Вопль. Часть четвёртая.⁠⁠

Первая часть: https://pikabu.ru/story/vopl_chast_pervaya_6249002

Вторая часть: https://pikabu.ru/story/vopl_chast_vtoraya_6249352

Третья часть: https://pikabu.ru/story/vopl_chast_tretya_6249809

В палатке не спалось. Я пытался уснуть, но был слишком сильно взволнован. Да и какой сон, если в этих местах творятся дикие вещи? Каждый звук, доносящийся из тайги, теперь обретал совсем иное значение. Раньше шорохи можно было списать на животных или ветер. А сейчас, когда я увидел двух умерших, расхаживающих по лесу, когда я услышал от одного из них историю о некоем необъяснимом существе… а как помрачнел охотник, узнав, что мы откопали древний идол! Я уверен, что он нас предостерёг тем рассказом. Чтобы мы спасались, убирались из этого леса. И как знать, что означают эти шорохи? Обычное гуляние ветра или же передвижение чего-то, что дожидается затухания нашего костра, чего-то, что гораздо страшней и опасней умерших?

Я дотерпел до смены караула и вышел из палатки. Константин без разговоров сразу бы отправил меня спать, однако дядя Женя оказался более мягок, кроме того, кажется, в одиночестве он опасался отрубиться – предутренние часы самые тяжёлые, да и не молодой уже. Евгений обладал куда большим запасом скептицизма – учёный, в конце концов. Поэтому в его компании мне немного полегчало. Скоро к нашему караулу присоединился и Витя, так же мучимый бессонницей. Лучше всех в лагере спала, что удивительно, Леся. Она как очутилась в палатке – сразу отключилась. Наверное, оттого, что эмоционально измоталась, сработал защитный механизм.

Подкрадывалось утро. Небо уже потеряло свою черноту, однако ещё мерцали звёзды. Со стороны речушки можно было разглядеть туман. Всё казалось несуразно спокойным. Затем проснулись первые птицы, загорелся оранжевым горизонт. Очень скоро мы услышали шум лопастей, сначала приглушённый расстоянием, впоследствии превратившийся в чудовищный рёв. Над лагерем проплыл толстобрюхий вертолёт с синей надписью сбоку «МЧС России».

Все были разбужены и потому повылезали из палаток. Вертолёт дал круг и ушёл куда-то далеко.

– Поляну ищет, на нашей ему не сесть, – пояснил дядя Женя.

Ближайшая пригодная для посадки поляна оказалась в полутора километрах от нашего лагеря. Полицейским, коих было трое, пришлось преодолевать это расстояние пешком, наверное, поэтому они и оказались раздражёнными. Встать на рассвете, а потом ещё через тайгу переться – такое себе удовольствие. Устроили допрос. Мы рассказали всё, опустив мистические подробности, в которые с утра уже не верилось и нам самим, будто всё это случилось во сне. Показали фотографии.

– Кто фотографировал? – спросил рыжий полицейский. Я признался. После этого они будто бы заинтересовались моей персоной, отчего я разволновался – невиновен же. По их логике, если я один из первых нашёл труп, сфотографировал и вообще больше всех проявлял активность во вчерашних событиях, то уже могу быть к чему-то причастен.

– В таком максимально не популярном месте вдруг находится группа, находящая этот труп, – сказал полицейский с усами. – Естественно, что одной из версий будет наличие причастности к убийству человека, которого якобы нашли. Ну, или вы действительно нашли и не убивали его, однако в любом случае это будет рассматриваться как одна из версий события. Всё решит экспертиза, так что не волнуйтесь, если вы действительно не причастны.

Затем полицейские сняли у всей группы отпечатки пальцев, сделали какие-то записи. Чтобы не мотаться по лесам лишний раз, мне сразу же сказали отправляться с ними на вертолёте к хижине монаха, а потом и в отделение, дать показания, оформить всякие бумаги и так далее. Всех сразу везти не хотели, поэтому со мной отправился только дядя Женя.

Доставлять найденный идол на временное хранение к музею райцентра полицейские отказались:

– У нас не перевозочная компания, мы здесь совсем другими вещами заняты.

Мы прошли через лес к громадине-вертолёту и уже через минут десять приземлились в поле около хижины монаха. Как оказалось, полиции ничего не было известно о пропаже монаха. Об его исчезновении не заявляли, даже родственники. Вероятно, он уже давно порвал с ними всякую связь, никто во внешнем мире особо о нём и не пёкся. Более одинокого человека вообразить было сложно. Пропал человек – и никого это не задело.

Полицейские осмотрели участок, подметили сгоревшую постройку, спустились в погреб – вдруг там тоже труп? Однако ничего не нашли. Затем направились к бане. Открыли дверь, дождались, пока помещение проветрится. Зафиксировали тело.

– К мёртвому прикасались? – спросил усатый.

– Нет, только дверь открыли, даже внутрь не заходили, – ответил я.

– Хорошо.

Полицейские провозились с дверью – наверное, снимали отпечатки.

– Не похоже, что его кто-то запирал здесь… – пробубнил себе под нос рыжий. После этого они осмотрели труп и банный полок, на котором он лежал.

– Отойдите в сторону, нечего смотреть – мешаете, – сказал рыжий. Мы послушно удалились. Через минут десять полицейские вышли наружу, продышались свежим воздухом, выкурили по сигарете и двинулись к избе. Когда полицейские наткнулись на разобранный Аней чемодан, оставленный прямо перед кроватью монаха, то я тут же вспомнил о фотоаппарате в рюкзаке, поколебался, однако подумал, что если сокрою – будет хуже, поэтому отдал его.

– Вот. Это мы фотик отсюда достали, – сказал я. – Ещё до того, как на тело наткнулись.

Стражи порядка осмотрели фотоаппарат, сняли отпечатки. Сказали, что проявят плёнку, когда приедут в отделение.

Затем приступили к обходу остального участка. Тщательно обрыскали местность. Прошлись по кромке леса, наверное, надеялись найти и труп монаха. Вышли к речушке, немного прочесали берег. Монах вполне мог однажды пойти за водой, где-нибудь поздней осенью, а затем поскользнуться на чем-нибудь ледяном и утонуть. В таком случае тело всё равно бы выкинуло к берегу. В высокой и густой траве увидеть мертвеца издалека было нельзя, поэтому полицейские вернулись.

Внимательно осмотрели пожарище, составили протокол осмотра. Очаг возгорания нашли внизу, значит, это вряд ли была молния. Скорее всего, умышленный поджог. Место прогорело уже давно.

В сарае для овец нашли следы крови и кости. Большую часть останков монах, видимо, вынес – костей осталось там совсем немного.

Выкачав из окрестностей всевозможные улики, полицейские что-то обсудили, после чего перенесли труп охотника и прочие вещи на борт. Все мы вернулись на вертолёт и «отчалили» к райцентру, где и располагалось ближайшее отделение.

***

Пришлось отвечать на вопросы, пересказывать вчерашний день в подробностях. Пару раз я едва ли не проговорился, что этот охотник приходил к нашему костру, а ещё мы видели в лесу монаха… Оказалось, что охотник действительно давно пропал, под новогодние праздники. Просто не вернулся с промысла, его так и не нашли. Подумали, что замерз, а тело замело снегом – в ту пору была сильная метель. Такое в промысловом деле не редкость. Прибывшие родственники опознали его по шубе, а так же по метке на ружье.

С монахом дело обстояло сложней. Его тетрадь забрали на изучение. Я всё порывался спросить, что же в ней написано, однако сдерживался, дабы не навлечь подозрений. По легенде я попросту не могу знать о ней ничего необычного. В участке нашу группу уже не считали как-то причастной к делу – труп очень старый, да и археологическая экспедиция прибыла в эти места совсем недавно. К тому же у меня нашлось алиби – перед новогодними праздниками я усиленно закрывал зачётную неделю. Под конец семестра скопилась большая куча долгов из-за постоянных прогулов, поэтому пришлось разгребать. На всякий пожарный, я предъявил не особо личные декабрьские переписки с одногруппниками.

В отделении мы проторчали до самого вечера. Всё это время я отсыпался на скамейке. Под конец дня пришли результаты судмедэкспертизы – охотника никто не убивал, следов насильственных действий не выявлено. Он и вправду задохнулся угарными газами во время сна.

Охотник мог оказаться причастным к убийству монаха, однако, каковы были его мотивы? Зачем он разрушил избу, а потом отправился ночевать в баню? Пьяная драка? Следов алкоголя в тканях не обнаружили, да и вообще никаких бутылок в окрестностях не нашли. К хижине монаха прибыли неизвестные и совершили расправу? В таком случае расправа произошла до того, как промысловик решил заночевать в бане. Гильз так же не нашли и вообще никаких следов посторонних, кроме тех, что были оставлены студентами.

Перебитая отара овец – вот что не давало покоя полиции. Поначалу считали, что преступники перебили животных ради мяса, однако, судя по найденным костям, на них напали звери. Кости были переломаны, перегрызены. Только вот дверь в сарай изначально была закрыта, а по другому пути туда не проникнуть. Значит, сначала было убито стадо, хозяин животных после этого успел запереть дверь в сарай (или она была заперта уже после – охотником), а затем, вполне возможно, хищные звери, вроде волков или пробудившегося от спячки медведя, напали и на монаха.

Я отмалчивался насчёт истории, поведанной умершим охотником у костра.

Затем вызвали в кабинет и выложили на стол передо мной фотографии. Ещё не вглядываясь, я понял, что это последние фотографии монаха.

– Ознакомься, – сказал мне усатый полицейский. Я склонился над столом и, плохо скрывая любопытство, принялся их рассматривать. На всех снимках зима, сугробы и сумерки. Одна фотография была сделана ночью, из окна избы. Вспышка отразилась в стекле и безнадёжно засветила то, что хотел запечатлеть монах. Вторая фотография тоже сделана в кромешном мраке. Я узнал место – сразу за избой, где начинался лес. Виднелись чёрные стволы лиственниц, которые монах пытался подсветить фонариком. Больше ничего нельзя разобрать – слишком темно. Такими же были ещё две фотографии. Пятый кадр оказался отчётливым. Небо лазурное, солнце уже зашло, но непроглядная тьма ещё не охватила местность. У границы леса кучкой стояло семеро. Все они смотрели в сторону фотографа. Меня тут же посетило знакомое чувство страха, какое я ощутил вчера во время встречи с умершим монахом. Полицейский заметил перемену в лице, спросил, уж не знаком я с кем-то из них? Я ответил, что просто фотография страшная, необычная. Полицейский согласился со мной.

Люди были одеты по-разному и очень странно. Один в серой куртке, остальные вырядились необычно. Двое из них явно не по сезону. В центре стоял пожилой мужчина с длинными чёрными волосами и в добротной шубе. На голове у него капюшон с волчьей мордой, в руках длинный посох с навершием из черепа какого-то рогатого зверя. Рядом с ним была очень высокая рыжая девушка, тоже в волчьей шубе, увешанная верёвочками, связанными в узелки.

– Последняя фотография, – сказал полицейский. – Похоже на реконструкторов. Они обычно с археологами в одной кастрюле варятся, да?

Одежды не современные. Эти люди действительно походили на реконструкторов, но ни один мне не был знаком.

– Монах в дневнике писал, что эти незнакомцы пришли к его избе, чем сильно напугали, – сказал полицейский. – Они не заговорили с ним и ушли. Наверное, они и виновны в смерти, тем более что эта запись – одна из последних.

***

Теперь стоял вопрос о возвращении нас в лагерь на раскопки. На своих двоих преодолевать десятки километров не хотелось, да и вызов «шишиги» мог выйти в копеечку. Удалось договориться, чтобы обратно забросили вертолётчики. Те согласились не сразу, всё предлагали на следующий день. Райцентр мы покинули ещё на закате, пока было светло.

По пути дядя Женя сказал, что надо завершать раскопки. По-крайней мере, пока не найдут тех семерых. Завтра за идолом должен прилететь вертолёт. Этим же вертолётом Евгений хотел вывезти и всех участников экспедиции. Нужно было успеть за один день законсервировать раскоп, чем планировали заняться с самого раннего утра. Получается, что практика прошла лишь наполовину, но наша экспедиция раздобыла много ценнейшего материала и перевыполнила задачу, поэтому ничего страшного. Я даже немного взгрустнул – эти раскопки запомнятся мне надолго, была в них непередаваемая атмосфера таёжного лагеря. С другой стороны, я был рад убраться из этих мест. Всё испортили последние деньки.

Вертолёт сел на поляне, в полутора километрах от нашего лагеря и, как только мы отошли подальше, сразу же взлетел в чернеющее небо. Лётчики сегодня были не в духе и, похоже, куда-то спешили. Мы направились через тайгу к лагерю. Я нашёл палку и по пути принялся сбивать паутины. После вчерашнего бегства моя арахнофобия вдруг усилилась. Евгений всё радовался, что подоспеем как раз к ужину – мы целый день так ничего толком и не ели.

Сначала он достал рацию – сказать Константину, чтобы тот набивал тарелки жратвой доверху. Никто не ответил. Изначально мы не придали этому значения, однако, скоро в просветах впереди показался лагерь, откуда не донеслось ни запаха еды и костра, ни шумных разговоров или игры на гитаре. Это очень напрягло. Мы вышли на поляну с палатками. Никого. Костёр тлел – от него остались лишь красные угольки. Котёл бросили рядом, в него успели только лишь набрать воду и даже не прокипятили.

– На раскопе что ли? – спросил дядя Женя. – Чего же Константин костёр не затушил, перед тем, как идти туда? Управляющий лагерем, мать его…

В палатках было пусто, поэтому мы двинулись к раскопу. Возможно, группе снова удалось откопать что-то стоящее. Однако и там никого не оказалось. Судя по всему, дневные работы давно завершились, бортики успели подравнять, раскоп прибрали, после чего группа должна была пойти на ужин. Куда все могли исчезнуть? Евгений помрачнел.

– Бойни в самом лагере не произошло, – сказал он. – Может, успели всё-таки убежать?

Я не нашёлся, что ответить. Утешать предположениями, что «это розыгрыш» и «всё будет хорошо» – не хотелось, потому что я и сам в это слабо верил. Кажется, началось. Мы не успели вовремя покинуть тайгу.