не повредит. А вот младшенькой никак не мог найти цветка. Я в них, честно сказать, вообще не разбираюсь. Потому сколько я ни смотрел на разные цветы, я не мог понять, растут у нас такие же или нет, для меня они все одинаковые - большие, яркие и пахучие.
А этим утром я рано поднялся - походная привычка: пока до дому не доеду, сплю не больше четырех часов за ночь. Будить хозяев или слуг не хотелось, вот я и решил побродить по саду, посмотреть на замок снаружи. Видел розы на кустах, но такие и у меня в саду растут, видел беседку с виноградом, а потом нашел стеклянный дом. И видно было, что там цветы разные-всякие. Я хотел заглянуть, посмотреть, вдруг там найдется цветок необычный. Не будь наказа моей дочери, никогда бы не заглянул туда, и не потому что защититься пытаюсь, а потому что не интересуюсь зеленью вообще никак, разве только в салатах каких-нибудь, петрушкой да яблоками вокруг гуся жареного.
Но в этом домике действительно оказались необычные цветы: и которые на деревьях прямо растут, и свисают со стволов. А самый красивый цветок был в глубине, вот уж действительно никогда таких не видел: красный, как кровь, огромный с голову младенца, все лепесточки резные, словно мастерица какая кружево сплела из паутинки, и запах вроде чуть слышный, но такой манящий, что я сам и не заметил, как сорвал его.
Сначала-то я как думал: увижу подходящий цветок, запомню, где он растет да как выглядит, а потом спрошу у хозяев, нельзя ли веточку взять, заплачу, сколько запросят. А тут руки сами потянулись. И не успел я опомниться, как тут вошло это... чудовище, зубы оскалило, хвостом хлещет... Уж я не знаю, кто это и как его ваш господин держит, но у меня от страха и язык, и ноги-руки онемели...
Конец рассказа.
Я стоял и внимательно слушал купца. И верил ему. Полностью верил. И про его обозы, и про дочек, и про цветок, и про то, что "руки сами потянулись". Заодно хоть смог понять, как цветок этот проклятый выглядит, а то даже рассмотреть не успел. Но слова его про чудовище словно холодной водой меня окатили.
Вот я теперь кто. Чудовище! Зубы оскалило... хвостом хлещет. Уже не человек... Как же меня обманывал Рифи? Говорил со мной словно с человеком, обращался со мной как с человеком, служил мне как человеку, а я чудовище!
Я рванул ко входу, к зеркалу, перепрыгивая через ступеньки и распахивая двери. И замер, глядя на себя.
