Виновата ли я (ч. 1)

- Ты просто дура, если дожила до этих лет, но так и не научилась постоять за себя! Разве ты не могла сказать той корове за прилавком, что она корова? Нет, должна была подойти взрослая тетя Лариса, которая случайно оказалась в том же магазине и поругать всех, кто обижает мою маленькую девочку Лену! Ты вечно собираешься держаться за мою юбку? Ну, скажи мне, почему я рядом с тобой ощущаю себя как минимум в два раза старше? Почему в двадцать один год ты не можешь выглядеть хотя бы на восемнадцать?! Тебе же пятнадцати никто не даст! – Лариса ходила у меня по квартире, хлопала дверьми и кричала на меня то из кухни, где я же и сидела, то из ванной, то из спальни…

-Почему? – тихо поинтересовалась я.

- Потому что современные пятнадцатилетние на тридцатник выглядят!

На мой взгляд, Лариска разошлась из-за пустяка. Я всего лишь сходила в магазин за сыром. И на мой робкий протест, когда мне отрезали сыр с края, желтый и крайне неаппетитный, продавщица начала громко возмущаться, что сыра с середины на всех не хватит, а «корку жрать никому не хочацца!» 

И совершенно случайно в соседнем отделе стояла в очереди за хлебом моя одноклассница Лариска, с которой мы дружим еще со школы…

Я думала, она заставит продавщицу сожрать этот сыр. В итоге домой мы с Ларкой пошли вместе, и в моей сумке лежал кусок великолепного, свежего, вкусного сыра, на который мне почему-то даже не хотелось смотреть. Я же не виновата, что родилась в интеллигентной семье и с детства считаю, что ругаться и скандалить в общественных местах неприлично. Пару раз, правда, приходилось, но я предпочитаю об этом не вспоминать.

В данный момент Лариска сидела напротив меня, пила чай и смотрела на меня, как… На вас когда-нибудь смотрел удав? Сейчас я сразу вспомнила свой давний поход в террариум. Хоть Лариса и не змея по натуре, но… В общем, я повернулась к ней и вздрогнула.

- Не дрожи, не съем. Я и сыром наемся, отвоеванным у той грымзы.

- Спасибо тебе, - в который раз уже сказала я, вздохнув при взгляде на сыр.

- Сколько можно благодарить? Вежливость хороша, но в меру. К примеру, если ты будешь спрашивать у прохожего: «Извините, пожалуйста! Не будете ли вы так любезны подсказать мне, который сейчас час», то он от тебя шарахнется на середине фразы. Но это я так, к слову. Тебя надо перевоспитывать, подруга. Причем, немедленно.

- Боюсь, мама с папой моего перевоспитания не одобрят.

- Слушай, я еще раз тебе напоминаю! Ты даже по европейским законам совершеннолетняя! А с твоим дурацким хвостиком и джинсами в бантиках, которые, скорее всего, одобряет твоя мама, не тянешь даже на старшеклассницу!

- Они мне нравятся… И мама моя здесь ни при чем.

Я все еще пыталась как-то сопротивляться. Но в спорах с Лариской почему-то всегда проигрываю.

- Вот тебя мы и будем перевоспитывать, а не твою маму. Если ты до сих пор не научилась сама принимать решения и обходиться без мамкиной и Ларискиной юбок!

- Не кричи так, пожалуйста, а то соседи подумают, что меня грабят.

- Не подумают. Ты грабителям будешь вежливо показывать, где что лежит, лишь бы они на тебя не обиделись. И соседи твои это знают. Все, завтра же ты пойдешь в парикмахерскую и отрежешь этот свой дурацкий хвост.

Я оглянулась, пытаясь увидеть длинный мохнатый хвостище, растущий у меня из задней части джинсов c бантиками, но ничего такого не заметила, о чем честно и сказала своей подруге…

Честно говоря, мне совершенно не хотелось становиться самостоятельной сразу после школы. В смысле, идти работать и жить отдельно от родителей, а не в том, который подразумевала подруга. Но я ведь родилась в интеллигентной семье, а это значит – мама работает учителем в школе, папа – преподавателем в мединституте, где, кстати, училась Лариса. Понятно, что у них за зарплаты. Вот и пришлось облегчить им жизнь и уйти из родительского дома. Удачно получилось тогда с квартирой: моя тетя уехала в Европу на Пэ эМ Же и оставила мне свое однокомнатное жилище, которое находилось на соседней с нами улице. Я туда и перебралась вместе со своими мягкими игрушками, молодежными журналами и кучей романов о любви. В этих книгах все героини были, как одна – стройные, красивые, с умопомрачительной красоты глазами. Не скажу, что отождествляла себя с ними: глаза у меня самые обыкновенные, темно-карие, красотой особой тоже природа не наделила. Не уродина, конечно, но и не «Мисс Урюпинск». Вот с фигурой мне повезло: работаю я продавщицей в частной булочной, так что на мучное смотреть не могу, чем и объясняется моя «осиная» талия и прочие стройные формы.

Такие мысли вились в моей голове, пока я шла в парикмахерскую. Для меня посещение цирюльни такая редкость, что по этому поводу я надела костюм, купленный для сдачи экзаменов. Мне казалось, что в нем я выгляжу немного старше, но, когда я зашла в салон, я поняла, что мне это действительно только казалось: парикмахерша окинула меня взглядом кошки, у которой в холодильнике застряла мышь: что бы это со мной сделать? Мое нелепое бормотание по поводу трудности выбора стрижки она даже не слышала. Наверное, она считала, что каждая девушка, приходящая к ней, просто обязана знать, чего она хочет. Мое же пожелание, а вернее, Ларискино, - выглядеть хотя бы немножко старше. В итоге я махнула рукой и сказала:

- На ваш вкус, но желательно покороче.

- А жалко потом не будет?

Да уж, я восемь лет не обрезала волосы. Я только вздохнула и отдалась в руки людей, знающих свое дело. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Через три часа практически неподвижного сидения я наконец-то смогла встать с этого инквизиторского кресла пыток. Увиденное в зеркале мне понравилось – я начала выглядеть на восемнадцать-двадцать лет. Все равно младше, чем есть на самом деле, но не на пятнадцать же! Меня постригли не совсем коротко, волосы остались до плеч. И, оказывается, у меня они образуют такой чудесный объем! Никаких дорогих средств не надо. А еще меня сделали блондинкой. Говорят, если девушка покрасится в белый цвет, то умом не будет отличаться от «блондинки с рождения». Но я в это не верю: если девушка дура, то от цвета волос это не зависит, так что с перекраской волос я не боялась потерять свой ум.

В холле стояло большое зеркало, и, проходя мимо него, мне захотелось пойти на дискотеку, потому что, если бы я начала танцевать от радости прямо здесь, меня бы не поняли, и продолжать пришлось бы в собственной палате.

Лариса, зашедшая вечером на чай, осталась мной довольна. Почти.

- Ну что, осталось только подобрать новый гардероб и можно считать тебя человеком. Или ты и дальше собираешься в своих бантиках ходить?

Чувствуя угрозу в ее голосе, я поняла, что в магазин за новыми шмотками идти придется.

Назавтра, увешанная покупками, как елка в Новый год, я заходила в свой подъезд, переживая, что большую часть зарплаты уже как корова языком слизала, а до получки еще половина месяца. В общем, наверное, опять придется идти к родителям. Идти-то недалеко, не в этом дело. Просто не хочется у них брать деньги. В долг они никогда не дают: когда я пытаюсь вернуть то, что брала, они грозятся вообще со мной перестать разговаривать. Но я ведь работать пошла, чтобы им легче было, а в этом году уже третий раз за помощью к ним придется обращаться. Хотя, может, и дотяну… Почему тут так темно?

И тут у пакета не выдержала ручка.

Мысленно ругаясь (вслух не позволяло воспитание), сидя на корточках, одной рукой прижимая к груди пакеты, а другой – собирая рассыпавшиеся яблоки, я услышала наверху деликатное покашливание. Наверное, кто-то тоже в интеллигентной семье вырос. Я аккуратно отодвинулась, освободив место для прохода, но им почему-то никто не воспользовался. В смысле, не прошел никто. И тут надо мной раздалось:

- Девушка, я вас, наверное, огорчу, но вы собрали половину моих яблок.

- Как – ваших? Я ведь только что их рассыпала! – нет, ну и наглость у людей! Готовы чужое прямо из рук вырвать.

- Правильно, вы. Но за минуту до того, как у вашего пакета лопнула ручка, не выдержал мой. И тоже с яблоками, - спокойно и доходчиво объяснял мужчина. И я решила ему поверить: уж больно голос был хороший. Уже более вежливо я поинтересовалась:

- И как мы теперь их делить будем? У вас сколько килограммов было?

- Один. Мне много не надо, у меня дома кучи детей нет. А у вас? – Парень, видимо, решил не терять времени даром. Он присел рядом и стал помогать собирать яблоки в пакет. Знать бы еще, как он выглядит, было бы вообще прекрасно. Надеюсь, на Квазимодо не похож.

- А у нас в квартире квас. И самогонный аппарат стоит, так что чужих не пускаю. Я сейчас весы вынесу, и разберемся с яблоками. Кстати, а почему вы их не собирали до того, как у меня пакет порвался? Пока я поднималась по лестнице.

- Я собирал. Но когда входная дверь хлопнула, я встал и отодвинул яблоки к стене, чтобы вы прошли.

- А я не прошла… Ой!

Мы схватили одно яблоко, я дернула сильнее, но он не отпустил, и мы вместе положили его в пакет и рассмеялись.

- У вас такой хороший смех… Почему я вас раньше здесь не видел?

- Вы и сейчас меня не видите. Лампочка-то перегорела.

Мы поднялись на мой второй этаж, сюда хоть доходил свет с третьего. Я открыла дверь, включила свет в прихожей и оглянулась. М-да. Вы когда-нибудь встречали принца? Вот он был принцем всех моих мечтаний: высокий симпатичный кареглазый брюнет. «Ага, только коня не хватает. Сейчас свистнет, сядет и поскачет!»

Чтобы не хихикнуть, я отвернулась. Всегда мой внутренний голос, почему-то так похожий на Ларискин, влезает не вовремя. А костюмчик у принца ничего…

Я сбегала на кухню, принесла весы и увидела, что принц этот стоит и смотрит в пакет.

- Хорошо, что мы не дальтоники, правда? – проговорил он, и мы просто зашлись от хохота: яблоки в пакете были разные по цвету – мои зеленые, «польские», и его красные. Я принесла еще один пакет и отложила в него свои. Мы попрощались, и я закрыла дверь, но в нее тут же позвонили.

- Извините, - мило улыбался красавец,- А как вас зовут?

Надо же, додумался спросить.

- Лена. А вас?

- Дима. А можно номер телефончика?

- Дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде…

- Что? – парень точно не читал старых русских анекдотов.

- Ничего. Вы же знаете, где я живу, зачем вам еще и телефон?

Похоже, его немного озадачило мое поведение. Я явно иду не по принятым схемам развития отношений.

- Ну… Не знаю. Вот, например, буду идти домой и позвоню вам. Если вы дома, я купил бы по дороге букет. Для вас. Или тортик к чаю. Ведь если я с тортиком приду, вы меня уже не прогоните, вам неудобно будет. Я прав?

- Предположим, если меня нет, букет можно у себя в воду поставить. А тортик занести любимой подруге. Ладно, записывайте, уговорили.

Мы опять попрощались, на этот раз уже совсем. Новый образ проявлял себя во всей красе! Простите за каламбур. Еще позавчера я бы даже не подумала так разговаривать с практически незнакомым человеком. А тут… Я позвонила Лариске и уже через полчаса она сидела у меня на кухне и вовсю меня критиковала. Впрочем, как обычно.

- Вот видишь, я же говорила: стоит только почувствовать себя взрослой, и это почувствуют и мужики! Что он сказал? Что тебя раньше здесь не видел? Правильно, потому что он раньше видел здесь зачуханную соплячку, с которой свяжись – и за растление могут посадить. А сейчас он встретил вполне самостоятельную девушку, «полумесяцем бровь»…Радуйся, подруга! Поперло! Ты наконец-то начинаешь жить. И не забудь потом на свадьбу пригласить, а то знаю я вас, благодарных…

- Он меня только при тусклой лампочке видел. При дневном свете он от меня побежит, как от чумы.

- Поверь, он тебя еще в темноте на лестнице разглядел. Твоя сияющая… лицо освещало всю площадку, я уверена.

Я вздохнула. Лариска – это Лариска, если ей что-то в голову втемяшилось, не скоро оттуда выветрится. Как было с Юрой, два года назад. Я уже давно с ним рассталась, думать про него забыла, а она еще долго не могла успокоиться и пыталась нас помирить. Слава Богу, у нее ничего не получилось: Юрка ужасный бабник, и за год нашей, так сказать, любви, он меня ужасно утомил чужими волосами (в том числе, лобковыми) в ванной и на его одежде и всякими сообщениями, присылаемыми неизвестными лицами, надеюсь, женского пола, на его мобильный – нежными, а на мой – угрожающе-страшными.

Ладно, хватит о прошлом, пора привыкать к настоящему. Даже к конкретному настоящему, по имени Дима. Кстати, когда прощался, обещал зайти завтра.

Попив с Ларисой чая с пирожными, я проводила ее, закрыла дверь и подошла к зеркалу. Видимо, я еще не успела собой налюбоваться, потому что простояла у него полчаса, восхищенно проводя рукой по волосам и поражаясь странно заблестевшим глазам. Любовь с первого взгляда? Вернее, со звука…

Я хмыкнула и пошла в ванную. Где опять проторчала у зеркала все время, пока наливалась вода. Давно у меня не было такой тяги к своему отражению. Помню, в детстве я тоже любила смотреться в зеркало подолгу, иногда мама даже не могла до меня докричаться – так я была занята рассматриванием своего лица. Потом это увлечение как-то забылось, стало меньше свободного времени, да и лицо перестало меня привлекать: я думала, что я намного некрасивее своих одноклассниц и не хотела себе лишний раз об этом напоминать. Ладно, хватит об этом. Теперь я красавица. И снова смеяться захотелось от восторга, от осознания: я всегда была красива, только не было рядом человека, который сказал бы мне об этом! Ведь людям всегда нужно подтверждение чего-либо, сами они ни в чем не уверены… Сегодня для меня таким подтверждением стало знакомство с молодым человеком. И по тому, как он на меня смотрел, я еще раз убедилась: чтобы стать уверенней в себе, нужно очень мало: всего лишь понять, что ты не хуже других. Но зачастую это и бывает самым сложным.

На следующий день мы сидели с Димой на моей кухне, и я угощала его только что изобретенным салатом, в состав которого входили и злополучные яблоки. Мы долго разговаривали, я узнала практически все о его детстве, он – о моих родителях. И, когда мы пили чай, он признался:

- Знаешь, мне кажется, что мы знакомы если не всю жизнь, то по крайней мере долгие-долгие годы… По крайней мере, мне ни с кем не было так хорошо и легко, как с тобой. Я имею в виду, разговаривать, - поправился он. – По-моему, я в тебя влюбился, правда, не знаю, как ты к этому отнесешься.

Я только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Кажется, я тоже. У меня такое чувство возникало лишь два раза, и оба раза ничем хорошим не закончились. Первый раз со мной приключилась большая любовь еще в школе, к сожалению, неразделенная. И ему я тогда сказала точь-в-точь эту же фразу. Я отвернулась от Димы и зажмурилась - в ушах зазвучали жестокие, озлобленные голоса «любящих» одноклассников, скандирующие: «Су-ка! Су-ка!», стены снова закружились перед глазами…

- Лен, с тобой все в порядке? Ты не бледней, пожалуйста! Или это я на тебя так действую? Я могу уйти…

- Да нет, не уходи. Это так, вспомнила кое-что… неприятное.

- Так может, и не надо вспоминать неприятные вещи?

- Я бы и рада забыть очень многое из прошлого. Очень хочется стереть из памяти кое-какие моменты, но это невозможно. К сожалению.

- Неужели у такой красавицы может быть что-то неприятное из воспоминаний? По-моему, там должны быть одни комплименты и цветы.

- Где – там? – стормозила я.

- В памяти твоей, чудо!

Я хмыкнула, наконец отвлекшись от своих мыслей. Видел бы он меня вчера утром, он навряд ли даже обратил бы на меня внимание. Красавица! Видел бы меня сейчас он! Но, к сожалению, он меня не увидит.

Все, настроению моему кранты. Надо срочно провожать Диму, а то он подумает, что это из-за него. Он же не виноват, что мои воспоминания не вовремя вылазят из своих закутков, как обнаглевшие толстые крысы… Но и я в этом не виновата. Я вообще ни в чем не виновата! Я твердила это себе на протяжении четырех лет, но почему я даже сама себе не верю? Я лепетала что-то про судьбу, про случайность, про совпадение, но даже сама не верила в это, чего же ждать от других?

Я провела его до двери, прошла в комнату и легла на кровать. Воспоминания снова нахлынули, взбудораженные одной-единственной фразой Димы, так неудачно попавшего мне в самое больное место, но даже не подозревающего об этом. И по его вине мне в очередной раз пришлось пережить все, что произошло четыре года назад…

***

- Семеновская, к доске!

Я встала с места, поправила юбку и прошла к учительнице. Отвечать урок у доски я никогда не боялась, хотя и чувствовала себя всегда как дура, стоящая перед классом и повторяющая наизусть полпараграфа, заданного на дом. Неужели так обязательно рассказывать это всему классу? Тем более что бОльшая его часть меня не слушает. Вон, Петровский со Смоляковым мобильники сравнивают, у кого круче, две парты элиты нашего класса – первые красавицы в количестве четырех девушек - рассматривают каталоги с косметикой… В общем, всем совершенно параллельно, что происходило во Франции три века назад. И только мне, как самой умной, это зачем-то надо. Но мне ведь все равно дома вечером нечем заняться, гулять не хожу, вот и учу уроки. Не могу же я тупо любоваться весь вечер на его фотографию! Тем более, что ее у меня нет…

А он тоже на меня не смотрит. Разговаривает о чем-то с Юлькой, смеется… Сколько бы я отдала за то, чтобы он со мной так поговорил! Но меня он даже не замечает. По-моему, он даже не помнит, как меня зовут. Зато я его имя даже во сне повторяю. Алексей. Леша. Алешенька. Черт бы побрал эту любовь, мне от нее одни переживания!

Машинально дорассказав урок и получив привычную пятерку, я села на место.

- Ну что, сучка, выпендрилась? Смотри, когда сильно умная, обычно голова часто болит.

И этот шепот сзади тоже уже был привычным. Катя, сидящая за мной, была нелюбима большинством одноклассников и с недавних пор пыталась отыгрываться на мне. Руки, правда, не распускала, а эти шепотки в спину мне не мешали нисколечко.

- Интересно, откуда ты об этом знаешь? Ты, вроде бы, особым умом не страдала с первого класса…

- Да нет, просто я таким умным часто в голову стучу. И она потом у них болит.

В слове «голову» она поставила ударение на букву «У». Дярэвня…

- Это что, угроза? – я повернулась и удивленно посмотрела на нее: я была выше на полголовы и по весу намного ее превосходила. Нет, не я была толстая, наоборот, Катю называли «дистрофичкой». Поэтому и угроз с ее стороны я тоже не боялась: мне наши пререкания напоминали известную басню. Ту самую, про слона и Моську.

Она невнятно пробормотала «Угу» и отвернулась к соседке по парте – флегматичной Наде, у которой в жизни один принцип: «не тронь меня, и я тебя не трону».

Прозвенел звонок. Все повскакивали с мест, похватали свои вещи с парт, в беспорядке запихивая их в сумки и ломанулись к дверям, как будто боялись не успеть покурить. Хотя никто не приходил на урок раньше, чем докуривал сигарету. Я молча и быстро сложила тетради в сумку и вышла из кабинета. Следующая у нас математика. Опять я буду отвечать одна, решать уравнения, вычислять корни… Надоело. Хоть бы раз прийти на урок накрашенной, в умопомрачительной мини-юбке, и на вопрос училки, неважно, что она спросит, ответить: «А не пошла бы ты?...». А потом собраться, встать гордо и выйти из кабинета, жуя жвачку. Спрашивается – а чего приходить? Я хмыкнула. Ладно, к черту мечты. Я даже никак не решусь ему признаться, что люблю его, а на такое у меня и подавно духу не хватит.

- Семеновская, о чем это ты задумалась? Никак, влюбилась в кого-то! Признавайся, кто этот счастливчик?

Раздалось почти лошадиное ржание. Это мои одноклассники развлекаются обычным способом – доставанием кого-либо. К сожалению, в этот раз на месте кого-либо оказалась я.

- Да ты что, разве может наша умница в кого-то влюбиться? Она сначала все десять раз продумает, потом формулу выведет, составит уравнение «х+у=3» и решит не влюбляться.

Самое интересное, что они действительно так обо мне думают. Ну и бог с ними. Я молча прошла мимо и села на свое место. Благо, сижу одна, рядом некому доставать.

- Не, ну подруга, ты, наверное, нас за людей не считаешь? Не уважаешь? Или мы не достойны с тобой разговаривать? О, прекрасная Елена, снизойди к нам, удостой словечком…

- Оставь ее в покое, чего вы прицепились к Ленке?

Я оглянулась. Лариска Аверченко отвлеклась от разговора со своим парнем, который уже окончил школу, и уже некоторое время прислушивалась к словам Коли Петровского, в школе более известного, как «тот самый Колян». И решила вмешаться. Я встретилась с ней взглядом.

- Ничего, Ларис, пусть дети порезвятся. Я все равно на это внимания не обращаю.

- Ну да, конечно, ты же выше этого! – подхватила Юлька, - Это нас ты быдлом считаешь, а себя до небес превозносишь.

- О Господи… - вздохнула я и отвернулась. Что с убогих взять? На больных не обижаются.