Водка, лыжи и смысл жизни⁠⁠

Водка — десять бутылок. Консервы «Килька в томате» — пятнадцать банок. Хлеб — три бубона. Чай «Ассам» — две большие пачки. Пантюшки (в смысле, конфеты) «Клюква» — полкило. Сигареты «Полет» — десять пачек. И — все. Все, что я смог купить на те деньги, которые получил за сооружение печки на пять колодцев с выводом трубы через потолок и крышу. Сумма, конечно, смешная за такую печь, но — спасибо и на этом.

Бывали, и не раз, случаи, когда мне наливали стакан разбавленного спирта и говорили: «А теперь, бичара, вали отсюда, пока целый…» Бродягу без документов любой обидеть может. А ведь… и под драным ментовским бушлатом может биться благородное сердце…

Ладно. Я уложил покупки в мешок, распрощался с Гулькой-продавщицей, еще раз поздравил ее с Новым наступающим и пошкандыбал домой.

Дом мой представлял из себя пристройку к здоровенному курятнику-крольчатнику (который тоже я строил). Хозяин разрешил мне тут перезимовать с условием, что я буду убираться в сарае и топить печку. В принципе, куры-кролики и без печки обычно зимуют. Тем более что сарай был из самана — теплый. Но хозяина бедным назвать никак нельзя было, так что лишняя машина угля — это для него была мелочь. Зато, как он говорил: «Морозы у нас за сорок, потому не хочу я дергаться. Я их лучше съем, чем они в сосульки превратятся».

Свет у меня в пристройке был — я сам приладил скрытую петлю в месте крепления счетчика. Поэтому у меня постоянно работала здоровенная электроплитка — диаметром с полметра. Пристройка была маленькая, в ней помещались топчан и самодельный столик. И еще оставалось полметра квадратного для прогулок. Поэтому плитки вполне хватало для обогрева в любую погоду. По крайней мере, спал я без бушлата.

Наконец, добрался я до места назначения. По дорожке прошел до сарая, кстати, уборка снега тоже на мне была. Зажег в пристройке свет, скинул бушлат и стал разгружаться. От щедрот хозяин мне отдал старенький телевизор. Я его сразу включил — под музыку оно как-то веселее.

Время было где-то часа три, поэтому я рассчитывал проводить старый год с чувством и с толком. И — с расстановкой. Запихнул все покупки под топчан, открыл одну банку кильки, налил полстакана водки и — «Будьте здоровы, Борис Федорович! Спасибо. Всегда пожалста… Нормально, Григорий? Отлично, Константин!»

Теперь надо было заняться приготовлением горячих блюд. У хозяина была своя пекарня, и он мне сразу подкинул два мешка муки. Поэтому фирменным блюдом в моем ресторане были галушки. С различными добавками. Когда они бывали — эти добавки.

Я взял кастрюлю… и завыл. Мать-мать-мать-перемать… Соли-то у меня нету! «Штоб тебя на том свете так галушками кормили!» — сказал сам себе. Но… хочешь не хочешь, а идти опять в местный «супермаркет» придется. Хлопнул я еще полстакана, посидел, покурил. Напялил бушлат и поперся в свой скорбный путь.

Проходя мимо автобусной остановки, заметил на скамейке маленькую скукоженную фигурку. Интересное кино — думаю. Автобусы не ходют, в такси — не содют, за неимением таковых. Подошел, тронул фигурку за плечо: «Не спи, замерзнешь!»

В данной ситуации это была совсем не шутка. Человечек поднял голову и сердито сказал: «Чего надо?» Это оказался пацанчик лет десяти. Явно совсем недавно плакамши. Я бухнулся на скамейку рядом с ним:

— Да мне особо ничего не надо. Кроме того, штобы ты тут дуба не дал. Где живешь-то?

Пацан шмыгнул сопливым носом:

— Ну, на Калинина… — и, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: — Там гости собрались. Все уже почти пьяные…

Я засунул руку под бушлат и почесался:

— И че? Еще неделю все тут пьяные будут. А ты так и будешь здесь пингвина изображать?

Пацан прерывисто вздохнул:

— Да не. Посижу… и обратно пойду, — и вдруг его как прорвало. — Дядь, ну почему люди обещают, честное слово дают, а потом обманывают?

Вот это, подумал я, вопросик. Мне б кто объяснил это… явление природы. Я плечами пожал:

— Всяко бывает. Может, не было у человека просто возможности — обещание выполнить. Хотя, братишка, по мне — лучше не обещать. А просто сделать…

Пацан кивнул:

— Отец, когда так не пил, он так и делал. А теперь только обещает…

Я пихнул его локтем:

— Ежли не секрет, че он тебе пообещал-то?

— Лыжи беговые. Я свои сломал на горке. Ребята все катаются. А он говорит, не получилось в этот раз, а со следующей получки — обязательно, говорит. А я ему уже не верю…

— Нда-а… Хреновые дела… — подумал я. По себе знаю, что такие обломы в детстве переживаются очень тяжело. Жить даже дальше не хочется — беспросветная тьма впереди мерещится… Йе-эх! Сто раз зарекался не лезть в чужие дела…

В общем, если коротко, Гулька-продавщица долго таращила на меня раскосые глаза, когда принес ей обратно почти все свои покупки (оставил себе один пузырь и пару пачек сигарет). Все спрашивала:

— Да что случилось-то?

А я ржал:

— Профессию меняю. В Деды Морозы ухожу. Хочешь, тебе женишка в полночь в мешке приволоку?

Гулька махала рукой:

— Да ну тебя!

Денег на лыжи не хватило, но обычно суровая Айгуль дала в долг. Видели бы вы глаза того пацанчика!.. Водка что — ее выпил и забыл. А вот счастливый человек запоминается надолго. Он начал что-то мямлить:

— А отец спросит — откуда взял?

Я хлопнул его по плечу:

— А ты сразу не показывай. А потом скажешь, что это он сам и купил. Он хрен вспомнит!

Пацан засмеялся:

— Это точно!

Наелся я галушек без добавок и не стал дожидаться двенадцати часов — завалился спать.

P.S.: С удивлением обнаружил что этот замечательный рассказец не ищется на Пикабу. Решил устранить несправедливость.

P.P.S.: Борис Федорович прожил нелегкую жизнь, много работал, был геологом, матросом, строителем, журналистом, бичом — много скитался по огромной стране СССР. Писал всегда, но публиковаться начал поздно. В январе 2015 года его рассказ «Водка, лыжи и смысл жизни» стал лауреатом конкурса рождественского рассказа «Ленты.ру». Как емко высказался в комментариях к этому произведению один из наших читателей — «вот на таких русских мужиках добро и держится!», — имея в виду автора рассказа и одновременно его лирического героя. В следующем году вышла книга его рассказов «Исповедь раздолбая», за которой последовали еще несколько сборников рассказов. После смерти Бориса осталось ощущение нереализованности большого русского таланта.